«В душе моюсь, а потом раз — и мысль такая: ты же руководитель такой большой республики. Я еще, честно сказать, до конца не осознал», — делился накануне сокровенными мыслями с журналистами врио главы Башкортостана Радий Хабиров. Поговорили и о выволочках подчиненным, и о перспективах нового стадиона и зоопарка в Уфе, и о проблеме-2024 в России. «БИЗНЕС Online» представляет вниманию читателей наиболее интересные фрагменты беседы.
Радий Хабиров: «Я сторонник тратить много — на развитие. Это чудовищно подталкивает к тому, чтобы много зарабатывать»
КТО МОЖЕТ ВОЗГЛАВИТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВО?
— В целом, когда разные СМИ обращаются, то вопросы могут возникать, честно говоря. Поэтому можем за чашкой чая поговорить. Я с удовольствием, время у меня есть, задавайте вопросы. Главное, у меня нет сомнений. Постараюсь на все ответить.
— Давайте начнем со слухов. Андрей Геннадьевич (Назаров — специальный представитель главы РБ по инвестиционному сотрудничеству — прим. ред.) часто с вами появляется. Он будет премьером?
— Давайте мы сделаем так. Я с женой подобным образом всегда поступаю. Не вру, но иногда, когда о чем-то нельзя говорить, в таком случае ухожу от ответа.
Разделим вопрос на две части. Первая — да, действительно появляюсь, потому что мы с Андреем Геннадьевичем с ранних 2000-х годов дружим семьями. Скрывать не буду, у нас на многие вещи взгляды схожие, а на многое — диаметрально противоположные. Наверное, в жизни не бывает идеально. Наоборот, когда все слишком одинаково, это тоже неправильно. Первое. Поэтому, скажем так, мы рассматриваем на должность председателя кабинета министров целый ряд ярких, добившихся успеха людей. На ней могут оказаться разные люди.
— Мне интересно, вы искренне гневаетесь на совещаниях или это какая-то часть актерской игры?
— Нет. Я могу наступить на свое «я» и быть абсолютно бесстрастным. Выученная эмоция не приведет к успеху, я свои чувства могу подавить, но иногда не делаю так, потому что за столь короткий или длинный промежуток времени, что работаю, все действует только при ручном режиме.
— А своих вы бьете, чтобы чужие боялись? И вообще, как вы к своим относитесь? Все равно же есть люди в правительстве, с которыми вас связывают долгие какие-то отношения, рабочие в том числе. Кого проще ругать — своих или чужих?
— Мы же все живые люди, и, наверное, у каждого есть все-таки понятие «свое». Вот существует такая идея — среди всех равных кто-то более равный. Если меня с кем-то связывают долгие годы работы, я их, понятно, выделяю больше. Потому что это время было непростым, с одной стороны. С другой стороны, за эти годы можно было человека так согнуть. Если меня свой подвел, здесь включается еще эмоциональная составляющая. Значит, ты… ну, не предал, но… Я тебе всю душу открыл, все сделал, а ты вот так вот. Поэтому понятие «свои» компенсируется более высокой ответственностью.
— Я считаю, ваш главный успех — вы заставили всех работать, это правда. Трудиться везде, даже в самых маленьких конторках. Они же не работали даже в самом правительстве. Сейчас бегают как ошпаренные.
— Спасибо, если так считаете. Тем не менее здесь есть куда двигаться. Совершенно точно говорю. Еще второй момент, о чем мы должны сказать. Знаете, что важно? Да, может быть, начали работать. Но есть еще такое понятие — научить правильно работать. И понять то направление, где не научили правильно работать.
— Как вы пришли в республику, у нас появились ТОСЭР и крупные инвестиции именно в большой бизнес. А малым предпринимателям можно ожидать каких-то кардинальных изменений, может быть?
— Я как-то об этом говорил, как отношусь… Начнем с общего. Наша философия такая. Повторюсь дословно. «Башнефть» — они без нас как шли вперед, так и пойдут. Понятно, где-то надо с руководством разговаривать, но это устойчивые корпорации мирового уровня.
Поэтому наша доля участия там невелика, и возникает вопрос: тогда зачем мы здесь есть? Для того, чтобы двигать те направления развития, которые можем, и у нас есть полномочия. В моем понимании малый и средний бизнес — это ровно то, где мы можем добиться успеха… Первая задача, которую я пытаюсь сейчас решить, — сделать так, чтобы государство, то есть власть в республике, по отношению к ним стало просто партнером, старшим братом, не знаю, кем угодно — мамой, папой и так далее.
