Никита Масленников: «Никаких 120 рублей за доллар не будет! Может, и 100 тоже»

Никита Масленников: «Сейчас продают в день 2,3 миллиарда в рублевом эквиваленте юаней. Возможно, придется больше продавать» Фото: Cfoto / Keystone Press Agency / www, globallookpress.com

«Сейчас мы проходим пик ослабления своей национальной валюты»

— Никита Иванович, на прошлой неделе Центробанк резко повысил ключевую ставку сразу до 12 процентов. С чем это связано, что даст и чего ожидать до конца года?

— Случившийся скачок ослабления курса рубля резко усилил вероятность более быстрого эффекта переноса этого на внутренние цены. Тут норматив очень понятен. Если у вас курс рубля слабеет на 10 процентов, то, строго говоря, у вас на каждые 10 процентов ослабления инфляция дополнительно разгоняется на 0,5–0,6 процентного пункта. И получилось, что у нас с начала года пик достиг уже больше 30 процентов. Некоторые даже говорят, что под 40 процентов в зависимости от счета. В общем, это достаточно существенно. Эффект превышения инфляции к ожидаемому уровню мог составить от 1,5 до 2 процентных пунктов. Такая высокая инфляция, которая уже явно выходила за верхнюю планку прогнозного интервала Центрального банка в 5–6,5 процента, — это уже усиление рисков финансовой стабильности. Если у вас такая высокая инфляция, то идет резкое сдерживание инвестиционных мотиваций и одновременное усиление потребительского спроса, потому что вслед за ценами люди бегут по магазинам. Это, естественно, делает инфляцию самовоспроизводящимся процессом, растут инфляционные ожидания, которые ее тоже добавляют. Чтобы это пресечь, пошли на такой шаг. Он оправдан. Участники рынка накануне его предполагали. Максимум давали до 13 процентов, но Центральный банк решил до 12 процентов поднять. Это нормальное решение, адекватное складывающейся ситуации. Некоторые мои коллеги говорят, что даже несколько избыточно жесткое, но тем не менее здесь лучше, как говорится, перебдеть, чем не долететь. То есть лучше перелет, чем недолет, поэтому все нормально.

Это, конечно, потребует дополнительных шагов. Одной только ставкой здесь ограничиться нельзя. Видимо, придется пересматривать и нормативы продажи валюты. Сейчас продают в день 2,3 миллиарда в рублевом эквиваленте юаней. Возможно, придется больше продавать. Это Центральный банк сам должен решить. Возможно, придется включать какие-то дополнительные механизмы, которые были опробованы еще весной прошлого года по поводу предоставления дополнительной валютной ликвидности банковскому сектору для его операций. Это могут быть валютные РЕПО и другие. Все возможно. ЦБ сейчас сделал первый шаг, а дальше будет смотреть, что ему надо подстроить под это решение, какие дополнительные меры присутствия работы на валютном рынке предпринять, потому что там одна из основных причин — это дефицит валютной ликвидности. А раз у вас дефицит валютной ликвидности, то помимо всех других фундаментальных базовых принципов и факторов, которые толкают курс рубля вниз, он у вас тоже остается весьма существенным здесь и сейчас каждый день, поэтому придется как-то корректировать. Думаю, что следующие шаги, весьма вероятно, последуют уже в ближайшее время. Кроме того, и правительству надо будет кое-какие меры принимать. Всем понятно, что ужесточение денежно-кредитной политики ведет к ужесточению условий кредитования, то есть ставки по корпоративным и потребительским кредитам пойдут вверх.

— Насколько?

— В пределах этого самого повышения ставки Центрального банка. Вряд ли они ее превысят. Тут может быть недолет, но процента на два корпоративное и потребительское кредитование может подорожать. Мои коллеги говорят, что ипотека как минимум подорожает на 1 процент, даже льготная. Одновременно и депозитные ставки будут двигаться, потому что любому банку нужно, если вырастает кредитование, депозитную базу иметь шире. Поэтому депозитные ставки тоже пойдут вверх. Это будет сдерживать потребительскую активность, поскольку для многих сбережения окажутся более выгодными.

В целом это может способствовать некоторому замедлению деловой активности, поэтому мяч переходит на половину поля правительства, которое должно в этой части подключиться и сказать свое слово, принять соответствующие меры. Я думаю, что уже на ближайших заседаниях мы увидим какие-то шаги. Здесь понятно, в каком направлении двигаться. Во-первых, это дополнительные меры по стимулированию импортозамещения. Во-вторых, это могут быть какие-то дополнительные льготные кредитные программы для импортеров за счет субсидирования процентов. Это, естественно, потребует перераспределения приоритетов между текущими и перспективными государственными расходами. Все эти решения впереди. Они на слуху. Понятно, что это все придется делать, потому что просто одних действий Центрального банка в данном случае недостаточно, и мы видим, что курс сейчас гуляет. То он резко упал до 96 рублей за доллар, то опять пошел в рост. Здесь потребуются дополнительные решения со стороны правительства, которые будут в целом направлены на поддержание деловой активности. Тем более мы уже в мае – июне прошли пик восстановительного роста экономики и вышли на некое плато, и здесь очень легко с этого плато начать скатываться вниз. Поэтому для того, чтобы удержать деловую активность хотя бы на текущем уровне, потребуются и бюджетные, и регулятивные стимулы, которые в арсенале правительства есть. Я думаю, что в ближайшие дни мы такой комплекс мер так или иначе увидим. В итоге это позволит нам стабилизировать и курсовую динамику и сохранить высокую вероятность того, что экономический рост по итогам года окажется в районе 2 процентов.

