Разве Господь предписал ходить в чалме и кутаться в хиджаб?

ВОЗРОЖДЕНИЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Сокол высоко поднимается,
когда летит против ветра, а не по ветру.

Уинстон Черчилль

Возрождение было бы невозможным без свободных университетов. Отход от Средневековья в Европе начинался в городах, когда ремесленные корпорации, хранящие знания и навыки, превращались в университеты. Какие уроки нам преподносит европейская история?

Во-первых, изменения в общественной жизни идут вслед за переменами в мировоззрении. Дремучая догматическая мысль сменяется критической схоластикой, в частности в лице авэрроизма (последователей Ибн-Рушда), идет борьба тех, кто утверждает, что «все уже сказано, мы пришли слишком поздно», с теми, кто не мог удовлетвориться отысканным: «Писавшие до нас – нам не господа или вожатые. Истина открыта всем, ею полностью еще никто не владел». Затем наступает тотальная критика схоластики, появляется гуманистическая мысль, наконец, властителями дум становятся просветители и так далее.

Насколько важно опережающее мышление для общественного развития показывает один пример – отношение к взиманию процента с кредита при выдаче займа. Христианская мысль, запрещавшая ростовщичество, в лице Папы сделала шаг к компромиссу, разрешив иудеям создавать банки для стимулирования торговли и ведения хозяйства. Папа не поощрял ростовщичество, он минимизировал риск, связанный с погодой и морскими пиратами. С учреждением первых банков в Венеции и Генуе появляется капитализм. В это время самое мощное государство мира – Золотая Орда – не сумело преодолеть запреты шариата и начало просто разлагаться. Мы эпоху Узбек-хана восхваляем как время наивысшего расцвета, ставим ему в заслугу принятие ислама как государственной религии, но для страны было бы разумнее придерживаться «Ясы Чингизхана», а не провозглашать «исламскую революцию».

Рафаэль Хакимов

Вывод: гуманитарная мысль всегда оказывается впереди любого прогресса или же впереди любого регресса. Это надо иметь в виду в наше время. Политические лидеры и СМИ настойчиво формируют мнение, что рыночные отношения – это круто, чуть ли не панацея от социальных и экономических проблем. На самом деле, рынок никогда не определял вектор социальных изменений, он стимулировал конкуренцию в экономике, но не в сфере гуманитарной мысли. Рынок не синоним конкуренции, которая может существовать и без него, рынок не синоним экономики и тем более благосостояния населения. Что же касается гуманитарной мысли, то рынок, скорее, наносил ему вред, покупая тех, кто мог защищать корпоративные интересы в ущерб общественным. Ни в одной культуре, ни в какие века гуманитарную мысль не измеряли рыночными категориями. Рынок, в принципе, довольно тупой инструмент, более того, он, скорее, индикатор, нежели инструмент, хотя централизованное управление еще хуже. Проблема в том, чтобы подчинить рынок общественно значимым ценностям, а не плясать под дудку тех, кто, прикрываясь рынком, уничтожает любую мысль.

Во-вторых, для выхода из Средневековья наряду с интеллектуальными сражениями за свободную мысль не менее важна была борьба за свободные университеты, чей вес из века в век рос. Университеты стали одним из ключевых институтов общества, завоевав в длительной борьбе три главные привилегии: автономную юрисдикцию, право на забастовки и монополию на присвоение университетских степеней. Это те минимальные условия, без которых невозможно обсуждать проблемы высшего образования. Об этих простых вещах можно было бы не говорить, если бы российское общество не возвращалось в Средневековье не только в вопросах религии, но и образования. Современные университеты стремительно возрождают ситуацию, в которой европейские университеты находились до получения автономии в начале ХIII века, в период торжества схоластики, церковной идеологии и королевской «вертикали власти».  

Университеты Европы к ХIII веку приобрели большое экономическое значение, они стали уникальными питомниками для взращивания советников и чиновников, источником немалого престижа. Суверены хотели наложить свою руку на университеты, приносящие богатство и престиж их королевствам, как и церковные власти, проводившие через преподавателей свою идеологию.

Изначально обучение было функцией церкви. Местный епископ считал преподавателей своими подданными-клириками. В качестве главы всех школ епископ делегировал свою власть канцлеру, который держался за монопольную власть. Но уже в 1213 году в Париже канцлер практически утрачивает привилегию вручать licence – право на преподавание. Это право переходит к университетским мэтрам. В Оксфорде примерно в те же годы канцлер также поглощается университетом, его начинают избирать. В Болонье церковь долгое время не интересовалась преподаванием, считая это делом мирским. Лишь в 1219 году главой университета становится архидиакон Болоньи, функции которого напоминают функции канцлера. Но его власть была внешней, он довольствовался тем, что председательствовал на защитах и разбирался с оскорблениями, нанесенными членам университета.