— Вы сказали, что по итогам полугодия впервые отрасли сельского хозяйства республики вышли на 100 процентов. Что вы имеете в виду?
— План выполнения. Сельское хозяйство впервые вышло на 100 процентов выполнения плана объема производства, все предыдущие годы оно падало — это существенный рывок. В принципе, как вы понимаете, объем сельхозпроизводства придет осенью.
— Планируется ли дальнейшая дотация этой отрасли, если вас изберут главой республики?
— Однозначно! Хотите, расскажу вам. Те минуты, часы, дни, которые я сижу со своими коллегами с ручкой… Вот, условно, гора денег лежит. Вроде большая. Но я понимаю, что эту гору денег как начинаешь разбирать, как начинаешь пальцы загибать… Вот вы заговорили про сельское хозяйство. Конечно, сельское хозяйство республики без дотаций не пойдет вперед. Мы просто ищем сейчас возможности, в том числе благодаря пополнению доходной части бюджета, добавить еще миллиард на сельское хозяйство, закупку оборудования и так далее.
А теперь, о чем мы думаем. Вот сидим. Куда ни съездишь, люди все просят: дайте нам школу, еще что-то. Я начинаю собирать документы, говорю: коллеги, надо вот такой толчок сделать. Потом приходит ко мне экономический блок и говорит: «Ну ладно, сейчас вы построите здесь больницу за два миллиарда, тут школу за полтора, там еще что-то. А у нас нет денег на индустриальные парки и площадки. Это значит, что на будущее мы не закладываем основу экономического развития, не создаем точки роста». Тут я останавливаюсь и начинаю думать, сколько денег туда отправить…
Я принимаю решение и говорю: мол, давайте столько-то денег туда пустим. А тут приходит ко мне другой блок, политический, и говорит: «Школы — это здорово, индустриальные парки — тоже неплохо, а вы воду в Туймазинском районе в такой-то деревне пили? Или попытались доехать из такого-то села до райцентра?» Возникает другая тема — новый большой блок неотъемлемых нужд людей. Как можно человеку, какую бы школу не возводя (а мы стараемся строить красиво), если у него вода с запахом керосина течет, отказать. И мы начинаем думать туда.
После этого приходят другие мои коллеги и говорят: мы же крутые? А почему у нас нет «Уфы-Арены»? И мне хочется построить и оставить в памяти арену. Я начинаю чесаться и думать, чтобы здесь сделать.
И вот эта гора денег оказывается не такой большой, потому что все нужно. Если удастся ее распределить правильно — жители оценят. Если нет, люди тоже оценят. Это наша главная задача — правильно распределять ресурсы. А вторая задача… Есть такая фраза: если мы сейчас скукожимся и перестанем тратить, это тоже плохо. Потому что такая логика порождает логику бездействия. Я сторонник тратить много — на развитие. Это чудовищно подталкивает к тому, чтобы много зарабатывать.
«Что касается правительства, меня вполне устраивает существующая структура. Она может меняться косметически. Но все будет носить рамочный характер, я не хочу уменьшать количество чиновников»
«НЕТ НИКАКОЙ ДОЛЖНОСТИ ДЛЯ МУРТАЗЫ ГУБАЙДУЛЛОВИЧА, КОТОРАЯ ВЫШЕ ЕГО НЫНЕШНЕГО СТАТУСА»
— Планируете ли вы реформировать правительство? И есть ли у вас задумка для первого президента Муртазы Рахимова какую-то должность ввести? Как для Минтимера Шаймиева в Татарстане.
— Нет никакой должности для Муртазы Губайдулловича, которая выше его нынешнего статуса, как человека, сделавшего республику. К нему есть просто заслуженное уважение. Статус его личности выше всех иных положений, так я отвечу, канцелярским языком. Мы регулярно встречаемся с Муртазой Губайдулловичем. Что меня поражает, он всегда в курсе всех событий — где-то подтрунивает надо мной, где-то подсказывает, где-то спорим. Но у нас одинаковое видение на развитие вещей — что важно. Слава богу, мы сейчас, мне кажется, решили все непростые моменты, связанные с началом строительства мечети (речь идет о самом известном долгострое Уфе — соборной мечети Ар-Рахим, строительство которой заморозил в 2016 году благотворительный фонд «Урал» — прим. ред.). Техника там заработала, и у нас есть видение, куда идти.