— А дальше будут ставку поднимать? Уже появились прогнозы, что к концу года она может увеличиться до 16 процентов.

— Пока в пресс-релизе Центрального банка прямое указание, что он не исключает повышение ставки на ближайших заседаниях, исчезло. Там есть другая, более размытая формулировка о том, что ЦБ будет принимать решение по ключевой ставке исходя из динамики инфляции, инфляционных ожиданий, темпов структурных трансформаций и состояния экономики, а также внешних и внутренних финансовых рынков. Тем самым Центробанк дал сигнал — не исключено, что он возьмет паузу в этом вопросе в зависимости от того, как будут складываться обстоятельства.

Повысят или не повысят ставку в сентябре, будет зависеть от тех факторов, которые влияют на динамику роста цен. Их достаточно много. Это и инфляционные ожидания населения, и ценовое давление отпускных цен промышленности, и влияние на продовольственные цены нового урожая, и, собственно, ситуация с нашим экспортом, которая определяет параметры, влияющие на ослабления курса рубля, как будет складываться курс рубля, и, конечно же, ситуация в мировой экономике, потому что от этого зависит спрос на наши экспортные товары, на нашу экспортную нефть.

Пока ситуация в мировом хозяйстве не слишком устойчивая. Конечно, кризис не просматривается, но и сильный рост тоже не слишком разглядывается. Так, по глобальному ВВП может быть около 3 процентов в год, что гораздо ниже, чем было в среднем за последнее десятилетие. Поэтому с точки зрения факторов инфляции это, конечно, задача ЦБ — мониторинг, постоянный анализ, исследования. Главное, что еще есть фактор, который тащит все наверх. Помимо платежного торгового баланса, это соотношение спроса и предложения на внутреннем рынке. Пока у нас предложение отстает от спроса, и это толкает все наверх. Поэтому нам важен промышленный рост, который упирается в проблему нехватки рабочей силы, повышения производительности труда и, конечно же, прогресс в программах импортозамещения.

— Почему все-таки так стремительно упал рубль? Говорят, что его откат к отметке в 120 за доллар по-прежнему исключать нельзя. Когда прекратится волатильность, окончательно остановится падение и начнется стабильный рост?

— Это падение началось не вчера и не позавчера. С конца прошлого года рубль ослабел на 30 процентов. Это было связано с динамикой мировых цен на наш экспорт, с санкционным давлением. Собственно, главная причина — это состояние платежного торгового баланса, потому что это фундаментальное основание для ослабления национальной валюты. У нас дорожает импорт, а он, к сожалению, пока еще для немалого числа наших предприятий необходим для собственных производственных процессов и циклов. Для многих не годятся китайское оборудование и комплектующие. Сейчас больше половины всего этого уже идет за счет российских аналогов, но многим их не хватает. Также порой производственные процессы заточены таким образом, что нужна именно импортная техника, за которую платить надо в токсичных валютах. А при условии дефицита валютной ликвидности на рынке этот импорт, естественно, дорожает. Поэтому если у вас происходит сокращение экспорта и удорожание импорта, то получаются эти самые ножницы, которые блокируют укрепление рубля. Я думаю, что сейчас мы проходим пик ослабления своей национальной валюты.

— Почему?

— Вот вам только одна цифра. Один из главных параметров, влияющих на курс рубля, — это профицит счета текущих операций платежного баланса. Так вот, за полугодие он сократился в годовом выражении в 7,3 раза. Это очень сильное падение. А вот за 7 месяцев уже в 6,6 раза. Уже начинается улучшение. Это может заблокировать дальнейшее резкое ослабление рубля. При этом Центральный банк на днях высказался достаточно резко по поводу предложения минфина начать покупку валюты, поскольку если вы покупаете с рынка валюту, даже юани, то вы создаете дополнительную ликвидность и ухудшаете курс рубля, потому что та же нехватка юаней отражается на отношении рубля к доллару через кросс-курс. Юань достаточно синхронно колеблется с долларом, примерно в среднем на 2 процента отличается от курса доллара, но Народный банк Китая его всегда поддержит в этом соотношении. Даже если вы начинаете покупать юани, то на внутреннем валютном рынке толкаете рубль вниз. Поэтому наш ЦБ совершенно четко и определенно сказал, что, напротив, мы будем продолжать продавать юани. Если месяц назад мы продавали их 1,7 миллиарда в рублевом эквиваленте, то в последующем эта цифра возросла уже до 2,3 миллиарда в день. Возможно, как я уже сказал, будет и больше. Несколько дней назад вообще продавали по 4 миллиарда. Вот реальная мера, которая уже начинает подтачивать траекторию ослабления рубля. Плюс ко всему нефтяные цены отрастают. Мы уже в прошлом месяце сократили на 500 тысяч баррелей в сутки производство и экспорт и продолжаем дальше, еще на 300. Саудовская Аравия два месяца подряд держит сокращение на 1 миллион баррелей в сутки. Дисконт нашей нефти Urals к нефти марки Brent сократился. Если еще два месяца назад он был 25 долларов за баррель, то сейчас уже меньше 15. Поэтому нефть в ближайшее время будет как минимум оставаться на тех же уровнях, а может, к концу года поднимется до 90. Это тоже будет толкать рубль вверх, по крайней мере, стабилизировать его курс, пресекать траекторию к ослаблению и оказывать ему поддержку. Поэтому никаких 120 рублей за доллар не будет. Может, и 100 тоже. В районе 90–95 рублей за доллар будет. Возможно, временами при стечении определенных обстоятельств будет уходить на уровни 88–87. Есть и такие прогнозы. А вообще прогнозирование валютного курса — это примерно то же самое, что заниматься микрохирургией глаза. Должна быть очень сильная оптика и умение прогнозиста. Сейчас мы можем сказать, что главная задача денежных властей и минфина — стабилизировать курс, и предпосылки к этому начинают складываться.

