Чулпан Казанлы в роли Сони, Ильфат Аскаров в роли доктора Астрова

«А НЕ БУДЕМ ЛИ МЫ В БУДУЩЕМ ВЫГЛЯДЕТЬ СЛАБЫМИ, УЩЕРБНЫМИ?»

«И вот, когда я стал стар, меня хотят выгнать отсюда в шею! 25 лет я управлял этим имением, работал, высылал тебе деньги, и за все время ты ни разу не поблагодарил меня. Все время — и в молодости, и теперь — я получал от тебя жалованья 500 рублей в год — нищенские деньги! — и ты ни разу не догадался прибавить мне хоть один рубль! 25 лет я вот с этою матерью, как крот, сидел в четырех стенах... Но теперь у меня открылись глаза! Я все вижу! Пишешь ты об искусстве, но ничего не понимаешь в искусстве! Все твои работы, которые я любил, не стоят гроша медного! Ты морочил нас! Ты погубил мою жизнь! Я не жил, не жил! По твоей милости я истребил, уничтожил лучшие годы своей жизни! Ты мой злейший враг!»

Эти слова Ивана Войницкого, обращенные к профессору Серебрякову, стали, пожалуй, апогеем премьерного показа спектакля «Дядя Ваня» на сцене татарского драмтеатра Набережных Челнов в минувшую пятницу. К слову, главный режиссер театра Фаиль Ибрагимов подготовил данную постановку в преддверии 25-летия театра, которое отмечается буквально через два месяца, и театром он руководит с первых дней. Совпадение цифр ни на какие мысли не наталкивает?..

Бывает, конечно, что спектакль ставится ради одной сцены или даже ради одной реплики. Помнится, как-то в интервью Фарид Бикчантаев признавался, что взялся за одну из своих постановок именно из-за того, что его в пьесе зацепила одна единственная фраза. Или вот, например, Ирина Алферова, объясняя, почему она согласилась принять участие в спектакле «Все проходит» — антрепризе своего бывшего мужа Александра Абдулова, отмечала, что сделала это ради одной единственной фразы. Они вдвоем играли мужа и жену, которые изменяют друг другу. В финале есть такой диалог. «Кто сказал из твоих знакомых, что все проходит?» — спрашивает она. «Соломон Давыдович», — отвечает герой, которого играет Абдулов. «Дурак твой Соломон, я тебя до сих пор люблю!» — говорит Алферова.

Главный режиссер театра Фаиль Ибрагимов подготовил данную постановку в преддверии 25-летия театра
Главный режиссер театра Фаиль Ибрагимов подготовил постановку Чехова в преддверии 25-летия театра

Объясняя свои мотивы выбора пьесы к 25-летию театра, Ибрагимов на пресс-конференции, состоявшейся на прошлой неделе, говорил, что для него в первую очередь важен образ доктора Астрова. «Чехова ставит весь мир, и все театры мерят свою силу, ставя его пьесы. Естественно, это больше касается русских театров, но и татарские, хотя бы изредка, но обращаются к творчеству великого русского драматурга, — заметил тогда главный режиссер челнинского театра. — Но вот как-то так получилось, что в репертуаре татарских театров не находилось места «Дяде Ване». Это довольно странно, поскольку лично на мой вкус это самая, что ли, «татарская» пьеса Чехова, которая более других ложится на наш менталитет. Если помните, Чехов сам пишет, что это сцены из деревенской жизни, которая более близка и понятна татарскому зрителю. А для меня здесь особенно интересен Астров, задающийся вопросом: а как будут жить после нас через 100 лет? По прошествии века и даже 120 лет мы видим, что принципиальных различий нет, человеческая натура за это время нисколько не изменилась. В какой бы ситуации он ни оказался, ему нужно оставаться человеком! Сегодня мы вынуждены констатировать, что Чехов-то еще жил в счастливое время, тогда было больше гармонии, а мы оказываемся в куда более сложных ситуациях. И мне было интересно именно то, что Чехов через Астрова задумывался о том, а не будем ли мы выглядеть в будущем слабыми, ущербными?..»