Что касается правительства, меня вполне устраивает существующая структура. Она может меняться косметически. Из акцентов нашей работы мы, возможно, что-то вытянем вперед, где-то разделим. Но все будет носить рамочный характер, я не хочу уменьшать количество чиновников. Структура меня устраивает, она проверена годами.
— В Башкирии много памятников архитектуры. Что-то само разрушается, что-то сносят, постоянно идет борьба за статус того или иного объекта. Как нам сохранить памятники истории?
— Это вопрос, после которого можно не подняться с колен, если на него неправильно ответить. Конечно, как всякий нормальный человек я считаю, что памятники нужно сохранить. У вас время есть? У меня хорошее настроение сегодня, я пришел не спеша побеседовать. Так вот, за администрацией Красногорска были два пруда, там парк XVIII века. Глава администрации говорит: «Я туда больше не пойду — страшно». В парк заходить главе администрации страшно! Я начал делать этот парк. Сумма большая — 140 миллионов. Ни проехать, ничего. Ко мне начали приходить люди и говорить: «Что вы делаете, вы изувер, убиваете парк!» Осенью мы закончили, сделали парк, который сейчас является центром наслаждения для людей.
Я только начал работать с этой ветхой культурной средой. У нас несколько вариантов есть, например, просто накрыться старым культурным наследием. Но что мы из этого сделаем? Такие дома будут естественным путем разрушаться, там будут жить бомжи, собаки, кошки, и все сгниет. Или мы, исходя из интересов города и ресурсов, примем выборочные решения: что-то сохраним, что-то видоизменим, где-то оставим фасад и т. д. Это настолько горячий вопрос, что я с этим начал сталкиваться и чувствовать агрессию. Люди увидели во мне не самого лучшего сторонника и агрессивно спрашивают: почему вы вот это убиваете, вот то? А я еще ничего не трогал. Памятники надо защищать и сохранять, да. Но что хорошего, если в центре Уфы будет помойка? Люди говорят: мол, хорошо, помойку не надо, но и 20-этажки не нужны, понимаете? Поэтому нужно находить баланс. Какую-то часть под культуру и спорт отдавать. Я не градостроитель, но мне кажется, что Уфу переуплотнили. Но это рассуждения, а ответ на ваш вопрос такой, что во всем нужен здравый смысл и учет мнения населения. Не экспертов, хотя и их тоже. Я соприкасался со специалистами, которые четко отрабатывают на коммерческой основе заказ. Так что надо принимать решение такое, которое интересно подавляющему большинству.
— Рустам Минниханов, приехав в Уфу, призвал голосовать за вас, обращаясь в первую очередь к миллиону татар, проживающему на территории Башкортостана. Какие шаги вы будете предпринимать для этой категории избирателей? И как относитесь к ревности татар к башкирам, и наоборот?
— В семье, знаете, как бывает? Ревность — это штука и с плюсом, и с минусом. Если ревности совсем нет, жена начинает говорить: «Ты меня не любишь, я тебе совсем не нужна». Если излишняя — это еще хуже. Поэтому есть такая мудрая вещь, которая в нашей жизни нужна, но давайте ее не ревностью назовем, а конкуренцией. Честно вам скажу, я многие вещи, которые допускал в отношении наших братьев из Татарстана… они появлялись по ходу моего спича и не были заготовленными. Но я мог в любой момент тормознуть. Потому что всегда понимал, что это тонкая грань. Где я точно, наверное, был неправ, это когда предложил рыдать мэру Казани.
— Вы были неправы?
— Конечно! Это мне немножко показалось грубовато. Но я что сделал? Саша ко мне подходит Сидякин (руководитель администрации главы РБ — прим. ред.), он в Татарстане был, говорит: «Шеф, по-моему, перегнули». «Звони, — говорю, — Ильсуру (Метшину, мэру Казани — прим. ред.), объясни ему». Он на это сказал: «Мы не в обиде, я тут же пошел к президенту просить еще денег на освещение Казани».
Вообще я считаю, что это огромное конкурентное преимущество нашей республики по сравнению с другими субъектами РФ, что у нас есть партнер Татарстан, с которым мы можем соревноваться. Потому что когда ты конкурируешь с сильным субъектом, когда у него учишься, когда одним глазом постоянно подглядываешь, что они делают, когда лучшие практики берешь, когда даже с людьми разговариваешь, — это двигает нас вперед. Я никогда не приму подчиненное положение ни к одному субъекту. Для нас Татарстан — равный, надежный партнер, с которым нас связывают историко-культурные и человеческие отношения. И что очень важно — личные отношения руководителей. Поэтому некоторые вещи…. Понимаете, работать надо нескучно. Работать надо, чтобы весело было.