Избавление от давления церковной власти шло параллельно с борьбой со схоластикой. Средневековый поэт Франсуа Вийон, посещавший лекции в Сорбонне, написал такие строки:

Сознанье разом мне затмило,
Но было не вино виной;
То Дама-Память все взмутила,
И вновь в укладке разместила
С набором средств необходимых,

Чтоб суть постичь возможно было
Познаний истинных и мнимых:

Условия формированья,
Оценочные означенъя,
Взаимопреобразованья
Отождествленья и сравненья.
От этого столпотворенья
Любой лунатиком бы стал
Иль спятил.
Я сие ученье

У Аристотеля читал.

Университеты вели борьбу также против светской власти. В Париже автономность университета была окончательно обретена после кровавых столкновений студентов с королевской полицией в 1229 году. В 1231 году папа Григорий IX осудил парижского епископа за нерадение и принудил короля Франции пойти на уступки своей буллой Parensscientiarum, которую поминают как Великую Хартию университета. В Оксфорде после серии конфликтов с королем Генрихом III в 1214, 1232, 1238 и 1240 годах университет получил свободы.

Борьба университетов шла также и с коммунальными властями. Возглавлявшие коммуну буржуа были раздражены тем, что обитатели университетов не подпадали под их юрисдикцию, что преподаватели и студенты устанавливали твердые цены на жилье и продукты питания, заставляя торговцев совершать свои сделки, не преступая законов. В Болонье конфликт между университетом и буржуа был наиболее ожесточенным, поскольку коммуна вплоть до 1278 года безраздельно правила городом, хотя в 1158 году Фридрих Барбаросса самолично даровал привилегии преподавателям и студентам. Коммуна навязывала преподавателям пожизненный контракт, делая их своими чиновниками, вмешивалась она и в присуждение степеней. После столкновения в 1321 году университет более не страдал от вторжения властей в его дела.

Европейские университеты пережили многие болезни своих обществ. Получив влияние в государстве, доктора начали подражать аристократам и обогащаться. Простую мантию они подбивали мехом и добавляли воротник из горностая. Уставы требовали от кандидатов все растущее число перчаток, которые должны вручаться докторам во время экзамена. В одном из болонских текстов (1387 год) уточняется: «Кандидат обязан в удобное время представить через сторожа достаточное число перчаток для докторов коллежа... Эти перчатки должны быть настолько длинными и широкими, чтобы закрывать руку до локтя. Они должны быть также из хорошей замши и вполне свободными, дабы руки в них входили без помех и с удобством». Празднества по случаю получения докторской степени все чаще сопровождались увеселениями, как это принято у знатных особ: балами, театральными представлениями, турнирами. Дома преподавателей становились все роскошнее, их гробницы представляли собой настоящие памятники. Ректоры Болоньи уже по уставу должны были жить благородно. Они получили право носить оружие, их сопровождал эскорт из пяти человек. С получением автономии университеты избавляются от многих социальных пороков общества.

В-третьих, важный шаг, который для нас существенно отметить, – это переход университетов на национальные языки. Пока университетов было немного, они пользовались латынью как языком науки и обучения, но вместе с ростом числа университетов, стали переходить на местные языки. Первыми в 1409 году на свой язык перешли чехи, и все члены университета должны были приносить присягу на верность богемской короне. Немцы покинули Пражский университет и основали собственный в Лейпциге. Это важная дата средневековой истории: родился национальный университет.

К сожалению, не интересен аналогичный экскурс в историю исламских университетов-медресе, они, оказавшись в болоте схоластики, перестали развиваться и остались рассадниками догматизма, а не науки. Во всяком случае, в их истории нет ничего поучительного. После Ибн-Рушда интеллектуальную эстафету подхватила Европа.

Роль университетов в сегодняшней жизни рассмотрим в следующей статье, а сейчас небольшой урок схоластики. Честно говоря, мне не по душе богословские рассуждения, как пустая трата времени и сил, однако этим приходится заниматься, чтобы отвечать комментаторам, которые выучили арабский язык, но не поняли Коран. Кстати, величайший комментатор Аристотеля Ибн-Рушд, которого в Европе называли просто Комментатор, не знал древнегреческого языка, но понимал Аристотеля лучше других.

