Алексей Арзамазов: «Как будто татарский язык – это пирог, который все делят»

Алексей Арзамазов: «Признавая важность и перспективность интернета, неправильно обесценивать бумажную продукцию» Фото: Андрей Титов

«Какой добрый татарский народ — приглашают тебя рассказывать, как надо изучать татарский язык»

— Алексей Андреевич, в 2022-м вышла ваша книга по удмуртскому языку, в том же году был издан самоучитель «Татарский язык с нуля: самоучитель для начинающих» вашего коллеги, этнолога и переводчика Максима Кузнецова, совсем скоро выходят самоучители чувашского и татарского. К вам, как к полиглоту, известному и тем, что вы выучили татарский за сравнительно короткий срок, одним из первых возникает вопрос: как быстро выучить язык? Какие универсальные советы, лайфхаки вы могли бы дать тем, кто хочет выучить татарский?

— Один из основных секретов успеха — сильное желание. Вы понимаете, очень важна эмоциональная составляющая, эмоциональная связь с изучаемым языком. Нужно постараться влюбиться в него. Если у человека есть внутренний огонь, чувство влюбленности в язык, то положительный результат неизбежен. Одна из важных задач — выбор подходящих языковых ресурсов, методологического комплекса. С одной стороны, татарский язык в этом плане не обделен вниманием. Начиная с конца 1980-х годов увидело свет немало самоучителей. С другой — нужны самоучители, учебники новой формации, совершенно иного содержания, новой философии. Казалось бы, у каждого из нас есть выбор, как учить язык.

Оптимальный способ — сочетание классического и инновационного, переключение с традиционного бумажного самоучителя/учебника на ресурсы интернета. Такой алгоритм наиболее доступен для широко изучаемых языков: английского, французского, итальянского. С татарским языком намного сложнее. Цифровые продукты, пространство сети — одна из важнейших точек роста для татарского языка, одно из ключевых направлений развития. Нужно больше внимания уделять интернет-проектам, онлайн-урокам, чтобы у каждого человека был доступ к учебным материалам. Это не только YouTube, но и «ВКонтакте», Rutube, цифровые приложения наподобие Duolingo или образовательные порталы, каким был в свое время «Ана теле». Посредством интернета можно и нужно охватывать огромные аудитории разного возраста. В первую очередь я говорю о молодежи.

Признавая важность и перспективность интернета, неправильно обесценивать бумажную продукцию. Так, в 2022 году вышел самоучитель нашего научного сотрудника Максима Кузнецова. Татарское книжное издательство выпустило эту книгу при поддержке комиссии по развитию татарского языка и языков народов РТ, которую возглавляет Марат Ахметов. Если первые 2−3 месяца ее было реально купить в магазине «Китаплар», то потом издание исчезло с полок. Мне рассказывали, что она пользовалась большой популярностью и за пределами республики, в татарской диаспоре. Этот факт говорит о том, что, несмотря на многообразие татарских самоучителей, учебников, все равно наблюдается определенный дефицит такой литературы. Если мы сейчас с вами зайдем в магазин «Китаплар», а я мониторю эту книжную сеть постоянно, мы в лучшем случае найдем только один самоучитель татарского. Сегодня в рамках научного взаимодействия казанского научного центра РАН, ИЯЛИ АН РТ, Российского университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы готовится вторая книга по татарскому языку «Интенсивный курс татарского языка». В ее основе методы и технологии РУДН, с помощью которых можно будет за относительно короткое время ввести человека в татарский язык.

— Это какие?

— Начну издалека. У нас небольшая гуманитарная лаборатория в казанском научном центре РАН. Это относительно новая история, открылась она в 2018 году. Фактически это единственный гуманитарный научный центр в республике, который представляет РАН. В 1991-м знаменитый Институт языка, литературы и искусства имени Ибрагимова реорганизовали, и он вошел в Академию наук РТ. Получается, что 30 лет в структуре казанского научного центра РАН не было гуманитарного отделения. В 2018 году усилиями экс-руководителя КазНЦ РАН академика Олега Синяшина и экс-министра образования и науки РТ Наиля Валеева возродилось гуманитарное направление. Сейчас нас очень поддерживает нынешний руководитель казанского научного центра, ученый-физик, член-корреспондент РАН Алексей Калачев.

