«Ни одна тварь не была бы в состоянии противостоять им»: всех ли татар истребил Чингиз-хан?

«До недавнего времени историки, завороженные победами Чингиз-хана, считали, что он объединял «монгольские» племена, а все эти найманы, меркиты, кереиты мигрировали в степи в начале XII века, составив основу Монгольского улуса. Новые публикации китайских источников доказывают, что история «темного дочингизовского века» была иной» (на фото: статуя в Монголии) Фото: Сергей Бобылев/ТАСС

Татарская эпоха: неизвестная страница истории евразийской степи

Едва ли не главный наш источник, осве­щающий историю народов Центральной Азии в предмонгольское и монгольское время, — это труд Рашида ад-Дина «Джами ат­-таварих». Основное место занимает история создателей Монгольской империи, но отдельные упоминания и отрывки высвечивают иные события и времена. В первую очередь это связано с историей татар.

Как считает тюрколог и историк Сергей Кляшторный, Рашид ад-Дин кратко излагает этнополитическую историю степей Цент­ральной Азии, разделяя ее на несколько хронологических эта­пов: время господства «тюркских степных племен»; этап подчинения тюрк­ских племен татарами и период превращения этно­нима «татары» в общий политоним; вре­менные границы — от «глубокой древнос­ти» до начала татаро-монгольских войн (XII век); этап возвышения монголов и после истребления татар превращения эт­нонима «монголы» в общеимперский поли­тоним (XII–XIII века).

Рашид ад-Дин предлагает свою этноло­гическую схему предмонгольской Цент­ральной Азии, точнее, ее степной части, на­селенной преимущественно тюркскими племенами. Вместе с тем, как замечает Рашид ад­-Дин, силы и могущество татар были в свое время столь велики, что и поныне, т. е. в на­чале XIV века, от Китая до Дешт-и Кипчака и Магриба все тюркские племена называют татарами.

Если термины «тюркская эпоха (вре­мя)», «монгольская эпоха (период)» в исследовательской литературе уже давно ста­ли привычными, то столь же генерализованное представление о «татарском перио­де» в истории степей Центральной Азии не сложилось. Напротив, оно полностью инте­грировалось в стереотипах «монголо-татар­ская эпоха», «монголо-татарское нашест­вие». В этой парадигме все племенные объединения (известные по различным сочинениям, начиная от «Сокровенного Сказания» до трудов европейских послов ко двору великого хана), кереиты, найманы, меркиты, онгуты, объявлялись «монгольскими племенами», а войны Чингиз-хана — «объединением монгольских племен». Между тем схема Рашида ад-Дина чет­ко разделяет, противопоставляет и разводит во времени «татарский» и «монгольский» периоды, а данные о тюрко-монгольских языковых взаимодействиях свидетельствуют о глубоких контактах и сравнительно позднем (в период раннего Средневековья) распаде этой языковой общности.

Очевидно, что предложенная Рашидом ад-­Дином историографическая концепция нуждается в очень обстоятельной фактологической проверке. Помогает пониманию ситуации то, что, кроме концептуального изложения истории Центральной Азии в его фундаментальном труде «Джами ат-таварих» («Сборник летописей»), в нашем распоряжении есть целый комплекс источников китайских династийных хроник, включающих как описания окружающих стран и народов, так и дипломатические контакты с ними. К сожалению, в тек­сте самого Рашида ад-Дина, а тем более в китайских источниках, много недосказанного или сказанного намеком, много трудностей возникает при прочтении тех этнических терминов, топо­нимов, собственных имен, которыми насы­щен текст, а главное, есть сложности понимания тех реалий, которые стоят за тем или иным термином. Например, сведения китайского автора, что какое-то племя «происходит от татар», может означать, что это осколок одного из татарских родов, что его сплотила элита, состоящая из какого-то татарского рода, или даже что китайский автор считал его татарским по традиции, поскольку полагал, что все подобные группы ведут свое происхождение от татар. Иными словами, никакого прямого отождествления слов историка прошлого с реалиями того времени может не быть. В скупых строчках источника о каком-то народе скрыта какая-то реальность, но не факт, что она совпадает с тем, что мы привыкли вкладывать в понятие этноса.

