Советник главы ДНР: «Ранение? Я корсетом перетянулась и пошла заниматься делами»

Елена Никитина: «Мы знаем, что в разное время Донбасс создавался как индустриальный центр — сначала Российской империи, а затем и Советского Союза. И действительно, со всей огромной страны сюда приезжали люди, чтобы строить или восстанавливать Донбасс» Фото: © Евгений Одиноков, РИА «Новости»

«С самого начала мы понимали, что стоим не только за Донбасс, а за Россию в целом»

— Елена, Донбасс обычно преподносится в российских СМИ как форпост и олицетворение Русского мира, и это действительно так. Но при этом забывается, что на донбасской земле живут десятки разных национальностей, а в СВО участвуют немало национальных отрядов и батальонов — татарстанский батальон «Алга», чеченский «Ахмат», так называемые боевые буряты или осетины из знаменитого батальона «Восток». Означает ли это, что Русский мир сложнее и многообразнее, чем его обыкновенно представляют?

— Вы озвучили одну из важных характеристик Донбасса — его многонациональность, которая сложилась исторически. Мы знаем, что в разное время Донбасс создавался как индустриальный центр — сначала Российской империи, а затем и Советского Союза. И действительно, со всей огромной страны сюда приезжали люди, чтобы строить или восстанавливать Донбасс (потребность в этом возникла, как мы понимаем, сразу после Великой Отечественной войны). Поэтому с самого начала в этом огромном трудовом котле бок о бок работали люди самых разных национальностей.

Я могу судить даже по моему детству — среди моих одноклассников встречались и татары, и греки, и евреи. Но могу точно сказать: это вообще не делало никаких различий между нами. Настолько такое соседство выглядело естественно! Мы крепко дружили между собой. Потом пошли смешанные браки, рождались прекрасные дети… Сколько я помню себя, никогда не было между нами никаких межнациональных распрей — наоборот, шло взаимное обогащение и обмен традициями, в том числе бытовыми. Скажем, мы очень любим греческие чебуреки, или татарские эчпочмаки, или же простые, но необыкновенно вкусные русские пирожки. Да и вообще, кухня каждого народа таит в себе настоящие сокровища. Повторюсь: мы даже не замечали между собой никаких различий — особенно в советское время. Когда же на это все-таки стали обращать внимание, люди так и характеризовали себя: «я русский татарин» или же «я русский грек». При этом они могли хорошо знать язык своего народа — греческий, татарский, армянский и прочие, но были пронизаны русской культурой, и это давало нам всем основание ощущать себя единым целым. Между прочим, всего в Донбассе, по официальным данным, проживает до 130 национальностей — кроме уже упомянутых, это и белорусы, и армяне, и даже турки.

Конечно же, когда перед всеми нами встал вопрос о сопротивлении киевскому режиму — после незаконного госпереворота, совершенного в украинской столице в феврале 2014 года, — в одной связке оказались люди самых разных национальностей. При этом тоже совершенно не задумываясь об этом. Просто потому, что всем нам был дорог родной русский Донбасс. С самого начала мы понимали, что стоим не только за Донбасс, а за Россию в целом. Кроме того, к нам начиная с 2014 года приезжали добровольцы со всей РФ и даже со всего мира: и сербы, и американцы, и колумбийцы, и ирландцы, и даже, помнится, один афганец до нас добрался и выразил желание воевать за «русскую свободу». А из российских граждан или жителей постсоветского пространства это и известные всему миру «боевые буряты», и чеченцы из «Ахмата», и осетины, и абхазы, и многие другие. У нас даже сформировалось целое интернациональное подразделение под названием «Пятнашка», где собрались люди различных национальностей («Пятнашку» возглавил абхазский политический активист Ахра Авидзба — прим. ред.). И они воевали так же, как и «Сомали», и «Спарта», и наши другие отряды и батальоны. Конечно, лучше у самих бойцов поспрашивать, кто еще сражался в их рядах, но, как я понимаю, боевое братство тоже не знает национальностей.

Почему у нас сложился такой «интернационал»? Дело в том, что если осознать, по какой черте сейчас проходит водораздел между воюющими сторонами, то дело вообще не в отдельных национальностях. Важно понимать, кто с кем борется. Вот как раз недавно мы отмечали Светлое Христово Воскресение и еще долго, на Светлой Седмице и после нее, будем говорить друг другу: «Христос воскресе!» Так и с конфликтом в Донбассе — мы же видели, что это не противостояние регионов, некогда входивших в одну Украину, а настоящая борьба добра со злом — по большому счету. Поэтому очень многие, уходя на фронт, говорили, что делают это «за веру православную и за Русь». Причем это произносилось без всякого пафоса, а наоборот, так естественно и искренне! И это объединяло всех нас, кто поднялся на борьбу в 2014 году.

— То есть можно сказать, что по своей природе это был еще советский интернационал, внутри которого было не принято замечать ни разреза глаз, ни цвета кожи твоего соседа?

— Да, абсолютно. За всю свою жизнь я не припомню рядом с собой ни одного межнационального конфликта.