— Сколько потребуется времени, чтобы мы увидели результат?                    

— Я думаю, что в начале сентября мы увидим уже другие котировки. Гораздо более высокие по рублю, чем сегодня.

«Повысят или не повысят ставку в сентябре, будет зависеть от тех факторов, которые влияют на динамику роста цен» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Приостановка бюджетного правила в данной ситуации здесь и сейчас на пользу экономике и на пользу бюджету»

— Все это, конечно, влияет и на цены. Годовая инфляция в России в июле 2023 года ускорилась до 4,3 процента с 3,25 процента в июне. Что ждать осенью и по итогам года?

— Мне думается, что гораздо более важен показатель динамики годовой инфляции, которая не с начала года считается, а год к году. На днях Росстат опубликовал данные, и у нас такая ситуация, что недельный шаг инфляции практически оказался минимальным — одна сотая процента по индексу потребительских цен. Соответственно, на эту сотую процента и прибавилась годовая инфляция. Если конец июля мы закончили с годовой инфляцией 4,42 процента, то сейчас она 4,43 процента. Это означает, что начинается действие сезонного снижения цен на продукцию нового урожая — плоды, овощи, возможно, пшеница. Это будет длиться где-то до середины сентября. Центральный банк, правда, не уверен, что будет сильная дефляция, но тем не менее притормаживание цен очевидно. Дальше начнется их новое отрастание, в том числе в силу уже случившегося существенного ослабления курса рубля и естественного подорожания импорта, необходимого многим нашим предприятиям, что отражается в издержках, которые, в свою очередь, отражаются в ценах производителя. Ценовое давление в последнее время усиливается. В июле оно выросло. Это, естественно, рано или поздно перейдет в потребительские цены. Потому, конечно, в этом году мы никаких 4 процентов инфляции не добьемся. Я думаю, что она у нас расположится где-то между 6 и 7,5 процента. Для поддержания потребительского спроса и для бюджетных параметров это не критично, но это не очень хорошо для инвестиций, поскольку частные инвестиции начинают расти при инфляции ниже 5 процентов. Устойчиво расти, серьезно так, на 5–6 процентов в год. Пока что я думаю, что этот эффект откладывается у нас на 2024 год в лучшем случае.           

— Россия приостановила покупку валюты по бюджетному правилу. С чем это связано? Когда возобновится и какую валюту будем покупать?

— Бюджетное правило будет приостановлено с точки зрения этих самых покупок до конца года. Что это означает? Что наши дополнительные нефтегазовые доходы (в августе мы впервые получим дополнительные, по расчетам, порядка 72 миллиардов рублей) будут напрямую зачисляться в бюджет на финансирование госрасходов. И смотрите сами, у нас сегодня доля рубля в экспортных расчетах 42 процента, то есть за наш экспорт нам платят нашими же рублями. Ну и замечательно. Не надо эту валюту ни продавать, ни покупать, а напрямую зачислять на бюджетные позиции или же в фонд национального благосостояния, если возможно технически. Поэтому я думаю, что приостановка бюджетного правила в данной ситуации здесь и сейчас на пользу экономике и на пользу бюджету. Если вы получаете экспортную выручку в рублях, то у вас меньше инфляционное давление, потому что вам не надо конвертировать эти деньги.        

— Цифровой рубль. Что и кому даст его введение и на что повлияет?

— Давайте сначала протестируем все это и посмотрим, как оно будет складываться, тем более у нас практически весь 2024 год на это уйдет. Строго говоря, массовое его применение будет в 2025-м.

Что он дает? Во-первых, это существенное облегчение международных расчетов в цифровых валютах. Сегодня более 80 банков в мире занимаются тестированием либо проектированием своих собственных цифровых денег. Поэтому мы здесь не можем отставать. Уж если весь мир идет в этом направлении, то мы должны быть в их числе, а сегодня мы даже лидеры этого марша, входим в тройку. Сейчас это тестируют шведы, китайцы и мы. В некоторых странах экономики маленькие, типа отдельных островных государств, там уже запустили цифровую валюту с целью посмотреть, как она будет работать. А вообще это общемировой тренд, и вываливаться из него российской экономике, которая в первую десятку все-таки входит, совершенно противопоказано. В международных расчетах нам это позволит в принципе обойтись без системы SWIFT при обмене цифровыми валютами.

Во-вторых, для финансирования расходов бюджета это окрашенные деньги, что сразу дает резкое усиление гарантий их целевого использования. Тут и откаты становятся невозможны, и коррупционные схемы сильно ограничиваются. Поэтому в данном случае при расчетах в цифровых рублях по госзаказу, по госконтрактам это шаг вперед с точки зрения чистоты всех этих операций.

Кроме того, для бизнеса, для торговых сетей это экономия на комиссиях, потому что она при работе с цифровым рублем будет составлять всего 0,3 процента. Это даже ниже, чем в системе быстрых платежей.

В-третьих, для граждан это гарантия безопасности, гораздо бо́льшая, чем даже с безналичными деньгами, различного рода карточками и так далее. То есть выигрыш будет заключаться в повышении уровня безопасности.

— А в чем будет заключаться повышение уровня безопасности? Внутри страны или за рубежом?

— За рубежом это отдельный вопрос. Он будет решаться исходя из того, как у нас станут складываться расчетные отношения с другими экономиками. Это уже проблема центральных банков, заключение и подписание соответствующих протоколов и так далее. А здесь деньги эмитируются Центральным банком, который, как и за рубль в целом, несет ответственность. В данном случае эти деньги у вас носят целевой характер. Вы можете их без ограничений потратить, но у вас их украсть не могут, потому что ваш личный электронный кошелек — это ваш личный, персональный код. Если, конечно, вы будете его развешивать на каждом дереве и телеграфном столбе, то, безусловно, им кто-то воспользуется. А если будете хранить на своих защищенных носителях или только в голове, то кто же им воспользуется? Это ваш личный цифровой код. Ответственность за него несет Центральный банк, потому что он эмитирует рубль и отвечает за него. Конечно, сейчас никто не может исключить вероятности того, что наши кибермошенники подключатся к этому делу и начнут изобретать какие-то схемы доступа к нему, но, извините, на то и щука, чтобы карась не дремал. Поэтому, естественно, будут приниматься все меры, чтобы обезопасить эти расчеты. А в целом, еще раз повторяю, надо смотреть, как это все станет складываться. Тестирование — очень важная вещь. У нас ведь не горит ничего, не стоит задачи прямо сейчас немедленно в ночь с понедельника на вторник ко всеобщему народному счастью вводить цифровой рубль. Будем смотреть, изучать, решать те проблемы, которые, конечно же, начнут возникать, как во всяком новом деле.

— «Деловая Россия» обратилась к минфину с предложением изменить подход к валютному контролю за операциями и ограничить вывоз золота ради борьбы с оттоком капитала. Представители объединения предложили ужесточить требования для экспортеров и снова обязать их возвращать валютную выручку, особенно в сырьевых отраслях. Это необходимо для предотвращения оттока капитала. Как вы оцениваете перспективы этого предложения?

— Я не думаю, что это справедливое предложение, поскольку вокруг оттока капитала достаточно много мифов. Вот вы купили доллары или евро — это уже отток капитала. Давайте запретим населению работать с иностранными валютами, запретим гражданину ездить в Турцию, на Кипр или куда-то еще, где эти валюты принимаются. Давайте все это запретим, и тогда у нас не будет никакого оттока.

Что это предложение значит для бизнеса? Предположим, мы с вами занимаемся экспортом нефти. Для того чтобы нам ее отвезти в тот же Китай, надо зафрахтовать какие-то танкеры, еще что-то. Если мы сначала продали здесь валюту, потом, когда она нужна для осуществления этого фрахта, должны опять купить эти самые доллары, евро или юани, заплатить все необходимые комиссии, потратить по некоторым операциям на этом до 5 процентов, и только после этого мы с этими деньгами начинаем работать. Но на все это ушло время, и мы, уже понеся на них издержки, начинаем проводить компаниям-судовладельцам и компаниям, занимающимся фрахтом, оплату необходимых расходов по транспортировке. Тем более транспортная логистика у нас серьезным образом усложнилась. Она подорожала. И поэтому совсем недавно было решение президента о том, чтобы гарантированно оставлять часть валютной выручки экспортерам на их зарубежных валютных счетах с тем, чтобы они могли экономить на всех этих платежах. А это означает, что, оставляя там часть валютной выручки, мы тем самым стимулируем развитие своего экспорта. В том же самом Сингапуре гораздо легче оплатить фрахт, чем сначала продать валюту здесь, потом купить валюту здесь же, затем перегнать ее в банк, который является партнером в компании, с которой мне надо заключить соглашение по фрахту. Такое, с позволения сказать, архитектурное здание из меня просто тянет деньги. А если у меня там на расчетном счету есть необходимые средства, то я с него же и плачу, тем самым экономя свои собственные ресурсы, и за счет этой экономии наращиваю экспорт.

А совместные предприятия в той же Индии по нефтепереработке и производству бензина, что блистательно делает наша «Роснефть»? Или другие какие-то совместные предприятия в других, ставших нам теперь дружественными странах? Мы за рубли должны там работать? А рубли в Индии не принимаются. Так что же делать нашему бизнесу, который хочет занять там серьезные позиции? Ведь потом под индийским флагом мы с нашего СП продаем те же самые бензины в ту же самую Европу, получая свою немалую долю. Но формально это отток капитала, потому что его сначала туда перетащили, чтобы на эти деньги создать новые производственные мощности. Но они ведь в конечном счете в пользу России. Поэтому с оттоком капитала всегда надо смотреть на цели, для чего это делается.

