«Нужно сделать так, чтобы этот пожар не забылся», — говорит прокурор РТ Илдус Нафиков, подводя черту под волной проверок, которая была проведена после трагедии в ТЦ «Адмирал». В ходе интернет-конференции с читателями «БИЗНЕС Online» он рассуждает о том, почему судебные приставы остаются ахиллесовой пятой правовой системы и нужна ли России новая опричнина. Отметим, что часть комментариев, оставленных вчера под первой частью публикации, уже стала основанием для прокурорских проверок.
Илдус Нафиков: «Прокурор ощущениями не оперирует — только фактами» |
«АДМИРАЛ»: «К РУКОВОДСТВУ НЕЛЬЗЯ ПРОЯВЛЯТЬ ИЗЛИШНЮЮ ГУМАННОСТЬ»
− По резонансным делам последнего времени поступило немало вопросов, в том числе по «Адмиралу». Гендиректор ASG сейчас под домашним арестом. Складывается ощущение некоторого смягчения Фемиды к подозреваемым. Это так?
− Ему предъявлены обвинения в следственном комитете, но мера пресечения была изменена с содержания под стражей на домашний арест, хотя наша позиция была стоять на своем.
− Казалось бы, он ответил на вопросы, так пусть дома сидит, зачем настаивать на содержании под стражей? Объясните логику.
− Это наша позиция. Решение в конечном итоге принимает суд. Но мы ставим перед ним вопрос. Мы — сторона обвинения. Если обвинение не будет ставить вопрос, этот вопрос вообще не родится, он вообще не будет рассматриваться в суде. Даже социальная справедливость требует, чтобы был кто-то, кто обостряет вопрос, что этот человек должен понести ответственность.
− Может, гендиректор пошел на сотрудничество, дал нужные показания?
− Мы не заключали с ним соглашение о сотрудничестве. По закону обвиняемый заявляет ходатайство, следствие обращается к прокурору, а дальше уже право прокурора — заключить или не заключить. Я и своих заместителей предостерег, одного даже как-то наказал, чтобы они не разбрасывались соглашениями о сотрудничестве, потому что оно автоматически смягчает срок наказания. Эту индульгенцию мы давать не должны. Если уж идти на соглашение о сотрудничестве, то только тогда, когда есть реальная информация, новый эпизод преступной деятельности в отношении других лиц. А чтобы была лазейка в признании собственной вины — этого ни в коем случае допускать нельзя, потому что, во-первых, человек невиновный на себя может наговорить, во-вторых, получается, что половина срока сразу снижается.
− И все-таки нет ощущения смягчения? Директора освободили под домашний арест, с Алексея Семина заочный арест снят, имущество освободили из-под ареста...
− Прокурор ощущениями не оперирует — только фактами. Фактов много, но нас, юристов, учили, что какого бы количества фактов не было, бесспорно они не ведут к какому-то заключению, пока цепочка доказательств не замкнулась. Идет процесс, нам надо жестко на своем стоять.
− Просто практически всех, кто был под стражей, отправили под домашний арест. С чем это связано?
− В частности, там есть женщина из Госстройнадзора. По ней я с первого дня говорил, что не ставлю вопрос так остро, можно пойти на смягчение. Следственный орган решил, что нужно так, и суд их поддержал. Там есть свой круг лиц, где надо было гуманность проявить. Но к руководству излишнюю гуманность проявлять нельзя. Всем предъявлены обвинения, четверо из них под стражей.
− Много слухов ходило о связи Гахрамановых с группировкой «Тукаевские». Поговаривают, что это «неприкасаемая» казанская ОПГ — за все эти годы ни одной посадки, они — легализовавшиеся бизнесмены, вхожие во властные структуры. Что вам известно об этой группировке? Подтвердились ли слухи о причастности криминалитета к управлению «Адмиралом»? (Булат)
− Эта версия выдвигалась, проверялась в ходе следствия. У следствия на сегодняшний день нет таких фактов, доказательств, хотя мы эту версию выдвигали. Но оперативно-розыскная деятельность по всем, кто попал в поле зрения наших органов, продолжается, поэтому если что-то появится, то мы вместе с органами внутренних дел эту информацию обязательно реализуем.
− А по поводу неприкасаемости ОПГ «Тукаевские» что скажете?
— Никакой неприкасаемости тут быть не может. Если будут основания, мы и по ним поставим вопрос о «посадке», потому что вор должен сидеть в тюрьме.
− То есть информацией о «Тукаевских» вы просто не владеете?
− Владеем, но нужно время, чтобы собрать доказательства: информация должна быть превращена в улики.
− А информация подтвердилась, что бизнесом владел не молодой Гусейн Гахраманов, а его отец Гюльгусейн Наджафов?
− Все-таки подтвердилось, что они управляли бизнесом совместно: сын — в гуще событий, везде бегал, а отец подправлял, давал советы.
− А еще есть слух, что там было подвальное помещение, где много людей то ли задохнулись, то ли сгорели, что это был подпольных цех, и это скрыли.
− Ни в коем случае, это там невозможно, вы же видели. Там были различные органы, которые осуществляли межведомственные спасательные и аварийно-восстановительные мероприятия. Каждый фрагмент тела, который извлекался, внимательно осматривался. Как это можно скрыть?
− Каковы перспективы дела?
