«Любое проявление живого искусства несет угрозу для омертвелых театральных организмов»

СРАВНЕНИЕ С АВИНЬОНОМ — ПОШЛЫЙ ТРЮИЗМ

С некоторых пор «Свияжск АРТель» стало модно называть новым или вторым Авиньоном, но мы так делать не станем, ибо это пошлый трюизм. Сравнение с детищем Жана Вилара не просто некорректно, но вполне бессмысленно. Да и зачем подковывать аглицких блох? Они от подобных манипуляций теряют прыгучесть. Пишу об этом с единственной целью — не дай бог организаторы — фонд поддержки современного искусства «Живой город» — всерьез отнесутся к этой утопической идее — чему-то там соответствовать.

На мой взгляд, свияжские летние резиденции сами по себе явление уникальное и перспективное. Настолько, что по прошествии трех лет, трех лабораторий рискну назвать «Свияжск АРТель» среди главных культурных специалитетов Татарстана. По гамбургскому счету, без игры в поддавки и желания потрафить симпатичным мне людям — Инне Ярковой, Артему Силкину и растворившейся в неземном эфире Диане Сафаровой, чье присутствие на мероприятиях «Живого города» традиционно незримо, но осязаемо. Разумеется, специалитетов современных, творимых с помощью прекрасного нашего министерства культуры. Долой иронию! На фоне абсурда и мухлежа, происходящего в федеральном ведомстве или у соседей, например, в Пермском крае, где самодур-министр уволил одного из лучших театральных руководителей — Бориса Мильграма, наше родное министерство видится мне оплотом профессионализма, здравого смысла и хорошего вкуса. Во всяком случае, поддержка креативных инициатив «Живого города» и в их числе «Свияжск АРТели» — дело богоугодное и стратегически верное на 100%.

Для осознания масштаба явления, конечно, нужно еще какое-то время, нужны еще события, театральные артефакты, отклики профессионалов и восторги неофитов, но уже сейчас понятно — театральное будущее Казани и республики отныне непредставимо без подобных проектов. Они расширяют наши представления о театре, его предмете, языке, функциях и задачах. Угрозы театрам репертуарной модели эта проектная деятельность не несет, напротив. Постоянно сотрудничающие с фондом «Живой город» актеры казанского ТЮЗа приобретают бесценный опыт, работая с режиссерами, которых по тем или иным причинам сам театр пригласить бы не смог, над таким материалом, который включить в репертуар вряд ли отважился бы. Безусловно, любое проявление живого искусства несет потенциальную угрозу для погрязших в рутинерстве и лозунговой трескотне омертвелых театральных организмов, проверяет на прочность их аудиторию. Но разве это проблема проектных инициатив, лабораторий, фестивалей?

БЕЗ ПРЯЖКО, НО С МЕСТНЫМИ КАДРАМИ

Организаторы лаборатории придумали правила — на неделю-другую на острове поселяется драматург, который пишет текст, навеянный видами Свияжска, его легендами и прочим фольклором, речами его жителей, документами, архитектурой, хреновухой etc. Ограничение одно — темой пьесы должен стать Остров, количество и качество творческих стимулов не ограничено. Затем в течение недели режиссер с актерами (прошедшими самый настоящий кастинг) должен сделать эскиз по свеженаписанной пьесе. А 30 июля наступит день Х! Плоды почти месячных усилий обретут плоть и будут явлены зрителю!

Были сформированы три пары «драматург-режиссер»: Юрий Клавдиев — Роман Феодори, Павел Пряжко — Дмитрий Волкострелов, Павел Поляков — Регина Саттарова. Если первые две пары в представлении не нуждаются, то участники третьей, наши земляки, еще только делают первые шаги как в драматургии, так и в режиссуре. Строго говоря, писать пьесы Поляков начал буквально в этом году. После мощного дебюта в рамках проекта СТД РТ «Казань, я люблю тебя!» Саттарова на несколько лет пропала — училась в Москве: сначала на театроведа, потом на кинорежиссера — и вот триумфально вернулась, поставив за полгода несколько знаковых спектаклей по заказу «Живого города». Как это часто бывает, в дело несколько раз вмешался случай. Казанская пара получила предложение аккурат после успешного показа эскиза «В розовом» в рамках театральной лаборатории «Город АРТ-подготовка» — художественный руководитель всех «живогородских» лабораторий Олег Лоевский как раз искал местного автора и режиссера для Свияжска. Согласившийся было минский драматург Пряжко вынужден был отказаться от участия в проекте. Так Волкострелов остался один.

АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ СВИЯЖСК ДМИТРИЯ ВОЛКОСТРЕЛОВА

Итак, Волкострелов остался один, но отказался от сотрудничества с другим драматургом. Оно и понятно — Пряжко заменить невозможно. Режиссер стал един в двух лицах. Тексты к спектаклю-акции под названием «Музей мест которые» написаны им самим при участии 5 актеров, прошедших кастинг и отобранных из 200 желающих. Нельзя сказать, что «Музей мест которые» выбивается из общей стилистики спектаклей Волкострелова, и все же это новый для режиссера опыт. Сам он на обсуждении и в личном общении старательно избегал слова «спектакль». То, что мы увидели, — это музей, и никак иначе! «Музей мест которые» представляет собой 15 локаций неравномерно разбросанных по всему острову. Что это за места? О, они внешне разнятся между собой, их роднит принцип, который не сразу себя обнаруживает. Но, судя по устным выступлениям зрителей, рано или поздно замысел режиссера коснулся почти каждого. Кроме, разумеется, тех, кому претит современное искусство, и, в частности, театр Волкострелова. На программках, кроме карты локаций, содержатся «Правила посещения музея». Стоит в них вчитаться, осмыслить:

«Часы работы музея: 12.00 - 13.15, 14.00 - 15.15, 16.00 - 17.15;

— места музея обозначены на карте;

— начинать посещение музея рекомендуется с любого места, не зависьте от цифр;

— рекомендуется посещать музей в одиночестве;

— во время посещения музея не рекомендуется разговаривать;

— пожалуйста, не вступайте в коммуникацию с сотрудниками музея;

— музыкальная пьеса Джона Кейджа 4’33’’ исполняется в месте №10 (в 13:30, 15:30, 17:30)».

Поначалу мы в компании Лоевского, кинорежиссера Алексея Федорченко, драматурга Ярославы Пулинович и казанского режиссера Алексея Брайнина (людей неслучайных) самоуверенно не обратили должного внимания, не придали значения этой информации. А зря! Мало того, что мы сбились с пути и прошли нужный поворот, но и само групповое посещение этих странных мест мешало подлинности восприятия. Оказываясь в компании с кем бы то ни было, ты перестаешь быть самим собой, а кроме того, линейное наше сознание, несмотря на предостережения музейщиков, впадало в зависимость от цифр. Потребовалось некоторое время для того, чтобы выстроить идеальную коммуникацию с текстом этого спектакля.

Места были заботливо огорожены специальными лентами. Они представляли собой забытые богом и экскурсоводами уголки Свияжска, пролегающие параллельно туристическим тропам, и воссоздавали альтернативную реальность. Например, занятная коряга на берегу Свияги. Или калитка и забор. Или крутой склон, где обитали киты. Или место, где встречаешься с вечностью, а позади тебя — дверь. Или автомат для превращения обыкновенных монет в сувенирные. Или площадь перед школой, место, где просто звучит музыка. Каждая локация снабжена табличкой с таким вот примерно текстом: «место которого больше нет», «место в котором калитка в прошлое», «место в котором встречается прошлое и настоящее прекрасное и уже невозможное», «место в котором вскрываются щемящее-забытые острова памяти», «место в котором приходит принятие того что было настолько дорого что должно было быть забытым». Если повезет (мне повезло дважды), ты встретишься с актерами, то есть сотрудниками музея, которые прочтут тебе текст на тему места. Не тот, что на табличке, — свой, сокровенный.

Можно много и долго, даже плодотворно иронизировать над спектаклем-«пустышкой», наполненным воздухом, над новым платьем короля и пр. Можно понять другое, и многие это поняли. Волкострелов почти из ничего создал-соткал альтернативный нетуристический Свияжск, заставив как зрителей-посетителей своего музея, так и примкнувших к ним случайно туристов и даже самих островитян взглянуть на те места острова-града, которые всегда остаются на задворках внимания, сумел возвысить простые предметы и места до уровня арт-объектов, пространственных, визуальных метафор. Они и есть подлинный Свияжск.

О ПРАВЕ НА ИНАКОВОСТЬ

«Единственный берег: три текста для исполнения» Клавдиева с актерами казанского ТЮЗа сделал не просто молодой талантливый режиссер Феодори, но режиссер-театростроитель, выведший в лидеры детского театра красноярский ТЮЗ, свой брат по крови, единомышленник. Родство актерской игры и режиссуры очень чувствовалось в этом эскизе, взаимопонимание очень ощущалось. Все это шло во благо театрального прочтения одного из самых сильных текстов Клавдиева, а возможно, одного из самых сильных текстов современной русской драматургии. То обстоятельство, что это три разных текста, не должно нас смущать. Единство темы было прекрасно понято режиссером, осуществившим очень качественный монтаж фрагментов, превратившим три текста в один. Не исключено, судя по реакции автора, что именно этот вариант станет каноническим. Но поживем — увидим...

Прожив почти месяц на острове, перезнакомившись со всеми достопримечательностями, включая некоторых местных жителей, вдосталь насладившись знаменитой свияжской хреновухой и не менее знаменитой ухой, собрав все сказания и мифы, все островные легенды, Клавдиев написал три текста, три сказа по своей метафорической мощи и красоте языка вполне сопоставимые с прозой Лескова, Бажова, Платонова... Первая часть («Звезды») — это монолог юродивого богатыря, прибившегося к монастырю и рискнувшему отомстить «братишкам и товарищам» за поруганную честь отца-настоятеля и монахов и за то распятого революционерами на кресте. Но не сюжет движет действие, а сказ, слово, аккуратно подхваченное и умноженное актерским трудом Анатолия Малыхина. Там, конечно, есть пространство для роста в роли и опасность переусердствовать и утратить органику исполнения, но в целом эта одна из самых сильных работ, актера, если не самая сильная.

Вторая часть — «Река» — поручена режиссером опытной Елене Калагановой, умеющей работать на полутонах, постепенно развивать действие, с запасом сил выходить на кульминацию. «Река» — в известной мере «рамочная» история, призванная прослоить, зацементировать две другие, имеющая, впрочем, и собственное художественное значение. Она, эта история, довольно предсказуема: монолог Реки, сначала негодующей на мировой порядок, а потом приходящей к прозрению и гармонии с миром, содержит избыток прописных истин. Но как же красиво это написано! Не удержусь от цитаты:

«Люди текут. Как реки, как мы. Как я. Я каждое утро вижу, как они, словно мои волны, набегают на этот маленький остров, где я встречаюсь со своей старшей сестрой. Люди ходят по острову, слушают колокольный звон, посещают монастыри и кафе, ходят в маленький, но очень подробный музей одной из множества войн, что они вели на моих берегах.

Люди подолгу стоят на моих берегах, смотрят, как я обнимаю свою сестру, пьют водку и говорят: «Какая красота!»

И в это время я смотрю им в глаза. И я вижу, что они ничем не отличаются от меня. Они тоже носят с собой многое, от чего стоило бы избавиться.

И тоже не хотят от этого избавляться. Потому что это придает им смысл.

И потом они уходят, а я продолжаю течь.

Я — река. Я теку. И буду долго еще течь, гораздо дольше, чем проживут на моих берегах эти люди, что смотрят сейчас в меня пристально и нежно, как в глаза сморозившей глупость любимой.

Я могу смести их деревню одним пинком. Я могу унести от этих берегов всю рыбу. Я могу просто раскопать пару подземных потоков и понизить свою температуру на несколько градусов, начисто выморив всю рыбу, насекомых и водоплавающих птиц.

Я много чего могу. Но я не стану этого делать.

Потому что интуитивно чувствую, что то, что течет во мне, как-то связано с тем смыслом, который мне придают эти люди своей смешной возней на моих берегах.

Если я останусь одна на всем белом свете, зачем же мне тогда течь?

Если я останусь одна на всём белом свете, зачем же мне быть?

Если я останусь одна на всем белом свете, зачем же мне белый свет?

Поэтому все остается так, как есть — остров лежит там, где ему положено, мы встречаемся возле него со старшей сестрой, она молчаливо выслушивает мои жалобы, а я...

А я жалуюсь с каждым годом все меньше».

Третью часть («Единственный берег») — сказ о странной любви, возникшей между степным орлом и лошадью, режиссер поручил молодым актерам Ильнуру Гарифуллину, Алексею Егоршину и Эльмире Рашитовой (Мать-Природа). Любовь орла, любящего раздвигать крыльями траву, и лошади, мечтающей взлететь, ни орлиный, ни лошадиный народ снести не могут и изгоняют их, запрещают быть вместе:

«И они рванулись с мест со всей силой своей глубокой и странной любви.

Если бы дело было где-нибудь в другом месте, возможно, на этом бы и кончилась моя сказка. Но наше место — остров, хоть и очень большой, а на острове у нас один-единственный берег. Орел облетел его с одной стороны, а лошадь быстро обежала со своей. И они встретились там, на другой стороне.

Там, где не было ни зверей, ни птиц, ни народа. А была там одна лишь Мать-Природа, которая, в отличие от зверей, куда более милосердна.

Мать-Природа некоторое время любовалась орлом и лошадью, а потом подарила им от великих щедрот своих возможность иметь детей.

(демонстрируется фотография Пегаса)

Смотрите. Это орленок, который крепко стоит на четырех ногах».

Феодори — режиссер, для которого поиск формы является отправной точкой создания спектакля. Поэтому актерская полифония вместо монологов автора, перекомпоновка текста. В небольшом, камерном пространстве Пожарного обоза он нашел наиболее адекватную форму для подачи эскиза, используя эстетику театра кукол (здесь хоть и нет кукол, но принцип взаимодействия актеров с предметным миром спектакля — кукольный) и прием сторителлинга. Простой стол актеры застилают голубой скатертью (река), насыпают поверх мешок зерна (остров), гребень становится крепостной стеной, рюмки — маковками церквей, кирпич хлеба, накрытый книжкой, — домом, а дымящийся окурок — его трубой. Предметы появляются на планшете постепенно, по мере развития действия. Самодельными, плетеными из проволоки на наших глазах крестами снабжает «церкви» Юродивый богатырь после того, как мы узнаем о его трагическом финале. Мать-Природа накрывает хлеб книгой под слова о собственном милосердии и мудрости. Роли влюбленных орла и лошади поручены молодым красивым актерам, что порождает дополнительные коннотации и смыслы, обретающие особую актуальность в нашей все более и более радикально-охранительной действительности. Это важно, ведь спектакль как единый текст, прежде всего, о праве человека ли, зверя ли, реки ли, звезд ли быть не такими как все, он о праве на инаковость, в том числе любви.

«КОНГЕНИАЛЬНО ЭСКИЗАМ «ЗОЛОТОМАСОЧНЫХ КОЛЛЕГ»

Эскиз Саттаровой по тексту Полякова «Свияжское время», сыгранный на дебаркадере казанскими свободными актерами, как они себя окрестили «саттаровцами», стал открытием лаборатории. Работа начинающего казанского режиссера смотрелась конгениально эскизам «золотомасочных» коллег. И хотя эскиз Саттаровой кажется самым уязвимым, зато он более радикален, экспериментален, связан с поиском новых выразительных средств, коммуникаций со зрителем.

Задачу себе и актерам режиссер поставила нелегкую — передать в спектакле тянущийся, вялый ритм свияжского времени, разговоры, возникающие из ниоткуда, из обрывка фразы, из одного единственного слова. Актеры подчеркнуто никуда не торопятся, подчеркнуто медленно двигаются, говорят на подчеркнуто свияжские темы, с особым, едва заметным местным говором. Местами возникают почти чеховские интонации. Возникают, но не становятся объектом художественного осмысления, они случайны. Команду Саттарова сколотила разношерстную, но слаженную и охочую до театральных авантюр. Уже не первый спектакль они делают вместе. Не все дарования в этой команде равновелики, что отнюдь не криминал, но когда в этом ансамбле исполнителей появляется Анастасия Радвогина, пропорции смещаются, возникает звучание камертона. Увы, не все могут настроить по нему свою игру. Но это, конечно, мелочи. В целом суть островной ментальности в эскизе передается, а то, что он мог бы быть короче, так на то и лаборатории, чтобы находить и уточнять формы, в том числе и хронотопа.

«ЕСТЬ НАДЕЖДА, ЧТО НА ЭТОТ РАЗ ЭСКИЗЫ НЕ КАНУТ В ВЕЧНОСТЬ»

Театральная лаборатория «Свияжск АРТель» в этом году случилась на редкость содержательной. Глубокие по смыслам и нетривиальные по форме эскизы, которые в силу художественной цельности и эскизами-то назвать довольно сложно, показы документальных лент Федорченко, обсуждение увиденного, споры о будущем театрального Свияжска, компания ярких, творческих людей из Казани и окрестностей в качестве зрителей — вот силовые линии лаборатории.

«Свияжск АРТель» показала качественно возросший уровень концепции и организации, слаженности в работе по обеспечению мероприятия. Небольшая накладка с автобусом не в счет. Далеко не каждая лаборатория дарит желание пересмотреть все эскизы — в доработанном и первозданном виде. Это тот редкий случай, когда театральный опыт хочется повторить. Есть надежда, что на этот раз эскизы не канут в вечность, а обретут новую жизнь. Теперь в виде спектаклей.