То же самое с зарубежным кредитом. Взяли вы его, например, в китайском банке и теперь начинаете выплачивать. Формально с точки зрения статистики платежного баланса это будет отток капитала. Ну а как мы не будем выплачивать? Кто нам в следующий раз даст на покрытие кассовых разрывов при необходимости финансирования возросших расходов по транспортно-логистическим схемам?

Конечно, в оттоке капитала есть и злоупотребления, но для этого существует служба финансового мониторинга. Для этого есть часто негласное сотрудничество с другими странами в рамках системы FATF по противодействию легализации отмыванию доходов. Сейчас это сотрудничество официально приостановлено, но это не означает, что между собой ответственные органы не общаются. Поэтому да, это пресекается, но остальное же нормальный легальный, серьезный бизнес. Поэтому такие рекомендации и предложения от лукавого, давайте мы завтра будем здоровыми и счастливыми. А как? Ну не знаю, мы вам посоветовали, а вы сами сидите и думайте. А на вопрос, как финансировать совместные предприятия в Китае, Вьетнаме, Индонезии, если прекратить приток туда нашего капитала, ведь нет ответа.

— А зачем они еще и вывоз золота хотят ограничить?

— Что значит ограничить? Это значит в значительной степени отрезать себя от мирового золотого рынка, а иногда крайне необходимо получение каких-то средств при продаже золота — абсолютно ликвидного финансового инструмента. Вот гипотетическая ситуация: какая-то системообразующая компания оказалась на грани банкротства, ей необходима финансовая помощь. Государство тоже достаточно ограничено в ресурсах. Давайте продадим золото, чтобы возник ликвидный валютный поток, и дальше мы его используем по назначению, помогая этой компании, попавшей в тяжелую ситуацию. А если мы ограничим, то что тогда? Издавать специальный указ президента, чтобы для них целевым образом сделать исключение? Слишком уж много администрирования получается. Поэтому Центральному банку надо доверять. Он продает или покупает исходя из ценовой конъюнктуры. Если выгодно — продаем, если выгодно — покупаем. Мы такие же участники золотого рынка, как и все другие. У нас достаточно серьезная позиция, которая растет из года в год.    

«Центральному банку надо доверять. Он продает или покупает исходя из ценовой конъюнктуры. Если выгодно — продаем, если выгодно — покупаем. Мы такие же участники золотого рынка, как и все другие» Фото: Uli Deck / dpa / Global Look Press

«Резкое, обвальное сокращение, как бывали секвестры в прошлые годы, вряд ли случится»

— «Ведомости» пишут, что правительство одобрило предложение минфина по фронтальному сокращению расходов незащищенных статей бюджета в 2024 году. По предварительным оценкам, урезание трат позволит властям сэкономить порядка 450 миллиардов рублей. Что такое фронтальное сокращение расходов незащищенных статей бюджета? Что именно будут сокращать?

— Это зеркальное отражение защищенных. Защищены все социальные расходы и все трансферты во внебюджетные фонды. В частности, федеральный фонд обязательного медицинского страхования и единый социальный фонд России. В целом, в широком смысле это фактически около 50 процентов расходов бюджета. Они защищены. Естественно, защищены часть оборонных расходов, расходы на безопасность, охрану порядка.

Все остальное будет подвергаться так называемому фронтальному сокращению. Доля того, что пойдет под это сокращение, — порядка 4,5 триллиона рублей после расходов в расчете на следующий год. Их предлагалось сократить на 10 процентов, а это как раз и составит 450 миллиардов. При этом Антон Силуанов уже неоднократно высказывался о том, что не стоит считать данную процедуру абсолютным сокращением, потому что какая-то часть из этих 450 миллиардов будет перераспределена по разного рода бюджетным внутренним механизмам по другим статьям расходов. От одного забрали, другому добавили. Это все будет зависеть от текущих приоритетов, поэтому под знаком вопроса остается, произойдет ли это реальное сокращение и на сколько конкретно.

А вот перераспределение в размере 450 миллиардов в течение года — это весьма возможно. Но тем не менее я думаю, что расходы будут примерно на уровне текущего года, возможно, с некоторым формальным сокращением, которое предполагалось по старой бюджетной трехлетке 2023–2025 годов. Ответ на вопрос динамики расходов дает динамика бюджетного дефицита, который тоже планировался к сокращению. Сейчас эти параметры мы увидим. До 1 октября новый трехлетний бюджет 2024–2026 годов должен быть внесен в Государственную Думу, поэтому где-нибудь к 15 сентября он пройдет обсуждение в правительстве. Так что во второй половине августа – первой половине сентября уже будут некие параметры, пройдут межминистерские, межведомственные согласования по объемам расходов, ну и дальше уже предстоит думская дискуссия по этому поводу. Пока ситуация такая. Резкое, обвальное сокращение, как бывали секвестры в прошлые годы, вряд ли случится.  

— А какие статьи бюджета будут в первую очередь секвестрированы, или средства окажутся перераспределены в ущерб этим статьям?