В сегодняшней мусульманской умме богословские рассуждения не в почете. Имамам в их массе это чуждо, а потому водоразделом между их группировками (только муфтиев насчитывается десятками по стране) становятся ритуалы, а в беседах с прихожанами – длина бороды и брюк, форма женской одежды, размер подношений за ритуальные услуги. Замечательно наблюдать, как возвращаются средневековые нормы в нашу жизнь – появились даже аналоги индульгенций!

Для примера возьмем тему хиджаба. Этот пример особенно интересен тем, что он пришел к нам из раннего Средневековья из дикой домусульманской Аравии. Сегодня из одежды сделали символ веры. Так происходит, когда исчезает сама вера и ее подменяют ритуалы. В защиту мифической «мусульманской одежды» сломано немало копий, но при этом мало кто заглянул в Коран, чтобы удостовериться, о какой одежде может идти речь. Если бы наши имамы и женщины уделяли столько же времени и сил получению знаний, сколько тратят на выбор одежды, как далеко вперед ушел бы исламский мир! Достойно уважения старание татарских женщин превратить примитивную одежду бедуинов во что-то пристойное, радующее глаз. Все эти конкурсы мусульманских модельеров говорят о фантазии наших мусульманок и их приверженности современной моде. Еще более удивительно наблюдать за имамами, которые старательно наряжаются в театрализованные одежды, хвастают чапаном и чалмой с замысловатыми остроконечными завершениями, как у сказочных звездочетов, но это не имеет никакого отношения к самому исламу. Именно о таких в Коране сказано, что они лицемеры.

В СЕРДЦЕ МОЖЕТ ЗАГЛЯНУТЬ ТОЛЬКО ГОСПОДЬ

Пророк говорил: «Поистине, Аллах Всевышний не смотрит ни на тела ваши, ни на ваше обличье, но смотрит Он на сердца ваши». Из этих слов не трудно понять, что важнее для Всевышнего – одежда, ритуалы, обряды или внутреннее убеждение. Этот вопрос риторический, конечно, Аллах смотрит в сердце человека! Внешние атрибуты в виде чалмы, женских платков – всего лишь театр масок. А что находится под маской? Аллах знает…

Среди богословских трактатов можно встретить такие фразы: «Человек приближается к Аллаху сердцем. Разум – помощник сердца». Это действительно так, если исходить из прямого перевода коранического понятия сердце (калб), но во времена Пророка Мухаммеда у арабов сердце считалось вместилищем разума. Значит, прямой перевод не верен, а знание арабского языка не спасает. Среди изречений имама Али есть такие слова: «Есть в человеческом теле часть, прикрепленная к нему веной, и она самая удивительная: это сердце. И это – потому, что она – сокровищница мудрости…» Стало быть, стремиться к Господу сердцем по Корану означает понять его разумом. Сказано: «Разве сердца их не способны понимать и уши их не способны слышать?» [22:46]. Здесь говорится, что сердце понимает, а не чувствует. Сегодня для нас сердце – «вместилище» эмоций, а не разума.

В Коране слово калб встречается 133 раза. Об этом слове возникла целая наука «сердцеведения», для которой сердце – орган постижения и осмысливания религиозных истин, вместилище веры (иман) и благочестия. При этом «запечатывая сердца» «грешников», «неверующих» и «тиранов», Аллах, согласно Корану лишал их своей милости и обрекал на незнание истины и адские мучения [10:74/75; 7:101]. В аяте «Иона» сказано: «После этого Мы посылали других пророков к народам; они им являлись с явными знамениями; но эти народы не могли уверовать в то, что они прежде считали ложью. Так налагаем Мы печать на сердца нечестивых» [10:74]. В этих словах «сердце» может означать разум, а также душу, понимание народом своего предназначения.

