«Кого-то затравить – это адреналин»: психолог из МГУ о буллинге в школе и «цифровом одичании»

Екатерина Патяева: «Чтобы буллинг вообще предотвращать в масштабах школы, нужно разрабатывать концепцию воспитания хотя бы в рамках отдельно взятого учебного заведения» Фото предоставлено Екатериной Патяевой

«Образуется вакуум, в котором вырастают самые дикие отношения»

— Екатерина Юрьевна, наступил новый учебный год. Казалось бы, радостное для всех событие. Но многие родители жалуются, что дети не хотят идти в школу. Почему? Нет мотивации, боятся буллинга, просто некомфортно себя там чувствуют?

— Есть группы детей, которые не хотят идти в школу, потому что они там оказались неуспешными. Из-за этого к ним начинают относиться свысока, и они, конечно, этого всего не хотят. Причем учитель в данном случае тоже выступает как фактор, который будет ребенка стыдить, говорить, дескать, ты двоечник и так далее. Это одна группа детей. С ними надо разбираться, почему у них учиться не получается. Причем начинается это с первого класса и к третьему может проявляться уже очень заметно. Но начинается это с первого класса, когда ребенок потихонечку чего-то не понимает, поэтому не успевает. В этот очень важный момент родители должны вовремя обнаружить проблемы ребенка, вникнуть в их суть и начать с ними разбираться.

Другая группа детей — это те, у кого не складываются отношения. Банальный пример — ребенок мало общался вне семьи до школы, и у него теперь не складываются отношения с одноклассниками. В этой ситуации родители должны общаться с родителями одноклассников, с учителем, как-то помогать ребенку налаживать отношения. Это во многом связано с проблемой воспитания, потому что буллинг чаще возникает там, где взрослые недостаточно вникают в отношения между детьми. То есть не формируется какой-то коллектив, в который так или иначе включен взрослый, и коллектив формируется по принципу дикой, примитивной группы. В такой группе кто давит, тот и прав. Эмоции, которые движут детьми в группе, примитивны. Грубо говоря, кого-то затравить — это адреналин.

Поэтому, чтобы буллинг вообще предотвращать в масштабах школы, нужно разрабатывать концепцию воспитания хотя бы в рамках отдельно взятого учебного заведения. Я уже не говорю про какие-то общие вещи. В масштабах школы есть заместители директора по воспитательной работе, психологи появились, с их помощью в школе надо разрабатывать систему, чтобы сразу отслеживать негативные проявления в детских коллективах. Если буллинг возникает, то сразу подключать родителей и чтобы это было настоящее сообщество детей и родителей класса, где все друг друга понимают и могут разрешать проблемы, которые возникают. Родители в масштабах класса не должны самоустраняться.

На самом деле это сложная проблема с буллингом. Здесь очевидна нехватка воспитательной работы, которая бы направляла класс на какие-то общие интересы, общие дела, на какое-то общие поездки. Отсутствие всего этого приводит к тому, что образуется вакуум, в котором вырастают эти самые дикие отношения. Плюс к этому добавляется легкость буллинга в социальных сетях и трудность его отслеживания. Тут важно, чтобы у родителей с собственными детьми были доверительные отношения, равно как и у родителей всего класса были такие отношения, при которых можно что-то обсуждать, договариваться, решать вопросы. Ну и с учителем — тоже, конечно.

— А если такой ситуации в классе нет? Напротив, имеет место конфликт, в котором одни родители говорят, что некий ребенок или группа детей портят всем жизнь, обижают и терроризируют одноклассников, а другие родители, напротив, защищают обидчиков и говорят, что «тихони» на самом деле их провоцируют, унижают. Как быть, что делать?

— Здесь очень важен школьный психолог. Он должен обладать навыками посредничества, медиации в деле ведения переговоров. Здесь надо сажать для разговора обе стороны, начиная с родителей, и постепенно давать им возможность выплескивать свои эмоции и находить общий язык, поскольку они на одном корабле, всем им плыть вместе и надо договариваться. Но, к сожалению, не все школьные психологи таковы и обладают навыками и способностями для разрешения ситуации в данном ключе. Но система обучения соответствующего уровня есть, и этому при желании можно научиться. И нужно этому учиться.

Кстати говоря, это нужно не только психологам, но и учителям, да и директору, наверное. Тема переговоров, посредничества сейчас очень остро стоит, потому что в школе, в ученических коллективах, да и не только в них, имеется множество самых разных группировок и здесь важно не давить, а именно договариваться.

