СПАСЕНИЕ УТОПАЮЩЕГО

За легендарный статус этой московской постановки (она увидела свет 16 декабря 1948 года) отвечают не только Баратов и Федоровский, но и дирижер Николай Голованов, чьими музыкантскими стараниями все трое сделались лауреатами Сталинской премии. «Дирижер раскрыл в музыке, — писала пресса, — всю красоту и трагедию «вздыбленной» России, а Федоровский с Баратовым утвердили на сцене свой стиль «театра-гиганта, который необходим стране гигантов и должен во всем соответствовать грандиозности масштабов размаха социалистического строительства».

60-летняя без малого жизнь омузеившегося со временем спектакля-гиганта познала продолжительную паузу: летом 2005 года постановка стала последней, показанной в преддверии реконструкции исторической сцены Большого. Тем временем в 2007 году на Новой сцене Большого выпустили новую версию «Бориса Годунова» в спорной, по мнению критики, постановке Александра Сокурова. Главную роль в ней на премьере исполнил Михаил Казаков, спевший Бориса и сейчас, в Казани. Так что — если кто оценил — его резкий качок назад на словах Юродивого: «Вели-ка их зарезать, как ты зарезал маленького царевича» — он из лексикона подлинной баратовской постановки, как и опасное падение в финале навзничь, головой вниз через три ступеньки. А какое-то его отдельное, замедленное существование в этом спектакле — след сотрудничества с Сокуровым.

Что касается нескончаемых редакций «Бориса Годунова», история такова. В постановке 1948 года использовалась редакция Римского-Корсакова, включавшая в себя, в частности, финальную «Сцену под Кромами». А вот у Сокурова в версии 2007 года, благодаря соучастию источниковеда, специалиста по Мусоргскому Евгения Левашева, данная сцена отсутствует, так как в основе спектакля — вторая авторская версия самого Мусоргского, завершающаяся, как и в Казани, именно смертью царя Бориса.

Кроме баратовской «Сцены под Кромами», недолетели до Казани и некоторые эпизодические роли из старой постановки Большого. Например, меццовая роль мамки Ксении, дочери Бориса. И более важная — в польском акте — роль иезуита Рангони, соблазняющего Марину Мнишек призраком власти в Московии непосредственно перед ее свиданием с Димитрием. Впрочем, датировка казанского «Бориса» 2005 годом все равно требует уважительного к себе отношения. Хотя бы потому, что инициированный Михаилом Панджавидзе (который до Казани служил как раз в Большом) перенос столичного спектакля на региональную сцену, по большому счету, выглядит миссионерски. Кто знает, что там в Большом после реконструкции наступит и вернутся ли прежние постановки в афишу, сохраним-ка мы эту копию, коли судьба оригинала кажется непредсказуемой. И сохранили.

Михаил Казаков

ДЕКОРАЦИИ И КОСТЮМЫ

Редкостная в современном оперном тренде, благоволящем к объемам и всяческой предметности, декоративная живопись Федоровского для Казани скопирована по его эскизам Виктором Немковым. В 1990-е он был последним главным художником ТГАТОИБ (после эта должность была упразднена). Дотошность копииста достойна особых похвал. И Соборная площадь, где коронуют Бориса, и келья Пимена в Чудовом монастыре, и корчма шинкарки — точь-в-точь, как в московской постановке. Причем даже с учетом разницы сценических масштабов Большого и ТГАТОИБ, время от времени буквально ловишь себя на переносе из казанского в московское пространство. Волшебная сила иллюзий.

Большой труд и в костюмах Людмилы Волковой. Можно лишь диву даваться, что один и тот же хор мы видим и в лохмотьях народа, «величающего боярина на царствие», и в нарядных посадских кокошниках в сцене коронации. Ну а уж парчовые одеяния думских бояр и самого Бориса — хоть сейчас под стеклянную витрину в музеи Кремля. Разве что лазоревое атласное платье Ксении больше подошло бы Алтынчеч. Смены декораций в ТГАТОИБ, в отличие от Большого театра, происходят в заторможенном режиме. Поэтому при двух полноценных антрактах в опере Мусоргского 6 - 7 раз возникают дополнительные паузы от трех до пяти минут. При закрытом занавесе меняют своды и фасады, неизменно сопровождая это дело стуком тяжелого предмета и, само собой, оживленными реакциями публики. На это время даже люстры в зале включают, что, конечно, сильно неуважительно по отношению к опере.