Книга Елены Никитиной «Вопреки» Фото: © Евгений Одиноков, РИА «Новости»

«Мы столько всего вынесли в надежде, что на нашу землю придет победный мир»

— В своей книге «Вопреки. Как я работала министром ДНР» вы пишете, в частности, о том, что людской отток из Донецка в 2014 году был довольно ощутимым. Закрывались магазины, уезжали целые фирмы, целые семьи. А насколько, на ваш взгляд, сократилось за это время население Донбасса? Или, наоборот, выросло? Дело в том, что к вам за минувшие 10 лет приезжало такое количество людей — добровольцев, волонтеров, сотрудников гуманитарных миссий, учителей и врачей, что складывается впечатление, что демографический баланс все же удалось сохранить…

— Если мы говорим о сегодняшнем дне, то да — даже если мы не будем учитывать добровольцев и волонтеров, стоит отметить, что люди возвращаются на свои прежние места. К примеру, в том же Мариуполе мы и не предполагали, с какой быстротой снова начнет расти население города, пережившего трудные и трагичные времена. Хотя в какой-то степени это осуществляется благодаря интенсивному строительству, которое там идет. Тем не менее положительная тенденция налицо. И не только в Мариуполе, но и по всей республике.

Динамика оттока и притока была, разумеется, очень разной. Особенно много жителей Донбасса уехало в 2014-м. Затем, когда стало чуть поспокойнее, в 2015–2017 годах, народ постепенно начал возвращаться. Опять-таки, когда в феврале 2022-го началась СВО, мы объявили эвакуацию, и последовал новый отъезд наших граждан — в первую очередь мамочек с детьми и пожилых людей, которым требовался постоянный врачебный уход.

Да и сейчас в ДНР мы наблюдаем серьезный дефицит кадров. Здесь надо учитывать, что процент мобилизованных в нашей республике гораздо больший, чем в любом другом российском регионе. Я уже не говорю о тех добровольческих воинских подразделениях, которые пришли воевать еще в ополчение 10 лет назад, — они тоже периодически привлекают в свои ряды новых бойцов. Так или иначе, очень много наших мужчин воюет. Поэтому вакансии специалистов в ДНР чаще всего занимают те, кто приезжает сюда сознательно, для того чтобы пополнить, к примеру, ряды медийщиков или, может быть, управленческие кадры. Люди обычно спрашивают: «Если не на фронт, то чем я могу помочь?» А что им ответишь, если фронт здесь практически везде?

Поэтому сказать о том, что численность населения Донбасса сейчас такая же, какой она была до 2014 года, я не могу. Тем не менее автомобильные пробки на донецких улицах опять периодически образуются. И если в любом другом городе их воспринимают исключительно негативно, то мы к донецким пробкам относимся не просто терпимо, а даже с воодушевлением! Потому что это говорит нам о приближении мирной жизни.

Я надеюсь, что с постепенным освобождением городов и поселков, которые являются спутниками Донецка, у нас будет становиться все спокойнее и поток людей, возвращающихся домой, станет только нарастать. Хотя, конечно, кто-то за это время успел осесть и пустить корни в других регионах РФ. И все же настоящие корни дончан здесь, тут их родственники и друзья.

Из книги «Вопреки. Как я работала министром ДНР»:

…Вышла из оцепенения, когда услышала выложенную в интернет запись голоса одного из летчиков, бомбившего в тот день Донецк: «Сейчас зайду, выполню первую атаку по нему маленькими. Сейчас еще разочек зайду. У меня осталось на еще один заход. Маленькими. Вы скажите, если надо побольше снаряды использовать. У меня остались на еще один, только крупные остались ракеты».

Летчик докладывал не по-украински, не по-английски и даже не по-немецки. Это была речь на чистейшем русском языке с врывающимися характерными звуками радиосвязи. Когда я ее услышала, то расплакалась первый и последний раз за все годы войны. «Свои» бьют по своим. Невероятно. Чудовищно. Не может быть! Слова «не может быть» сопровождали меня все лето 2014-го. Постоянно ловила себя на желании проснуться.

С того дня Донецк стал пустеть. Воспользовавшись начавшимися каникулами, люди разъезжались кто куда мог. Сворачивали свою деятельность многие предприятия, организации, банки.

Помню, мне по «электронке» высказал претензию приятель, с ним сложились дружеские отношения при работе над совместными проектами. Он упрекнул ДНР, что не смог получить какую-то справку в учреждении, так как оно не работает. Сейчас, когда я в архиве почты нашла свой ответ, он мне показался слишком резким, но, видимо, таким был мой настрой тогда:

«Ты бы мне еще написал, что сантехника вызвал, а он, гад, напился — какая плохая ДНР! Война идет, людей убивают артиллерией, авианалетами, вчера расстреляли раненых в Красном Лимане.

Не можешь воевать — собери 10 человек, и давай уберем баррикады. Ты их не строил, я знаю. Те, кто строил, сегодня в Славянске и Красном Лимане.

Сделай хоть что-нибудь для своей земли, кроме критики. Мира больше нет, страны той, в которой мы жили, больше нет. Не цепляйся за них, понимай реальность адекватно. ДНР не виновата, что был Майдан, Турчинов и сейчас Порошенко. Они преступники, и их ждет Нюрнберг».

Адресат моего письма остался в Донецке и больше претензий за происходящее не предъявлял.

Пока на донецком горизонте грохочет — пусть и не так интенсивно, как до освобождения Авдеевки, — дончане все равно будут жить с этим чувством опасности. Тем более мы знаем об очередных поставках на Украину западной военной техники. Поэтому люди выжидательно смотрят на происходящее и порой спрашивают даже лично у меня: «Ну что, уже можно возвращаться?» Я обычно говорю им как есть: жизнь возрождается, идет строительство, на дорогах снова возникают заторы и пробки, но в некоторых донецких районах по-прежнему опасно.