Следует учитывать и анализировать все возможные факторы, а главное — понимать, что картина мира китайского чиновника, описывающего северных варваров, лишь в малой степени совпадает с нашим пониманием ситуации.

К сожалению, историки обычно излагают подобные рассуждения глубоко в своем научном аппарате и в специальных статьях, а на публику выносят только основные выводы и следствия своих исследований. Это и понятно. Сугубо источниковедческие труды было бы невозможно воспринимать неподготовленному читателю. Он привык читать что-то подобное «Древним тюркам» или «Поискам вымышленного царства» Льва Гумилева. Но им невдомек, что сам автор основывал свои труды на серьезном источниковедческом анализе, хотя и не всегда верном, поскольку использовал не очень качественные переводы и часто домысливал подоплеку событий. Он был первопроходцем в освоении огромного исторического материала целых «темных эпох», куда едва ступала нога исследователя. За это ему многое прощалось и прощается. Но современная наука прошла огромный путь и не может довольствоваться прежними шаблонами и критериями.

Для написания связной истории татар в Центральной Азии необходим комплексный источниковедческий труд. Именно этот путь и собираются пройти сотрудники Института истории им. Марджани и их коллеги, изучающие данные проблемы. Но на этом пути есть много ловушек и загадок, ложных путей и мифов, рожденных трудами предшественников.

Все это ме­шает историку оценить пространственно-­временные параметры событий и ситуа­ций. И требует специального их анализа и изучения. Именно этим и занимаются историки, а не просто пересказывают сведения тех или иных источников. Разумеется, это прямо противоречит мнению дилетантов, которые привыкли тупо читать средневековые сочинения и прямо экстраполировать их сведения на реальную этнополитическую ситуацию.

Одной из таких загадок является загадка народа «цзубу», нередко встречающегося на страницах китайских династийных историй.

Загадочные цзубу: реальность и книжная традиция

Как отмечалось в предыдущих очерках, татары широко расселились по степи от озера Буир-Нур и отрогов Большого Хингана до Прииртышья, от Ордоса до Восточного Туркестана. После того как пала империя Тан в Китае, на ее территории последовательно возникали 9 воюющих между собой царств от Ляо до Цзинь и Сун. Но в Великой степи не появилось новых мировых империй. Очевидно, что потенциал для их возникновения был исчерпан, поскольку не было настолько крупных племен, чтобы они могли подчинить себе другие.

Периодически возникали довольно крупные племенные объединения. Например, переселившиеся в VI–XII веках из Амурско-Сунгарийского междуречья на юго-запад во Внутреннюю Монголию монгольские племена создали в начале XII века Хамаг Монгол (Монгольское государство). Однако оно довольно быстро распалось под ударами татар. В степи сложилось неустойчивое равновесие.

Племена, которые взаимодействовали между собой в восточной части Великой Степи в X–XII веках, известны по названиям из «Сокровенного Сказания» (1240 года) монголов. Но для более раннего периода такого количества источников нет. Вернее сказать, что они есть, но сообщают нам несколько другие сведения, которые мало коррелируются с поздними источниками.

Между тем в китайских источниках есть некое этнополитическое объединение, которое фиксируется в степях Монголии в этот период. Это народ под названием цзубу, который используется в хрониках империй Ляо и Цзинь как обозначение именно татарского мира. По вполне обоснованному мнению отечественного китаеведа Романа Храпачевского, данный термин возник в этих хрониках как прочтение названия сонгпо из тибетских или тангутских сочинений, в которых им обозначали татар из княжеств (идикутств) Кашгарии. Первыми, очевидно, восприняли это наименование татар, распространив его на племена восточной части Дашт-и Татара, кидани, употребляя его в разных формах — чжумо, чжубугу или более распространенное цзубу. Вместе с тем китайские дипломаты и хронисты из южнокитайской династии Сун, считавшие себя наследниками классических традиций, которые они видели в империи Тан, продолжали именовать население степей татарами (дада, дадань, татань). Поэтому часто одни и те же племена в сочинениях разного происхождения именовались или цзубу, или татары. Позднее, в эпоху Юань, была воспринята именно «классическая» сунская традиция, а цзубу сохранились только в описании более ранних событий, взятых из хроник Ляо или Цзинь, отчего в более поздней китайской исторической традиции произошел разрыв и появилось непонимание. Оно было подхвачено европейскими синологами, как, например, в трудах известного английского дипломата и историка Э. Паркера, у которого все варвары, начиная еще с хунну, именуются татарами. Это описание не реальности, даже не специфичной картины мира китайских книжников, а экстраполяция на прошлое книжных представлений императорского Китая династии Цин.

В связи с этим следует подчеркнуть, что в разных китайских династийных хрониках при описании северных варваров встречаются разные версии происхождения татар — от хунну, от шивэй и т. д. Скорее всего, это не описание реальных генеалогий народов, о которых авторы имели книжные представления, а попытка объяснить некие современные дипломатические реалии посредством привязки к народам, известным в письменной традиции.

Понятно, что отсылка к происхождению от хунну — это наложение двух тенденций. С одной стороны, любое северокитайской периферии племя, достигшее или претендующее на царственный статус, должно было апеллировать к великому наследию хунну. С другой — китайские дипломаты и хронисты при любых затруднениях в понимании происхождения того или иного народа, вдруг возникшего у Великой стены, ссылались на самый известный царственный народ — хунну.

Примерно таким же образом татары попали в родственники к шивей. Поскольку в поздней юаньской традиции они считались неким единым народом «монголо-татар» (мэн-да), а монголы (мэнъу и мэнва) еще с эпохи Тан связывались с приамурскими племенами шивэй. Так, собственно, возникла книжная теория, что татары — это монголоязычное племя и связано своим происхождением с народом «тридцать (племен) шивэй». 

Таким образом, история татар может быть понята, если мы внимательно и тщательно изучим источники и выясним, под какими названиями они фигурировали в разнородных и разновременных источниках.

Цзубу и ди: татары на границах империи Ляо

Интересно отметить, что татары под именем цзубу появились на горизонте международной политики и страницах исторических хроник как раз после того, как закончилась история империи Тан и шато создали последний осколок этой империи — Поздняя Тан. Это весьма симптоматично. Шато как бы прикрывали собой то степное население, откуда они постоянно подпитывались людьми, что обеспечивало их военную мощь. Настолько значительную, что шато сначала разгромили многочисленные крестьянские войска, а позднее объявили своего вождя новым императором, не признав падения династии Тан.

Но через несколько лет его держава попала под власть империи, созданной киданьской династией Елюй, которые назвали свою державу Ляо.

Теперь они напрямую столкнулись с враждебным миром, который пришел в некоторое равновесие. До этого почти полвека степи Монголии сотрясали войны и миграции, начавшиеся после гибели Уйгурского каганата, возникновения и последующего распада Кыргызского каганата. Наступило время относительной стабильности.

Победителями в этой ситуации стали татары, которые распространили свою власть на всю территорию степей. В одном китайском сочинении историка Ли Синь-чуаня (1167–1243) с использованием различных официальных и неофициальных документов империи Южная Сун есть интересные сведения о татарах. Там сказано: «Люди татар отважны и дерзки, отлично сражаются. Что касается тех из них, что (живут) поблизости ханьских земель, то их называют культурными татарами (шу-дада), (поскольку они) умеют сеять гаолян и просо. Их варят в глиняных котлах с плоским дном и затем едят. Что касается тех из них, что (живут) далеко, то их называют дикими татарами (шэн-дада), (поскольку они) только охотятся на зверей с луками для поддержания жизни; они не имеют утвари и доспехов, а в стрелах используют костяные наконечники и только!» Но далее он говорит, что ранее существовал запрет на ввоз к татарам железа, однако потом он перестал выполняться, и «…в результате (они) сделали множество вооружений, при этом государство (татар) способствовало умножению количества (оружия)». Автор так характеризует татар: «Люди все хитрые и коварные, стойкие и выносливые, безжалостные и имеют склонность к убийствам».

В этом источнике есть описание того, что автор считал границами мира татар: «На востоке (они) находятся рядом с округом Линьхуанфу (верхняя столица Ляо на реке Хуан), на западе они соседи с государством тангутов (Си Ся), на юге доходят до округа Цзинчжоу (район современной провинции Сычуань), на севере примыкают к государству больших людей (мифическая страна далекого севера, буквально „тридевятое царство“). (Татары) не имеют городов, обнесенных стенами, и домов, только лишь войлочные шатры. Выбирают удобные (места) с травами и водой и затем поселяются там… Для еды используют крупный рогатый скот и баранов».