«ТЕАТР НЕ МОЖЕТ ТОПТАТЬСЯ НА ОДНОМ МЕСТЕ»

Неподготовленному читателю и зрителю подтекст этих слов главного режиссера, наверное, мало понятен. А вот если знать, что в челнинском театре происходило в последние годы... Напомним, что в интервью «БИЗНЕС Online» казанский театральный критик Нияз Игламов рассказывал о том, что в последнее время в этом театре наблюдался серьезный спад, который длился несколько лет. «Вот посмотрели мы еще одну премьеру — драму «Три аршина земли» по пьесе классика татарской литературы Аяза Гилязева, поставленную главным режиссером, — сказал тогда Игламов. — Это неплохой спектакль, такая, знаете, уверенная академичная работа, спектакль высокой постановочной и исполнительской культуры, который подтверждает высокий статус труппы, но... В принципе, для меня лично, например, этот спектакль ничего нового не добавил, каких-то новых режиссерских открытий я не увидел. Он все равно поставлен средствами «старого» театра. Все художественные приемы, средства выразительности, которыми пользуются актеры и в первую очередь режиссер, остались с прошлого века. Фаиль Мирзаевич — режиссер, давно сделавший себе имя, он основатель челнинского татарского драмтеатра, который в декабре этого года отметит 25-летие, за что честь ему и хвала. Но театр не может топтаться на одном месте, он должен постоянно развиваться, двигаться вперед, не отставать от современных тенденций театрального процесса».

Фоат Зарипов в роли Дяди Вани (слева)

Почему же Ибрагимов начал, как выразился Игламов, топтаться на одном месте? Чтобы ответить на этот вопрос, наверное, нужно вспомнить творческий путь режиссера, что он из поколения шестидесятников, что его имя прогремело еще в 1980 году, когда он впервые поставил «Три аршина земли» с Актанышским народным театром. Чтобы оценить этот поступок, наверное, надо вспомнить, что 80-й год прошлого века — это период расцвета «застоя». Он вошел в историю не только Олимпиадой в Москве, но и смертью Высоцкого, высылкой Сахарова в Горький, широкомасштабными военными действиями в Афганистане, победой на президентских выборах в США Рональда Рейгана, назвавшего СССР evil empire — империей зла. К слову сказать, известно, что в те времена и Марсель Салимжанов делал попытку поставить «Три аршина земли» в Камаловском театре, но обком не дал, а вот Ибрагимов как-то умудрился сделать то, что было нельзя в те времена категорически.

Вся его дальнейшая творческая судьба — это по большей части борьба с советской системой, борьба за свободу творчества, за свободу личности, да еще много за что борьба. Но вот в один прекрасный момент советской системы не стало. С кем и за что бороться? К тому же в стране был экономический упадок, а в Челнах ситуация была кратно хуже, поскольку на КАМАЗе случился пожар — сгорел целый завод двигателей. Людям стало не до театра. Чтобы как-то завлечь зрителя, Ибрагимов начал выпускать одну легкую комедию за другой, чтобы человек пришел, посмеялся полтора часа, вышел из театра и забыл, что смотрел. И, как показалось, он этим процессом немного увлекся, поскольку жизнь менялась, другие театры нашли новые тренды своего развития, а челнинский все смешил публику. Вот казанские критики и ополчились на Ибрагимова.

Зубаржат Халикова в роли Елены Андреевны

«Все последние годы театральные критики, в том числе и я, приезжая на просмотр премьерных спектаклей, отмечали, что нет развития. Мы призывали руководство театра поездить по стране, изучить, как сегодня живет театральный мир, поучаствовать в фестивалях, посмотреть спектакли не только в Казани, но и в Москве, Питере, Екатеринбурге, Перми, пригласить молодых режиссеров, загрузить их работой», — отмечал Игламов.

Справедливости ради отметим, что Ибрагимов воспринял эту критику. Одна за другой начали появляться постановки молодых режиссеров: Чулпан Казанлы поставила комедию «Студенты» Наиля Гаетбаева, Альберт Гафаров — драму «Песок не знает отдыха» по роману Кобо Абэ «Женщина в песках», Туфан Имамутдинов — трагикомедию «Ветер шумит в тополях» Жеральда Сиблейраса, Ильгиз Зайниев — комедию «Слуга двух господ» Карло Гольдони. А Ибрагимов, отметивший четыре года назад 60-летний юбилей, видимо, решил в дальнейшем своем творчестве сосредоточиться на классике и как бы начал путь заново, вновь обратившись к пьесе «Три аршина земли». Теперь вот последовала премьера «Дяди Вани»...

«ТАЛАНТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК В РОССИИ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ЧИСТЕНЬКИМ»

В театральной среде есть такое выражение: «пьеса хорошо ложится на труппу». Это означает, что в творческом коллективе театра есть артисты, которые как нельзя лучше подходят под действующих лиц сценического произведения. «Дядя Ваня» действительно хорошо ложится на челнинскую труппу. Не зря же Имамутдинов, ныне главный режиссер казанского ТЮЗа, два года назад, еще будучи свежеиспеченным выпускником ГИТИСа, приехал в родной город поставить спектакль и хотел предложить труппе именно «Дядю Ваню». Однако узнав, что пьеса давно ждет своей очереди в портфеле главного режиссера, позднее остановился на пьесе Сиблейраса.

При распределении ролей Ибрагимов сделал неожиданный ход: на роль Ивана Войницкого он пригласил народного артиста РТ Фоата Зарипова, на роль Елены Андреевны — Зубаржат Халикову. Благо что оба были свободны, хотя когда-то и входили в состав труппы Альметьевского драмтеатра (остается только позавидовать руководству театра нефтяной столицы республики, которое может себе позволить отказаться от услуг таких замечательных артистов). Конечно, это был некий риск со стороны режиссера, ведь неизвестно было, как своя труппа воспримет «чужаков». Однако никаких конфликтов не возникло, по крайней мере, в публичной плоскости. «Это не первый образ, над которым мы работаем с режиссером Фаилем Ибрагимовым, — поделился Зарипов на предпремьерной пресс-конференции. — Слов нет, образ дяди Вани чрезвычайно сложный, но я рад, что челнинские артисты столь доброжелательно ко мне отнеслись, настолько помогают в работе, что мы стали истинными друзьями. Лично мне на данном отрезке времени поработать здесь было очень приятно». Подтвердила его слова и Халикова: «Работа над ролью Елены Андреевны — для меня это новая школа, взаимный обмен опытом, мы обогащаем творчество друг друга, потому как действительно очень теплые отношения сложились в коллективе, как я понимаю, далеко до нашего появления, и, к счастью, они сохранились. Дай бог, чтобы у нас все получилось хорошо».

А получилось действительно неплохо. Все артисты смотрелись очень органично: Чулпан Казанлы в роли Сони, Энже Шигапова — Марии Войницкой, Ильфат Аскаров — Михаила Астрова, Разиль Фахертдинов — Ильи Телегина, Гульфия Файзерахманова — няни Марины, особый колорит постановке придают Эдуард Латыпов и Айнур Фахертдинов, исполнившие роли работников. По первому впечатлению показалось, что несколько переигрывают Халикова (сказывается недостаток практики?) и Равиль Гилязов в роли профессора Серебрякова (мешает амплуа комедийных героев?). Однако позднее, поразмыслив, понимаешь, что скорее это требование режиссера, это он хотел, чтобы эти два героя выбивались из общего гармоничного ряда.

Хотя бы потому что Серебряков — это антипод дяди Вани, и если он гармоничен и вызывает сочувствие, то у образа профессора должно быть все наоборот. Не зря же он единственный герой, одетый в черное. А Елена Андреевна по-челнински — это молодая, красивая, немножко неземная женщина, которая устала от старого и больного мужа и хочет молодого кавалера, праздников и балов, где она могла бы блистать. При этом она невероятно умна для красивой женщины. «Милая моя, пойми, это талант! — говорит Елена Андреевна Соне. — А ты знаешь, что значит талант? Смелость, свободная голова, широкий размах... Посадит деревцо и уже загадывает, что будет от этого через тысячу лет, уже мерещится ему счастье человечества. Такие люди редки, их нужно любить... Он пьет, бывает грубоват, но что за беда? Талантливый человек в России не может быть чистеньким».

Равиль Гилязов в роли профессора Серебрякова (на дальнем плане)

Кстати, о том, что Астров пьет. Действительно, в челнинской постановке он с этим слегка перебарщивает. Поэтому все его широко известные реплики, в том числе и о том, что в человеке все должно быть прекрасно, выглядят как-то неубедительно, они поданы как болтовня пьяного мужчины. К чему бы это? На что намекает режиссер?..

РУЖЬЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОЛЖНО ВЫСТРЕЛИТЬ

Замечательная музыка, написанная композитором Юрием Чаплиным, придает постановке особую, душевную атмосферу, а на сценографии хотелось бы остановиться отдельно. Художником спектакля выступил Булат Ибрагимов из театра им. Камала, сын главного режиссера. Он известен по своей работе в таких спектаклях, как «Железная горошина» Равиля Бухараева, «Равод по-татарски» Хая Вахита, «Кукольная свадьба» Гаяза Исхаки, «Записки сумасшедшего» Николая Гоголя, «Перстень» Фатиха Хусни, «Однажды летним днем» Йона Фоссе, «Коварство и любовь» Фридриха Шиллера и др.

У челнинского татарского драмтеатра нет сцены. Точнее есть некий треугольник, уходящий носом вглубь
У челнинского татарского драмтеатра нет сцены. Точнее есть некий треугольник, уходящий носом вглубь

Как известно у челнинского татарского драмтеатра нет сцены. Точнее есть некий треугольник, уходящий носом вглубь (см. план зала), да еще в здании, где ранее располагался райком КПСС. Это вызывает массу неудобств. Трудно организовывать обменные гастроли с театрами из других городов, поскольку их декорации, рассчитанные на нормальную сцену, попросту не умещаются в челнинском треугольнике. Труппа из автограда, в свою очередь, выезжая на гастроли в другие города, сталкивается с тем, что их декорации, рассчитанные под собственную «сцену», оказываются слишком маленькими и буквально теряются в масштабах подиумов других театров.

И вот действие пьесы (которое по определению Чехова проходит сначала в саду — и на сцене видна часть дома, затем в столовой, гостиной и наконец в комнате дяди Вани) нужно было, извините уж за выражение, «впихать» в челнинский треугольник. Булат Ибрагимов справился с задачей просто блестяще. Он разделил сцену пополам некой дощатой стеной. Во время затемнения на сцене ходят какие-то фигуры (видимо, рабочие сцены), слышно, как на роликах что-то катится, и, когда дают свет, картина на сцене волшебным образом преображается. Там, где была входная дверь теперь шкаф, а на его месте — окно. Большой стол, занимающий почти четверть сцены, теперь только еле-еле выступает из-за этой дощатой стены. И все понимают, что это, скажем, уже не гостиная, а комната дяди Вани.

Правда, несколько смущает, что над этой дощатой стеной висит большая пустая рамка, за которой одна чернота. Но «ружье должно обязательно выстрелить», и в финале, когда Серебряков с молодой женой уже уехали и дядя Ваня с Соней вновь садятся за работу, в контуре рамки появляется лента, движущаяся вверх. То ли это ветер бесконечно гонит песок, то ли мысли и поступки героев возвышают их куда-то туда, где небо в алмазах, как говорит Соня. Она с дядей усердно работает, передвигая косточки на счетах, а в это время работники заносят на сцену десятки мешков, видимо, наполненных новым урожаем. И зритель понимает, что дядя Ваня — это вовсе не этот артист на сцене с седыми волосами и гладко выбритым лицом, а тот бородатый мужчина с кудрявой шевелюрой, что сидит в углу в последнем ряду, и только один бог знает, что творится у него сейчас на сердце. С уверенностью можно сказать только одно: он 25 лет работал, создал театр, способный ставить Чехова, хотя за это время несколько раз сменилось руководство не только театра, города, но даже страны, в которой все поставили с ног на голову. Он все еще боится, а не будет ли выглядеть в будущем слабым и ущербным, но точно знает, что в какой бы ситуации человек ни оказался, нужно оставаться человеком. Еще он теперь точно знает, что ответил тем, кто «пишет об искусстве, но ничего в нем не понимая».

«А, должно быть, в этой самой Африке теперь жарища — страшное дело!»