Евсей Гурвич: «Экономика России пока чувствует себя неожиданно хорошо»

Научный руководитель экономической экспертной группы Евсей Гурвич констатирует, что апокалиптические прогнозы относительно действия санкций не сбылись и наша экономика относительно успешно с ними справляется Фото: © Михаил Климентьев, РИА «Новости»

Чувствуем себя хорошо

— Как себя чувствует российская экономика после полугода жестких санкций?

— Если судить по формальным показателям, то экономика России пока чувствует себя неожиданно хорошо, гораздо лучше прогнозов и нашего правительства, и международных организаций. Весной все прогнозы были почти катастрофическими и превосходили те цифры спада, которые наблюдались во всех наших многочисленных прежних кризисах, кроме трансформационного спада первой половины 1990-х годов.

Через полгода после введения санкций и ухода международных компаний из России ситуация выглядит оптимистической по сравнению с этими ожиданиями. Росстат объявил свою оценку спада ВВП во втором квартале — минус 4,1%. Все прогнозы пересматриваются в сторону улучшения, особенно на текущий год. Сейчас уже МВФ предсказывает спад на 6% в этом году вместо 8,5%. Минэкономики ожидает 4,2% вместо 7,8%. И с каждым днем оптимизм растет. Вот уже первый вице-премьер Андрей Белоусов говорит, что по итогам года спад может оказаться даже меньше 3%.

— Почему многие ошиблись в прогнозах? Какие факторы не были учтены?

— Основной механизм централизованных санкций — это блокирование выхода некоторых видов российской продукции, прежде всего энергоносителей, на ключевые внешние рынки. Второй механизм — это блокирование части импорта, в том числе инвестиционной и промежуточной продукции. Действие этих механизмов понятно: в долгосрочном плане теряются часть экспорта и возможность производить продукцию, которая использует импортные составляющие, а это довольно большая часть экономики в наших условиях. Логика была в том, что быстро найти замену очень трудно, в некоторых случаях практически невозможно, соответственно, эта продукция не будет выпускаться. На этом были основаны прогнозы большого спада. Действие этих механизмов пока смягчается действием нескольких факторов. Во-первых, в результате санкций сократились российские поставки энергоносителей. Известно, что цены на углеводороды очень чувствительны, даже небольшие изменения предложения ведут к огромным скачкам цен. Соответственно, это более чем компенсировало потери от сокращения физических объемов экспорта нефти и газа.

Во-вторых, конечно, невозможно быстро найти замену для потерянного импорта, но, если говорить о продукции производственного назначения, на складах всегда есть какое-то количество запасов, которые могут на первое время заменить импорт.

Уход иностранных компаний освободил ниши для российских производителей. Скажем, ушла IKEA, соответственно, часть спроса переключилась на продукцию российских мебельных компаний. Правда, нужно оговориться, что в данном случае увеличение производства не равнозначно такому же увеличению благосостояния, поскольку замещающая продукция либо дороже, либо ниже качеством, либо и то, и другое. Поэтому в данном случае переключение потребителей на российских производителей идет в плюс для производства, но в минус для благосостояния.

Следующий фактор — это предполагаемый резкий рост продукции ВПК. У нас нет точных данных, но из общих соображений такой эффект можно с уверенностью предсказать. Все вместе это во многом позволило компенсировать эффект дезорганизации, поэтому мы видим сейчас гораздо меньшие цифры спада. Возникает вопрос: действительно ли эффект санкций был сильно преувеличен или же он просто будет проявляться с задержкой? Посмотрим, насколько долгосрочным будет само действие санкций и факторов, смягчающих их последствия.

Первое, цены на энергоносители. Большинство международных агентств ожидает, что где-то за два года цены вернутся к прежнему уровню. Второе — понятно, что запасы не бесконечны, они будут истощаться. Таким образом два важнейших смягчающих фактора скоро перестанут действовать. С другой стороны, будет ослабевать и действие санкций — например, в результате усилий по импортозамещению. Конечно, нужно понимать, что это достаточно непросто, в частности, для продукции промежуточного назначения, здесь не так легко подобрать аналоги и чаще всего они производятся в развитых странах, которые участвуют в санкциях. Теоретически самым перспективным для участия в импортозамещении является Китай. Но он достаточно осторожен — для него важность западных рынков сбыта несопоставимо больше, чем дополнительные поставки в Россию. Поэтому сомнительно, что все возможности Китая для использования его в области импортозамещения будут использованы.

Еще сложнее найти замену продукции инвестиционного назначения, поскольку это еще более уникальные вещи. Там практически всегда ключевое значение имеет не только закупка оборудования, но и поддержка со стороны производителя. Без этого оборудование очень быстро перестает работать. Поэтому здесь не поможет то, что мы называем параллельным импортом. Самый очевидный пример — это программное обеспечение, которое периодически обновляется, что хорошо знает каждый пользователь Windows.

Об инвестициях

— В России даже стратегические отрасли зависят от импорта?

— Да, естественно. Это не специфика России. Это нормально — никакая страна не может себя всем обеспечить, международное разделение труда — это важнейший фактор экономического развития. Страны различаются не тем, что одни больше, другие меньше зависят от импорта, просто развитые страны экспортируют высокие технологии и импортируют сырье, а не столь развитые — наоборот. Найти замену поставкам нефти трудно, но возможно, поскольку нефть — не уникальный продукт, производится многими. А то, что относится к высоким технологиям, гораздо труднее заменить. Дальше в дело вступают инвестиционные факторы. Для того, чтобы наладить производство собственной импортозамещающей продукции, как минимум нужны серьезные инвестиции. Теоретически у нас есть капитал для серьезных инвестиций, так как опасение попасть под санкции наверняка надолго сократит валовый отток российского капитала. Но главный враг инвестиций — это неопределенность. Понятно, что инвестиции — это долгосрочное решение, и инвестор должен четко представлять, когда окупятся его инвестиции. Для этого нужно знать, какими будут налоги через 5 или даже через 10 лет, в каких пределах окажется обменный курс, каким будет спрос на его продукцию, с каким импортом она будет конкурировать на внутреннем рынке. Сейчас с этим большие проблемы. Наглядный пример: кто мог представить те колебания обменного курса, которые были в марте, когда курс сначала доходил до 120 рублей за доллар, а потом упал чуть ли не до 50? То есть за несколько месяцев амплитуда колебаний курса доллара составляла почти 250%. И это только один из примеров.

Наряду с чисто экономическими факторами нужно учесть и важные институциональные. Прежде всего, происходит (и будет идти дальше) увеличение роли государства и, соответственно, ограничение рыночных факторов. Понятно, что это идет в ущерб эффективности экономики. Наверняка мы увидим резкое повышение роли государства в распределении инвестиций (в крайней неэффективности которого мы могли убедиться еще в советские времена).

Другой институциональный фактор — это то, что мы все меньше знаем, что происходит в нашей экономике. Это увеличивает неопределенность, о которой я говорил, снижает и так слабый контроль общества за использованием государственных ресурсов, ведет к тому, что некоторые решения принимаются «вслепую». Последние двадцать с лишним лет правительство очень много работало над повышением прозрачности экономических показателей и многого добилось, российская бюджетная система имела очень высокие оценки в международных рейтингах прозрачности.

Сейчас мы видим, что становятся недоступными данные, кроме самых общих, об исполнении бюджета. Закрываются данные об экспорте и импорте, закрывается часть данных о деятельности банков. Это можно понять — хотят кого-то вывести из-под санкций или вывести из-под удара тех, кто помогает обходить санкции, или скрыть расходы на специальную военную операцию. Но, с другой стороны, не зря правительство этим так много занималось. Это действительно очень важно. Прозрачность — существенный фактор эффективности использования экономических ресурсов, говоря высоким стилем. И сейчас все это отыгрывается далеко назад.

Кого спасать?

— Некоторые данные все-таки становятся достоянием общественности. Российский Минфин сообщает, что доходы бюджета в июле сократились на 26%. Сырьевая рента — на 22%, на 40% упал сбор НДС. Акцизов собирается меньше и на 32% собирается меньше налога на прибыль. Минфин прогнозирует дефицит по итогам года. Есть какое-то понимание масштабов дефицита, и не столкнемся ли мы с невыплатой зарплат, пенсий, социальных пособий в ближайшем будущем?

— Одна из главных причин провала доходов — неожиданно резкое укрепление рубля. В федеральном бюджете особенно много статей, которые прямо пропорциональны обменному курсу — прежде всего нефтегазовые доходы и НДС на импорт. Кроме того, в условиях санкций резко упал долларовый объем импорта. И все это вместе взятое привело к огромным потерям для федерального бюджета.

Граждан можно успокоить — остальные части бюджетной системы, доходы региональных бюджетов, Пенсионного фонда и Фонда медицинского страхования не так зависят от курса доллара. Я думаю, что правительство имеет достаточные возможности, чтобы профинансировать в этом году большой дефицит бюджета и за счет Фонда национального благосостояния, и за счет заимствований на внутреннем рынке, так что социальные обязательства будут исполнены. Но остается вопрос, что делать дальше —жить с хроническим большим бюджетным дефицитом очень опасно — могу напомнить, что именно он стал причиной «дефолта» в 1998 году.

— Появились отрасли, которые нужно спасать. По данным Росстата, в июле падение в автопроме составило 80% по сравнению с июлем 2021-го года.

— Да. Всем этим правительство будет заниматься. Оно может какие-то отдельные отрасли спасти, но, мне кажется, не может спасти общую ситуацию. Общая ситуация, по моему мнению, будет состоять в том, что не просто негативный эффект санкций будет сохраняться очень долго. Мы фактически перешли на другую траекторию, которая будет все дальше уходить от прежней. У нас будут не только потери в рамках двух ближайших лет, но и дальше темпы роста будут ниже, чем были бы до этого. Разрыв между той экономической динамикой, которая нам предстоит, и той, которую мы могли бы увидеть, с каждым годом будет увеличиваться.

— По некоторым данным, около трех тысяч иностранных компаний ушли из России за полгода. Это значительная часть российской экономики…

— Конечно, значительная. Вы, например, упоминали автопром — это огромная отрасль по количеству занятых, она не только выпускает свою продукцию, но и создает спрос на продукцию других отраслей, например, существенную часть спроса на продукцию металлообработки. Может быть, еще важнее то, что это не просто среднестатистические отрасли с точки зрения технической продвинутости выпускаемой продукции. Мы говорили о том, чем отличаются продвинутые экономики от менее продвинутых. Один из ключевых факторов — это уровень сложности производства. Уход этих компаний отбрасывает нашу экономику далеко назад по шкале «сложное-примитивное производство».

Бюджетное правило надо возвращать

— Энергоносители сейчас какую часть доходов бюджета дают в процентах?

— Для федерального бюджета в отдельные годы эта цифра превышала 50%. В последнее время доля снижалась, составляла порядка 40%. В федеральном бюджете, конечно, это главный источник доходов.

— Как вы оцениваете намерение западных стран ввести потолок цен на российскую нефть, чтобы ограничить возможности России получать сверхприбыли от продажи энергоносителей? Будет ли работать эта мера?

— Думаю, это будет работать ограниченно. Поскольку это обезличенный товар, достаточно легко скрыть, что кто-то перепродает российскую нефть.

— Потерян ли европейский рынок после остановки «Северного потока»? Канцлер Германии уже заявил, что «Газпром» больше не может считаться надежным поставщиком.

— Европейские страны продолжают покупать российский газ. Венгрия, некоторые другие. Поэтому нельзя сказать, что полностью потерян. Но, я думаю, что уже в среднесрочной перспективе большую часть этого рынка мы потеряем.

— А реальные альтернативные рынки сбыта?

— Основные возможности альтернативных поставок газа связаны с Азией. Но если раньше Китай был главным драйвером роста мирового спроса на углеводороды, то сейчас его экономика замедляется, так что перспективы увеличения поставок туманны.