— Сейчас очень трудно сказать, какие именно расходы сократятся, но в первую очередь будет страдать такая статья расходов, как «национальная экономика». Это самый главный кандидат на сокращение, поскольку считается, что экономика уже перешла в такое состояние, когда самое время запускать частное капиталовложение, в связи с чем бюджетная поддержка по инвестициям будет сокращаться. Но, с другой стороны, она будет перераспределяться. Минфин вышел с инициативой установить потолок расходов регионов по ряду проектов государственно-частного партнерства. Можно предположить, что эти средства, которые попадут под данный потолок (это, конечно, пока что все расчеты, гипотезы), тем не менее могут быть перераспределены на решение других остроактуальных проблем. Например, на финансирование профессионально-технического образования и переподготовку кадров с учетом того, что у нас у нас дефицит рабочей силы всерьез и надолго, и в будущем году он может оказаться даже более острым, чем в текущем. Но, повторяю, надо дождаться первых ориентировок, которые представит минфин. Пока это все разговоры экспертов.

— Когда завершалась весенняя сессия в Думе, коммунисты сказали, что осенью предполагается сокращение расходов на сельское хозяйство и науку, поэтому они собираются в ходе осенней сессии драться за эти статьи бюджета и не позволить урезать на них ассигнования. Что вы по этому поводу думаете?

— Ради бога. Драться можно сколько угодно, но надо смотреть, что внутри. Что значит сокращение на агропромышленный комплекс? Это, опять же, перераспределение расходов в пользу тех подотраслей, которые требуют наибольшей поддержки. Скажем, то же самое семеноводство. Пока что мы обеспечиваем себя семенами даже по овощам открытого грунта далеко не в полной мере. Данная проблема очень актуальна. Поэтому даже если сегодня минфин заявил о секвестре, то на самом деле, по сути, подразумевает перераспределение. Вот вам в агросекторе кандидат номер один на получение дополнительного финансирования.

То же самое по науке. У нас совсем недавно прошли выборы президента Российской академии наук, и в рамках деятельности РАН идет явное повышение приоритетности прикладных исследований. Это тоже один из вариантов, как могут перераспределяться расходы на науку. Где-то может быть чуть-чуть меньше на фундаментальные исследования, но больше на прикладные, на НИОКР, отвечающие тем необходимым задачам по достижению технологического суверенитета, которые президентом поставлены.

Поэтому я думаю, что торопиться с этими оценками и так размашисто говорить, что мы будем драться, несколько опрометчиво. Сначала надо посмотреть на реальные предложения министерства финансов. Конечно же, Дума для того и существует, чтобы корректировать планы правительства с учетом понимания законодателями потребностей развития общества и экономики. Тем не менее я думаю, что надо дождаться конкретики. В данном случае это, скорее всего, предупреждение, что фракция компартии собирается активно участвовать в думской бюджетной дискуссии. Ну и прекрасно. А что они раньше из года в год этого не делали? И все другие фракции точно так же в этом будут участвовать. Потому здесь надо принять к сведению, но не делать каких-то масштабных выводов, что КПРФ ляжет на пути экономического прогресса и начнет тормозить все, потому что это исходит от правительства. Нет. Надо просто внимательно смотреть, что будет предложено и, естественно, аргументированно и четко высказываться о каких-то своих предпочтениях. Скажем, та же проблема финансирования профессионально-технического образования, специалитета требует поддержки всех фракций Думы. Это просто необходимая сегодня вещь. Давайте дождемся, что будет предлагать минфин, и станем корректировать на пользу и на благо всех.  

— Второй вопрос — это налоги. В июле в Думу уже внесли законопроект, корректирующий налогообложение нефтяной отрасли. В итоге в июле бензин марки АИ-92 в европейской части России на торгах поднимался до 59 рублей. Что будет с ценами на бензин дальше?

— Речь шла не столько о налогах, сколько о сокращении субсидий по топливному демпферу вдвое. Это экономия бюджетных расходов, которую можно и нужно потратить на другие цели. Что касается долгого эффекта, который к концу года у нас был уже очевиден, — это стимулирование сокращения экспорта бензина с тем, чтобы он оставался в России. Наверное, ситуация оказалась где-то упущена, в том числе и потому, что была уж слишком низкая норма продаж нефтепродуктов через биржу. Можно было бы повысить более существенно. Но надо понимать, что нефтепереработка тоже испытывает некие затруднения с точки зрения финансирования своих собственных модернизаций. А сейчас у нас такая ситуация, очередная сезонная остановка на плановый ремонт ряда перерабатывающих мощностей, поэтому и было принято решение о сокращении субсидий нефтяникам, нефтепереработчикам по механизму топливного демпфера примерно вдвое. Это все только-только начинает работать, и какой-то эффект мы увидим где-нибудь в конце сентября – начале октября, когда будет пик этих плановых ремонтов. Но без этого мы не сможем нормально пройти зимний период. А сейчас действительно, возможно, были какие-то недоработки в связи с тем, что в этом году значительная часть людей отдыхает внутри страны. Зарубежный туризм по ряду причин у нас еще не восстановился до той планки, которая была в доковидные времена. Стало быть, вырос спрос на бензин из-за того, что люди очень часто едут в отпуск на личном транспорте, в том числе на юг, в Крым. Из-за чего, собственно, и возникают многокилометровые пробки на Крымском мосту. Поэтому, конечно, спрос тащит цены вверх. Возможно, решение нужно было принимать несколько раньше, но тем не менее оно все-таки принято. А ситуация в целом является лишним напоминаем о том, что цены на бензин — это существенная социальная проблема и к ней надо относиться, конечно, с бо́льшим вниманием, чем это было продемонстрировано в текущем году.

— Какие налоги повысят или собираются повысить? Высказываются опасения, что бюджет проседает и негде брать подпитку для его наполнения и стабилизации.

— Да, опасений действительно много на этот счет. Но что касается, скажем, НДФЛ для релокантов, которые работают из-за рубежа по договорам, то для них ставка такая же, как и для российских резидентов, — 13–15 процентов. Ничего не изменилось. Одноразовый налог на прибыль прошлых периодов снимут и направят на финансирование детской медицины. Пока его воспроизводство, новая редакция налогов такого рода в следующем году не просматривается. Поэтому общее увеличение налогового бремени предположить трудно, поскольку это будет уже резкое ухудшение условий ведения бизнеса, а нам сейчас это как раз совершенно не нужно. Дискуссий много.

Действующая налоговая система, ее стабильность была гарантирована 2025 годом, а дальше-то нам нужно смотреть, что будет складываться до конца десятилетия. С какими ставками, с какими акцизами, что нам дальше делать. Пока серьезных изменений не просматривается.

Давайте дождемся проекта «Основные направления налоговой политики» на следующие три года от минфина. Повышать резко налоговое бремя контрпродуктивно для деловой активности, которая нам сейчас очень нужна. Вот то, что действительно нужно делать, — это проанализировать эффективность налоговых льгот, потому что многие из них не работают так, как нужно, при этом отвлекают недополученные доходы бюджета под 4 триллиона рублей в год, даже больше. Некоторые говорят, что это обходится под 3,5 процента ВВП. Это все внимательно нужно смотреть, потому что эффективность налоговых льгот — один из принципиальных вопросов, которые требуют решения уже в следующем году. Какие-то льготы нужно сворачивать, кому-то прибавлять, перераспределять их между отраслями, между сферами и видами деятельности. Это все достаточно гибко, потому что, скажем, только что отменили НДС для внутренних туроператоров. Такие решения на пользу бизнеса и на пользу людям тоже очевидны. Пока игра с нулевой суммой, как математики выражаются. Тем не менее, на мой взгляд, ситуация, которая складывается, в том числе все эти опасения, — преддверие какой-то широкой, масштабной дискуссии по налогам. Скажем, как нам после 2025 года достроить, докрутить, перезагрузить налоговую систему. Здесь надо, естественно, советоваться с людьми и с бизнесами, потому что принцип «семь раз отмерь — один раз отрежь» здесь не работает, здесь нужно 27 раз отмерить.

«Миграция миграции рознь. Нам миграция нужна для решения проблемы производительности труда» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Ни в коей мере нам не нужно заниматься никакой автаркией»

— В экспертном сообществе основными рисками называют высокую инфляцию, турбулентность национальной валюты и кадровый голод в сфере производства. Кроме того, по мнению экспертов, экономика претерпит серьезную трансформацию и уже не вернется к докризисному состоянию. И вообще уже никогда не будет прежней. Как преодолевать эти риски? Какой будет наша экономика?

— Экономика, конечно, уже не будет прежней. Она должна стать более продвинутой, более развитой, это естественно. Потому я бы сказал так: все эти риски, безусловно, есть, но все-таки главный — это условия ведения бизнеса, которые должны быть максимально комфортными для нашего предпринимательского класса, для малого, среднего бизнеса и крупных компаний. Это нужно для того, чтобы были инвестиции. Без инвестиций мы не двинем вперед проблему повышения производительности труда, а в этом и ответ на кадровый голод. Кадровый голод у многих есть, но вопрос в том, как и чем на него отвечать. Отвечать можно повышением квалификации работников, увеличением их социального пакета, чтобы мотивировать их к более производительному труду. Те же самые корпоративные пенсионные системы — вполне серьезный фактор роста производительности труда.

Инфляция — да, безусловно, серьезный фактор через инвестиции. Чем ниже инфляция, тем больше частных инвестиций, есть больше возможностей вкладываться в модернизацию производственных процессов и в их гораздо большее научное оснащение. Это все взаимосвязанные вещи. Мне думается, что главный риск даже не в рубле и ценах, а в отставании в производительности труда и в отставании по инвестициям от тех объемов, которые нам сейчас необходимы. Мне кажется, что это риск более существенный, потому что все остальные уже производные. Они мешают здесь и сейчас, но, если даже мы с ними справимся, а все остальное оставим в прежнем виде, уровень предложения в нашей экономике оставим таким, какой он сейчас есть, у нас все равно будет постоянный разрыв между спросом и предложением, который тащит цены вверх. А это внутренняя инфляция, и все опять возвращается на круги своя. Сегодня, когда экономика прошла пик восстановительного роста и вышла на такое, условно говоря, плато, где важна ее структурная перестройка, ускорение инвестиций и повышение производительности труда, эти риски выходят на первый план.

— Сейчас разворачивается дискуссия о повышении производительности труда и путях ускорения экономического роста. В этой связи идет активное обсуждение миграционной политики — завозить или нет новых мигрантов в неограниченном количестве. Сергей Собянин и Марат Хуснуллин говорят, что надо, а в обществе ширится протест. Что делать?  

— Миграция миграции рознь. Нам миграция нужна для решения проблемы производительности труда. А кто мешает господину Хуснуллину заниматься этим на своих строительных площадках? Это вопрос технологий строительства, строительных материалов. Он гораздо шире, потому что мы практически всю рабочую силу из стран Евразийского экономического сообщества, которая может работать на повышение производительности труда, уже взяли, и она у нас здесь прекрасно обустроилась. Будем дальше завозить строительных рабочих и этих самых ребят-развозчиков всего на свете? Эта рабочая сила нужна? Я не очень понимаю. Миграция — да, но у нее есть оборотная сторона. Есть угроза внутренней национальной безопасности. Но если мы совместно с партнерами по ЕАЭС начнем готовить рабочую силу для нашего внутреннего рынка труда, то выиграют все. Ведь это что значит? Это образовательные программы, обучение их на месте, подготовка их к нашему рынку. А что значит подготовка к нашему рынку? К культуре страны, традициям, языку и так далее. Это гораздо более серьезная проблема, чем просто открыть границы и сюда их привезти. Вопрос качества рабочей силы. Если мы хотим, чтобы они серьезно работали и давали эффект, то надо вкладываться в их подготовку, в том числе там, в этих самых странах. В том же Таджикистане, Узбекистане, Киргизии.

Нельзя сказать, что мы ничего не делаем, не идем к правительствам этих государств. Это было бы чистым враньем. Но это все пока медленно и не слишком масштабно. А это надо делать. Провозглашен единый рынок труда — это хорошо. Но единый рынок труда ведь предполагает и единые требования к качеству, а за качество надо платить. Поэтому нам придется расширять сотрудничество в сфере профессионального образования с нашими союзниками и делать это достаточно серьезно. А иначе мы обречены на завоз малопродуктивной и низкокачественной рабочей силы. Ну хорошо, можно заставить их кирпичи таскать не только в Москве, но и в Донбассе, а дальше что?

Миграция — это вызов более системный, чем просто физическое количество тех или иных людей из-за рубежа, работающих у нас. Это и вопрос подготовки, и вопрос соответствующих технологий на площадках, где они работают. В строительстве это тем более очень важно, потому что сегодня мы очень многое должны восстанавливать, поскольку в новых регионах разрушено все. А что мы будем делать с нашим Транссибом и БАМом? Не придется ли нам оттуда перебрасывать строительную рабочую силу в те регионы? Вот и получается такая, с позволения сказать, кадровая растяжка, которая тоже решается модернизацией строительных процессов и повышением производительности труда. А это более тяжелые вопросы даже для продумывания, чем просто открыть границы и привезти несколько десятков тысяч таджиков или узбеков. Они, кстати говоря, тоже не очень-то готовы сюда ехать, потому что Россия для них важна и в социальном плане, и в профессиональном, а быть здесь на побегушках, просто развозить еду, не слишком большая перспектива. Поэтому люди начинают потихонечку оттягиваться и не слишком активно ехать. 

— Запад нас не хочет нигде видеть, говорит: «Русские, уходите отовсюду». Что мы должны в этой ситуации делать? Замкнуться, стать автаркией? Какие структурные изменения нужны нашей экономике в этой ситуации?

— Ни в коей мере нам не нужно заниматься никакой автаркией, потому что рано или поздно геополитические кризисы заканчиваются, а экономическая Земля, как и Земля физическая, круглая. Идешь на восток и через какое-то время приходишь на запад. Или ровным счетом наоборот. Целостность экономического мира останется. Сейчас сложные времена, но все равно она в той или иной мере сохранится. Однако для этого нам нужно менять структуру экспорта, существенным образом усиливать его неэнергетическую и несырьевую часть пока через новые рынки, где мы еще только начинаем окапываться, — Азия, Африка, Латинская Америка. Нам нужно использовать возможности нашего ресурсного потенциала. Не только добыча нефти и газа, но и их переработка. Уже начинаем делать сжиженный природный газ. Малые и средние тоннажи получаются, где-то года через 2–3 начнем делать крупные тоннажи. А что означает экспорт СПГ? Это газовозы, которые пойдут по Северному морскому пути. Это толчок нашей судостроительной промышленности. А дальше это выход в химический комплекс. Химический комплекс — это вообще все, что хотите, — от композитных материалов, которые необходимы для производства беспилотников, до национальной фармацевтики. А разница по добавленной стоимости от скважины до субстанции передовых лекарств, грубо говоря, в сто раз. Вот вам, пожалуйста, и структурная перестройка в нефтегазовом векторе. И так по всем отраслям и отраслевым группам.

— Мы к этому готовы? У нас есть для этого необходимые средства, специалисты, кадры, желание?                

— Если мы поставим перед собой цель, что это нам надо делать, потому что без этого страна будет вечно второй. По размерам, по масштабам она безусловный лидер, а вот по уровню качества жизни граждан и содержанию экономики — так, кое-что. Вот если не делать этого, не добиваться того же самого технологического суверенитета, не идти по этому маршруту, будем вечно вторыми, лузерами. История не оставила нам выбора. Поэтому надо не столько декларировать, сколько понимать, что это сложная задача, задача нескольких поколений. Но тем не менее она решаема. Просто надо собраться и не вестись на всякие мифы типа: «Чего это вы деньги за рубеж отправляете и отток капитала увеличиваете?» А делать то, что нужно. Делай что должно, а дальше будет лучше — немножко исправленный девиз средневекового рыцарства.