— Родители сейчас жалуются, что учителя стараются не вникать в отношения и разборки детей. Пришел, отчитал свой предмет и ушел. Почему так? У учителей нет мотивации и соответствующей подготовки?

— Учителей сейчас загнали в такую своеобразную ситуацию, когда у них на первом месте идет чисто формальная отчетность и этой отчетности много. Заполнять кучу документов, по которым их потом оценивают. Их не оценивают по тому, какие отношения в классе. Естественно, нужно менять систему аттестации учителей. Готовят их не то чтобы идеально, но не так плохо, что они совсем ничего не хотят. Платить им сейчас стали тоже плюс-минус нормально. Но при этом увеличили нагрузк и у них часто вообще не остается времени и сил, чтобы о чем-то задумываться и во что-то вникать. И система отчетности у них такая, что отношения в классе не оцениваются. А по-хорошему они должны оцениваться. Я не знаю, можно ли это решить на уровне отдельной школы, поскольку это система аттестации учителей, которая скорее больше идет от министерства.

— Ребенок 1 сентября заявил родителям: «Я в школу не пойду! Будете отправлять насильно, все равно убегу с уроков, пойду где-то гулять, вы и знать не будете». Что делать?

— Сесть и поговорить с ребенком. Почему он так ставит вопрос? Чего он хочет? Как он видит свою жизнь, свое будущее, если он в школу не ходит? Здесь, конечно, многое зависит от того, сколько ему лет. Если уже 15, он может идти в какую-то вечернюю школу, в которой будут уже другие отношения. Если нет, выбора меньше, но все равно он есть. Вообще, это уже немножко поздняя ситуация, когда перед 1 сентября родители осознают, что ребенок не хочет идти в школу. То есть это возникло не одномоментно, а накапливалось довольно долго. Но, даже если эта ситуация возникла в сентябре, надо сесть и, не пытаясь заставить ребенка идти в школу, постараться его понять. А уж в зависимости от того, что выяснится, вместе с ним попытаться выработать план, как из этой ситуации выходить с одной стороны, чтобы ему было комфортно сейчас и, с другой стороны, чтобы у него было нормальное будущее.

«Если ребенок постоянно ощущает себя в школе неуспешным. Естественно, он в эту ситуацию не хочет идти. Он может все что угодно придумывать, болеть и так далее, даже ногу ломать, чтобы туда не идти» Фото: ru.freepik.com

«Есть четыре базовые мотивации, которые связаны со школой»

— Здесь мы напрямую выходим на мотивацию. Это школа не может дать мотивацию, родители не поддерживают ее на должном уровне или сам ребенок не готов воспринять ее в таком виде, хочет ее в каком-то другом, но не может объяснить в каком?

— В принципе, есть четыре базовые мотивации, которые связаны со школой и вообще с обучением.

Первая мотивация — это успех. Если ребенок постоянно ощущает себя в школе неуспешным, естественно, он в эту ситуацию не хочет идти. Он может все что угодно придумывать, болеть и так далее, даже ногу ломать, чтобы туда не идти. И тогда с неуспешностью надо разбираться подробно и в деталях, что у него получается, что — нет и как с этим быть дальше.

Вторая мотивация — это интерес. Может быть, в школе просто неинтересно. А конкретно его интересы лежат в другой области. Например, на скейте кататься и достигать выдающихся спортивных результатов. Тоже надо разбираться, простраивать траектории будущего. Зачем ему тогда школа вообще нужна? Может быть, надо договариваться о каких-то компромиссах. Можно перейти в спортивную школу, например.

Третья мотивация — это общение. Если у него с одноклассниками не складываются отношения, они его травят и он их терпеть не может, то, конечно, он в эту ситуацию тоже не будет хотеть идти. Это на самом деле самая сложная ситуация с нежелание идти, когда она завязана на одноклассниках и когда это все далеко уже зашло. Здесь надо попытаться распутать весь клубок. Понять, какие отношения, какие одноклассники, поговорить с учителем, возможно, перейти в другую школу. Надо смотреть конкретную ситуацию, можно ли что-то изменить в ней в конструктивном ключе или надо просто поменять ситуацию целиком, просто покинув этот класс и эту школу.

И четвертая мотивация — это осмысленность. Он может просто не видеть смысла ходить в школу, потому что ребенок видит, как люди достигают успеха, становясь блогерами, и он хочет пойти по этому пути. Здесь надо попытаться объяснить ему, что школа может дать, зачем она ему может быть нужна и что осмысленного для себя он может делать в школе.