— Наиболее опасно, как я понимаю, в Горловке, откуда всего километр-два до линии фронта, и в Ясиноватой, которая запомнилась мне совершенно темными и пустынными вечерними улицами, хотя в домах украдкой горел свет.

— Горловка и Ясиноватая — это все-таки отдельные, самостоятельные города ДНР. Я говорю сейчас о районах самого Донецка — Куйбышевском, Петровском, Киевском и Кировском. Сюда «прилетает» достаточно часто.

Впрочем, к канонаде — близкой или далекой — дончане давно привыкли, равно как и к тому, что время от времени сотрясаются наши дома. Тем не менее, когда это от нас идет — ну и слава богу.

Конечно, привычка — великое дело, но разницу в атмосфере Донецка и других российских городов лично я очень остро ощущаю, когда выезжаю по делам, например, в Ростов-на-Дону или любой другой соседний центр. Я ее ощущаю даже в воздухе. В Донецке сам воздух напряженнее. Мы здесь понимаем, что опасность может подстерегать везде и всюду. Да, теперь стало немного поспокойнее, но еще полгода назад, отправляя ребенка (а у меня взрослые дети, но для матери они все равно дети) на рынок или еще куда-то по делам, я инстинктивно старалась контролировать его передвижение. Особенно если знаешь, что в каком-то из районов накануне «упало». Иногда достаточно увидеть в телефоне, как у твоего близкого человека горит зелененьким кружочком «Телеграм» — значит, все в порядке, он на связи. Или начинаешь беспокоиться, если видишь, что человека давно не было в сети.

При этом мы понимаем, что все, кто сознательно сделал выбор — остаться жить в городе, в котором опасно, — это люди повышенной храбрости и силы духа. Едва ли не каждый день — «русская рулетка». Как мы с этим справляемся? Наверное, кого-то спасает фатализм (чему быть, того не миновать), а кого-то — вера, молитва за себя и детей. Мы столько всего вынесли в надежде, что на нашу землю придет победный мир. И, разумеется, слово «победный» в этом словосочетании главное.

— А в какое приблизительное число вы оценили бы в настоящее время число жителей ДНР?

— Думаю, что нас больше, чем 2,5 миллиона человек.

«Моя личная уверенность и надежды моих ближайших соратников были так сильны, что про себя мы всегда верили: мы обязательно будем Россией. И действительно стали ее частью» Фото: Эрик Романенко / ТАСС

«Лично у меня никогда не было сомнений, что Донбасс станет Россией»

— Очень важный вопрос — об идеологии ДНР. В чем, на ваш взгляд как бывшего министра информации, она заключается? Опять-таки в вашей книге очень занимательно описаны первые лозунги Донецкой Народной Республики и особый успех, который выпал на долю одного из них: «ДНР — народная экономика без олигархов и коррупции». Для Донецка тогда это звучало особенно актуально после бегства «донецкого» олигарха Рината Ахметова, который предпочел играть на стороне бандеровского Киева. Однако, думается, этот лозунг чрезвычайно актуален и сегодня, причем для всей России. Как вы считаете?

— Помню, тогда, в 2014 году, меня попросили вывесить на билбордах донецких улиц военные лозунги вроде «Родина-мать зовет» — по ассоциации с Великой Отечественной войной. Но я уже тогда понимала, что людям надо дать в руки ниточку, которая бы вела их к мирной жизни. Что же мы, собственно, строим у себя в ДНР? На этот вопрос нужно было найти ответ. Таким образом и возник этот лозунг.

Из книги «Вопреки. Как я работала министром ДНР»:

«Мужики, все на защиту родной земли!» — такой призыв мы написали рядом с изображением матери, прижимающей к себе ребенка. Никогда в мирное время я не позволила бы себе подобное обращение к аудитории. Но тогда в Донецке весь гламур, глянец, наносное испарились вмиг — только настоящее, исконное могло противостоять беде, пришедшей в Донбасс. Была объяснима, даже необходима, эвакуация мам с детьми, не вполне здоровых или пожилых людей. Не все из них смогли уехать. Но из города в одночасье исчезли владельцы престижных иномарок (я прошу прощения у тех из них, кто не уехал, являясь редким исключением). Я считала, что это правильно: остаться должны лишь самые стойкие, самые мужественные, те, кто не подведет. Стало заметно, как у людей поменялись приоритеты: востребованнее всего оказались взаимопомощь и взаимовыручка, сострадание и милосердие, твердость убеждений и сила духа. Как же истосковались мы по этим качествам! А ведь казалось, что за 23 года они не просто покрылись пылью — стали тленом, так их хотели похоронить под обломками разрушенной Великой Страны. Но перед лицом беды нужно было только плечи развернуть — и стряхнулось все лишнее, обнажив несгибаемый нравственный остов, о который разбился неправедный наступательный пыл ВСУ.

Вот для тех, кто остался, я и задумала плакат-маяк с девизом «ДНР — народная экономика без олигархии и коррупции». Такого задания не было в том самом секретном постановлении, но я убедила руководство, что обязательно нужен мирный посыл, надежда, мостик в будущее, куда стоит стремиться, к тому, чего я сама хотела для своих детей и своей земли.

Наташа Халай быстро нарисовала картинку этого плаката, он даже по яркой красно-синей цветовой гамме отличался от других.

К июню 2014 года обычно пестрящие яркими красками плакаты на бордах начали принимать обветшалый вид, раздражавший жителей и вызывавший вопросы у гостей: почему столь красивый город портят ржавые столбы с неопрятными плоскостями? Когда нам все же удалось расклеить в Донецке 100 плакатов, они «утонули» в более чем 2 тысячах остальных, довоенных. Но все равно их заметили, в сетях появились фото — чего бы вы думали? — того самого плаката, дающего надежду будущей жизни без коррупционеров и олигархов.

Могу сказать, что все эти годы мы старались честно следовать этому лозунгу и, по крайней мере, украинских олигархов к себе не пустили. А никакие другие к нам и сами не шли, потому что здесь, видите ли, очень опасно. Кроме того, мы, как известно, сразу оказались под санкциями, и у нас, с точки зрения олигархов, сложно было развивать «серьезный бизнес». Так что становлению народной экономики помогали сами обстоятельства. С одной стороны, и военное положение, и санкции — это огромный минус, но в любом минусе заключены свои плюсы.

Если же говорить об идеологии в целом, то все мы понимаем, насколько сейчас в России востребовано понятие справедливости. И не ради красивых слов, а ради реальной справедливости. Потому что на фронте оголены не только нервы, но и все наши нравственные и моральные понятия, там мы такие, какие есть. Вот когда наши ребята начнут возвращаться домой с победой и встраиваться в мирную жизнь, в том числе в нашу повседневную экономику, я думаю, они и станут тем мерилом, тем гарантом снизу (а гарантом сверху останется, безусловно, российский президент), что сделает прежнюю жизнь невозможной. Гарантом окажутся сами понятия наших военнослужащих о долге, чести и справедливости. И тогда семена «народной экономики без олигархов и коррупции», посеянные нами в трудные времена, будут иметь больше шансов прорасти и дать свои плоды.

Почин этого мы видим и сегодня — к примеру, в очень хороших программах по обучению управленческим навыкам для ветеранов СВО, запущенных по поручению Владимира Путина. Это делается не только для того, чтобы адаптировать бывших военнослужащих к мирной жизни, но и для того, чтобы преобразовать саму жизнь в соответствии с принципами ребят, которые сейчас защищают свою землю. Я лично надеюсь именно на это.

Что касается других идеологических установок, то они были для нас очевидны. Мы хотели, чтобы не было фальсификации истории, чтобы память о Великой Победе оставалась всегда с нами, чтобы мы могли считать себя наследниками поколения победителей — выстоять перед лицом врага, как выстояли они, и передать эту эстафету дальше. Считать себя страной многих национальностей (с чего мы и начали наш разговор), живущих в дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи. Эти истины были для нас так естественны, что даже не нуждались в письменном оформлении. Тем не менее в январе 2021 года мы приняли доктрину «русский Донбасс», где все вышеперечисленное прописали и обозначали, одновременно заявив на весь мир, почему мы именно «русский Донбасс», за счет чего исторически так сложилось и к чему мы идем. «Общность исторической судьбы народа Донбасса определяется его принадлежностью к Русскому миру — уникальному феномену мировой цивилизации», — значится в этом документе. И, может быть, самое важное: «Народ Донбасса, переживающий трудный период своей истории, сделал окончательный выбор: его будущее — только с Россией. Этот выбор — объективный, исторически аргументированный, рациональный, безальтернативный». Достаточно почитать нашу доктрину, чтобы понять, кто мы такие и чего хотим для своих детей.

— Практически каждый день в нынешнем 2024 году означает для Донбасса ту или иную памятную годовщину. 6–7 апреля исполнилось ровно 10 лет с момента провозглашения ДНР, 11 мая — 10 лет с момента проведения референдума о самоопределении Донецкой и Луганской народных республик и тому подобное. Оглядываясь на эти события из сегодняшнего дня, у вас нет ощущения, что все очень затянулось?

— Конечно, мы хотели, чтобы эти процессы шли быстрее. Помнится, в начале 2014 года мы мечтали, чтобы у нас все было, как в Крыму. Когда же крымский сценарий не состоялся, мы осознали, что у нас все будет несколько сложнее. Но как именно? Впрочем, знаете, что я могу сказать? Лично у меня никогда не было сомнений, что Донбасс станет Россией. Это необъяснимо и даже иррационально, потому что все кругом твердили о Минских соглашениях, в соответствии с которыми Донбасс должен был стать хоть и на особых условиях, но частью Украины и так далее. Однако моя личная уверенность и надежды моих ближайших соратников были так сильны, что про себя мы всегда верили: мы обязательно будем Россией. И действительно стали ее частью.

К тому, что на это может уйти целых 10 лет, я также была морально готова еще в 2014-м. Очень хорошо помню, как меня спрашивали, видя мою твердую позицию и думая, что я обладаю каким-то инсайдом (а у меня на самом деле его не было): «А ты готова к тому, что все это, как в Приднестровье, затянется на 10 лет?» Я отвечала: «Да. Если подразумевается, что в результате этого мы станем Россией, я готова ждать хоть 10 лет». И вокруг меня были точно такие же люди, как я, с похожими убеждениями и уверенностью в будущем. Конечно, терпения нашим людям не занимать, а за прошедшие годы нам в самом деле многое понадобилось перетерпеть и пережить. Слава богу, выдержали. Зато теперь мы вместе с Россией.

«Как показала жизнь, все, чего мы опасались у себя в Донбассе, произошло на Украине» Фото: © Алексей Филиппов, РИА «Новости»

«Запрос на правду в мире растет. А правда, на мой взгляд, всегда побеждает на дальних дистанциях, стратегически»

— Если оглядываться на тот рубежный 2014 год, то что вы можете сказать о самом начале противостояния с киевским режимом? Почему восстал Донбасс?

— Как показала жизнь, все, чего мы опасались у себя в Донбассе, произошло на Украине. Киевский режим за эти 10 лет наглядно продемонстрировал нашу правоту. Во-первых, страна, оставшаяся под контролем Киева, сразу стала несубъектной — мы своими глазами видели, как государство постепенно переходит под внешнее управление. Сегодня все это привело к тому, что украинский народ просто уничтожается, а ресурсы страны распродаются либо раздаются направо и налево. Думаю, что очень многого мы пока что даже не знаем — до какой степени украинский режим все распродал своим кураторам. Во-вторых, экономическое падение Украины очевидно, снижение уровня жизни — огромно. Все, кто может, оттуда бежит, кто не может — держится всеми правдами и неправдами, превращаясь в полностью бесправных людей. Я уже не говорю о том, как на Украине переписывается история, сносятся памятники, исторические и военные, в том числе Александру Пушкину, просто потому, что он русский поэт. Там творится такое варварство, которое нам в 2014 году даже сложно было себе представить. А как бы мы жили, если бы допустили у себя в Донецке факельное шествие нацистов? Как бы мы это вынесли?! Тем не менее на украинской территории это все происходит, и никто там уже не возмущается, потому что себе дороже…

Мы явственно увидели зародыши нынешних событий в том, что происходило на Евромайдане, поэтому и поставили между собой и остальной Украиной такой заслон. Уже были предпосылки, что из исторических книг будут выдираться десятки и сотни страниц, что станут вычеркивать нашу Великую Победу, запретят даже георгиевскую ленточку, начнут измываться над ветеранами, плевать в Вечный огонь… И все это уже не говоря об экономике, которую, если что, можно восстановить, отстроить заново предприятия. А вот с исторической памятью сложнее: за 10 лет на Украине выросли новые поколения, которых учили уже совсем по-другому. Переучить людей гораздо труднее, чем перезапустить станки и механизмы. Что сегодня в головах у этих детей и молодежи? Хотя все они, в принципе, русские люди, пусть даже и считают себя украинцами.

Перед нашими глазами, впрочем, уже имелись примеры того, как поступают с русскими в той же Прибалтике. Там тоже подменялась история, фактически вводился запрет на русский язык, происходил переход с кириллицы на латиницу, разрушалась экономика. Так что догадаться о том, какая участь нас ждала, было не так уж и сложно. Любой человек, умеющий прослеживать причинно-следственные связи, мог выстроить такой неутешительный прогноз.

Да, наше противостояние и борьба с киевским режимом не обошлись без потерь, но все равно мы сохранили человеческое достоинство и самих себя. К тому же и потери наши могли быть больше, если бы мы безропотно перешли в свое время под власть Киева.

— Вы как-то говорили, что одной из первых подняли перчатку информационной войны, брошенной Западом против русских регионов Украины и России в целом. Как вам кажется, РФ на сегодняшний день научилась держать удар в информационной войне? И как вы сами этому научились? Вас же никто не обучал специально этому искусству, как я понимаю.

— То, что этому меня учила сама жизнь, — безусловно. Другое дело, что мы хотели учиться. Когда я бралась за это, то понимала, что у меня другого выхода нет, кроме как самой овладеть необходимым инструментарием. Сначала, конечно, было очень сложно — ведь ложь можно обрядить в какие угодно красивые одежды и она легко ложится в умы людей, а вот голая правда не всегда выглядит лицеприятно и не так быстро обретает сторонников. Но правда, на мой взгляд, всегда побеждает на дальних дистанциях, стратегически.

Из книги «Вопреки. Как я работала министром ДНР»:

Я встречала множество определений понятия «информационная война». Термин появился относительно недавно, чуть больше 30 лет назад, а приемы, несомненно, использовались гораздо раньше («Голос Америки»*, например, начал радиовещание на русском языке в 1947 году). Примеров того, что слухи, дезинформация испокон веков применялись в войнах и политике, — масса. Но кое-что все же изменилось.

Ни в коем случае не претендуя на академическую точность и полноту, приведу отличительную характеристику современной информационной войны, которую я для себя нашла наиболее убедительной. На гражданское население противник информационно воздействует для достижения своих целей так, чтобы навязать ему чуждые его собственным интересам взгляды, фактически делая жителей интересующей территории своими сторонниками или хотя бы податливой «массой», не оказывающей сопротивления. Такое влияние требует знаний политических технологий и наличия средств их реализации, возможности применения специальных приемов, в основном манипулятивных, — недаром часто рядом с понятием «информационная война» встречается определение «психологическая».

Украина является красноречивым примером того, как для достижения своих целей Запад через украинские СМИ вел довольно длительную информационную подготовку, почти так же, как ведут на войне артподготовку перед наступлением.

Америка осуществляла на территории Украины такую информподготовку годами, без преувеличения можно утверждать — не меньше десятилетия. Нуланд, когда призналась, опрометчиво думая, что победа в кармане, а победителей, как известно, не судят, в тратах Америкой 5 миллиардов долларов на подготовку киевского незаконного переворота, конечно, не дала расклад по статьям расхода. Но на продвижение манипуляционных технологий через СМИ, уверена, сумма пошла немалая, а уж после прихода к власти проамериканских марионеток средств, в том числе и на талантливых политтехнологов и медийщиков, и вовсе не жалели.

В их подаче Украина представала красавицей-страдалицей в «жовто-блакитном» венке с грезами о европейских ценностях. На эту «патриотическую» уловку, рассчитанную на самые лучшие струны человеческой души, попалось значительное количество жителей Украины.

Подруга Кира из Киева мне так и говорила:

— Никогда я не была украинкой настолько, как сейчас.

— Кира, посмотри, что делают со страной пришедшие к власти подонки!

— Власть — это не вся Украина, олигархи не Украина. Надо любить свою землю в час испытаний еще больше, чем когда-либо.

То, что под прикрытием этой любви страну уничтожают, многие не замечали.

Я стала министром информации и массовых коммуникаций ДНР в начале июня 2014 года — по личному предложению Александра Бородая, тогда премьер-министра нашей республики, к которому я, помнится, просто пришла, чтобы взять у него интервью. В завершение нашего разговора он неожиданно спросил: «Какой пост вы бы хотели занять в правительстве?» «Никакой», — быстро отреагировала я. «Подумайте над должностью министра информации», — предложил Бородай.

Разумеется, решение далось мне с трудом — ведь до этого я с моим мужем всю жизнь занималась предпринимательством и даже журналистику рассматривала как временное занятие. Становиться чиновником в мои планы точно не входило. Да и портфель министра ДНР значил тогда не слишком много, хотя весил очень тяжело — столько хлопот и обязанностей сваливалось на тебя вместе с министерской должностью. Помню, что на первом в моей жизни правительственном заседании в Доме политпросвещения, где меня представил Александр Юрьевич Бородай, я смотрела на своих коллег как на безумцев — ведь совсем рядом шла война, а наша власть простиралась едва ли больше чем за километр от здания, в котором мы находились. Тем не менее еще до своего назначения к референдуму 11 мая я выпустила по поручению Дениса Пушилина первую нашу самостоятельную газету «Голос народа — Голос Республики», которая мгновенно разошлась среди земляков — настолько велик был тогдашний информационный голод. А украинские СМИ по этому поводу сразу разразились громкими ироничными заголовками, среди которых мне особенно запомнился этот: «Самопровозглашенная ДНР обзавелась собственной газетой. Типография у них хорошая».

Что касается того, насколько Россия преуспела в искусстве информационной войны. Конечно, за 10 лет мы все научились очень многому. Со своей аудиторией мы научились работать, хотя и так называемых неверующих остается немало. Однако над влиянием на зарубежье, на другие страны нам еще предстоит поработать. Хотя государства БРИКС к нам уже прислушиваются. Так что вода камень точит, и я надеюсь, что мы сможем победить и на этом обширном информационном фронте. Тем не менее именно сейчас сражение в самом разгаре, и говорить о том, что мы «наступаем и побеждаем», я бы пока поостереглась.

Впрочем, если мы будем сравнивать то, что было 10 лет назад и теперь, увидим огромную разницу. Одно интервью Владимира Путина Такеру Карлсону, данное в феврале этого года, чего стоит! Запрос на правду в мире растет, и когда у нас получается достучаться до трезвомыслящих людей на Западе или на Востоке, без разницы, то мы имеем успех. Я уверена, что правда всегда пробьет себе дорогу.

«На передовой телевизора и интернета нет. Зато печатная газета расходится как жареные пирожки»

— Скажите, а самая первая ваша газета «Голос народа — Голос республики» насколько долго просуществовала? Или она и сейчас выходит?

— Да, она распространяется в республике и по сию пору. Правда, сейчас она стала больше официозной — при многообразии выходящих в ДНР изданий. А тогда, 10 лет назад, это была первая наша газета, которой удалось удовлетворить информационный голод жителей к майскому референдуму. Я понимаю, что словосочетание «информационный голод» в XXI веке звучит несколько дико, но тут нужно учитывать, что при всем многообразии донецких СМИ в 2014 году ни одно не было на нашей стороне, а соцсети еще не были развиты в такой степени, как сегодня. Что до телеграм-каналов, то их вообще не существовало. Поэтому мы и прибегли к проверенному, испытанному способу, выпустили печатное издание тиражом в 100 тысяч экземпляров, и «Голос народа» разошелся как жареные пирожки.

К настоящему времени мы возобновили выпуск многих городских и районных газет — их уже больше 20. Какими бы устаревшими ни казались печатные издания, они остаются незаменимыми. Представьте: мы заходим в любой освобожденный населенный пункт или город, в тот же Мариуполь. Электричества нет, вышка обесточена, телевизор и радио не работают, интернета нет и в помине. А печатная газета? Вот именно она и работает в такой ситуации. Из нее люди и узнают, куда обратиться за помощью, где можно получить паспорт, оформить социальные пособия и тому подобное.

— Так вот где остро необходимы печатные издания — на войне!

— Да, печатная газета по-прежнему прекрасно играет роль коллективного информатора и организатора. Скажем, у нас есть замечательная газета «Боевое знамя Донбасса». Она очень популярна среди военнослужащих. Как мы понимаем, на передовой ведь тоже телевизора нет. А печатное слово никто не отменял — особенно если оно талантливо написано и подано. Да и по традиции веришь ему как-то больше. Как говорится, написанное пером не вырубишь топором. И фамилию автора не сотрешь и не подменишь, как в интернете, и все выходные данные — на последней газетной странице. А значит, есть с кого спросить. Это немаловажно в наше время фейков и всякого рода ложной информации.

— Как боец информационного фронта, вы наверняка всегда понимали, что в любой момент можете оказаться бойцом обычного фронта. Как вы перенесли ранение, полученное вами, насколько я знаю, осенью 2014 года?

— Все события, которые происходят с нами в жизни, — это ведь наши уроки, так? И недаром существует русская пословица: «За одного битого двух небитых дают». Вот у меня был такой урок. 5 сентября 2014 года, в первый день перемирия, согласно Минским соглашениям, я отправилась в поездку вместе с военными. Перед этим нам стало известно, что в одной из школ, расположенных в Киевском районе города, в подвале находятся люди — родители с детьми и у них закончились еда и вода. Вот мы и отправились. При этом я питала наивные иллюзии, что Киев способен соблюдать перемирие. Однако до школы мы так и не доехали — попали под минометный огонь. Позже рассказывали, что вокруг нас разорвались 23 мины, а один из снарядов — совсем близко. Я оказалась ранена, меня вытащили из-под обстрела и доставили к врачам, где мне сделали операцию. Нельзя сказать, чтобы я пережила случившееся легко и практически без последствий. Но мне все равно нужно было срочно возвращаться в строй — ведь у нас вовсю шла подготовка к выборам (всеобщие выборы в ДНР прошли 2 ноября 2014 года: главой республики стал Александр Захарченко, а большинство в народном совете получила общественная организация «Донецкая республика» — прим. ред.). Поэтому я корсетом перетянулась и пошла дальше заниматься делами. И как-то так быстро вписалась в работу, что порой даже забывала, что была ранена. Помню, увижу раненого и думаю про себя: «Ой, бедненький! Надо же, как не повезло». Могла и не вспомнить, что мне тоже не повезло.

Но в любом случае это сделало меня более осторожной и понимающей, что на войне нужно соблюдать все необходимые меры безопасности, носить необходимую амуницию и никуда сломя голову не ехать, пока не разузнаешь что и как, не разведаешь боевую обстановку. И еще один важный урок: врагу никогда не надо верить. Это я усвоила навсегда. Обман у наших противников просто в крови — это их и тактика, и стратегия.

— Как вы относитесь к цензурным ограничениям в военное время, к запрету на деятельность некоторых журналистов, которых объявляют иноагентами?

— Я всегда считала: нельзя допускать, чтобы на нашей территории кто-то вещал против российского государства и интересов наших людей. С этим надо бороться беспощадно, особо не либеральничая. Никакие свободы слова не могут служить тут оправданием. Идет война. Я и в своей книге провожу эту мысль: интересно, а победили бы мы в Великой Отечественной войне, если бы фронтовой журналист вначале взял интервью у нашего солдата, а потом сползал бы к вражеским окопам: дескать, а давай-ка я узнаю у немца, что он по этому поводу думает?

В этом смысле я занимаю достаточно жесткую позицию. По своей природе я человек добрый, но всему есть предел. И конкретно в этом вопросе никак нельзя давать слабину.

«Денис Пушилин стал появляться и на митингах, и нередко я видела микрофон у него в руках. Кроме того, к нему начали периодически обращаться за интервью журналисты, тоже выделяя Дениса среди прочих» Фото: © Наталья Селиверстова, РИА «Новости»

«На мать обижаться глупо. Так же и на Россию. У меня только великая и искренняя благодарность»

— В своей книге вы немало пишете и о вашем племяннике — Денисе Пушилине. У вас было ощущение (или, скажем, предчувствие) в 2014 году, что именно он может стать главой Донецкой Народной Республики?

— Нельзя сказать, что я не удивилась этому. В хорошем смысле удивилась и порадовалась. В 2014 году у нас действовал специальный орган, объединивший пророссийские силы, общественные движения. Однако общего лидера тогда не было — создали институт сопредседателей, которыми становились руководители различных движений и групп или просто те, кто был делегирован от города. Сопредседатели обычно собирались своим кругом, принимали какое-то решение, а потом выходили на площадь к людям и транслировали его. Площадь в свою очередь могла как поддержать мнение сопредседателей, так и выступить против. И вот тогда я начала замечать, что из всех сопредседателей чаще всего к людям выходил Денис Пушилин. Он стал появляться и на митингах, и нередко я видела микрофон у него в руках. Кроме того, к нему начали периодически обращаться за интервью журналисты, тоже выделяя Дениса среди прочих.

Я потом спросила у него, почему, на его взгляд, так происходило. А причина проста — многие из тех дончан, кто взял в руки оружие, сразу надели балаклавы и скрыли свои лица, а Денис Пушилин принципиально этого не сделал. Ведь кто-то должен был транслировать позицию активистов сопротивления, оставаясь при этом с открытым забралом. Лучше было так делать, не пряча свое лицо и не в военной форме. Поэтому Денис оставался в гражданском костюме (это был его сознательный выбор) и без всяких балаклав выходил и говорил с людьми.

Тогда в Донбассе было, помимо прочего, очень много иностранных СМИ — они тоже пытались разобраться в том, что происходит, и, думаю, нередко засылали к нам шпионов под видом журналистов. Например, я очень хорошо помню, что у нас работали сразу 6 групп ВВС. Ведь, наверное, столько не требуется, чтобы просто освещать события — скажем, с площади у здания администрации?

Кроме того, Денис Пушилин брал на себя ответственность, когда, к примеру, требовалось провести переговоры с олигархом Ринатом Ахметовым, который тоже стремился повлиять на активистов сопротивления. Или приезжали киевские «посланцы». В таких случаях из числа сопредседателей выделялись несколько человек, которых делегировали на переговоры. Пушилин всегда был в этом числе. Часть из этих моментов тоже вошла в мою книгу. А дальнейший путь Дениса Пушилина был во многом совершенно естественным — он ведь с самого начала был среди лидеров Русской весны в Донбассе. Еще в мае 2014-го он вошел в Верховный совет ДНР и стал его председателем, затем ушел оттуда, а потом опять вернулся в парламент. Впрочем, его политическая карьера общеизвестна.

— В вашей книге есть глава с красноречивым названием «Русские не придут», от которой так и веет горечью. Понятно, что книга была написана задолго до СВО и прихода русской армии, но не осталось ли у вас и других дончан чувства разочарования в большой России? Ведь среди нашей элиты до сих пор наверняка можно найти людей, которые морщатся при упоминании ДНР и ЛНР и совсем не рады началу спецоперации. Впрочем, такие люди, которые не приняли происходящее, нашлись и в Донецке, и вы о них пишете…

— Знаете, наше отношение к России — это как отношение к матери. Если ты нормальный ребенок, сын или дочь, то хорошо понимаешь, что на мать обижаться глупо. Так же и на Россию. Есть такие вещи и ценности, которые изначально являются святыми, и Россия здесь на одном из первых мест. Да и президент РФ Владимир Путин для нас непререкаемый авторитет. Поэтому, когда после такого бурного начала Русской весны мы осознали, что русские не придут к нам на помощь, мы понимали причины этого. И лично для меня такое объяснение являлось логичным. Было очевидно: России навязывали войну — провокациями, санкциями, откровенными вызовами и оскорблениями. А Россия на них не велась.

Мы ведь тоже русские и тогда воспринимали Донбасс как российский форпост, и это не для красного словца. Да, мы русские люди, и через нас проходит фронт. Что нам тогда остается? Только взять в руки оружие и защищать свою землю и свою большую страну.

Но многие обстоятельства помогали нам уже тогда. Во-первых, очень много прибывало в Донбасс добровольцев, и это воодушевляло и поддерживало. Что до гуманитарных конвоев, то они спасали нас в буквальном смысле слова. Во-вторых, политическая, информационная поддержка со стороны РФ была огромной, на «России-24» постоянно транслировали новости из Донбасса. Мы понимали: если враг навязывает тебе войну, что ты должен делать? Твоя задача: ее остановить или хотя бы приостановить. Ведь ты не должен играть по правилам противника — ты должен навязать ему свои правила. И Россия тогда именно таким и занималась. Это сейчас мы умны, пройдя такой путь, а тогда… Конечно же, Россия всегда за мир, разумное решение конфликта и его урегулирование, всегда за переговоры. Естественно, она не могла повестись на провокации и сломя голову ринуться в бой. Нельзя так поступать, когда за тобой — миллионы людей. Тем более что тем самым решается судьба не только РФ и Украины, но и фактически судьба всего мира. Единственное (как я уже говорила), у меня всегда была уверенность, что все будет нормально. Может, у кого-то и есть обиды на Россию, но у меня точно нет. У меня только великая и искренняя благодарность.

«Мое желание — чтобы Украина вернулась в родную гавань, как грешник в лоно церкви»

— Насколько я понимаю, сейчас вы работаете советником главы ДНР?

— Да, я оставила пост министра информации в 2017 году, еще при Александре Захарченко, и в настоящее время являюсь советником главы Донецкой Народной Республики по информационной политике.

— Россия участвует в информационной работе в Донбассе? Думаю, сейчас информационная война ведется вами уже при поддержке большой страны. И не только военкоры в этом задействованы.

— Как только мы стали частью России — безусловно. Информационный фронт у нас всегда был общим, и мы благодарны, что российские федеральные телеканалы, радиостанции и вообще СМИ уделяли огромное внимание донбасским событиям. Так было и до спецоперации. Поэтому сказать, что после февраля 2022 года в этом отношении что-то кардинально поменялось, я не могу. Единственное, у ВГТРК появился местный телеканал — «Вести. Донецк». Мы понимаем, что все, что у нас происходит — не только на линии боевого соприкосновения, но и в мирной жизни, — представляет интерес для большой страны, и нас это, разумеется, радует.

— Каково ваше мнение о дальнейшей судьбе Украины? Останется ли она? Или превратится просто в зону влияния нескольких государств? Или же вернется в Русский мир?

— Трудно давать прогнозы в таком вопросе. Но так как это все же русская земля, то не мой прогноз, а скорее мое желание — чтобы Украина вернулась в родную гавань, как грешник в лоно церкви. Понятно, что это очень сложно и пути здесь могут быть разными. Не могут остаться без последствий и те преступления, которые совершал и продолжает совершать киевский режим. Но за этими преступлениями всегда стоят конкретные люди. А я говорю о народе в целом, которому просто задурили голову.

Вокруг нас должны быть дружественные территории. Иначе если не мы будем на них влиять, то на них станет влиять наш противник. А он будет влиять только с одной целью — ослабить Россию. Допустить этого мы не можем. Так что одно я знаю точно: России предстоит еще очень много работы.