Так случилось, что с момента открытия лаборатория носит достаточно сложное название — лаборатория многофакторного гуманитарного анализа и когнитивной филологии. Коллеги нередко спрашивают: в чем наша уникальность? Мы прежде всего занимаемся языками народов Татарстана во всем их многообразии. Рискну заметить, что в регионе, да и не только, не найти других экспертных научных центров, которые обращены именно к языкам Татарстана, Поволжья, Урала. Мы занимаемся исследованием и популяризацией татарского, русского, чувашского, марийского, удмуртского, мордовских языков. Сейчас в лаборатории собралась команда, как я люблю говорить, в хорошем смысле сумасшедших людей. Это молодые ребята-исследователи, языковые активисты, которые искренне переживают за настоящее и будущее языков, их гармоничное развитие.

Еще одна наша отличительная особенность — мы языки выучили сами. К сожалению, не так много людей, кто может похвастаться самостоятельным успешным опытом изучения татарского или марийского. Одно из основных направлений в рамках гуманитарной лаборатории казанского научного центра — разработка инновационной методологии преподавания национальных языков. У нас сейчас реализуется большой проект по изданию линейки самоучителей языков Татарстана. Наш проект поддержал раис РТ. И это принципиально важно!

Параллельно я работаю профессором в РУДН. Это без преувеличения один из ведущих вузов страны, в стенах которого аккумулирован уникальный опыт преподавания языков. В университете получают образование огромное количество иностранцев, представляющих самые разные страны мира и говорящих на очень разных языках. Соответственно, одна из глобальных задач, эффективно решаемых в РУДН, — обучение иностранных студентов русскому языку. Буквально за полгода студенты из стран Азии, Африки, Латинской Америки осваивают русский язык. И дело не только в их мотивированности. Речь идет о применении результативных языковых и педагогических подходов, приемов, стратегий, позволяющих человеку быстро войти в пространство русского языка. Кроме того, в РУДН у российских студентов есть возможность изучать большое количество экзотических языков (например, некоторые изучают африканские языки суахили, йоруба, хауса и т. д.). Все это требует фундаментального научного осмысления, сопровождения. Я пытаюсь анализировать рудновские языковые и педагогические технологии. Часто они носят универсальный характер. Многое из увиденного, подсмотренного там, в Москве, я планирую пересадить на нашу почву, спроецировать на преподавание наших языков.

— Вы сказали, что научно-методический комплекс разрабатывался с 1980-х, но мы все равно пришли к проблеме недостаточности таких ресурсов. Можно сказать, что вы сейчас со своими коллегами занимаете эту нишу?

— Я боюсь громких слов в данном случае. В Казани развитое гуманитарное сообщество и сосуществуют разные научные центры — ИЯЛИ, КФУ, Институт развития образования. Мы одни из тех, кто на уровне как фундаментальной, так и практико-ориентированной науки пытается сделать что-то хорошее, полезное для сохранения и развития наших родных языков. Вы знаете, у нас своя оптика… Мы, выучившие татарский язык самостоятельно, особенно рельефно ощущаем его сложности.

— Какие это сложности в первую очередь?

— У татарского языка достаточно сложное произношение. Казалось бы, количество экзотических звуков в татарском языке не такое большое. И тем не менее освоить их достаточно непросто. И даже, например, когда я говорю по-татарски, мне говорят: «Алексей, ты по-мишарски говоришь». Живое общение помогает выстраивать эту звуковую специфику. Также в татарском языке непростая система глагола. Есть такое понятие, как сложное глагольное сказуемое, то есть сочетание причастия и глагола. Данная грамматическая категория сложно воспринимается носителями русского языка. Например, мы находимся в здании аэропорта и там объявляют: «Самолет төшеп утырды». «Төшеп утырды» — дословно «спустившись сел». И такими прекрасными, но «загадочными» связками пронизан весь татарский язык. Одна из основных задач в наших самоучителях — разъяснить сложные стороны татарского языка, чтобы было легче и понятнее, чтобы татарский язык стал ближе русскоязычным.

За редким исключением авторами самоучителей татарского становятся специалисты, для которых татарский — родной язык. На первый взгляд это вполне логично, правильно. Они на глубинном уровне погружены в этнокультуру, языковое богатство своего народа. Но, увы, у такой, казалось бы, беспроигрышной позиции «изнутри» есть свои минусы. Теми, у кого татарский родной, часто не замечаются «подводные течения» родного языка. В таких случаях авторам «извне» проще объяснить непонятное в грамматике. Одним словом, должны быть разные учебники, самоучители по татарскому языку, в том числе написанные специалистами, которые самостоятельно этот язык выучили.

«Одна из основных задач в наших самоучителях — разъяснить сложные стороны татарского языка, чтобы было легче и понятнее, чтобы татарский язык стал ближе русскоязычным» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Это, наверное, можно сравнить с работой тестировщика: как он проверяет, исправно ли работает та или иная программа, так и вы, как человек извне, изначально не погруженный в татарскую языковую среду, сразу видите, в каких местах на первых этапах изучения языка могут возникнуть сложности.

— Еще есть одна интересная вещь, если говорить о содержании, психологических и философских сторонах изучения языка. Я за последний год соприкоснулся с неоднозначной реакцией людей, профессионально связанных с татарским языком. Как бы ее назвать? Своеобразная профессиональная ревность. Мы в феврале в рамках 300-летия РАН в Нацбиблиотеке РТ проводили круглый стол, посвященный языкам народов РТ. В кулуарах один из специалистов по татарскому языку сказал: «Алексей Андреевич, вам не кажется, что вы не должны высказываться по поводу татарского языка и заниматься им вообще? Есть ли у вас право на это?» Я был очень удивлен, потому что я все-таки доктор наук, профессор, в том числе профессор Академии наук РТ. Я работаю на лингводидактической кафедре РУДН, которая занимается методологией преподавания языков. И что принципиально важно, я совершенно честно самостоятельно выучил татарский язык до достаточно высокого уровня. Поэтому убежден, что могу принести пользу татарскому языку и другим языкам нашей республики.

В апреле этого года состоялась встреча с учителями татарского языка в казанском лицее «Унбер». Примерно час с внимательной профессиональной аудиторией говорил на татарском. Было волнительно и интересно. Делился своими секретами освоения и преподавания татарского. Спустя некоторое время один мой знакомый как бы между прочим заметил: «Алексей, смотри какой добрый татарский народ — приглашают тебя рассказывать, как надо изучать татарский язык». После таких реплик, оценок, стереотипов остается не самое приятное послевкусие, как будто татарский язык — это пирог, который все делят. Быть может, у меня наивная точка зрения. Но я убежден, что людям науки, переживающим за языки, нужно объединяться, вместе делать общее дело.

«Казань — это город (исторически так сложилось), который объединяет народы и языки Поволжья. Столица РТ собирает вокруг себя людей, ориентированных на межкультурную коммуникацию, осознающих важность своей этнокультурной и языковой идентичности» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Внутренний Татарстан» действительно работающая и мотивирующая реальность»

— Вы говорили, что в вас всегда «жил внутренний Татарстан», в Казани вы живете уже четыре года. У вас есть некая тотальность подхода к теме, что называется, необходимость дойти до самой сути: до этого вы углубились в изучение удмуртского языка, жили в Ижевске около 20 лет и, достигнув некоего предела там, теперь углубились в изучение татарской культуры?

— Ижевск не случился в моей жизни просто так. У меня удмуртские корни, я жил в Удмуртской Республике, писал диссертации, книги, статьи, связанные с удмуртским и другими финно-угорскими языками. Но жизнь всегда была многообразной, богатой событиями. В те годы было очень много стажировок… В свое время мне удалось поработать во Франции, Эстонии, Венгрии, Израиле. Тогда были очень интересные, содержательные перемещения, формирующее взаимодействие с разными мирами людей и культур. Буквально год назад передо мной встал очень жесткий выбор, в каком городе остаться жить и работать. Меня на пять лет избрали профессором РУДН. Казалось бы, это очень престижно, недостижимо для многих. Но, быть может, я человек эмоций. В итоге я выбрал Казань, а Москва стала городом регулярных командировок. Я воспринимаю Татарстан как свою родину. Когда возвращаюсь из Москвы, есть ощущение, будто возвращаюсь домой.

Знаете, Казань — это город (исторически так сложилось), который объединяет народы и языки Поволжья. Столица РТ собирает вокруг себя людей, ориентированных на межкультурную коммуникацию, осознающих важность своей этнокультурной и языковой идентичности. Сколько имен марийских, удмуртских, чувашских просветителей, ученых и писателей связано именно с Казанью. Здесь выходили первые книги на языках народов Поволжья, получали образование будущие классики национальных литератур. Это, к слову, для меня тоже открытие.

В связи с пограничной ситуацией, возможным переездом в Москву, я понял, что есть притяжение места. Мне раньше казалось, что это не является аргументом для выбора. И вдруг понял, что какими-то невидимыми нитями энергетически, ментально связан с республикой, ее народами, культурами, языками. Этот «внутренний Татарстан» действительно работающая и мотивирующая реальность. Есть люди, которые не совпадают по своим внутренним темпоритмам с республикой. А есть те, кто, невзирая на сложности самореализации и самораскрытия, выбирают Казань, Татарстан. Я к этой категории отношу и себя.

— Поменялся ли за эти четыре года жизни в Казани круг ваших профессиональных интересов? Возможно, стало понятнее, чего не хватает в плане исследований здесь?

— Одна из важнейших траекторий развития науки Татарстана, о чем регулярно и совершенно правильно говорит президент АН РТ Рифкат Минниханов, — то, что нужно эффективно, результативно взаимодействовать с федеральным центром, Москвой. Для гуманитарной науки республики характерна определенная закрытость, сосредоточенность на своем. Быть может, это отчасти и хорошо. У гуманитарного сообщества есть свое пространство, свой язык, своя литература, духовные миры, система коммуникации, которые понятны и привычны для большинства. Но наука по природе своей глобальна, и в этом смысле Москва, безусловно, является безальтернативным выбором. Это крупнейший научный центр федерального уровня. Важно стратегически научиться масштабно и во благо республики работать с московскими академическими институтами, университетами, потому что вся современная теория гуманитаристики, ее актуальная методология сосредоточены именно там.

Возьмем любую гуманитарную область, допустим лингводидактику, науку о преподавании языков. Теория языка, все цифровые технологии, лингвистические корпуса, все передовые технологии гуманитарной науки создаются, обретают интеллектуальную высоту преимущественно в столице. Москва — это и высокорейтинговые научные журналы. В Татарстане с этим, будем честны, проблемы. У нас нет высокорейтинговых журналов по филологии, а это идет во вред татарской науке.

— В плане того, что вы перенимаете московский опыт практического изучения языка и в названии вашей лаборатории говорится о когнитивной филологии, то касаетесь ли вы сферы нейролингвистики, которая очень тесно связана с развитием цифровых технологий, является сложной междисциплинарной сферой? Возможно, это одна из таких областей, на которую вы сейчас делаете ставку?

— Безусловно, языки наших народов нуждаются в расширении контекстов, тем исследования. Речь идет о таких научных сферах, как социолингвистика, психолингвистика, этнопсихолингвистика, нейролингвистика, юридическая лингвистика, коммуникативная лингвистика. Чтобы выйти на данные научные уровни, нужны квалифицированные специалисты. Так или иначе, в Татарстане постепенно приближаемся к решению таких новых глобальных исследовательских задач. Особую важность представляет так называемая цифровая повестка.

В РУДН я читаю лекции студентам, которые учатся по направлению «Цифровые инновации в филологии». У большинства из них в процессе обучения возникает серьезное «сопротивление материалов». Эти ребята по своему внутреннему устройству чистые гуманитарии, филологи. Они много читают, сами пишут литературные произведения, изучают иностранные языки. И вдруг в их жизнь вторгается цифровая реальность: высшая математика, матанализ, продвинутый Excel, телекоммуникационные системы. Студенты мне жалуются: «Алексей Андреевич, мы не знаем, как быть, мы не понимаем высшую математику, преподаватель говорит с нами на другом языке». Оказывается, что эти наши запросы и надежды на то, что цифровые технологии в одночасье охватят всех и все мы скоро будем суперцифровыми филологами, гуманитариями, на самом деле заблуждение. Далеко не каждому дано равноценно воспринимать гуманитарное и техническое, математическое, цифровое.

«Важно не бояться говорить на языках. У очень многих есть внутренний барьер» Фото: Андрей Титов

«Один из откровенно вредных стереотипов — знание родного языка мешает хорошему владению русским»

— О вас принято говорить как об уникальном человеке и исследователе, но в одном из интервью вы рассказывали о том, что когда читали лекции на разных иностранных языках, то это может показаться уникальным только для нас, а в мировой практике это классическая история. Действительно ли в России не так это распространено и является ли ваша лаборатория примером перенимания такой традиции? Вы говорили, что отбираете сотрудников лаборатории в том числе и по их знанию языков.

— Читать лекции на разных языках — занятие трудоемкое. К этому нужно системно и достаточно долго готовиться. Я читал лекции на французском, английском, татарском, удмуртском, венгерском. Английский язык очень сложный в плане научной терминологии, идиоматики. Одно из сложноустроенных измерений — наше языковое сознание. Мне вот непросто переключаться с европейских языков на восточные. Такое переключение как бы требует перенастройки сознания. Я считаю, что только одного языка современному человеку недостаточно. Нужно всячески стремиться к многоязычию, осваивать языки. Но очень важно не потерять свое, не утратить языки наших предков. Относительно недавно побывал на международной книжной ярмарке в Эмиратах. Эта страна — яркий пример многоязычия: официальный арабский сосуществует с разговорным английским, на улицах можно услышать языки Индии и Филиппин. Наконец, повсюду звучит русская речь.

Важно не бояться говорить на языках. У очень многих есть внутренний барьер. Я сам постоянно нахожусь в режиме самоанализа, в том числе с точки зрения отслеживания реализации своей языковой идентичности. У меня тоже нередко случается языковой ступор — забываю в нужный момент слова, не могу подобрать правильную фразу. Касательно лаборатории: действительно, наше внутреннее правило — приглашать людей со знанием нескольких языков. Что удивительно, такие полиглоты отыскиваются сами. У нас есть люди, которые свободно говорят и на европейских больших языках, и на языках народов Татарстана. Это молодые ребята, которые живут большой духовной миссией быть полезными республике и нашим языкам.

Возвращаясь к языковым реалиям Татарстана. Необходимо не стесняться говорить на татарском языке, на других родных языках. Я в этом плане человек смелый. Всегда с удовольствием говорю по-татарски. Это экзотическая ситуация, когда нетатарин говорит на татарском, а его знания не ограничены этикетными фразами типа «Исәнмесез, хәлләрегез ничек?», «Бик зур рәхмәт», «Сау булыгыз». Такой расклад вызывает две противоположные реакции. Одни говорят: «Алексей, ну син маладис, син булдрасын» («Алексей, ну ты молодец, можешь»). А у других очень неоднозначная, сложная внутренняя реакция: «Да, ты говоришь, но акцент-то у тебя сильный. Да, ты знаешь много слов, но грамматика как-то у тебя хромает, тебе надо в татарскую деревню». Очень интересно наблюдать за тем, как воспринимается твое знание языка его носителями, здесь столько сюжетов даже для научного этнофилософского анализа.

— Интересная мысль о внутреннем ступоре перед тем, чтобы говорить на иностранных языках. Кажется, что владение несколькими языками действительно воспринимается в обществе как некий феномен. Почему мы не можем себе позволить воспринимать знание языков как что-то естественное? Тем более когда называем себя многонациональной страной и республикой, где такой навык, кажется, в принципе не должен восприниматься как экзотика?