— Рустам Минниханов во время визита в Уфу призвал местную татарскую общественность голосовать за вас на выборах главы Башкортостана. А вы что можете сделать для миллиона татар РБ? По пунктам.
— Моя философия предвыборной кампании… Не вести ее я не могу, это будет безответственно по отношению к тем решениям, которые принимались в стране на уровне президента. Предвыборная кампания на то и дается, чтобы рассказывать жителям чуть больше о том, кто ты есть, как работаешь, и я это делаю. Но больше я выполняю на реальной работе. Потому что нет ничего более эффективного, чем настоящие дела, нет ничего более полезного и для республики, и для людей.
Это позиция Рустама Нургалиевича была. Нас связывают с ним долгие, глубокоуважительные отношения. Он как старший товарищ так сказал. А вот что я буду делать для татар… Ничего не буду особенного. Татарам, как и чувашам, и русским, нужно, чтобы села развивались, дороги прокладывались, газ шел, работа была.
Из особенных вещей, если говорить немножко о политике, мы сейчас идем по пути создания полилингвальной гимназии. Как только начали разговаривать с нашими представителями образования… Где мы можем просесть? У нас образование неплохое, но вы не представляете, какая конкуренция идет по всей стране. За ресурсы, федеральные деньги, организационные меры — например, получить ОЭЗ или не получить. И для того чтобы нам в этой конкуренции… надо постоянно давать новые планки. В развитии любой сферы республике постоянно нужны новые планки. Я министров ориентирую: «Вы не докладывайте мне, что по работе сделали, что там по нацпроектам заполнили и отправили. Приходите и говорите: «Я посмотрел, в такой-то стране, в таком-то субъекте есть тема. Если ее реализуем, она через год, десять, двадцать лет даст вот такой эффективный выхлоп».
Отвечая про татар. Мы приступили к проектированию в Нефтекамске полилингвальной татарской гимназии. Вот такие точки роста, где проживает довольно плотно татарское население, есть. Причем даже нефтекамцы мне говорят: мол, к нам приходят татарские директора школ и удмуртские, что интересно — хотят в эту гимназию. Она пока небольшая, но там отличные условия для проживания, хорошее образование и все остальное. Мы успешно работаем во всех смыслах.
«Для нас Татарстан — равный, надежный партнер, с которым нас связывают историко-культурные и человеческие отношения. И что очень важно — личные отношения руководителей. Работать надо нескучно. Работать надо, чтобы весело было»
«ЗНАЕТЕ САМОЕ ГЛАВНОЕ КАЧЕСТВО РАБОТНИКА АДМИНИСТРАЦИИ ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ?»
— Когда вы отдыхаете?
— Я для себя решил воскресенье никому не отдавать. Потому что сын маленький, а суббота рабочая. С учетом того, что республика очень большая, суббота — это выезды.
Ну мы же хотим показать не только плохое. Плохое про нас и так… Мы же хотим руководителям показать хорошее. Но и здесь должен быть баланс. Я сейчас поэтому что делаю? У меня, по сути, два маршрута. Один официальный, то есть мне дают маршрут, там же тоже люди живут, мероприятия какие-то… А второй маршрут контрольного направления…
В Нефтекамске я хотел руки оборвать. Знаете, кто делал подъезды? 15-летние пацаны. Два месяца грязь таскали. Потому что они как придут, неделю поработают… Там по идее должна зайти профессиональная бригада. Они сделали штукатурку… Я пытался рукой провести, она настолько не сделана, что там все слои кожи сдерет. Понимаете? Настолько это скотски.
— Расскажите про 2024 год? Вы же, наверное, знаете, что будет, когда Путин уйдет?
— Нет. Знаете самое главное качество работника администрации президента России? Держать язык за зубами и не задавать много вопросов. Да, это время такое, мне кажется, будет интересное. И, разумеется, здесь я не могу комментировать. Только знаю одно, вот это могу сказать: системных решений не изменят.
— Кандидаты на пост главы Башкортостана определены. Как оцениваете кампанию, будет ли острая фаза агитации, дебаты? Выяснилось, что вы не собираетесь в них участвовать, или еще не приняли решение?
— Она не очень репрессивная в сравнении с 2003 годом, наверное, я бы даже сказал, скучная. Мы что для себя сделали: кто хочет участвовать, пусть участвует в гонке. Никакого противодействия не делаем.
У нас, мне кажется, надо было провести такую перезагрузку политических деятелей, фигур в республике, чтобы появились новые, которым нужно пройти через громину выборных процедур, поучаствовать в политической борьбе настоящей…
Я свидетель ситуации, когда дебаты очень сильно пиарят. Прения — это особый жанр. Там очень много хитрых эпатажных схем. Ты можешь говорить как самый умный, твои слова будут самыми честными, обоснованными, аргументированными, но ты проиграешь. Будешь самым несимпатичным, условно говоря. Поэтому мы готовимся сейчас, но в данное время очень многое будет зависеть от республики. Если это будет интересно…
— Мэр Уфы вас устраивает?
— Мэр Уфы… Да, он, знаете, как, меня многие главы устраивают… Долгие годы совместной работы, я знаю его как… Просто хочу большего от всех.
— А если у них сил нет, возможностей?
— Мэром же не рождаются, а становятся. Я думаю, что у него все очень и очень хорошо получается.
— Считаете ли вы важным остановить отток молодежи из региона или спокойно относитесь к тому, что люди всегда будут искать, где лучше? И в этой связи я хочу, чтобы вы прокомментировали информацию из соцсетей, что ваша дочь проживает в Австрии.
— Начнем с оттока. Я как рассуждаю: мы никогда не создадим университета такого высокого уровня, как Московский, МИФИ, МФТИ, Бауманка и так далее. Поэтому наши дети, конечно, должны получить возможность поехать и напитаться теми знаниями, которые Россия строила тысячелетиями, многими столетиями. И в этой части я смотрю на это очень положительно. Когда наши детишки поступают в хорошие вузы, радуюсь. Это первое…
Вам для понимания, что сейчас происходит: у нас есть средненькие курсы в Москве, куда проходной балл не такой большой, наши дети туда поступают, Москва их там захватывает. Очень часто они не находят себя и потом, уже потрепанные, возвращаются. И вот здесь, может, линию поведения строить родителям, чтобы дети поступали в наши вузы? Но есть такая заковырка — наши вузы все разные… Есть очень хорошие, известные в нашей республике, тот же Нефтяной, но мы не можем на месте сидеть. Поэтому почему сейчас ведем переговоры о национальном образовательном центре, почему вторым вопросом, который при Медведеве я поднял, был вопрос о федеральном университете? У меня министр высшего образования РФ спросил: «Зачем он вам нужен?» Я ответил: «Знаете, так получилось, что вокруг нашей республики все федеральные университеты, причем денег там больших нет. Но там есть целый ряд нюансов, которые помогут повысить статус наших вузов». Наши дети, когда я с ними разговариваю, говорят, что едут туда-то или туда-то, потому что там федеральный университет.
Знаете, я еще переживаю о том, чтобы баланс потоков был бы все-таки благоприятный для нас. В Бауманке отучился и к нам вернулся. Да, мы еще деньги за это должны платить. Представляете, он нахватался лучших знаний мировых, культуры, у него мировоззрение другое. И вот наша задача сделать так, чтобы эти дети возвращались сюда. Нет цели запретить поступать в Москву. Есть задача сделать так, чтобы они хотели вернуться в Башкортостан. Это, опять же, экономика, то, что жить в Уфе круто и в Стерлитамаке круто, что там же у него такая же набережная, где он может гулять. То есть качество жизни должно привлекать. Это и безопасность, и наличие театров, всего современного, что требует жизнь.
С дочерью Светланой история получилась такая: она же поступила в Нефтяной, и, вы помните, у нас тогда очень плотно отношения с Веной были. Она перевелась в Венский экономический университет. Стоимость обучения там — 750 евро в год.
У моих детей в некотором смысле не было жесткой привязанности к Родине. Когда я из Башкортостана уехал, при своих обстоятельствах, ее лишился. Не потерял родных и близких, а то место, куда ты можешь приехать и развиваться… А если папу не ждут, то и детей, конечно.
Младшей внучке полгодика, а старшему три года. Я недавно был у них, подошел к внуку: «Иди ко мне». Он так повернулся и резко: «Nein!» Все понятно. Мама разговаривает с детьми на русском, они отвечают ей на немецком.
«Наша задача сделать так, чтобы дети возвращались сюда. Нет цели запретить поступать в Москву. Есть задача сделать так, чтобы они хотели вернуться в Башкортостан»
«ФИШМАН ПРОСТО ОЧЕНЬ ИНИЦИАТИВНАЯ И ПРОБИВНАЯ»
— Вы отказались от строительства футбольного стадиона. Насколько отложен этот вопрос, комфортно ли вам на стадионе «Нефтяник» наблюдать матчи? И там прозвучала такая фраза, что пока нужно «научиться зарабатывать»? Что вы имели в виду?
— Вы все мои слова правильно повторили. Мне не нравится, вот честно. Я там не чувствую футбол. Ростислав Рафкатович [Мурзагулов], вы чувствуете? Вот и я нет.
А «Самара Арена» мне тоже не очень понравилась. Мне знаете, что обидно, в некотором смысле, хотя не знаю, может, нас Бог и спас… Вот в Саранске какой стадион, я был в Нижнем Новгороде, в Волгограде, у нас этой красоты нет. Но там огромное содержание.
— Может, хотя бы крышей закрыть?
— Это обязательно. Слушайте, нам непременно нужно иметь стадион с закрытой крышей. Если он будет не закрыт, то мы его будем использовать четыре месяца, а потом он станет никому не нужен. Я это и имел в виду, нам нужно понять, как покрывать расходы, как научиться зарабатывать. Конечно, строительство стадиона — это заметная история, но мы отказались от него. Просто на данный момент у нас в прерогативе другие задачи.
— А нельзя каким-то образом усилить работу архитекторов городов? Я про Уфу сейчас говорю. Потому что Уфа как развивалась стихийно, хаотично в 90-е годы, так это и продолжается. Меня немножко пугает, что вы занимаете сторону бизнеса, застройщиков, но если им палец дать, они руку откусят. И сейчас видим, что происходит в Уфе. Но главный архитектор чем занят вообще?
— Когда я пришел работать, знаете, какая у меня была первая мысль? Хотел поменять закон Республики Башкортостан и полномочия в сфере строительства взять нам в республику. Я хотел забрать у муниципалитетов полномочия, связанные со строительством. Какие у меня были недовольства: самое большое количество дольщиков. Мы в России, по-моему, тоже болтаемся в пятерке. Кто разрешения-то выдавал на строительство?
Знаете, что остановило? То, что мы стройку прекратим в республике. Потому что там бюрократия сейчас более-менее приближена к месту принятия решений. А тут наш минстрой будет принимать решение о строительстве какого-то там двухподъездного, двухэтажного дома.
Про то, что главный архитектор… Я просто не хочу сегодня давать оценку конкретным руководителям. Да, я думаю, что Уфу в этой части надо как-то… Больше внимания этой работе уделять. Там довольно профессиональные люди, они хорошо читают город — я с ними же постоянно общаюсь. Мы Уфу отдельно обсуждаем всегда: транспортные вопросы, развитие парковой системы, строительство… Они хорошо оперируют и так далее. Полагаю, что, видимо, акценты другие раньше им ставились. Сейчас-то у нас упор немного не на то. Мне кажется, поправим здесь… А в целом в архитектуре в Уфе дело куда ни шло — довольно высокий уровень. Здесь много квалифицированных людей. В некоторых регионах есть отделы архитектуры — они очень слабые.
— Ну вот смотрите — в Казани есть Наталия Фишман со своей командой. И они берут локальные какие-то проекты и их реализуют. Это замечательно получается и в малых, и в больших городах — и в Казани, и даже в райцентрах.
— Абсолютно.
— Будет такой подход применяться? Привлекут таких людей — ну пусть не масштаба Фишман, но других…
— Я хорошо ее знаю и прекрасно представляю, чем она занимается. Ничего сверхъестественного там не предлагается — ровно все то, что мы наконец расписали в наших методичках: по линии ЖКХ, по общественным пространствам. И то, что я требовал — порядок проведения встреч с жителями, — что это должно быть комплексно в виде перечня мер. Абсолютно простые вещи. Она просто очень инициативная и пробивная.
У нас никакая Наталия Фишман всю эту задачу не выполнит. У нас такую проблему решит только власть — правительство республики и администрация… В Татарстане этот проект лег на довольно эффективную, наверное, систему управления, а у нас еще нужно подработать над системой управления. Приводные ремни здесь еще немножко подводят. Вот мы сейчас подначиваем…
Вообще для моей управляющей команды очень интересное время сегодня. Мы творим на самом деле. Ошибаемся, когда творим, исправляемся и идем дальше… Просто творим. И я думаю, что избегаем очень многих ошибок. Потому что некоторые вещи, которые я предложил здесь сделать, оказались неисполнимы не потому, что я ошибочную позицию занял. А потому, что не обеспечил нормальные приводные ремни и они оказались негодными.
Идея хороша — ремнями не подкрепил, а в итоге что получилось? Я думаю, что такая школа молодого бойца для нашего правительства во многих вещах этим годом закончится.
— Будет ли у нас зоопарк строиться? Я знаю, что проект этот обсуждался, но его заморозили. Есть идеи вообще?
— По зоопарку что произошло. Конечно, мы считаем, что в Уфе, в городе-миллионнике, зоопарк должен быть. Это первое. Второе — сам лично провел несколько встреч с директором Московского зоопарка Акуловой (Акулова Светлана Владимировна — прим. ред.)… Очаровательная женщина, очень большой специалист и хорошо понимает… Зоопарк — это так же, как построить завод, сложно. Очень трудная вещь. С ней мы концепцию зоопарка выработали.
Третье. По ее просьбе мы обозначили несколько точек, где видим возможным строительство зоопарка. Сделали. Нашли. Четвертое. Пришли инвесторы, которые морочили мне голову на протяжении пяти месяцев практически. Я не люблю, когда приходят вначале: красивый галстук, запонки и так далее. Важные, говорят словами, которых я не понимаю, тоже что-то очень важное… И пообещали, что придут. А потом пропали. Это пятое.
Шестое. Я провел несколько переговоров с моими коллегами — главами, в том числе субъектов федерации, и наша общая позиция следующая: зоопарков частных не бывает. Мы будем строить свой. Для понимания… Московский зоопарк — вы знаете, что он невероятный по цене? Он сосет деньги бюджета Москвы. Просто присосан. Хотя, казалось бы… Очень еще затратная история. Хороший зоопарк — это история нескольких лет.
— Пока проекта нет?
— Нет. У меня стол был завален кучами картинок. Сейчас зоопарки, знаете, как еще делают — очень важно, чтобы там были круглогодичные вещи… После выборов мы потихонечку сядем и начнем работать с теми проектами, которые не сдвинули. Это в том числе зоопарк, туризм — потому что я за это время убедился и убеждаюсь, что мы невероятно привлекательны в плане туризма. У нас есть объекты, но нулевая инфраструктура… Мы этим сейчас заниматься будем.
«Богом быть невозможно, но и не нужно к этому стремиться. А конфликты внутри команды, конечно, бывают»
«В КАКОЙ-ТО ШКОЛЕ ПОСТАВЯТ ТАТАРИНА ДИРЕКТОРОМ, И НАЧИНАЮТ У НАС ТРЕТЬЮ МИРОВУЮ ВОЙНУ РАЗВЯЗЫВАТЬ»
— Как раз многие эксперты говорят о том, что у нас в Уфе нет туристических нормальных маршрутов. Нет даже экскурсоводов…
— Абсолютно точно. Знаете, с чего я даже хочу начать? Мы приезжаем в другие города, и каждый понимает: вот он приехал сюда — если Золотое кольцо есть, оно есть. У нас эти объекты существуют, но они не структурированы. Ни маршруты, ни транспортные какие-то потоки, ни организации питания и проживания.
— Один из вопросов, который всех интересует. Вам лично набережная в Уфе нравится?
— Нравится. Сейчас, когда она начинает обретать контуры. И, самое главное, что там понравилось — мне хотелось, чтобы на набережной была движуха. Мне она казалась очень узкой, но там есть место для этого. Мне нравится, кажется, неплохая набережная получится. Просто сейчас на передний край будет выходить задача не бетона и гранита, а того, как мы сможем организовать содержательную жизнь набережной. Это тоже целое искусство. Те ошибки и просчеты, которые сейчас есть в плане ее организации, будут влиять. Но я думаю… Тем более чем хороша набережная Уфы? Это неисчерпаемый объем работы для всех последующих глав. Что-то и на мой период придется.
— Есть всероссийское исследование, согласно которому, Уфа, как и многие другие крупные города России, отстает в развитии от Москвы на 100 лет. Не связано ли это с тем, что большая часть налогов уходит в Москву? Вы согласны?
— Говорить об этом не очень правильно, что деньги уходят. Сколько уходит, но еще больше приходит. Это первое. Второе — я вообще верю таким вещам. Они громко заходят. И все, кто из Уфы, сразу: «О Господи! Я уеду из Уфы. Мы на сто лет отстали от Москвы!» А если посчитать… Ну да, конечно, отстали, в инженерии, в современных технологиях. Москва — это столица великого государства, а мы столица субъекта. Другой вопрос, что Уфа хаотично развивалась. Вот, условно говоря, возьмите Стерлитамак. Я туда приезжаю, и у меня на душе становится хорошо. В свое время мы выдержали архитектурную градостроительную концепцию. Даже сейчас новые районы Стерлитамака развиваются. Они совсем другие, не как в Уфе. Там проспекты по шесть полос с перспективой развития. Уфу в этой части, видимо, лихорадило, но и интересантов больше в ней. Я лично сейчас Уфу вижу городом… Мне хочется больше в нее добавить гранита, мрамора и парков.
— Как вы решаете проблемы знакомых людей, когда они оказываются по разные стороны баррикад? Например, застройщик и мэр. На чью сторону встаете?
— У меня нет ни одного друга-застройщика.
— Хорошо, не застройщика…
— Пока сам не ввяжешься… Я вчера утром встал, в душе моюсь, такой уставший был, а потом раз — и мысль такая: ты же руководитель такой большой республики. Еще, честно сказать, до конца не осознал. Но, отвечая на ваш вопрос, это дает огромные силы. И для меня то, что я главой работаю, не технократически наемная работа. Для меня она служение. И это очень легко. Для меня единственный критерий принятия решения, когда мои коллеги ругаются, — интересы дела. Когда ты большой комплекс задач решаешь, ты можешь это сделать.
— Не трудно быть богом?
— Богом быть невозможно, но и не нужно к этому стремиться. А конфликты внутри команды, конечно, бывают.
— Вы их гасите или не обращаете на них внимание?
— Самый эффективный способ тушения конфликта — публичное избиение провинившегося.
— Вопрос по взаимоотношению башкир и татар. В 2020 году пройдет всероссийская перепись населения. По оценкам некоторых историков и этнологов Татарстана, в ходе прошлой переписи порядка 150 тысяч татар, проживающих на северо-западе Республики Башкортостан, были записаны башкирами. Сейчас якобы в этих районах ведется работа, проводятся конференции, которые так или иначе могут подтолкнуть местное население к тому, что они будут записываться башкирами. Можете ли вы пообещать, что в случае вашего избрания не будет подобного?
— Никакой такой работы не ведется. Мы к переписи пока организационно готовимся. В то же время это такой тонкий вопрос — я же башкир, и меня как руководителя республики волнует судьба башкир: будущее, культура, история. Здесь очень важный момент — самоидентификация жителей тех районов, о которых вы говорите. Знаете, были даже такие мнения, что, с точки зрения «настоящих» башкир, те, которые живут на северо-западе, не башкиры. Хотя они сами себя считали таковыми. Это вопрос внутреннего самосознания. Здесь все непросто. Есть такое, что если произносишь «Ля иляха иль Алла Мухаммад Расул улла» («Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад — пророк его» — прим. ред.), то ты мусульманин. А здесь, если человек сам считает себя башкиром и скажет, что он башкир, это его право.
Если один произносит «ф», а другой — «с» или имеет зажатый «д» (очень важный звук для башкирского языка), не надо сразу говорить, что он не башкир. Я людям объясняю, что наша идеология следующая: хочешь ты так называться — твое право, но не вторгайся в мое святое. Все пусть работают, занимаются, но как только мы скатываемся в такое межевание по национальному расистскому признаку…
Я устал от общественных организаций получать комментарии. В какой-то школе поставят татарина директором, и начинают у нас третью мировую войну развязывать. Руки будем отрывать вместе с головами. Ну как так можно, что башкиры, молодые башкиры, да даже немолодые, следят за нацией! Группа отщепенцев каких-то! Один за убийство судим, другой — по наркотикам, третий — за два разбоя. Что такое разбой или грабеж? Это когда к женщине подходят и говорят: «Отдавай деньги». Очень мерзко, грязно. И когда такая группа людей начинает претендовать на нравственный авторитет среди башкир… Ребята в армии не служили, им бы там по голове настучали… Я, может, эмоционально говорю, извините.
В любой сфере есть парни хорошие и плохие, как говорится. Почему они так выросли в свое время? Помогли, наверное, не было нравственных авторитетов. Наша задача, чтобы были нравственные авторитеты. Кто они такие? Это глава района, которого люди уважают. А у нас были главы районов, которых не просто не уважают, а ненавидят. Поэтому приезжают: с одной стороны глава стоит, а с другой — стоят эти ребята, и люди этого главу не уважают. Дальше хайп поймали, и пошло-поехало. Мы на одной поляне сейчас работаем, но я никогда не буду работать на одной поляне, когда говорят: «Убери директора-татарина», «Башкир мало во власти» или еще чего.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 121
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.