Именно с этими племенами и вступили в столкновение наступающие войска киданей. Так, осенью 912 года основатель державы Ляо Абаоцзы (Амбагай) лично выступил против татар (чжубугу) «…и покорил их, захваченных в плен было несколько десятков тысяч человек». Одно это показывает, даже если принять во внимание обычное стремление придворных хронистов преувеличивать военные успехи, что численность татар была достаточно высокой и они явно могли организовать сопротивление киданям. Во всяком случае, кидани так и не смогли покорить все степи, ограничившись завоеванием Северного Китая.

Татары оставались вполне сильными и авторитетными. В 918 году, по сведениям династийной хроники «Ляо ши», государство татар (Дадань-го) обратилось со сватовством. По мнению историков, под этой формулой скрывается заключение «договора о мире на основании родства», что доказывает, что татары считались имперским народом, равным правителям Ляо и достаточно могущественным, чтобы противостоять новой киданьской державе.

Далее фактически весь X век был наполнен военными столкновениями с победами и поражениями киданей с татарами. Все столкновения завершались миром и переговорами, которые по известной китайской традиции прикрывались формулой «татары принесли дань». Но граница оставалась стабильной, не позволяя империи Ляо расширить свои западные и северные пределы.

Из сообщений «Ляо ши» мы узнаем, что правителем татар в 939 году был иркин Алтын, а его владения имели десятеричную военно-административную систему, управляемую беками. Система власти в татарском государстве имела обычный тюркский характер: известны титулы «иркин» — обычное наименование главы племени — и «тегин» — «принц крови», т. е. наследник престола. Это подтверждает факт, что это было не какое-то варварское племя, а некое государство со всеми атрибутами власти. Правила в этом государстве настоящая династия, по крайней мере, до конца X века известны несколько ее правителей.

В 1000 году в этом государстве произошли какие-то внутренние столкновения, которые привели к мятежу, и часть татар перешли в подданство империи Ляо, сделавшись пограничной стражей под названием диле. Возможно, это часть татар, которые в более поздних источниках известны у Рашида ад-Дина под названием татар-тераитов.

В начале XI века китайские хроники продолжают именовать Татарское государство (Дадань-го), но при этом отмечают, что оно состоит из 9 племен.

Об этих ди (или дю) следует сказать несколько слов особо. Судя по всему, это было одно из племен, которое, как ранее шато, несло пограничную стражу. Не исключено, что название их как-то связано с названием одного из татарских племен (предположительно, тутукулйут — одно из самых авторитетных татарских племен, по данным Рашида ад-Дина). Эти пограничные подразделения, возникшие на границах Ляо, продолжали нести службу и позднее уже на границах чжурчженьской империи Цзинь. В династийной хронике «Цзинь ши» сохранился указ, где ди названы «пограничными войсками севера». Очевидно, что длительная служба на границах разных империй сделала их одним из самых уважаемых и сильных племен среди татар.

После ряда конфликтов в середине XI века между державами установились мирные отношения. Император Ляо и его администрация считали, что правитель татар Тортугус находился на их службе (с титулом «даван») и платил дань, хотя реальность могла быть несколько иной. Ведь данью в китайской традиции часто называлась взаимная торговля.

В 90-е годы XI века произошли серьезные столкновения между татарами и империей Ляо, а поражения вызвали раскол среди татарского объединения. Во всяком случае, в 1097 году в «Ляо ши» есть очень примечательное сообщение: «Вождь татар Мэндас, вождь наймаг Тугсак, вождь меркитов Хурбан и другие принесли дань местными изделиями и просили разрешения (у императорв Ляо) вернуться в свои старые земли». Здесь впервые эти племена татар, которые скрывались под общим термином цзубу, предстают не просто конфедерацией племен (8 или 9 племен), но и поименованы. Наманы и меркиты — это именно те самые племена, которые в следующем веке будут определять военно-политическую ситуацию в степи и бороться за власть, а позднее воевать против власти Чингиз-хана.

До недавнего времени историки, завороженные победами Чингиз-хана, считали, что он объединял «монгольские» племена, а все эти найманы, меркиты, кереиты мигрировали в степи в начале XII века, составив основу Монгольского улуса. Новые публикации китайских источников доказывают, что история «темного дочингизовского века» была иной.

После всех потрясений, военных походов и миграций, вызванных разгромом Уйгурского каганата, татары, в отличие от уйгуров, смогли сохранить свой военный потенциал и организовать сопротивление кыргызам. После распада Кыргызского каганата они смогли возродить свое государство и даже 200 лет противоборствовать с киданями. Но в конце XI века татарское государство распалось на несколько племен. Получается, что абсолютно прав был Рашид ад-Дин, когда описывал их именно как татарские племена, которые помнили о своем татарском происхождении.

Таким образом, можно сказать, что термин «Дашт-и Татар» арабо-персидской историко-географической традиции имеет не книжное происхождение, а отражает вполне реальную ситуацию в восточной части Великой степи, где в X–XII веках наиболее могущественным государством было татарское, в состав которого входил целый ряд тюрко-татарских племен.

Татары в дочингизово время: воспоминание о единстве

Долгое время оставалось неясным, всех ли татар истребил Чингиз-хан, как это неоднократно описывалось в исторической литературе, или только одно из татарских объединений? Насколько сильны и могущественны были татары в период Средневековья? В последнее время благодаря работам Сергея Кляшторного становится ясным смысл этого введения Рашида ад-Дина в историю татаро-монгольских народов Центральной Азии.

В свете вышеизложенного становится ясным, что татарские племенные объединения, широким полумесяцем располагавшиеся в южной части степей Монголии и вдоль караванных путей в оазисах Восточного Туркестана, не могли и не были затронуты монгольским ударом по буир-нурским татарам. Однако до этой трагической войны и даже спустя многие десятилетия после данного события имя татар являлось среди тюрко-монгольских племен синонимом знатности, могущества и великодержавия. Рашид ад-Дин об этом писал так: «Их имя издревле было известно в мире. От них отделились многочисленные ветви. Все то племя (состояло) из 70 тысяч домов (или семей). Места их кочевий, стоянок и юртов были определены в отдельности по родам и ветвям вблизи границ областей Хитая. Их же основное обитание (юрт) есть местность, называемая Буир-Нур… Они также враждовали и ссорились друг с другом, и долгие годы длилась война между этими племенами, и происходили битвы». Далее он пишет, что всего известно 6 племен.

Итак, основной юрт восточных татар находился вблизи озера Буир-нур, в Восточной Монго­лии. Но одновременно персидский историк и государственный деятель, пользовавшийся, скорее всего, династийными монгольскими хрониками, включая не дошедшую до нас историю Чингиз-хана «Алтан тобчи», указывает на другие ветви татар, издавна враждовавшие друг с другом. Он рассказывает об их власти над монголами и другими племенами Монголии, невзирая на то, что в их среде не было единства. «И тем не менее, — пишет Рашид ад-Дин, — при всей вражде и раз­доре, кои царили в их среде, они [татары] уже в глубокой древности большую часть времени были покорителями и владыками боль­шей части племен и областей, (выдаваясь) своим величием, могуществом и полным почетом (от других). Из-за (их) чрезвычай­ного величия и почетного положения дру­гие тюркские роды при всем различии их разрядов и названий стали известны под их именем, и все назывались татарами».

Среди них он отмечает джалаиров, ойратов, онгутов, кереитов, тангутов и др. Далее он добавляет, что ны­не, т. е. в начале XIV в., по тем же причинам тюркские племена именуют себя монгола­ми, «хотя в древности они не признавали этого имени». Наконец, автор указывает на один знаменательный факт дочингизовой истории Цент­ральной Азии: «Тех татарских племен, что известны и славны и каждое в отдельности имеет войско и (своего) государя, — шесть … Племя тутукулйут — самое уважаемое из (всех) татарских племен».

Структурообразующими элементами этой концепции, «кон­струкциями» являются 6 татар­ских государств («каждое в отдельности имеет войско и своего государя»), главным из которых был Буирнурский юрт. Уже в «глубокой древности» татары, несмотря на отсутствие единства и межплеменные рас­при, подчинили своей власти «до границ областей Хитая» все племена и области. Подчинившимися племенами были прежде других тюркские роды. Они ста­ли именоваться татарами по названию господствующего племени. События эти от­носятся к столь давнему времени, что мон­голы еще не стали только около «трехсот лет тому на­зад», т. е. в IX–X веках. Впрочем, как замечает Рашид ад-Дин, «в древности монголы были (лишь) одним из племен из всей совокуп­ности тюркских степных племен».

Вместе с тем удар Чингиз-хана пришелся по самому могущественному и боеспособному государству татар. Вряд ли пока возможно столь же опреде­ленно локализовать другие татарские госу­дарства, упомянутые Рашидом ад-Дином, но вполне очевидно, что все они располагались в Южной и Восточной Монголии, а другие татарские племена и роды составляли часть правящего слоя в княжествах Восточного Туркестана. Недаром компетентный филолог Махмуд Кашгари называет обширный регион между Северным Китаем и Восточным Туркестаном «Дашт-и Татар» (т. е. «Татарской степью» — точно так же причерноморские и казахстанские степи именова­лись тогда мусульманскими авторами «Дешт-и Кипчак», т. е. «Кыпчакской степью»). Название «Дашт-и Татар» хорошо согла­суется с другими сведениями о расселении татар в IX–X веках и объясняет, почему столе­тие спустя монголы, занявшие то же прост­ранство, в тюркской и мусульманской сре­де, как и в Китае, начинают именоваться татарами. Это тюркское обозначение монголов приви­лось не только в Средней Азии и на Ближ­нем Востоке, но и на Руси, и в Западной Европе, вопреки тому, что сами монголы себя татарами не называли.

В китайской политической и историо­графической традиции начиная с сунского времени решительно преобладало наиме­нование монголов татарами. Даже в тех случаях, когда для служащих сунских воен­ных и дипломатических ведомств не было сомнений, как в самом деле надлежит име­новать новых соседей империи, тексты ре­дактировались желательным образом, и эт­ноним «монгол» заменялся либо на «да-да», «татары», либо на «мэн-да», «монголо-тата­ры». Очень показателен в этом смысле факт, приводимый послом империи Сун к Чингиз-хану, Ли Синчуанем: «Когда монголы (мэн-жэнь) вторглись в государст­во Цзинь, (они) назвали себя Великим Монгольским государством (да мэн-гу го). Поэтому пограничные чиновники прозвали их Монголией (мэн-гу). Позднее послед­нее название было заменено на мэн-да (т. е монголо-татары)». Подобные замены были обязательны для официальных текстов даже при описании непосредственных контак­тов. Так, в отчете сунского посольства 1211–1212 годов, недавно опубликованном Г. Франке, монголов в китайской традиции последовательно именуют татарами. Еще более показателен случай, приводимый ав­тором «Мэн-да бэй-лу», который приводит слова Му­хали — наместника Чингиз-хана в Северном Китае (го-ван Мо-хоу), который каждый раз сам называл себя «мы, татары». Китайский историк Ван Го-вэй, комментируя это место, заме­чает, что здесь просто употреблено то назва­ние монголов, которое было принято китай­цами, поскольку Мухали, происходивший из племени джалаир, якобы никак не мог называть себя татарином.

Думается, что это довольно прагматичный современный взгляд на проблему, тогда как джалаиры, которые не так давно считали себя «татарского» рода, могли и некоторое время использовать этот свой этноним, до тех пор пока он не был вытеснен в Китае и Монголии другим, более престижным самоназванием.

Как бы то ни было, но воинственные и многочисленные татарские племена в XII веке, воевавшие и с киданями, и с тангутами, и с чжурчженями, прикрывая монгольские степи, оказались неспособны возродить единое централизованное государство. Поэтому очень часто, несмотря на все их геройство и жажду битвы, они сражались и умирали поодиночке. В то время как их враги, в первую очередь Чингиз-хан и его монголы, были единой военной машиной. Тем не менее татары до поры всегда одерживали верх над монголами. Всегда, вплоть до того рокового дня, когда их конница не была сметена панцирной кавалерией чжурчженей и отброшена прямо на безжалостные клинки гвардейцев Чингиз-хана.

Горьким присловьем в этой связи звучат слова Рашида ад-Дина, сказанные по поводу татарских родов: «Если бы при наличии их многочисленности они имели друг с другом единодушие, а не вражду, то другие народы из китайцев и прочих и (вообще) ни одна тварь не была бы в состоянии противостоять им».