— Английский язык уже становится рабочим механизмом для многих молодых россиян. Но моя личная внутренняя боль — то, что молодежь уходит от татарского, марийского, удмуртского и других языков. Это большая проблема, требующая сложной, разноплановой работы. Как заинтересовать, вдохновить молодых людей и детей, чтобы они говорили на родном языке? На внешнем уровне для этого многое делается. Некоторые из нас продолжают жить языковыми заблуждениями, стереотипами. Один из откровенно вредных стереотипов — знание родного языка мешает хорошему владению русским.

Имеет место проблема снижения качества языка. Она затрагивает и русский язык, но в большей степени языки других народов России. Не так много людей, кто грамотно, выразительно и красиво говорил бы на марийском или удмуртском. Многим носителям национальных языков довольно сложно выйти на уровень общения на литературном языке. Опыт коммуникации на татарском показывает, что большое количество людей не знают культурно значимых слов. Когда употребляю такие слова, как «даһи» («гениальный») и «илhам» («вдохновение»), многие их впервые слышат. Обогащение своего словарного запаса — одна из точек роста для всех нас. Но это большая внутренняя работа, к которой готов не каждый. Человек все-таки должен достичь какой-то осознанности в плане использования языков, которые есть в его багаже.

— Вы сторонник того, что данную проблему невозможно регулировать только государственными силами и это должно идти от семьи и затем от самого себя?

— В Татарстане делается очень многое для поддержки языков. Мне есть с чем сравнивать. Я чувствую, что наши языковые проекты совпадают с внутренней политикой республики. И нет, наверное, другого такого места в нашей стране, где действительно уделялось бы такое большое внимание языкам на государственном уровне. Так, издание самоучителя удмуртского языка «Мон ачим» профинансировал именно Татарстан, а не Удмуртия. И следующий в этом списке самоучитель марийского «Марла кутырем» вышел тоже при поддержке РТ. Да, проблем, связанных с языками, много. Это тема на все времена.

«Чем дальше мы уходим в прошлое, в наш фольклор, мифологию, традиции, тем более мы интересны мировому сообществу»

— В области ваших научных интересов также наука толкования текстов и феноменология. Такая серьезная связка со сравнительным литературоведением и языкознанием, кажется, должна давать наиболее обширное понимание того, как живет язык, а вслед и литература того или иного народа. В одном из интервью вы говорили, что удмуртская литература говорит на постмодернистском языке в отличие от татарской. Почему так происходит?

— Казалось бы, все мы вместе живем. От Казани до Ижевска примерно 350 километров. А векторы внутреннего развития у народов все же разные. Татарстан, татарская культура и литература обращены своими корнями, традициями на Восток. В их основе — преемственность, консервативность, последовательно консервативное творческое самовыражение, настороженность к новому и чужому. Сравнение татарской литературы с финно-угорскими — увлекательная научно-исследовательская тема. Но нужно понимать, что на фоне многовековой истории татарской словесности финно-угорские литературы очень «молоды». Они как бы находятся в подростковом возрасте. Это непрекращающийся поиск себя, стремление экспериментировать, желание радикального творческого самовыражения. Финно-угорским писателям хочется самоутверждаться в хулиганстве. Финно-угорская культура и литература, прежде всего удмуртская, в последние 30 лет была ориентирована на Европу, европейский постмодернизм. Отсюда художественная эклектическая привлекательность.

Интереснейшая тема общего и особенного у тюрков и финно-угров. Много любопытных наблюдений на уровне профессионального взаимодействия. Например, в Татарстане работают механизмы достаточно жесткой, строгой субординации, руководитель часто дистанцирован от своего коллектива, нередко к нему нельзя просто так подойти, заглянуть. Однажды на одном из научных мероприятий я сел в кресло с высокой спинкой. Рядом со мной сидел заслуженный профессор, и спинка его кресла была ниже. Указывая на это несоответствие, он предложил поменяться местами. Финно-уграм несвойственен подобный иерархический символизм. Когда я работал в Ижевске, мы к нашему директору заходили на чай и общались чуть ли не на «ты». Там работают другие этнокоммуникативные и этноментальные стратегии.

Когда вы говорите о феноменологии, нужно понимать, что в ее основе лежит сложнейшая категория феномена. Это не только какая-то уникальность, самобытность, своеобразие, но и в определенной степени конкурентоспособность этноса. Именно посредством феноменов мы можем понимать, насколько народы конкурентоспособны в мировом масштабе. Например, удмурты — скромный народ, живущий в Приуралье, и вдруг появились на мировой арене «Бурановские бабушки». Полмира год-полтора их слушали, для них это было очень интересное явление — бабушки, поющие на удмуртском языке. Сразу стали смотреть, где находится Удмуртия, что это за странный язык? Фактически в один момент масштабировалась этническая культура. Как говорит замечательный ученый, мой учитель, удмурт по национальности, профессор Владимир Владыкин, чем дальше мы уходим в прошлое, в наш фольклор, мифологию, традиции, тем более мы интересны мировому сообществу.

— Говоря об удмуртской литературе, кого вы имеете в виду, кем она представлена?

— Удмуртскую литературу представляют самые разные люди, талантливые самобытные писатели разного возраста. Удмуртская литература оказалась богатой именами, она интересна своим мировоззренческим разнообразием. Примечательно, что двигателями современной удмуртской литературы и культуры стали удмурты, родившиеся и выросшие в Татарстане. Чуть ли не половина наиболее оригинальных, одаренных удмуртских авторов, выводящих национальную культуру на новый качественный уровень, уроженцы Кукморского, Балтасинского и Бавлинского районов.

У татарстанских удмуртов очень крепкие внутренние связи с родной землей, с Татарстаном. У меня есть знакомый удмурт из Менделеевского района, который слушает исключительно татарскую музыку. Одно из основных эстетических удовольствий для него — творчество Салавата Фатхетдинова. Этот человек учился и работал за рубежом. Но в итоге, будучи удмуртом, вернулся в свой любимый родной Татарстан. Зов крови, притяжение земли.

Поэт, драматург, переводчик Равиль Бухараев Фото: Владимир Зотов

— Насколько я знаю, вы тоже занимались творчеством, писали стихи на удмуртском. А сейчас у вас этот «внутренний Татарстан» не выразился в такого рода творчество?

— Я пробовал писать стихотворные тексты на разных языках. Когда жил и работал в Удмуртии, писал на удмуртском. Удмуртский очень яркий и богатый язык для поэтического выражения. К тому же поэзия, написание стихотворений — еще один интересный способ учить язык. Для меня это была такая языковая, творческая игра. Сейчас я бы точно не отважился на подобные эксперименты. Помню, как я возмущался, негодовал, когда мне говорили: «Алексей, удмурты так не пишут!» А я говорил: «У меня этническое удмуртское происхождение, я считаю себя удмуртом. Что значит „удмурты так не пишут“?!» Есть определенные внутренние законы языка, так называемый внутренний синтаксис. Стоит ли их нарушать? Я попробовал писать на татарском. Для себя, в стол.

Меня, как исследователя, интересует потрясающее языковое наследие Равиля Бухараева. Этнический татарин, который писал талантливые стихотворения на русском языке и не только. За очень короткое время он выучил венгерский, написал на нем венок сонетов. Венгерское литературное сообщество было поражено и даже уязвлено — иностранец, едва освоивший мифологизированный в плане сложности венгерский язык, почти сразу начал писать на нем художественные произведения. Не просто через поэзию осваивать языки, но это тоже способ понимать и принимать близкие и далекие культурные миры и поиск ответа на вопросы: «Кто же я? Где проходит граница моей этнической и языковой идентичности?»

«Хорошо, если у родителей есть возможность увезти ребенка на лето в татарскую деревню, в этом случае и язык можно перенять, и с культурой народа по-настоящему соприкоснуться» Фото: «БИЗНЕС Online»

«У них нет ощущения, что все-таки нужно выходить на новую планку. Они внутри республики, внутри языка, и им комфортно»

— Дискуссии, проблемные диалоги о поиске своей идентичности еще более трудная тема. Недавно у нас был разговор с вашим коллегой, завлабораторией сопоставительного татароведения ИЯЛИ Марселем Ибрагимовым, с которым мы рассуждали на тему переводов татарских текстов. Мы пришли к такому тупику: чтобы татарская литература перестала быть местечковой и стала хорошо известна массовому читателю, необходимы хорошие переводы, а значит, хорошие переводчики, но кузницы таких кадров, кто в равной степени хорошо понимал бы татарский и умел писать на русском, у нас нет. Вы, кажется, тот самый человек, который идеально подходит под эти параметры, учитывая, что вы тоже писали стихи. Не задумывались об этой проблеме, может, ваша научная деятельность ее как-то касалась?

— Проблема перевода действительно большая научная, творческая проблема. По сути, это отдельная сложная профессия, искусству перевода нужно системно, последовательно обучать. Сейчас вопрос перевода сдвинулся с мертвой точки. Есть союз переводчиков России, у них свои переводческие и научно-исследовательские проекты. В Литературном институте имени Горького, насколько я знаю, сейчас есть даже татарская переводческая группа, с которой работает Алия Каримова. Она очень много делает для восстановления переводческого баланса.

Но в целом татарская литература малоизвестна русскоязычному читателю. Мне приходится довольно часто принимать участие в различных литературных форумах, с 2015 года я эксперт федеральной программы поддержки национальных литератур. Мы пол-России объездили с просветительскими семинарами, в том числе посвященными художественным переводам. Мне коллеги по проекту говорят: «Алексей, ты живешь в Татарстане, казалось бы, огромная республика, у вас, должно быть, древняя, интересная литература, но мы никого не знаем из татарских писателей. Назови кого-нибудь».

С татарской литературой сейчас в той или иной степени ассоциируют русскоязычных писателей Гузель Яхину, Шамиля Идиятуллина, Ильдара Абузярова. Почему огромный материк татарской литературы как бы существует сам по себе? Это проблема языкового, литературного, культурного молчания. По-видимому, нет большой внутренней потребности быть переведенным на русский язык. Я общаюсь с некоторыми татарскими писателями, многие из них не хотят печататься на русском. Они говорят: «Мы пишем для своих людей, у нас есть свой читатель. Вот мы приезжаем в Актаныш, Арск, где на встречу с нами полный зал собирается». У них нет ощущения, что все-таки нужно выходить на новую планку. Они внутри республики, внутри языка, и им комфортно. Здесь легче конкурировать, нежели в большом русскоязычном пространстве. Мне кажется, современный татарский писатель, сохраняя свой язык и внутреннюю этнокультурную самобытность, должен себя проявлять и на федеральном уровне, на просторах «большой» России.

Гузель Яхина Фото: «БИЗНЕС Online»

— Тут тоже примешивается проблема самоидентификации. Парадоксально, но чем меньше говорится о татарской культуре вовне, тем плачевнее это сказывается на самих татарах. По итогам переписи многие не считают себя татарами из-за незнания языка, закрывают глаза на свою собственную культуру, потому что просто не могут в нее влиться.

— В одном из интервью я размышлял на эту тему — возможно ли стать татарином? К сожалению, для очень многих людей, особенно часто такое встречается в больших городах, в Казани, татарская идентичность проявляется только на уровне фамилии и имени, на уровне регулярно используемых терминов родства. Мы звоним своим детям и говорим «улым», «кызым». Наши дети знают, что мама — это әни, папа— это әти. Есть еще бабай, абый, апа… Хорошо, если у родителей есть возможность увезти ребенка на лето в татарскую деревню, в этом случае и язык можно перенять, и с культурой народа по-настоящему соприкоснуться. Еще одно измерение, в котором человек ощущает связь с корнями, — еда. И все же для меня ключевой сегмент идентичности — язык. Без языка/вне языка очень сложно обеспечивать этническое полнокровие.

— Не произойдет ли трагедии татарского народа, как предрекал Гаяз Исхаки в начале XX века, что через 200 лет татарский народ перестанет существовать? То же поэт Кузебай Герд говорил и об удмуртах.

— Очень хочется верить, что наши классики ошиблись. Кроме того, татары — сильный и мудрый народ. Сколько талантливой молодежи, среди моих московских студентов немало татар. Это и стобалльники, победители всероссийских олимпиад, не побоюсь этого определения, будущие гении лингвистики. Я осторожно уговариваю их после окончания университета вернуться домой, в Татарстан. Важно, чтобы и республика была к ним готова.