— Действие бюджетного правила в этом году остановлено. Дополнительные нефтегазовые доходы идут не в Фонд национального благосостояния, ими распоряжается правительство. Как вы считаете, нужно ли возвращать бюджетное правило и в каком виде?

— Я считаю, что обязательно нужно это делать, но придется вносить изменения. Здесь дело не только в самом правиле. Параллельно с ограничениями на использование нефтегазовых доходов предусматривались зеркальные валютные интервенции Центрального банка. То есть если были какие-то дополнительные сбережения нефтегазовых доходов, то на эту сумму ЦБ покупал валюту. Или, наоборот, если использовал Минфин, то ЦБ продавал на эту сумму валюту. Под валютой понимались облигации ведущих стран. Понятно, что теперь этого не будут делать. По всей вероятности, сам механизм бюджетного правила, который уже много раз менялся, сохранится, но параметры (прежде всего, базовая цена на нефть) будут скорректированы.

 — Минфин предлагает вкладываться в валюты «дружественных стран», в юань, например. Оправданы ли подобные вложения?

— Это безопасно, но невыгодно экономически. По прогнозам, китайский юань будет дешеветь. Поэтому я бы рассмотрел вариант увеличения или уменьшения чистых заимствований правительства в зависимости от объема нефтегазовых доходов вместо накопления или использования валютных резервов.

— Укрепление рубля — это надолго? Крепкий рубль, очевидно, невыгоден ни экспортерам, ни бюджету?

— Слабый и сильный рубль имеют свои плюсы и минусы. Просто ситуация сейчас такая, что минусы сильного рубля очень ощутимые, а плюсами практически невозможно воспользоваться. Один из важных плюсов — повышение доступности импорта и для граждан, и для производителей, которые используют его как промежуточную продукцию, а главное — для тех, кто хочет импортировать оборудование для модернизации производства. Но сейчас из-за санкций, ухода компаний, разрыва экономических отношений все эти активности сильно ослаблены. Поэтому российская экономика не может воспользоваться позитивом, а негативные моменты ощущают и экспортеры, и Министерство финансов.

— Что сейчас может стать причиной роста инфляции?

— Внутренний спрос, конечно. Если для поддержки экономики резко будут снижать процентную ставку, субсидировать дополнительно ипотеку, усиливать социальную поддержку и станет ослабляться рубль (скорее всего, это будет постепенно происходить) — все вместе это ускорит инфляцию, но я не думаю, что она окажется какой-то экстремальной. Но и в мире инфляция будет, по всей видимости, снижаться вместе со снижением цен на энергоносители и ослаблением роста и экономической активности.

— Минэкономразвития предсказывает, что рост ВВП возобновится в 2024 г., а к концу 2025 года будет достигнут докризисный уровень производства.

— Такой прогноз кажется мне неоправданно оптимистическим. Экономика достаточно быстро восстанавливалась после всех кризисов, начиная с «дефолта». Но на этот раз механизмы кризиса совершенно другие и после прохождения дна рост будет значительно ниже прежнего. Возможно, уровень ВВП восстановится только к концу десятилетия. Кстати, это вовсе не будет означать ликвидацию последствий кризиса. Если сравнивать последние прогнозы Минэкономразвития и МВФ с более ранними, мы увидим, что в обоих случаях ожидаемый в будущем году уровень ВВП примерно на 14% ниже, чем прогнозировалось в конце 2021 года. Исходя из сказанного я думаю, что в обозримом будущем наша экономика останется далека от прежней траектории роста.

— Если ситуация будет развиваться по наихудшему сценарию, возможно ли полное исключение России из мировых экономических процессов, полная изоляция?

— Нет. Вряд ли к этому активно присоединятся такие большие экономики, как Китай, Индия — два главных мотора экономического роста в ближайшее время. Плюс другие лидеры экономического роста, по прогнозам, будут тоже в Азии: Индонезия, Вьетнам, Филиппины. Я не думаю, что кто-то из них активно поддержит исключение России. Россия все еще часть глобальной экономики и останется ею как минимум за счет отношений с динамично растущими азиатскими экономиками.

Беседовала Ирина Меркулова

«Economy Times», 12.09.2022