Впрочем, создается эффект дополнительной настройки внимания перед разглядыванием царских покоев или сравнения рисованного храма Василия Блаженного с воспоминаниями о его реальных пропорциях. Многие фотографируют на всякий случай. Что можно объяснить так же фактом приобщенности сетчатки людей к чему-то давно и хорошо им известному, в частности, по фильму Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный». Видовая и интерьерная эстетика Эйзенштейна и Федоровского, действительно, совпадают. Так что чего уж. Большая история в фокусе. Лови, что называется, момент.

Алексей Тихомиров (Пимен) в постановке Большого театра

ШАЛЯПИНСКИЕ ГОЛОСА И ИХ НОСИТЕЛИ

Мужской кастинг главных героев «народной драмы» Мусоргского — безусловная удача нынешнего шаляпинского фестиваля. Борис — Михаил Казаков — который год на этой сцене «уж царствует спокойно». Хочется добавить, и достойно. В его манере заметна схваченность манеры Владимира Маторина — народного Бориса Советского Союза. Стройность казанско-московского баса Казакова добавляет шарма и обаяния «преступному царю», у которого, в отличие от г-на Маторина, и очень хорошая дикция. Говоря по правде, глядя и слушая Бориса-Казакова, ни минуты не сокрушаешься о, скажем, Рене Папе, который в 2012 году наведался на Шаляпинский как раз в этот спектакль (дело случилось по протекции Валерия Гергиева). Да и то сказать, слишком уж выламывался доброкачественностью метрополитеновский бас из тогдашнего вокального окружения. Сейчас — другое дело.

Пимен Алексея Тихомирова (приглашенный солист Большого театра) — самое свежее слово в этой возрастной басовой роли, сказанное, кстати, выучеником казанской консерватории в полный и очень сильный голос. В сравнении с опять же более старшим московским напарником по образу Александром Науменко, летописец Тихомирова бесстрастен, совсем уж не мирянин, но светел умом. И это очень подходит седобородому свидетелю истории, чьим голосом она сама и говорит, точнее, поет: «Закончен труд, завещанный от Бога...»

ELG_2633.jpg
Алексей Тихомиров в редакции «БИЗНЕС Online»

Еще одна удача — Варлаам в исполнении Михаила Светлова-Крутикова. Не переступив грани хорошего вкуса, он азартно спел значимую для местной публики песню «Как во городе было во Казани», чем заслужил первую в спектакле долгую овацию. Но и в менее популярной песенке «Вот едет ен...» отжег такого захмелевшего генерал-баса (это понятие из курса полифонии тут важно, поскольку и сам эпизод с настилающейся поверх его пения смысловой и звуковой полифонией весьма важен — прим. ред.), что хоть руками разводи.

Все это особенно почетно, поскольку чествуемый вчера герой фестиваля Шаляпин в свое время был и Варлаамом, и Пименом и, разумеется, царем Борисом. Так что музыкальный салют сразу из трех поющих орудий оказался впечатляющим.

ОТ БЕНЕФИСА ДО САМОДЕЯТЕЛЬНОСТИ

В дамских партиях Шаляпину салютовали формульно: две приглашенных солистки и две местных. Наталью Бирюкову из Михайловского театра можно было и не привозить, такое растрепанное меццо нашли бы и у себя. А вот Гульнора Гатина в образе горюющей по убитому жениху царевны Ксении блеснула той же драгоценной точностью и выделанностью голоса, что и за несколько вечеров до «Годунова» в партии Фраскиты в опере «Кармен». И сверкающее ее сопрано, и удивительно изящная внешность — из самых приятных сюрпризов нынешнего фестиваля.

Отлично провела небольшую роль царевича Феодора Зоя Церерина, чье труженичество на фестивальной сцене трудно переоценить. После партий Жрицы («Аида»), Берты («Севильский»), Флоры («Кармен») и Сузуки («Баттерфляй») отроческая пластика еще и царевича в очередной раз подтвердила незаурядный дар этой актрисы-травести. В образе Марины Мнишек блеснула Агунда Кулаева (Большой театр), чье роскошное и властное меццо совершенно верно израсходовало свои аргументы в любовном дуэте с Лжедмитрием. Разве что ее Марина позабыла встать на колени, чем поставила своего vis-a-via в двусмысленное положение. К какой же тогда царице сердца обращено было галантное кульминационное восклицание: «Встань, царица моя ненаглядная!»?

4.jpg
Гульнора Гатина

Самозванец в исполнении Артема Голубева (Приморский театр) звучал уверенно и дельно, будь то его диалог с Пименом, чтение царского указа в корчме на Литовской границе или сцена у фонтана. В иерархии теноровых партий в этой опере его первенство было неоспоримым. Хотя ничего себе конкурентом по тембру оказался Юрий Петров — солист ТГАТОИБ, которого можно назвать стахановцем: в этом шестом для него фестивальном спектакле он спел аж три партии — ближнего боярина, Мисаила и Юродивого. С Мисаилом промашкой (впрочем, все-таки режиссерской) было стоячее слушание второй песни Варлаама, при том что на варлаамовой фразе «свалился ен» в спектакле Баратова именно пьяненький Мисаил и валится со скамьи. Ну, а в Юродивом артист почти удачно скопировал манеру Козловского. Хотя все ж перекарикатурил.

А вот еще один теноровый тембр ТГАТОИБ — Шуйский (Олег Мачин) звучал, как в заводской самодеятельности. Думается, Борису сложно было «держать лицо» в диалоге с хитрым царедворцем, у которого неуверенно качаются верхи и который от застенчивости боится собственной громкости. Слава богу, каким-то наитием ведомый дирижер Василий Валитов «прикрыл» самые шаткие «шуйские» места этакими оркестровыми характерностями. Да и вообще оркестр казался собраннее обычного, хотя традиционные проколы остались. Кларнет и гобой фальшанули аж в начале пролога, колокольные звоны были, как бы производимы кастрюльными крышками, а кое-где духовые просто выключали звук на последней ноте верхнего голоса партитуры. Впрочем, с оркестром тут ситуация системно неблагополучная. И приезжему маэстро Валитову респект за одно то, что в традиционно перевернутой картине музыкантской ответственности, исходящей в ТГАТОИБ не от дирижера (или музыкального руководителя постановки), а от поющих на сцене солистов, он не рассыпал спектакль-антик на мелкие черепки. Даже сподобился идеально совпасть с Борисом, когда тот, повернувшись тылом к залу, медленно шествовал вглубь сцены со словами: «В годину бед и тяжких испытаний вы мне помощником, бояре». Потрясающий аттракцион дирижерско-певческого канатоходчества!

С ЦАРЕМ ВО ГЛАВЕ

Вообще, спектакль этот, перенесенный в Казань режиссером Панджавидзе в 2005 году, сущая находка для города. Опустим про «злых татаровей» и подкоп «под Казань-городок» из песни Варлаама, а вспомним селения, названные царевичем Феодором по карте Царства Московского: «Вот Казань. Вот Астрахань. А вот Москва». Москва эту постановку уже вернула на свою сцену, где она раритет, артефакт и, не стоит забывать, отличный гастрольный козырь. В середине 2000-х ее в Лондоне превознесли и критики, и публика. Что-то подсказывает, что и для ТГАТОИБ выездная перспективность своего спектакля — не последнее дело. Не в Лондоне, так в местах поскромнее такого «Годунова» и показать не стыдно.

Вот только стоило бы обратить внимание на мелочи, которые, возможно, иностранную публику не шокируют, но мы-то не иностранцы. Во-первых, все-таки три контрабаса для данной партитуры — жидковато. Во-вторых, колокольные звоны надо репетировать и, желательно, отстраивать по звуку с оркестром, а то после паузы они на микрофонной подзвучке в яме ТГАТОИБ включаются, будто фонограмма. В-третьих, хору, конечно, непросто быстренько переодеться после пролога для сцены коронации, но таких, как в ТГАТОИБ «антрактных» пауз между картинами быть все-таки не должно. И штрафуйте что ли актеров миманса, которые не вовремя выскакивают из-за кулис, как выскочил Геласий, митрополит Сарский и Подонский, который через несколько минут совсем другим путем выбрел на Соборную площадь окроплять Бориса Годунова на царствие.

Читайте также: