Сергей Миронович Киров Сергей Миронович Киров Фото: РИА «Новости»

ЛЮБИМЕЦ НАРОДА И КУМИР АКТРИС МАРИИНКИ

Сергей Миронович Киров – фигура знаковая в Стране Советов даже среди других популярнейших ее лидеров. Убежденный революционер-подпольщик, неоднократно отбывавший сроки «за политику» в царских тюрьмах и даже в крепости, непосредственный участник Октябрьских событий 1917 года в Петрограде, крупный военачальник Красной Армии в Гражданскую войну, глава советской делегации в Риге по заключению мирного договора с Польшей 1920 года, один из основателей Закавказской советской республики (ЗСФСР), Киров считался не только авторитетным руководителем, но и народным любимцем, «своим». Доступный массам, добрый, простой и демократичный. Из народа, из самых низов и в то же время очень грамотный, начитанный, а также знатный умелец соорудить все что угодно не только руками, но и головой. И вообще симпатичный мужчина, что называется, «в полном расцвете сил», кумир лучших женщин Ленинграда, преимущественно артисток Мариинского театра (по неофициальным данным, в недрах НКВД существовал даже некий тайный список любовниц Кирова). Именно его загадочное убийство 1 декабря 1934 года маньяком-одиночкой у дверей собственного кабинета в Смольном – в то время первого секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), члена Политбюро ЦК партии, секретаря и члена Оргбюро ЦК ВКП(б), члена президиума ЦИК СССР, друга и преемника Иосифа Сталина – по общепринятому мнению стало отправной точкой для раскручивания в стране зловещего маховика Большого террора 1936–1937 годов.

Среди прочих большевистских вождей он остался в истории одним из наиболее «незапятнанных». Хотя и ему сегодня припоминаются строительство Беломорско-Балтийского канала, расправы с ленинградской интеллигенцией, активное участие в принятии в 1932 году документа, известного в народе и истории как «закон о трех колосках», по которому за мало-мальское хищение «имущества государственных предприятий, колхозов и кооперативов и общественной собственности» предусматривался расстрел, в лучшем случае – «десятка». Тем не менее Кировская область и ее столица пока еще не стали Вятскими (это один из трех «большевистских» субъектов Российской Федерации, полностью устоявших в топонимике вкупе с Ульяновской и Калининградской областями).

В КАЗАНИ «КИРОВСКИЙ СЛЕД» ОСТАЛСЯ В ВИДЕ РАЙОНА, ПАМЯТНИКА И МУЗЕЙНОЙ ЭКСПОЗИЦИИ

Что касается Казани, то его имя все еще носит один из ее районов. Но в 2011 году имя Кирова утратила одна из ее центральных улиц, а несколько раньше, в 1992-м, лишился приставки «имени Кирова» один из крупнейших вузов Татарстана – Казанский национальный исследовательский технологический университет (бывший Казанский химико-технологический институт). В последнем «кировские следы» все же остались – в виде памятника перед корпусом Б на улице Карла Маркса, 72 и небольшой экспозиции в вузовском музее, который расположен в том же корпусе, что весьма символично. Этот корпус в конце XIX – начале XX веков был главным в комплексе зданий Казанского соединенного промышленного училища – предтечи КНИТУ-КХТИ, а также Казанского строительного института (сегодня – Казанский государственный архитектурно-строительный университет – прим. ред.) и многих других современных учебных заведений. В Казанском соединенном промышленном училище три года – с 1901-го по 1904-й – учился Сережа Костриков, ставший впоследствии большевистским вождем Сергеем Мироновичем Кировым.

«К нам в музей часто приезжают иностранцы: немцы, поляки, американцы – кого только не бывает, – рассказывает корреспонденту „БИЗНЕС Online“ Ольга Князева, начальник музея КНИТУ, кандидат исторических наук. – Они-то Кирова не знают и никак не реагируют; а вот когда приезжают наши – студенты, преподаватели из других вузов, комиссии разные – и когда я упоминаю на экскурсии, что у нас учился Киров, то те, кто постарше, в ответ чуть ли не хором подхватывают: „Мальчик из Уржума!“ (название книги писательницы Антонины Голубевой, второй гражданской жены актера Сергея Филиппова, с которым она прожила 40 лет; эта наиболее известная ее книга впервые была выпущена Детиздатом в 1936 году и выдержала около 30 изданий – прим. ред.). „Да, эта книжка была культовой в пионерской литературе и стояла в одном ряду по популярности с повестями бывшего красного командира полка Аркадия Гайдара о Мальчише-Кибальчише, юном барабанщике и тимуровцах или рассказами экс-полковника советской разведки Зои Воскресенской о Володе Ульянове», – подтверждает в интервью корреспонденту «БИЗНЕС Online» известный казанский историк Булат Султанбеков.