Мутазилиты подчеркивали исключительно рациональную деятельность «сердца» и фактически отождествляли ее с мышлением. В суфизме «наука о сердцах и помыслах» (‘илм ал-кулуб ва-л-хаватир) развилась в учение о «мистических стоянках и состояниях» (макамат ва ахвал). Аль-Газали так определил калб: «Сердце есть тайна из тайн Великого и Всемогущего Аллаха, которую невозможно постичь чувствами. Это сердце – подарок из даров Бога, и его смысл можно понять через слово «рух (дух)». Обобщая различные суфийские толкования понятия калб, современный турецкий ученый Фетхуллах Гюлен пишет: «Сердце – место веры, поклонения, высшего совершенства или превосходства (ihsan), и потому оно, как могучая река, сияющая и вдохновляющая, определяет отношение с Богом, человечеством и вселенной». Различное понимание слова калб связано не с плохим знанием арабского языка, а с его толкованием, и здесь авторитеты ничем не могут помочь,  ведь за эти века уже высказались самые выдающиеся богословы, и они придерживались различного мнения. Эта полемика вокруг одного понятия не прекратилась и в наши дни. Сейд Мухаммад Накыб аль-Аттас пишет: «С нашей точки зрения, помимо физических качеств, человек наделен также интеллектуальными, духовными силами или способностями, восходящими к той духовной субстанции, которая иногда называется интеллектом, а иногда сердцем, душой, собственным «я», из чего следует, что рациональное, умственное и эмпирическое бытие человека должно включать в себя как физический, так и духовный уровень». Различные общины в разные времена вкладывали в слово калб различный смысл, порой прямо противоположный. А, может быть, Коран и не предполагает однозначного толкования слова калб, оставляя это на усмотрение каждого читающего... Можно всю жизнь учить арабский язык и не понять Коран.

ХИДЖАБ ОТНОСИТСЯ К МУЖЧИНАМ

Разве Господь предписал ходить в чалме и кутаться в хиджаб? Это придумали лицемеры, подменяющие подлинную духовность театральными приемами. Конечно, существует корпоративная форма одежды. Врачи ходят в халатах, военные – в защитной форме, пожарники в спецодежде. Но то, что я надену форму летчика, – не означает, что я уже умею летать. Если на голове чалма, то это вовсе не значит, что ты становишься знатоком Корана, и тем более это не значит, что имам может поучать, как нам надо жить.

Из хиджаба сделали символ нравственности и приверженности «подлинному» исламу. А для меня это символизирует отказ от татарских традиций, независимо от того, что думают сами девушки. В Коране сказано: «Прикажи правоверным женщинам опускать глаза и хранить целомудрие, не показывать из своих прелестей, как только то, что внаруже, закрывать покрывалом груди» [24:31]. Из этой одной фразы появилась целая псевдонаука, опирающаяся на некие предположения – показывать можно лицо и кисти рук, остальное нельзя. Это подразумевается. Кое-кто считает «разрешенным» показывать и ступни ног. В этом аяте сказано, что «прелести» нельзя показывать только ближайшим родственникам и далее уточняется: «мужчинам, которые не имеют нужды в женщинах (евнухам), и младенцам, которые еще не понимают половых органов женщины. Женщины не должны делать ногами таких движений, которые могут показать скрытые их прелести». Стало быть, под словом «прелести» имеют в виду половой орган («скрытые прелести») и груди, которые следует прикрывать платком (химар). Более ничего не сказано.

Суть богословских споров вокруг «прелестей» и хиджаба можно свести к одному слову – подразумевается. Арабский язык в этом вопросе не помощник, поскольку речь идет не о переводе, а толковании, а комментаторы следуют рассуждениям, которые привязаны к национальной культуре. Некоторые из ученых объясняют наложение запрета на движение ног якобы для того, чтобы не было слышно звона украшений. Под «прелестями» или «красотами» понимают не только женское тело, но и украшения и одежду. «Всевышний Аллах повелел правоверным женщинам прикрывать лицо, шею и грудь, – пишет Абд ар-Рахман бин Насир ас-Са’ди, – и это свидетельствует о том, что мусульманка должна быть покрыта полностью». Слово «полностью» взято не из Корана, а подразумевается. У И.Ю. Крачковского перевод данного аята звучит как необходимость набрасывать «свои покрывала на разрезы на груди». В толковании же «Аль-мунтахаб» решили не ограничиваться только этим: «Скажи им (о, пророк!), чтобы они прикрывали места, видные в разрезе одежды, как грудь и шея, набрасывая на них свои головные покрывала». Здесь разрез груди стал разрезом одежды. Какое ни взять толкование, оно стремится максимально «прикрыть» женщину, поскольку над богословами довлеет мужская традиция – отношение к женщине как к собственности.

