За разговорами о религии и исламе скрывается нечто иное

«Последняя остановка»

МОЖНО СТАТЬ ЧАСТЬЮ ДРУГОЙ КУЛЬТУРЫ И СОХРАНИТЬ СВОЮ

Ничто так не помогает понять свою культурную традицию, как ее столкновение с иной средой. Взаимодействие различных культур не только их взаимообогащает, но и помогает лучше понять, что в каждой из них базовое, главное, а что — так, наносное. И где еще следить за столкновением и взаимодействием разных традиций, как не на фестивале, главным концептом которого является встреча востока и запада?

Примером такого культурного взаимодействия может служить бразило-ливанский фильм «Последняя остановка», снятый еще в 2012 году режиссерами Марсио Кури и Ди Моретти. По сюжету, после смерти жены владелец магазина Тарик обращается к своим корням. Он вспоминает, как в юности приехал в Бразилию из Ливана и решает разыскать своего друга Али, некогда спасшего ему жизнь. Чтобы найти Али, Тарик и его дочь отправляются в путешествие по стране, попутно навещая давних друзей Тарика, вместе приплывших с ним в Бразилию для поисков лучшей доли.

Перед Тариком, который ощутил острую необходимость вернуться к своим корням, встает целая вереница ливанцев и сирийцев, которые успели с равной степенью успешности ассимилироваться в бразильском обществе. Однако ценой этой ассимиляции часто был отказ от собственного культурного наследия. Ярким примером тут может быть Хасан — строительный магнат, ради успеха ставший большим бразильцем, чем сами бразильцы. В его кабинете висит распятие, он божится и истово крестится, однако авторы фильма пытаются изобразить Хасана максимально неестественным, и им вполне это удается.

«Последняя остановка»

Но, может быть, Хасан был прав? Возможно, стоило полностью отказаться от старой культуры и перенять новую, ведь старую все равно нельзя было сохранить в изначальном виде? Где та граница, что разделяет попытку реагировать на меняющееся время от забвения своих корней? Все это вопросы серьезные, да и форма путешествия от персонажа к персонажу была использована едва ли не во всех эпических поэмах прошлого от Данте до Некрасова. Однако авторы фильма рассказывают свою историю легко и без лишней патетики, прежде всего интересуясь простыми человеческими историями. Поэтому и конечный ответ, который они дают в финале картины, не кажется пошлым или банальным, что наверняка бы вышло у более тяжеловесного автора.

«Последнюю остановку» сложно назвать великим кино, но это очень хороший фильм со множеством неоспоримых достоинств, добрый и трогательный. Кури и Моретти явно расположены ко всем своим героям, они не берутся судить или осуждать, и, что важно, сами верят в возможность золотой середины и глубинное сходство между всеми хорошими людьми.

И, пожалуй, они правы. Можно стать частью другой культуры и сохранить свою. Запад и восток неразрывно связаны друг с другом. Все люди в принципе похожи, а толпа паломников, пришедших на католический церковный праздник, мало чем отличается от паломников в Мекке.

«Испытание»

В ЭТОМ ФИЛЬМЕ НИКТО НЕ РАЗГОВАРИВАЕТ. КРОМЕ РАДИО

Иной взгляд на проблему заметен в фильме Александра Котта «Испытание». Здесь запад пытается перенять восточную манеру рассказа, переварить, присвоить чужую культурную традицию. Результаты этой попытки смотрятся несколько неоднозначно. Сюжет «Испытания» хочется пересказывать короткими рублеными фразами, желательно избегая любых прилагательных. В степи растет дерево. Рядом с деревом стоит дом. В доме живут отец и дочь. Дочь любят двое. Отец умирает. Дочь хочет уехать. Двое ведут борьбу за дочь. Один побеждает. И все это происходит на фоне удивительных пейзажей. Все так выразительно, что каждый кадр можно вешать в рамку. И еще в этом фильме никто не разговаривает. Кроме радио.

«Испытание»

Котт снимает историю простую и суровую. Он словно алхимик пытается понять суть того вещества, из которого создается кино, из которого слеплены все фильмы на свете. Вот отец лежит на стреноженной овце. Он тяжело дышит. Камера снимает его с крана. Вот молния бьет в дерево на заднем плане, оно пылает. На переднем мы видим усталого молодого человека, который потерял сознание и сейчас лежит на земле. В фильме Котта вообще нет не кинематографичных вещей. И при этом каждая вещь способна сказать больше, чем сказали бы герои фильма.

Молчание из фильма Котта сродни не современным упражнениям в немом кино, вроде относительно недавнего «Артиста», а молчанию из «Голого острова» Канэто Синдо, где герои молчали, поскольку им просто незачем было говорить. Однако молчание Котта нельзя назвать оправданным. В какой-то момент ловишь себя на мысли, что отказ от языка — это только формальный эксперимент. Реплики главных героев сделали бы кадр не таким выразительным, а потому Котт от них отказался. И в этом отказе от реплик чувствуется что-то искусственное.

«Испытание»

«Испытание» больше всего напоминает песнь кочевника, которая красиво раздается над полем и рассказывает о простых и мужественных людях. Однако это не обычная песня кочевника, а ловкая под нее стилизация. Насколько бы она не была блестящей, настоящей ей не стать никогда. Перед этим фактом пасуют все оставшиеся красоты фильма и начинает казаться, что простота и суровость картины — напускные, а детище Котта — кино рафинированное, даже манерное.

ДЖЕЙЛАН ОСТАВИЛ ОДНИ РЕПЛИКИ

Наконец, попытку не просто стилизовать, но действительно осмыслить чужую форму предпринял Нури Бильге Джейлан, чья «Зимняя спячка» снята по мотивам произведений Чехова, прежде всего «Дяди Вани». Фильм этот получил приз на последнем Каннском фестивале и демонстрируется в Казани во внеконкурсной программе в почти пустых кинозалах. Последнее не слишком удивительно, поскольку фильм продолжается три часа и почти лишен каких-нибудь ярких моментов.

«Зимняя спячка»

Если Котт полностью отказался от реплик в пользу выразительности, то Джейлан оставил одни только реплики. Хотя действие фильма проходит среди вырубленных в скалах каппадокийских домов, фильм скуп на выразительные пейзажи. В центре сюжета — Айдин, в прошлом известный актер, а ныне рантье и содержатель гостиницы. В Айдине часто угадываются черты профессора Серебрякова из «Дяди Вани», при этом часто он вызывает самую живую симпатию. Хотя Айдин удалился на покой для работы над «Историей турецкого театра», пишет он преимущественно статьи в местную газету или болтает с разведенной сестрой, молоденькой женой, местным имамом и японскими туристами. Во всех этих бесконечных разговорах он начинает понимать про себя что-то важное. И хотя перенесение некоторых идей из русской классики на турецкую почву местами кажется странноватым, опыт вполне удался.

«Зимняя спячка»

Несмотря на потрясающие размеры фильм Джейлана кажется невероятно камерным, рассчитанным на интимный разговор со зрителем. Хотя герои «Зимней спячки» часто говорят о религии и об исламе, за этими разговорами скрывается нечто иное. Большее, общечеловеческое, слишком хорошо знакомое каждому из нас, вне зависимости от наших возраста, убеждений или вероисповедания. И хотя хочется жалеть о том, что этот фильм привлек к себе относительно мало внимания фестивальной публики, стоит признать, что его особенности (в первую очередь хронометраж) делают его фильмом не для всех, в отличие, например, от более простой «Последней остановки».

У всех трех фильмов, кратко перечисленных в этом очерке, есть нечто общее. Это не только взаимодействие (прямое или косвенное) западной и восточной традиций, но также и напоминание о том, что вопреки национальным и культурным различиям, в нас есть что-то общее. Собственно, ради этого напоминания и существует, вероятно, казанский кинофестиваль.

Максим Семенов