— Хорошо, мы с ним поговорили, и он сказал, что ему нравится только одна группа предметов, а все остальные он терпеть не может, они ему скучны, он в них неуспешен и поэтому не хочет ходить в школу. В своих любимых дисциплинах он далеко опережает свой класс, своих сверстников, читает по ним специальную литературу, а в остальных предметах безнадежно отстающий. Что вы в этом случае посоветуете?

— Я бы сказала, что это замечательный ребенок, у которого есть свои интересы. Если у него есть свои интересы, идеальным вариантом будет переход в ту школу, где есть этот профиль, углубленное изучение именно его любимых предметов. Если такой возможности нет, то надо помочь ему реализовывать свои интересы. Договориться с ним, что все остальное он хотя бы сдает на тройку, чтобы получить итоговый документ. Это на самом деле хороший случай, когда у ребенка есть интересы, потому что тогда с ним можно договариваться о каких-то компромиссах и подобрать вариант в том числе даже семейного образования, при котором он будет индивидуально учиться, если он сумеет сам учиться, потому что не все это умеют.

Гораздо хуже ситуация, когда ему ничего неинтересно и он ходит в школу просто так, пообщаться.

«Люди, которые читают книги, всегда будут управлять теми, кто смотрит телевизор» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Познавательная активность должна формироваться до того, как ребенок переступил порог учебного заведения»

— А почему ему ничего не интересно? Он не любит читать книги, ему не интересен весь процесс преподавания в школе, ни словесный, ни электронный. Он говорит, что это все «мура» и «грузилово».

— Это все начинается до школы. Познавательная активность должна формироваться до того, как ребенок переступил порог учебного заведения. Ребенку надо читать книги, надо с ним общаться, играть. Если этого не делается, то в школе ему может быть неинтересно, потому что все проходит мимо него с самого начала. Потом добавляется неуспешность, и он действительно не знает, на что переключиться. Если ребенок достаточно амбициозный, его не интересует все, что связано со школой, но чего-то в жизни он хочет достичь, то есть такое высказывание: «Люди, которые читают книги, всегда будут управлять теми, кто смотрит телевизор». Я не помню, кому оно принадлежит, но с таким ребенком стоит обсудить эту мысль. Объяснить ему, что он теряет какие-то возможности для будущего.

Но если ребенок при том, что ему ничего не интересно, еще и ничего по жизни не хочет, то здесь более сложная ситуация. Здесь возможен только медленный, постепенный процесс. Сначала стоит попробовать подсовывать ему даже не книги, а, возможно, какие-то аудиопроизведения, может быть, аудиоспектакли. С ним надо проходить тот путь, который он не прошел до школы. Путь развития познавательной активности. Возможно, идти от того, что ему хоть чуточку интересно. Может быть, какой-то блогер Вася Пупкин ему интересен и начать разбирать с ним этого блогера. То есть идти от ребенка. Но это очень сложный путь. Он длинный, трудоемкий, потому что, по идее, познавательная активность начинает развиваться до школы, по крайней мере закладывается до школы. Но если у родителей есть желание и настойчивость, то это тоже возможный путь.

— Как вы оцениваете существующие учебники и их постоянную смену, особенно в гуманитарной сфере? Только учителя привыкнут к одним учебникам, как появляются новые. Удаляются одни авторы и вводятся другие (например, в литературе), меняются описания и трактовки каких-то военно-политических событий или, того хуже, целых процессов. В головах самих учителей возникает каша. Они на этом всем стараются не концентрировать внимание учащихся, натаскивают их на ЕГЭ, потом все дружно это все забывают и делу конец. Получается с обоих сторон чисто формальная игра: вы делайте вид, что учитесь, а я делаю вид, что учу. Так? И что мы имеем на выходе?

— Да, именно так. На выходе мы имеем ребенка, у которого не сформированы какие-либо взгляды вообще. Вся эта чехарда с учебниками есть, и хороший учитель будет стараться учить ребенка думать и сопоставлять факты. Плохой учитель будет плыть по течению или против него, неважно. Проблема в том, чтобы было больше хороших учителей, которые будут относиться к учебникам достаточно спокойно, потому что учиться сопоставлять факты можно, в общем-то, на любом учебнике. Всегда есть дополнительная литература, которая никуда не девается.

Но у учителя есть отчетность, которая съедает огромное количество его времени. Учителей надо раскрепостить. Да, их надо в какой-то степени контролировать, но при этом нельзя их этим перегружать до такой степени, что у них руки начинают опускаться на любую содержательную работу.

— А как вы с психологической точки зрения относитесь к ситуации в школе, в которой учитель фактически бесправен в вопросах наведения порядка в классе? Дети и родители понимают, что учитель ничего не может им сделать, ни голос повысить, ни тем более сделать физически замечание. Тут же это все снимут на телефоны, выложат в сети, будет огромный скандал, учителя уволят, а ребенок-наглец и его родители будут героями.

— Это действительно проблема, в результате которой многие хорошие учителя просто уходят из школы, не желая в этом цирке участвовать. Те, кто приходит, за свою зарплату пытаются как-то существовать в этой системе. Конечно, я за то, чтобы у учителя было больше прав. И эти права должны быть прописаны в уставе школы. Права и обязанности учителей и учеников должны быть прописаны в уставе школы, и дальше надо действовать просто по уставу. Есть ситуации, когда учитель прав, а есть ситуации, когда ребенок прав. Опять-таки я возвращаюсь к тому, что практика посредничества должна вводиться в школы и должен быть устав, к которому можно апеллировать. Права родителей, права учеников, права учителей. Иначе будет силовая борьба, кто кого перепихает.

— А почему у нас никакого органа, который бы стоял на защите прав учителя? Ни профсоюза, ни какой-то общественной организации. Администрация школы в случае возникновения какой-то спорной ситуации или скандала, как правило, старается замять это все дело и тихо удалить учителя. Потом сказать: все, он ушел, все хорошо. А что послужило причиной скандала и не повторится ли он с еще большей силой и резонансом — этим никто не хочет заниматься. Почему?

— У нас в школе система оплаты такая, что администрация получает существенно бо́льшие деньги, чем учителя. Администрация дорожит своей зарплатой, поэтому готова жертвовать учителями. Опять мы упираемся в организацию всего этого процесса. Есть школы, где хорошие отношения между администрацией и учителями, там это все нивелируется. Но система оплаты труда учителей и администрации способствует тому, что администрация от учителей не зависит, зарплата у нее большая и она этим очень дорожит.

— Значит, она защищать интересы учителя не будет?

— Много хороших учителей ушло. Те, кто остались, не готовы объединяться и как-то отстаивать свои интересы. Может быть, и потому, что их оценивают по куче галочек и эти галочки надо собирать. Не знаю, почему они не объединяются, но по факту это действительно так.

— А самих учителей кто-то готовит к тому экстриму, который задают им современные дети на уроках? Скажем, ученик посреди урока взял и лег на пол. Говорит: «Я устал, хочу полежать». Все внимание класса моментально переключается на него, урок пропал. Как реагировать учителю? Готов ли он к таким ситуациям?

— Если честно, не знаю. По идее, в пединститутах есть педагогическая практика, и должно быть ее обсуждение. В принципе, это довольно простая ситуация, опять же, если есть правила поведения учеников, учителей и родителей, прописанные в определяющих документах школы.

Если у молодых учителей не хватает подготовки, ориентированной на такие неожиданные вызовы или провокации со стороны учеников, они могут как минимум со своими страшимы коллегами это обсудить.

— Хорошо, школа разработала устав, правила поведения, родители согласились, это все приняли, а потом пришла проверка из городского или областного отдела народного образования и сказала: «А что это вы тут понаписали? Кто вам разрешил? Это противоречит нашим определяющим документам». Не будет такого столкновения?

— Надо на этапе разработки устава со всеми этими инстанциями поддерживать связь. Потом при подготовке формулировок устава нужно обязательно привлекать юриста, чтобы они не противоречили каким-то законодательным и прочим актам. Это все проблемы, но они решаемы.

А родителей детей, поступающих в данную школу, просто надо ставить в известность, дескать, у нас существует такой устав. Были же решения о создании родительских советов. Надо поднимать ту законодательную базу, которая есть, и с ее учетом писать устав и принимать какие-то меры, чтобы он реализовывался. Но проблема в том, что администрация не всегда в этом заинтересована. А без администрации это нерешаемо.

«Если мы говорим о школе, то здесь все зависит от того, есть ли в ней люди, которые смогут организовать что-то более интересное и привлекательное, чем плохая компания и праздное времяпрепровождение в поисках дурных приключений» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Он в этой компании может балдеть, но ничего не достигать»

— Ребенок попал в плохую компанию вне школы. Ему там хорошо, комфортно, он занимает там какое-то положение в сложившейся иерархии и школа для него утратила значение как привлекательный объект. Что делать?

— Родителям в этой ситуации надо налаживать контакт с ребенком, постараться понять его и достаточно мягко, достаточно внятно для него постараться объяснить, почему ему не стоит с этой компанией дальше поддерживать отношения. А со стороны школы должна быть внеурочная деятельность: бесплатные клубы, кружки по интересам, спортивные секции, которые были в советское время и где дети, помимо освоения учебной академической программы, могли бы проводить время в соответствии со своими желаниями и устремлениями. Надо все это восстанавливать. Если школа может это сделать сама, то прекрасно. Ребенок всегда будет искать, где ему интереснее. И школа должна предоставить ему место, где ему будет интересно. Причем не одно, а чтобы он мог выбрать.

— Сейчас модно говорить о зоне комфорта человека. Так вот, в этой компании ребенок находится, как ему кажется, в такой зоне. Он может говорить что хочет и как хочет, не стесняясь в выражениях, может вести себя как хочет. А в формализованных коллективах, в школе и кружках этого не позволят. Ему кажется, что там свобода, а здесь ограничения, которые ему не нравятся. Как переломить такой подход?

— Здесь, наверное, надо развести понятия. Свобода и вседозволенность — это не одно и то же. Свобода — это в определенной степени способность достигать своих целей. А он в этой компании может балдеть, но ничего не достигать. Здесь важно показать ему что-то другое, другую ситуацию, где ему будет хорошо. Но эти ситуации нужно создавать, вот в чем проблема. Это может быть в масштабах семьи, если ребенок достаточно маленький. Это может быть в масштабах школы, какие-то походы, какие-то долгосрочные квестовые проекты, клубы, еще что-то, где он может реализовывать свою самостоятельность, где он может реализовывать свои амбиции и творческие способности. Короче говоря, где он может реализовываться в гораздо большей степени, чем в этой условной плохой компании.

Прежде всего родители должны вкладываться в этот процесс, потому что ребенок сам не будет тянуться к чему-то хорошему. Он потянятся к тому, что легче. А хорошее требует усилий, которые потом в жизни тоже важны. И здесь все зависит от родителей.

Если мы говорим о школе, то здесь все зависит от того, есть ли в ней люди, которые смогут организовать что-то более интересное и привлекательное, чем плохая компания и праздное времяпрепровождение в поисках дурных приключений. Тут важны энтузиасты, которые будут еще и оплачиваться, то есть если в этой школе найдутся энтузиасты и у администрации найдутся средства оплачивать их работу. Это все системные проблемы, которые завязаны еще и на организации, а не просто на чей-то доброй воле.

«Если родители в начальной школе и подростковом возрасте теряют доверительный контакт с ребенком, то дальше все может идти по этим негативным сценариям» Фото: ru.freepik.com

«У нас какое-то цифровое одичание происходит»

— Существует много всяких субкультур в интернете. Сейчас в связи с СВО эта тема как-то ушла на второй план, но всякие суицидные группы и прочая дрянь ведь никуда не делась. Террористы именно через них, например, вербуют юных поджигателей и информаторов. А родители подчас не разбираются во всей этой цифровой специфике.

— Родителям в разговоре с ребенком надо признаться, что они не очень хорошо понимают в этом всем, и попытаться вместе с ребенком разобраться, что происходит и почему. Родители могут не понимать в технологиях, но у них есть жизненный опыт. И тут очень важно, чтобы родители смогли установить с ребенком достаточно доверительные отношения, чтобы они не просто говорили ему: «Это все нельзя, это все гадость, это все плохо». Тем более чтобы они не эмоционально на него давили, а пытались поговорить по-человечески о том, куда это его, с одной стороны, может завести, а, с другой — чтобы они смогли показать ребенку какие-то позитивные альтернативы. К примеру, если его интересует вся эта информационная тематика, пусть программированием занимается. В принципе, сейчас это можно делать из любой деревни. Есть всевозможные онлайн-курсы, окончив которые, удаленно можно входить в сообщества не в деструктивном, а в конструктивном плане.

Также и социальными сетями. Вопрос в том, что он в них делает. Очень много проблем от того, что подростки пассивно в это включаются и в каком-то таком полутрансовом состоянии балдеют. Здесь опять очень важно, чтобы родители показали им разницу, тогда они могут совмещать интерес к интернету с какой-то конструктивной работой, с каким-то конструктивным времяпрепровождением. Что-то снимать свое, рисовать и монтировать анимацию, какой-то графический креатив.

Есть и общие вещи. Если родители в начальной школе и подростковом возрасте теряют доверительный контакт с ребенком, то дальше все может идти по этим негативным сценариям, о которых вы говорите. Их может быть много. Тогда общее решение одно — налаживать доверительный контакт с ребенком, учиться договариваться с ним. Учиться обеим сторонам, потому что родители часто считают, дескать, раз мы взрослые, то мы больше знаем и он должен нас слушаться, а ребенок считает, что он современный, они его не понимают, и поэтому он не должен их слушаться. Важно искать какие-то точки соприкосновения и чтобы ребенок понял, что родители о нем заботятся, а не просто так от фонаря говорят ему: «Живи так». Родители должны понимать, что у ребенка есть свои чувства, свои переживания, свое мнение, и учиться строить с ним доверительные и взаимно уважительные отношения.

— Часто дети не хотят дружить, да и просто общаться вживую с одноклассниками и с детьми во дворе, а предпочитают это делать либо через гаджеты, либо вообще общаться виртуально с совершенно посторонними людьми из других городов и даже стран. Почему и что с этим делать?

— Если родители с раннего возраста общаются с ребенком, организуют его общение и игры с другими детьми, то у него будет умение и желание общаться вживую. А если он с детского сада сидит в гаджетах, понятно, что он привыкает к тому, что его компания — это гаджеты. Поэтому здесь очень важно вовремя начать. Если он уже сидит в гаджетах, то с ним труднее искать контакт. Но все равно это возможно. Все равно надо пытаться банально поехать куда-нибудь вместе, чтобы он почувствовал прелесть живого движения, живого общения. Это должно стать для него праздником, чтобы он почувствовал, что это нечто совсем другое, чем гаджеты и общение через них. Но это трудоемко. Не с первого раза может получиться. Это требует усилий от взрослых, будь то родители или учителя.

— В итоге получается, что молодые люди женятся и через полгода, когда первый романтический флер влюбленности проходит. Один сидит в своем компьютере, другая — в телефоне, и для каждого существенные события происходят там, а не между ними. Не зря ведь у нас, по статистике, 70 процентов разводов от 100 процентов новых браков. Дети не готовы к семейным отношениям?

— Да. Это так, потому что нормальная система социализации разрушена. У нас какое-то цифровое одичание происходит. Все сидят в технике, что раньше считалось признаком образованности, а это на самом деле одичание, поскольку люди действительно перестают общаться, даже двигаться, если мы берем какой-то более поздний возраст. Все сидят в компьютерах и гаджетах. Что с этим делать? Опять-таки начинать, чем раньше, тем лучше. Проблема в том, что пытаются запрещать. Но запреты легко обходятся. С ребенком надо разговаривать и искать точки соприкосновения. Это сложно. Если он сидит в компьютере — значит, уже какое-то отчуждение между ним и родителями есть. Но другого пути здесь нет.

«Семейную жизнь подрастающему поколению надо показывать. Если ее нет в реальности, то хотя бы в кино» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Отношения — это сложно! И здесь нужно образование»

— Много споров вызывают школьные учебные программы по подготовке детей к брачно-семейным отношениям. Кто-то говорит, что они развращают детей и льют воду на мельницу западного разврата, а мы за консервативные ценности. Как найти золотую середину, и семейной жизни научить и не скатиться к продвижению нездорового интереса к ранним половым связям?

— Чтобы научить ребенка нормальной семейной жизни, он должен жить в нормальной семейной ситуации, а сейчас мы видим, что это очень часто не так. Это даже не про то, что люди разводятся и семьи разные получаются, а про то, что отношения между взрослыми в семье очень часто далеки от того, что хорошо. Либо люди терпят друг друга и постоянно ругаются, либо еще что-то. Нужна нормальная семья, чтобы она была в образе мира ребенка. А ее очень часто нет. Советские фильмы смотреть? Про семейную жизнь фильмов того времени очень мало. Они в основном про любовь, про влюбленность. Поэтому, если говорить про фильмы, то их надо создавать с нуля. Именно про семейную жизнь. Я вот так с ходу не могу ни одного хорошего фильма про семейную жизнь вспомнить. Семейную жизнь подрастающему поколению надо показывать, если ее нет в реальности, то хотя бы в кино. Но и там она не очень показана.

— Но кино про образцовую семейную жизнь — это же, с точки зрения хайпа, тоска зеленая. Разборок нет, страстей, любовников, треугольников, бандитов, стрельбы, разводов, борьбы за наследство, ничего нет. Кто это сейчас будет снимать и смотреть?

— Не соглашусь, что кино про семейную жизнь обязательно будет скучным. И разборки, и страсти, и любовники, и треугольники и все прочее может найти в нем свое место. Вопрос в том, к чему приходят люди в результате своих поисков, приключений и метаний. Но думаю, что это будет непростое кино, поскольку действительно хорошая семейная жизнь сложна. Отношения — это сложно! И здесь нужно образование.

В конце концов в той же школе, ту же «Анну Каренину» нужно читать. И «Анну Каренина» для семейной жизни уж точно гораздо важнее читать, чем «Войну и мир». Там показано на микроуровне как отношения строятся, как они распадаются, к чему приводят какие-то вещи. Здесь великая русская литература могла бы помочь хотя-бы в варианте показать, как это устроено.

Кроме всего прочего изменилась динамика романтических отношений, они нередко превращаются в какой-то суррогат. Путь к близости, который раньше люди проходили годами, сейчас порой сокращается до нескольких часов. Раньше период влюбленности и ухаживаний длился от года и больше, сейчас — знакомство в ночном клубе, бурная ночь и все прочее. Культура чувств обедняется и разрушается, потому что за два-три года ухаживаний много чего было пережито в отношениях, а за полчаса-час этого нельзя пережить в принципе. Поэтому опять-таки идет некоторое одичание. Под этикеткой цивилизованности и современности идет одичание как упрощение чувств, и это страшно для будущего нашей цивилизации.

— А школа может как-то повлиять на это одичание, или кто должен хотя бы попытаться его остановить?

— В принципе, школа могла бы, если ей дать адекватные программы, подготовить учителей и школьных психологов. Ведь проблема была поставлена еще когда вводился курс «Этика и психология семейной жизни». Но этот курс не был до конца разработан. К идее этого курса неплохо бы вернуться, но только его надо разрабатывать, а не просто напихать туда кусочки из биологии, кусочки из психологии, кусочки из гигиены. По идее в рамках этого курса можно тренинги проводить. Разные тренинги именно на чувства, на их осознание и на умение строить отношения. Не надо тренинги на секс проводить, надо проводить тренинги на чувства и отношения, и обсуждать это с подростками, потому что потом, когда люди готовы жениться, уже поздно будет. То есть, школа теоретически может, а практически я не уверена, что много школ этим занимаются. Может быть в отдельных школах, где много психологов, и то не факт.

«К сожалению, в вузы приходит большое количество неподготовленных студентов»

— 1 сентября учебный год начался не только в школе, но и в других учебных заведениях, включая высшие. Как вы оцениваете уровень подготовки абитуриентов, которых выпустила школа?

— Абитуриенты очень разные, как и всегда. Есть сильные, есть средние, но есть и совсем слабые, не умеющие понимать текст учебников и формулировать свои мысли. К сожалению, в вузы приходит большое количество неподготовленных студентов. В одних вузах, где большой конкурс, их отчисляют после первого курса или даже после первой сессии. В других вузах они тянутся, и в этом смысле высшее образование девальвируется. Но это, к сожалению, закономерность сегодняшнего дня, закономерный результат организации всего учебного процесса в школе и ЕГЭ как его квинтэссенции.

К ЕГЭ я отношусь плохо. Все проблемные вопросы со взятками остались, просто переместились в иную плоскость и способов мошенничества стало больше. При этом дети перестают учиться по тем предметам, по которым они ЕГЭ не сдают, то есть школа перестает быть общеобразовательной. ЕГЭ вводилось, когда мы стремились вписаться в Запад для того, чтобы вписаться. Так что теперь жду, когда ЕГЭ отменят.

— Представим себе, что ваше желание исполнилось, ЕГЭ отменили. Что будет вместо него? Кто и как станет оценивать то, чему молодые люди научились в школе за 11 лет?

— Экзамены важны и нужны, я бы вернулась к практике экзаменов на аттестат зрелости по всем предметам. То, что дети в последние годы готовятся к трем ЕГЭ, которые они сдают, явно неправильно. Массово снижается общий уровень образования по стране. И на всех уровнях надо уяснить, что образование — это не услуга, образование — это возможность. Государство должно предоставить ребенку возможность учиться, но не делать из образования обязаловку, не тянуть его, ставя условные тройки, за которыми знаний нет. Надо честно сказать, что образование сейчас просело. Его общий уровень не очень высокий, хотя формально среднее образование есть у всех и у огромного числа людей есть диплом о высшем образовании, но это высшее девальвировано. Не вижу ничего страшного, если одни закончат школу с аттестатом зрелости, а другие — со справкой о прослушанных курсах. При этом у них должна быть возможность сдать экзамены на аттестат зрелости, когда они к ним подготовятся.

— Это у нас получается, как колбаса «Докторская»: название осталось прежнее, а наполнение совершенно другое.

— Да, так и есть. В вузы поступают дети, которые реально двух слов связать не могут, потому что их натаскали на ЕГЭ, и все. Скажем честно, к ЕГЭ можно подготовиться методом дрессировки и вполне прилично его сдать. По идее, образование должно развиваться не натаскиванием, а развитием мышления, воображения, личности. Не то чтобы надо возвращаться к советскому опыту, потому что там было что-то хорошее и что-то не очень хорошее. Надо идти дальше. Было эпоха ЕГЭ, она себя изживает. Она принесла достаточно много опыта, который надо осмыслить.

«Иммануил Кант писал, что просвещение — это способность думать своим умом» Фото: Johann Gottlieb Becker, wikimedia.org, Общественное достояние

«Классно-урочная система законсервировалась и не очень развивается»

— А в чем главная проблема нашей школы — в программах, методиках, учебниках?

— Наверное, во всем, что вы перечислили. Есть проблема с тем, что классно-урочная система законсервировалась и не очень развивается, хотя все современные технологии дают возможность более индивидуализированного подхода к обучению каждого ребенка. Но мы по этому пути не пошли. Я имею в виду не только нашу страну, но и весь мир. Никто по этому пути пока не пошел, если говорить об образовании для всех. А дети ориентированы на то, что новые технологии — это более привлекательно, чем учебники, путь даже и в электронном виде. Поэтому их привлекает все, что вне школы. А школа как система обучения отстает от развития технологий. Вместо того чтобы их использовать, она с ними борется. Если и использует, то очень мало. У учителей достаточно мало простора для собственного творчества. У них слишком много отчетностей, и это тоже губит систему.

— Раньше школа должна была ребенка и обучать, и воспитывать. Потом функцию воспитания из школы убрали, но ввели штатных психологов, которых в советские времена там не было. Это что-то изменило к лучшему?

— Это меняет ситуацию к лучшему, когда один психолог на два-три класса, грубо говоря, на 50 человек. Если один психолог на школу, на 800 человек, то он реально ничего не может сделать, кроме банального тестирования, которое ничего не меняет, а только фиксирует то, что есть. Если возвращаться к тому, что было, то классный руководитель — это в какой-то степени было призвание. Ему доплачивали за классное руководство, но немного, и хороший классный руководитель включался в жизнь класса, организовывал ее. Чтобы это хоть как-то воспроизводить, по нынешним временам это должно хорошо оплачиваться, а оно оплачивается не очень.

— А если нет какого-то встречного интереса со стороны родителей, администрации учебных заведений, государства?

— У нас сейчас нет концепции воспитания в масштабах страны. Кроме материальных стимулов, нет ответа на вопрос: а кого мы воспитываем? Я помню свою школу советских времен, когда нам классная руководительница не только пропагандировала идеологию, но и на каникулах возила по разным городам, и это было гораздо более воспитательно, чем какие-то идеологические моменты. Сейчас это сложнее сделать материально. Летом я живу в деревне во Владимирской области, и тут у многих родителей денег не будет, чтобы даже со школой хотя бы в Москву отправить своего ребенка. То есть какие-то вещи, естественно, должны финансироваться государством. Ну и, кроме этого, нужна концепция с видением, кого мы хотим воспитать.

— Иными словами, мы должны понимать, что это будет за личность на выходе воспитательного процесса, какие она поставит перед собой цели и для чего государству нужен именно такой, а не какой-то иной гражданин.

— Не только для чего гражданин нужен государству. Еще Иммануил Кант писал, что просвещение — это способность думать своим умом. Пока образование не будет нацелено на способность думать своим умом, мы будем получать на выходе людей, которыми легко манипулировать. Ими могут манипулировать телефонные мошенники. Ими может манипулировать любая пропаганда, хоть наша, хоть не наша. Люди все-таки должны быть самостоятельными. Тогда они станут осознанно заботиться и о своем государстве, в том числе потому что оно нужно для организации их собственной жизни. Пока это не осознано, люди будут в лучшем случае какими-то карьеристами и приспособленцами, а в худшем попадут под разного рода деструктивное влияние.