По смыслу и духу Корана речь идет об уважительном отношении к женщине, а не форме одежды. Но если бы даже был расписан покрой одежды, сама ткань и фирма, где она должна быть сшита, то и это не было бы окончательным вердиктом на все времена и климатические условия. Жизнь в пустыне отличается от условий Крайнего Севера, один век – от другого. Жизнь привносит улучшения в одежду, жилища, условия жизни людей. Разумность поведения человека важнее длины брюк, и она заключается не в слепом следовании чьим-то фетвам, а в целесообразном соотнесении действий с условиями жизни, ведь «ислам – это легкость» (Мухаммед). Тонкий знаток Корана Зыяэтдин Камали писал: «Проблема хиджаба является очень древней проблемой. Вовсе не исламская религия произвела ее на свет. В исламе нет неукоснительного указания на то, что женщины должны носить хиджаб. Лишь относительно покрытия интимных частей тела "аурат" имеется обязательное правило, адресуемое всему человечеству, что вовсе не означает необходимости скрывать от посторонних взоров остальные части тела. Приведенный в Священном Коране аят о хиджабе имел отношение лишь к великим женам нашего Пророка. Всеобщее сокрытие женских лиц под покрывалом и хождение под накидкой – это этнические обычаи и правила, привнесенные в исламскую религию. И религия в этом неповинна».

Татарские женщины в прошлом никогда не одевались по-арабски, кутаясь в платки, а ведь знатоки ислама среди татар существовали во все времена, и они были намного грамотнее современных имамов. Сегодня наши женщины-активистки добились в суде права фотографироваться в платке для паспорта. Все это вызывает уважение, хотя не имеет отношения к исламу. Ведь если они будут настаивать на своей ложно понятой «правоверности», тогда им не следует бегать по судам, поскольку в аяте 33 суры «Союзники» сказано: «Сидите дома», им в таком случае не следует общаться с чужими мужчинами, как только через покрывало [33:53], а жить они должны только в женской половине своего жилища. Но они предпочитают судиться, игнорируя вышеприведенные аяты, впрочем, делают совершенно правильно. Женщины имеют право на равенство с мужчинами. Это не противоречит духу Корана, а вышеприведенные аяты являются всего лишь средневековым наследием. Их надо оставить в прошлом как часть истории.

В Коране хиджаб упоминается в различных аспектах, но главный смысл заключается в почтительном отношении к женщине. Сказано: «Если вы имеете что-либо спросить у жен его, спрашивайте через покрывало. Это чище для сердец ваших и для сердец их» [33:53]. Данное предписание относится к мужчинам, пришедшим в дом Пророка, а покрывало употребляется не в значении женской одежды и даже не предмета, делящего женскую и мужскую половину дома, а, скорее, как «хиджаб» уважения. «Согласно законам риторики и правилам синтаксиса, – пишет выдающийся татарский богослов Муса Бигиев, – выражение «из-за занавеси» относится к тому, кто просит, обращается к женщине. Состояние обращающегося к женщине мужчины должно быть в своем роде «под хиджабом». Откройте страницы Писания, взгляните на текст: все повеления, запреты и обращения, имеющиеся в этом священном аяте, обращены к мужчинам. В этом аяте нет ни одного повеления, ни одного слова, обращенного к женщинам. А коль так, можно ли вообще говорить о том, что хиджаб обязателен для женщин?» Дамы и господа, мужья и их жены, дорогие девушки и их правоверные парни, имамы и журналисты, вдумайтесь, хиджаб относится к мужчинам, а не к женщинам.

В исламе ни одна форма одежды не предписывается и не запрещается, принимается любая национальная традиция в поведении людей, в то же время там есть наставление об уважительном отношении мужчины к женщине. Никакая одежда не спасет безнравственного мужчину или женщину, а целомудренные девушки и жены останутся таковыми и без накидок на лице. «Если женщина не ценится и не пользуется почитанием в обществе, – считает Бигиев, – то накидки для лица бесполезны, а хиджаб и вовсе неуместен. Хиджаб, ниспосланный и узаконенный в качестве покрова уважения и почитания озаренных семейным счастьем жилищ Пророка (мир ему!), не может означать лишь накидку для лица. Он не может быть завесой, призванной не допустить смуту. Он может быть только знаком и средством выражения уважения и почтения». Таким образом, хиджаб означает уважение, честь и достоинство женщины, безотносительно к форме одежды.

Мухаммед говорил: «Воистину, Аллах в начале каждого столетия будет посылать умме человека для обновления религии». Что имел в виду Пророк под этим? Видимо то, что толкование Корана должно соответствовать своему времени и конкретным условиям, его принципы должны быть приемлемы в данном месте, в данное время и для данных людей. Ислам развивается вместе с обществом и Вселенной. В этом его сила. Разве Господь предписал ходить в чалме и кутаться в хиджаб? Нет! Это придумали лицемеры.

Есть в каждом человеке дверца –
Между умом и его сердцем.
Коль рот закрыт – она открыта.
Рот шумный – ни уму, ни сердцу.

Джалал ад-дин Руми

Z=Z=Z

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции