Мадина Маликова: «Татарский писатель прокормить семью не может, это исключено»

Мадина Маликова: «Для сохранения родной речи должна быть задействована система образования, искусств, науки»

«ТАТАРСКИЙ ПИСАТЕЛЬ ЗА СЧЕТ ПРОДАЖИ КНИГ НЕ ВЫЖИВЕТ, РУССКИМ ЛЕГЧЕ...»

— Мадина апа, вас называют одним из немногих татарских литераторов, которые умудряются не только писать свои книги, но и успешно их издавать и реализовывать. С чего это началось?

— Это мой маленький бизнес. Я пишу произведение, потом на свои деньги издаю его. Это началось в 2000 году, я тогда была еще президентом Красного полумесяца, и одна знакомая настоятельно порекомендовала мне выпустить книгу, хотя я почти запустила писательскую деятельность. Но приступила и на основе впечатлений, полученных в работе Красного полумесяца, написала. Получилась «Алтын ятьмә» («Золотая сеть»). Деньги на нее я занимала у знакомых, богатых друзей у меня нет. Книга продалась, долги вернула, даже прибыль получила. На нее издала детективный роман «Өермә» («Вихрь»), его тоже реализовала. Как? Распродала библиотекам, где их брали мои читатели. Деньги опять ко мне вернулись с прибылью, на них издала очередную книгу. И так пошло-поехало. Сейчас на полках магазинов можно увидеть 8 моих произведений — 6 на татарском и 2 на русском языке. Их сюжет не повторяет друг друга.

— Речь идет о магазинах «Татарского книжного издательства»?

— Нет, я сама издаю, а книги продаются в сети «Аист-пресс», у них 40 магазинов. Есть сеть «Таис», сейчас я плотно с ними работаю. Раньше же я имела дело только с библиотеками, но сейчас они не закупают книги, там какая-то новая система — «Татарское книжное издательство» поставляет им книги, но не дает денег для закупок.

— Вам, когда начали свой бизнес, было уже за 60... Обычно люди в этом возрасте уже с трудом осваивают что-то новое.

— Кушать ведь хочется, жить...

— Можно ли жить на деньги, полученные с продажи книг?

— Нет, это сейчас невозможно. Как прибавка к пенсии — да, я не ограничиваю себя в еде, одежде, но не более. Татарский писатель за счет продажи книг не выживет, русским легче, в стране сейчас 140 миллионов людей живут, и все они читают по-русски. Татар — 6 - 7 миллионов, 2 миллиона из них проживает в Татарстане. Все ли они читают на татарском? Это большой вопрос. Дарью Донцову или Маринину они читают, а меня, наверное, нет, так как моего языка не понимают. Поэтому профессиональный татарский писатель прокормить семью не может, это исключено.

Мы живем в Татарстане, национальной республике, поэтому я считаю, что государство должно помогать литераторам. Деньги, причем немалые, выделяются, но расходуются, видимо, неправильно. По крайней мере до меня они не доходят, если не считать 5 - 6 тысяч рублей в год, которые дают пожилым писателям. Здание СП содержат еще. Эта организация очень нам нужна, они заботится о нас. Я там была даже зампредседателя, работала под руководством Мухаммета Магдеева и была единственной женщиной замом. Сейчас они тоже хорошо работают, кто бы еще позаботился о литераторах?

«Красный цветок» пока единственное мое произведение, самолично переведенное»

«Я ХОТЬ И СЧИТАЮ, ЧТО ЯВЛЯЮСЬ МИНИ-ГЕНИЕМ МИНИ-БИЗНЕСА...»

— Если взять конкретные суммы, то сколько стоит издать небольшую книгу, скажем, в 200 страниц?

— Мой средний формат — это 400 страниц. Издать книгу — это мини-бизнес. Я хоть и считаю, что являюсь мини-гением мини-бизнеса (смеется), до конца не понимаю, как это делается. Примерно прикидываю, например, что 18 процентов любого товара — НДС, потом важно знать курс доллара, он колеблется, а значит, и цена в типографии возрастает... Думаю, что 150 - 200 тысяч рублей нужно иметь как минимум, потом от количества тиража все зависит. Деньги нужно отдать вовремя, четко, тогда с тобой будут иметь дело, никаких рассрочек. Постоянному клиенту делают скидки, идут навстречу.

— И сколько можно заработать, вложив 200 тысяч?

— Да кто его знает, бывает ведь и по 10 лет книги продаются. Например, отбили вложенное, а потом потихоньку продаются. Но, думаю, если 200 тысяч вложил, то вернуть надо 300 тысяч. Их ведь вкладываешь в другие книги...

— Говорят, что вы даже занялись переводом собственных книг на русский язык, чтобы сократить расходы.

— Как-то на мой юбилей «Татарское книжное издательство» решило издать мою книгу. В уставе союза писателей это прописано, чтобы к юбилею выпускать книги. Тогда у меня был тяжелый период, я закрутилась, да и новых произведений не было. За полгода до опубликования пошла к директору ТКИ, предложила свой роман «Кызыл гөл», который нравился и мне, и моим почитателям, перевести на русский язык. Хотела, чтобы не только татары познакомились с моим романом. Несмотря на то,что, согласно правилам, заявку надо делать за год вперед, мне пошли навстречу. По правилам переводных книг объем, формат — все должно быть одинаковым. Что делать? Взяла и сама приступила к переводу, и уже через четыре месяца родился «Красный цветок».

— И все-таки почему сами взялись за это дело?

— Во-первых, время поджимало, потом переводчикам выплачивается гонорар из изданных книг. «Красный цветок» вышел тиражом 2 тысячи, и я добавила на свои деньги еще 5 тысяч экземпляров. В итоге 7 тысяч ушли через магазины. Вообще, если полностью полагаться на издательство, то издательские расходы встанут вам в полную стоимость книги. Покупать там невыгодно. А если типографский станок печатает, он уже подготовлен, проще и выгодней доплатить за дополнительный тираж.

— «Красный цветок» — это был перевод или вам пришлось писать книгу заново, но на русском?

— Нет, это был дословный перевод. Я его сделала, надо признаться, но, возможно, он получился не совсем идеальным. Ведь читаешь, например, произведения некоторых русских авторов — каким «вкусным» языком это написано, просто упиваешься! Довести до такой степени стиль, думаю, у меня не получилось. Честно говорю, я себя не считаю асом в русском языке, но содержание своей книги сумела передать.

— А спрос есть на переводные произведения?

— Особого спроса, к сожалению, нет. Русские меня не знают, не интересуются. «Красный цветок» — это пока единственное произведение, мной самолично переведенное. Остальные труды — это работа профессиональных переводчиков. На всех своих книгах у меня стоит собственный бренд — краткая информация об авторе и шарж, который делали еще на мое 35-летие.

— За полвека вы особо и не изменились!

— Так у меня деталей мало: волосы, очки и нос. У меня есть еще один рисунок — художника Игнатьева. там тоже волосы, очки и нос. Такой стиль.

«КАК НАПИСАТЬ КНИГУ — ЭТОГО Я НЕ СМОГУ ОБЪЯСНИТЬ»

— Кто ваши читатели, кто входит в, скажем так, фан-клуб Мадины Маликовой?

— Я бы не назвала своего читателя массовым. 5 - 7 тысяч тиража — это ведь немного. В советские времена было 15 тысяч. Не думаю, что молодежь расхватывает мои книги, но от них тоже слышу много отзывов, что читали, понравилось. Очень меня телевидение пропагандирует, сама я рекламной деятельностью не могу заниматься, поскольку не умею. Может, по книгам меня и не знают, но телевизор сделал популярным.

— Пользуетесь как-то этой популярностью?

— Как-то раз женщина, торгующая на улице молочной продукцией, узнав меня, подарила бутылку молока. Говорит: «Вы ведь Мадина Маликова, я вас по телевизору видела», — и вручила бутылку. Узнают на улице, в магазинах.

Вообще облику человека я уделяю большое внимание. Так, перед тем как приступить к написанию произведения, я долго думаю, каким типажом должен обладать мой герой. Я знаю его поступки, что он сотворит, что сделает, но надо описать его облик. Его я ищу на улице, когда еду в автобусе. Вот, это он, вот, это она, этот очень подошел бы. Мне кажется, я с первого взгляда могу определить человека. Первое впечатление в большинстве случаев бывает верным.

— То есть вы не переносите героев в книги из своего жизненного опыта?

— У меня переносить из жизни полностью в литературное произведение как-то не получается, потому что обстоятельства другие, правда жизни и правда литературы все-таки отличаются. В жизни ведь ты не можешь какой-то сценарий провести, как хочешь, в жизни случайностей много, жизнь пестра. Из этой пестроты нужно целостную картину выбрать для литературы. Был у нас такой писатель Атилла Расих, он мне как-то сказал: в жизни человек не всегда по своему характеру поступает, не всегда логично поступает, а в литературе он должен всегда поступать логично.

— Традиционный вопрос: откуда вы берете сюжеты своих книг?

— Как написать книгу — этого я не смогу объяснить. Даже специалисты-литературоведы вам этого не скажут, потому что сами не знают. Книга — это как любовь, она рождается в сердце. Вот произведение «Арыш тәме» («Вкус ржи») родилось, когда я слушала радиопередачу. Там женщина-селекционер очень о своей работе увлекательно рассказывала. Вроде далекая от меня тема, но она так интересно об этом говорила. Я сама разыскала ее в НИИ, познакомилась, послушала истории селекционеров, добавила свои, вот и родилась книга, которая вышла тиражом 3 тысячи экземпляров, и ее мгновенно раскупили, пришлось еще 2 тысячи допечатывать. Даже получила приз в конкурсе «Книга года».

Или взять «Красный цветок», толчком к написанию была телепередача о сыне Мартина Бормана, тоже Мартине. Там обсуждалась, отвечает ли сын за отца. Я задумалась, а ведь у нас в 1937 году тоже были трагические истории. В основу романа легла трагическая судьба молодой девушки, которая стала жертвой репрессий. Она сама уже давно перешла в мир иной, но трагические события ее жизни теперь негативно отражаются на судьбе сына.

«У РЕЖИССЕРА В РУКАХ ЕСТЬ ИНСТРУМЕНТЫ, КОТОРЫМИ Я САМА НЕ ВЛАДЕЮ»

— Вы автор ряда пьес, которые поставлены на сцене. Удается сработаться с театральными режиссерами?

— Режиссеры независимы, они твое произведение заново создают. Я не могу к ним ходить и показывать, какую роль какой артист должен исполнить, это не воспринимается постановщиком, им не нравится. Они ведь не по-моему, а по-своему хотят поставить произведение на сцене. Например, последняя моя пьеса «Сөембикә» была поставлена в Тинчуринском театре как спектакль «Соңгы риваять» («Последняя легенда»). Видите, даже название отличается. Я дала спектаклю лишь толчок, сырье. А в театре совершенно другое произведение получилось. В большинстве случаев авторы жалуются, что текст неправильно воспроизводят, и, действительно, бывает, что текст изменен до неузнаваемости. Ведь не всегда, написанное автором подходит для сцены...

А я во время премьеры «Сөембикә» получила такое наслаждение, ведь артисты говорили, написанное мною. Хотя с их игрой, возможно, где-то я и не была согласна. Но это высокая оценка для автора. Стало быть, я сумела найти такие слова, которые удобно произносить и можно довести до читателя, зрителя. Несмотря на то, что пьеса была изменена, они ее улучшили. Например, даже начало, где написано, что Сююмбике сидит на троне. Они сделали ее не просто сидящей, а с ореолом, хотели сказать о святости, духовной высоте. Даже сейчас, когда вам рассказываю, меня пробирает дрожь. Режиссер сумел показать царицу как выдающуюся личность, и зритель воспринимает ее святой, сила которой дана небесами. У режиссера в руках есть инструменты, которыми я сама не владею..

— А как вы относитесь к электронным медиа, тем же радио и телевидению?

— К радио я отношусь с большой любовью, так же, как и к телевидению. Они стараются все делать для своего народа, просто там к сотрудникам отношение, мне кажется, не совсем должное. На центральных каналах, я думаю, журналисты лучше оплачиваются. Я часто бывала на телевидении, уже лет 50, наверное, туда хожу, там все оборудование старое, почему не обновляют? Не знаю. Можно ведь новую студию построить, закупить новые камеры, другое оборудование. А вот кадры у нас хорошие, говорят на чистейшем татарском языке. По крайней мере на ТНВ, а вот на современном радио не очень. Надо возродить классическое вещание, которое было на радио «Татарстан». Раньше оно звучало в каждом доме, были радиоточки, сейчас их ликвидировали. Почему исчезло сетевое радио, не пойму. Проводов им жалко?

«Меня уже раза три выдвигали на премию имени Габдуллы Тукая. Каждый кандидат, наверное, думает о себе, что он самый достойный. Я про себя также считаю»

«Я В ТАТАРСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ СТАЛА ПЕРВОЙ ЖЕНЩИНОЙ, НАПИСАВШЕЙ РОМАН»

— Вас неоднократно выдвигали на Тукаевскую премию, в этом году также номинировали на главную культурную премию Татарстана за книгу «Арыш тәме: роман, повесть, хатирәләр». Почему из номинантов вы до сих пор не перешли в категорию лауреатов?

— Да, меня уже раза три выдвигали на премию имени Габдуллы Тукая. Каждый кандидат, наверное, думает о себе, что он самый достойный. Я про себя также считаю, потому что я в татарской литературе стала первой женщиной, написавшей роман. До меня ни у одной татарки не был изданного романа. Мое произведение «Шәфкать» («Милосердие») было признано таковым. Об этом говорят татарские ученые-литературоведы. Тогда я даже не знала, что являюсь первой татаркой-романистом. После того как роман опубликовали, были постановки на телевидении, «Милосердие» включили в школьную программу, прошли годы, и только тогда я узнала об этом факте...

— Попало в школьную программу?

— Да, «Милосердие» по просьбе учителей изучается в школе. Еще одно произведение — повесть «Чәчкә балы» — также включили в школьную программу, но для русских классов. Я ведь о современной жизни пишу, поэтому, наверное, детям интересно. В историю не углубляюсь, мне этого не дано, освещаю недавние события. В книге рассказывается о проблеме наркомании, по крайней мере, это отражается на судьбах героев.

— Так почему же вам не дают Тукаевскую премию? Вроде политического подтекста нет в ваших произведениях...

— В Красном полумесяце такое было, я находилась в тесной связи с лидерами национального движения. Например, мы выезжали с гуманитарной колонной в Чечню, там основную работу вели Кашаповы, другие неравнодушные к будущему татарского народа люди, поэтому и меня связывали с ними. Хотя в политике я никогда не участвовала, но была солидарна. Нет у меня такого качества, но солидарность я выражаю в своих произведениях. Например, в романе «Көмеш билбау» («Серебряный пояс») есть события, связанные с жизнью Татарского общественного центра. Я выражаю свое отношение пером — не хожу на митинги с флагами, не выступаю, не спорю с оппонентами — нет у меня таких способностей.

«Я выражаю свое отношение пером — не хожу на митинги с флагами, не выступаю, не спорю с оппонентами»

«ЧЕГО ТОЛЬКО ТАМ Я НЕ УВИДЕЛА, ЛЮДИ БУКВАЛЬНО ГОЛОДАЛИ»

— А в чем заключалась ваша работа во всетатарском обществе Красного полумесяца?

— Помощь всесторонняя, мы помогали людям. Большое спасибо хочется сказать Марату Ахметову — министру сельского хозяйства, Зиле Валеевой — она обо мне со всех трибун рассказывала. Главы районов, руководители слышали и помогали. Ахметов всем руководителям районов велел Мадине Маликовой помочь. Мне выделяли машины, осенью часть урожая выделяли именно мне, хотя просящих было много. В конце списка, кому надо помочь — детдомам, домам инвалидов, больницам, — обязательно вписывали и нашу организацию. Мы раздавали гуманитарную помощь нуждающимся, это была целая школа жизни. Чего только там я не увидела, люди буквально голодали. Сколько было вдов писателей, их детям есть было нечего... Вот, поэт Заки Нури, который страдал помутнением сознания, жена его пенсионерка лежит в постели — они сидели голодные, помню, на тележке отвозила им продукты питания...

В это время я убедилась, что у людей душа светлая. Союз писателей выделил тогда подвальное помещение, где принимали помощь: картофель, морковь, муку туда складывали. Люди приходили туда, приносили, что у кого что есть. Хороших людей все-таки много, их больше, чем плохих. Я убедилась в этом, восхищаюсь доброте людей. Бомжей к нам направляли. Был такой случай: люди вышли на улицу продавать жаренную курицу, тогда ведь строгих законов не было, а мимо них должен был проехать какой-то большой московский чиновник. Продавцов прогнали, они к нам пришли и отдали курятину, которую мы развезли по детским домам.

— Сейчас вы этим уже не занимаетесь?

— Сейчас нет, в последние годы я занималась написанием романов. И все-таки той нищеты, что 20 лет назад была, уже нет. Сейчас организация, созданная в 1993 году, ликвидируется. И на это тоже, кстати, нужны деньги. И это я со своей пенсии оплачиваю. Слава Богу, как исполнилось 80 лет, ее подняли. Получаю примерно 20 тысяч рублей.

«Я НИЧЕГО НЕ ПОТЕРЯЛА ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО ДО 15 ЛЕТ НЕ ЗНАЛА РУССКОГО»

— Любимый наш вопрос, который задаем всем литераторам: есть ли будущее у татарской литературы? Ведь язык наш постепенно исчезает.

— Язык связан со школой. Будет обучение на татарском — все сохранится. Вроде сейчас государство прилагает к этому усилия, и учителя стараются. Любовь к литературе вспыхивает лишь в школьные годы, если человек во время учебы не заинтересуется книгами, потом ему будет не до этого.

— Есть мнение, что татары должны учиться в русской школе, тогда есть перспективы в дальнейшем, а дома разговаривать на родном языке.

— Как-то я читала статью Чингиза Айтматова, где он с болью писал о сохранении киргизского языка, его развитии. Тема, поднятая известным писателем, актуальна и для татарского языка. Айтматов говорит, что если киргизский ограничится рамками кухни, то у него нет будущего. Для сохранения родной речи должна быть задействована система образования, искусство, наука. Да я это и без него знала, так же считала, но, прочтя статью, укрепилась в своей правоте. Я чувствую необходимость в наших академических институтах. Выпускаемые ими научные труды, методички, словари все время у меня на столе.

Кстати, хочу остановиться на своем примере. Я родилась и выросла в деревне, до 15 лет по-русски вообще не разговаривала, не знала, хотя читала художественные книги. Потом поступила в Мензелинское педагогическое училище, там заговорила, в Казанском педагогическом институте все обучение было по-русски. Была отличницей, получала повышенную стипендию, окончила вуз с красным дипломом. Чем мне помешало начальное татарское образование? Ездила в Москву, выступала там с докладами на русском языке, люди меня понимали. Я ничего не потеряла из-за того, что до 15 лет не знала русского.

— Ваши дети родную речь знают?

— Конечно, только вот мой сын, проживающий в Канаде с 2000 года, как он говорит, отвык разговаривать, не с кем общаться. Но это ведь восстанавливается. Есть такой анекдот: Парень вернулся из армии и заявляет родителям, мол, теперь по-татарски не говорю, отвык. Но как-то во дворе наступил на грабли и ручкой ему как даст по голове. Парень закричал: «Кем бу торманы куйган монда!» («Кто поставил сюда эти грабли»!), то есть удар по лбу помог ему вспомнить родную речь... Сын знает, а вот его дочь уже нет. Он женился, когда уже за 40 было, на девушке из Беларуси по большой любви, они раньше приезжали, даже один раз дочку привозили сюда. Сейчас внучка, хоть они и живут в английской части Канады, ходит во французскую школу, а основной ее язык — английский. На улице, везде по-английски разговаривают. Кроме того, посещает русскую воскресную школу, значит, для татарского не остается места. Это моя сердечная боль. Послала им свои книги, внучка, оказывается похвасталась в школе, мол, моя бабушка — писательница, но читать эти книги только сын может.

«Зулейха открывает глаза» мне не понравилась, но такие книги тоже нужны»

«ПУСТЬ ЧИТАЮТ КАДЫРОВУ, ПУСТЬ НАШИ КНИГИ СТОЯТ НА ПОЛКАХ ДРУГ ОКОЛО ДРУГА»

— Если говорить о современных татарских женщинах-писателях, то сразу вспоминается творящая в Набережных Челнах Зифа Кадырова. Она тоже сама продает свои книги, у вас этот процесс схож?

— Не могу знать, она ведь живет в Челнах. Но Зифа Кадырова, наверное, единичный такой случай успешного писателя, есть еще Фаузия Байрамова, но не знаю, как она свои книги реализовывает.

— Чувствуется ли конкуренция среди писателей или каждый занимает свою нишу?

— Есть такое, у каждого свое направление, например, читатели Зифы Кадыровой любят любовные рассказы, детективы молодежь, наверное, любит. Дело вкуса. Про меня говорят, что нужна подготовка для чтения моих книг. Для Кадыровой такая подготовка не нужна, но ведь ее книги тоже должны быть в продаже. Татарского читателя нельзя лишать татарских книг. Тяжело меня читать, пусть читают Кадырову, пусть наши книги стоят на полках друг около друга, около Байрамовой и других. Пусть наша литература будет богата на авторов! Это мне выгодно, потому что чем больше будет магазинов татарских книг, тем покупателей будет больше.

— Как вы относитесь к книге Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза»? Споров вокруг нее уж очень много было...

— Я читала отрывки, у меня возникло много вопросов, не в моем вкусе, но здесь большую роль сыграла госпожа удача. Изначально рукописи попали к Улицкой — известной писательнице, а это большая реклама. Несмотря на то что «Зулейха открывает глаза» мне не понравилась, такие книги тоже нужны.

— Сейчас чем занимаетесь?

— Знаете, у меня 8 романов было опубликовано, сейчас девятый готов, начинаю десятый. Я ведь описываю современную жизнь, и там будет идти речь о парне, который поехал воевать в Донбасс. В результате возвращается тяжело раненным. В общем, все сами прочтете.

— Есть ли у вас ученики?

— Учеников нет, ну как можно научить писать? А наставники были, вернее не совсем наставники, а люди, с которыми я работала. Например, в журнале «Чаян», где я была корректором, работали сразу три писателя. Вращаясь в их кругу, общаясь, варясь с ними в одном котле, училась. Думаю, сидя дома, не создашь гениального произведения. Советы же могу дать, пусть обращаются. Молодежь я люблю...