В книге «Мальчик из Уржума», написанной по воспоминаниям друга детства Кирова Александра Самарцева, его соседей по Полстоваловской улице в Уржуме и сестер Сергея Мироновича – Анны и Елизаветы, а также в биографическом романе Семена Синельникова из серии «Жизнь замечательных людей», казанский период Сергея Кострикова-Кирова представлен достаточно подробно и точно в документальном отношении и мастерски – в смысле художественном. Кстати, «Википедия» приводит Казанское механико-техническое училище (одно из четырех подразделений Казанского соединенного промучилища – прим. ред.) как единственный пункт в графе «Образование» биографии Кирова. Как же дались ему «казанские университеты»? Что предшествовало этой учебе?

В «ПРОЛЕТАРСКОМ ПРИУКРАШИВАНИИ» КИРОВ НЕ НУЖДАЛСЯ

Большевистские вожди частенько грешили «пролетарскими приписками» в своих официальных биографиях. Киров в этом абсолютно не нуждался. По-настоящему в полном смысле этого слова он нуждался в свои детские годы, проведенные в родном городке Уржуме (уездный город Вятской губернии в 190 км от ее столицы, современного Кирова с населением около 4,5 тыс. человек в начале XX века, сегодня – административный центр Уржумского района Кировской области – прим. ред.). Речь шла не только о достатке, хотя все начиналось именно с него. Когда Сереже было 7 лет, от непосильной поденщины на чиновников и купцов, простудившись зимой во время полоскания чужого белья на Уржумке, слегла, а затем и скончалась от чахотки его мать, Екатерина Кузьминична. Когда она заболела, Сережа, непоседливый ранее крепыш, резвый и ловкий, стал неузнаваем. Замыкался, думал какую-то свою думу и, свернувшись калачиком, молча посматривал с печи на стонущую мать... Отец, Мирон Иванович, в семье не появлялся: запивший от сознания собственной никчемности и уволенный лесник, человек не без способностей, но которому не хватало ни оборотливости, ни знаний, ни связей, чтобы обеспечить своих близких, он их покинул, чтобы не разорять и не позорить. 82-летняя бабушка Меланья Авдеевна, оставшись с тремя детьми на руках (четверо умерли раньше), была вынуждена отдать мальчика в приют: всех не прокормить. За мужа, солдата, она получала жалкую пенсию, трешку в месяц.

Сережу эта весть ошеломила. Когда его попыталась отвести в приют, он отказался идти. Разлучение его с родным домом пришлось отложить. Он не спал всю ночь. Всю ночь упрашивал старшую сестренку заступиться за него перед бабушкой. Он клялся, что пойдет работать, жаловался: «Один я тут лишний». И все-таки из дома его увели...

В приюте он толком так ни с кем и не подружился; завидовал ребятам, попавшим в приют маленькими. Они никого из близких не знали или не помнили, ни о ком и ни о чем не тосковали. Сережу отпускали к бабушке только по воскресеньям.

Несколько позже приютского воспитанника повели в церковноприходскую школу. Учился он старательно, его ставили в пример лентяям и шалунам. От учителей не ускользало, что непосредственный и живой в играх мальчик вдруг уединялся, по-взрослому задумывался, озабоченный, даже угрюмый, но не плакал и не жаловался.

После окончания церковноприходской школы осенью 1897 года 11-летний Сережа Костриков поступил в городское училище. По грустной прихоти случая оно помещалось наискосок от его родного дома. После уроков одноклассники мчались домой, а он должен был поворачивать в обратную сторону. Каждый день, из года в год, в течение четырех лет. Если и забегал к бабушке, то ненадолго: дров наколет, воды принесет. Порой бабушка сетовала: коза Шимка опять набедокурила в чужом огороде, поймали ее и не отдают. Ни с кем рассерженные потравой соседи не были так сговорчивы, как с Сережей. Он приволакивал Шимку домой, а сам уходил в приют.

В 11 лет Сережа всерьез сдружился с книгами, рано увлекся произведениями классиков. Сохранились географические карты, вычерченные им в городском училище. За первые он получил тройку, потом – тройку с плюсом. А хотелось, чтобы работа была «как напечатанная». Следующие отметки – четыре, четыре с плюсом. За восьмую по счету карту поставили пятерку. В 1901 году опытный учитель географии и естествоведения Александр Сергеевич Раевский написал официальный отзыв о Сереже: «По своим нравственным качествам, серьезному отношению к делу и успехам Костриков за все время пребывания в училище принадлежал к хорошим ученикам. Всегда серьезный, сознательно и добросовестно относившийся к своим обязанностям, он отличался совершенно безупречным поведением. Объяснением же некоторой шероховатости в его успехах может служить, как это не раз и высказывалось на заседаниях педагогического совета, обстановка, при которой ему приходилось жить...» 

Сергей Костриков (Киров), сестра Анна (стоят справа налево), бабушка Меланья и сестра Лиза (сидят слева направо) Сергей Костриков (Киров), сестра Анна (стоят справа налево), бабушка Меланья и сестра Лиза (сидят слева направо) Фото: РИА «Новости»

«НЕПРОСТИТЕЛЬНО ОТДАВАТЬ В ПРИКАЗЧИКИ ИЛИ В ПОДМАСТЕРЬЯ КОСТРИКОВА СЕРГЕЯ»

Приют ни на день не давал забыть Сереже, что ест-пьет он, одевается-обувается, учится, ходит по земле, чуть ли не дышит благодаря пожертвованиям. Неотвратимую зависимость от чужой воли Сережа ощутил с новой силой, когда в мае 1901 года окончил городское училище.

Платить за свою дальнейшую учебу он, понятное дело, пока не мог, а Уржумское благотворительное общество не располагало ни единым рублем на непредвиденные нужды, и последнее слово принадлежало купцам. Приютская воспитательница Юлия Константиновна Глушкова упрямо доказывала кому следует, что непростительно отдавать в приказчики или в подмастерья Кострикова Сергея – очень он способный, а поведения примерного, даже беспримерного, и должен учиться дальше. Председателем совета Уржумского благотворительного общества был акцизный надзиратель Виктор Федорович Польнер. Часть предстоящих расходов он взял на себя, судя по его письму, отправленному вместе с документами Сережи в Казанское промышленное училище: «Означенного Сергия Кострикова я обязуюсь одевать по установленной форме, снабжать всеми учебными пособиями и своевременно вносить установленную плату за право учения... Жительство он будет иметь в квартире моей родственницы, дочери чиновника, девицы Людмилы Густавовны Сундстрем...» Со скрипом, но все же удалось «отжать» у купцов на Сережино обучение по 5 рублей в месяц.

«НЕ ПЛАЧЬ, БАБУШКА, КУПИМ НОВЫЙ САМОВАР, КОГДА Я САМ ЗАРАБАТЫВАТЬ БУДУ»

Крепко зажав в руке аттестат об успешном окончании полного курса в Уржумском городском училище, Сергей Костриков побежал домой. Дома он застал бабушку в слезах. Сегодня утром к ней пришел усатый городовой с двумя понятыми и за неуплату домового налога описал и унес с собой все, что было ценного в доме. Унес самовар с помятым боком и погнутой ножкой и большой круглый бак для воды – «медяник», который до того позеленел снаружи, что его нельзя было отчистить даже тертым кирпичом. Лучших вещей в доме у бабушки не нашлось...

Сергей положил на стол аттестат, подошел к бабушке и обнял ее за плечи.

«Не плачь, бабушка, – сказал Сергей. – Скоро я деньги сам зарабатывать буду. Купим тогда новый самовар, с конфоркой».

Он помолчал минуту, а потом добавил:

«Меня, бабушка, в Казань посылают учиться. На купцовский счет».

Бабушка еще громче заплакала, но теперь уже от радости...

Принятый в Казанское училище заочно, по аттестату и похвальному отзыву Раевского, 15-летний Сережа в конце августа 1901 года уехал в Казань.

«СТУДЕНТЫ ПРОНИКАЮТСЯ ДУХОМ СЕРГЕЯ МИРОНОВИЧА»

«Для студентов-первокурсников в нашем музее КНИТУ проводится обязательная ознакомительная экскурсия-лекция, – продолжает рассказ Князева. – Она потому так и называется, что длится ровно один академический час. Лекции проходят с сентября по март. Последними у нас идут механики – сегодня они были здесь за полчаса до вас. А современный механический факультет начинался с низшего механико-технического училища, в котором как раз в стенах этого здания и учился Сережа Костриков. Бедствовал, голодал, учил уроки по ночам, спал на сундуке в кухне, но учился. Упорно, на отлично...

Здесь, в музее, у меня на экскурсиях студенты проникаются этим духом Сергея Мироновича. Он же поднял всю ленинградскую промышленность, особенно сырьевую, топливную ее базу, будучи руководителем Ленинграда и области – первым секретарем обкома и горкома партии. Думается, это ему удалось благодаря учебе именно в нашем училище. Он же больше нигде и никогда не учился!

Для сегодняшних студентов, которые верят только тому, что можно конкретно увидеть, потрогать – мало ли что Голубева в свое время написала! – важно присутствие в экспозиции этого документа. Вот она – копия ведомости с оценками по разделу механики. Костриков в списке – третий снизу. Одни пятерки! И мы сегодня учим студентов на его примере. Он занимал высокий пост – руководителя Ленинградского обкома. А они его будущие коллеги по профессии механика. Чем не стимул! Чем не вера в то, что у нас стоит учиться...»

Продолжение следует.