− Дело должно уйти в суд, скоро будут предъявлены окончательные обвинения, потом начнется ознакомление. Думаю, что в первом полугодии 2016 года следствие завершится.
− В редакцию приходили приставы из межрайонного приставского отдела по особым исполнительным производствам, они работали вместе с Жанной Алпаровой, которая также обвиняется. Согласно обвинению, она дала указание Минзиле Сафиной, молодому приставу, окончить исполнительное производство по «Адмиралу». Но говорят, что она тогда лично заменяла главного пристава Ильясова и просто не могла дать такое указание. Проводилась ли проверка по этим фактам?
− Жалобы не только от них поступили, а разные, и мы все проверили, по всем доводам ответы дали. Это ведь вопрос оценки доказательств: следствие должно дать оценку, потом суд должен дать оценку. Когда есть различные показания, противоречащие друг другу, они оцениваются следователем с учетом доводов защиты, обвинения. Потом уже, если он признал, что доводы защиты несостоятельны, предъявляет обвинения и передает в суд, который и будет оценивать. Это вопрос веры: кому верить, а кому — нет, на чьих показаниях основываться, а на чьих — нет. С учетом этого строятся позиции обвинения и защиты, факты же устанавливает только суд.
Гюльгусейн Наджафов |
«НУЖНО СДЕЛАТЬ ТАК, ЧТОБЫ ЭТОТ ПОЖАР НЕ ЗАБЫЛСЯ»
− Сколько закрыли, сколько осталось торговых центров после массовых проверок?
− Судами удовлетворено 91 наше заявление, в том числе 61 о приостановлении эксплуатации объектов и 40 о возложении обязанности устранить нарушения без приостановления деятельности. В удовлетворении 18 исков судами отказано, по 27 делам производства в суде прекращены ввиду добровольного устранения ответчиками выявленных нарушений. В настоящее время из 61 приостановленного объекта с массовым пребыванием граждан по 37 объектам полностью устранены нарушения законодательства о пожарной безопасности и градостроительных норм, их деятельность возобновлена. Деятельность 24 объектов остается приостановленной, в том числе 15 торговых объектов.
− Какие выводы после «Адмирала» сделали для себя прокуратура и другие органы? И сделало ли наше общество какие-то выводы? Или уже все забыли, и безобразие продолжается? Есть гарантия, что это не повторится?
− Выводы сделали, но если мы и дальше не будем принимать меры, это может забыться. Нужно сделать так, чтобы этот пожар не забылся. Выводы сделаны на уровне республики, проработали ряд мер во избежание повторения, предлагали ряд изменений в законодательстве. Остаются организационные меры, контроль и ответственность операторов бизнеса. Я замечаю, что люди стали больше обращать внимания на эти моменты: где-то присылают информацию, где-то просят проверить, даже огнетушители стали покупать, чего раньше не было, покупают для своих работников — это самое главное. Многие собственники задумались и стали принимать меры до наших проверок, потому что на ряде объектов, куда приходили наши сотрудники, были предприняты меры по соблюдению техники пожарной безопасности. Может, сотрудники подхлестывали, что, мол, давайте что-то менять.
− Проверки будете продолжать?
− Конечно, обязательно. Может, так массово не будем, но по болевым точкам, в контрольном порядке, чтобы не парализовать работу.
− «Калейдоскоп» − развлекательный центр на улице Мазита Гафури, 46. Он до сих пор работает, причем у них проходят пиар-акции, что они работают. Судебное решение вынесено, но они продолжают свою деятельность. Почему?
− Суд мы выиграли, просто решение не вступило в силу, потому что они его обжаловали. Какое примет решение вышестоящая инстанция, так и будет.
«Мы не были согласны отозвать свой иск, потому что объект обозначен как склад, а используется в качестве магазина» |
− Какова дальнейшая судьба Вьетнамского рынка? Кажется, что их «закошмарили» после «Адмирала». Неужели Мадам Кхой вынуждена будет уехать из Татарстана? (Маршида) Кстати, бизнес-омбудсмен Тимур Нагуманов на стороне собственника и говорит, что у них на самом деле формальности. Просто они изначально, когда планировали этот объект, назвали его складом, то есть сами придумали ему название, а теперь эта формальность является основанием для вас закрыть рынок.
− Знаете, мы ведь не специалисты в строительной сфере, мы не можем сказать, что это простая формальность. Если специалисты-строители, которые в этом плане работают, признают, что его можно перепрофилировать со склада на торговый объект, конечно, никаких вопросов.
Другое дело, что эта тема растянулась. Ситуация с Вьетнамским рынком возникла еще до «Адмирала», и, может, хорошо, что значительная часть нарушений была ликвидирована в процессе судебных разбирательств. Еще до пожара был заявлен иск в суд, но в его удовлетворении нам было отказано. Было заявлено требование о приостановлении эксплуатации до получения разрешения. Но в процессе разбирательства ответчиком было получено разрешение на строительство склада, и суд по формальным признакам отказал прокурору: разрешение на строительство же получили, мы вам отказываем в иске, вы же не заявили приостановление торговой деятельности, а заявили о приостановлении объекта, а как объект он может использоваться. А то, что это торговая деятельность, — это на вашей совести. Здесь все это сложно было предвидеть.
И повторная серия — новый иск был запущен по запрещению торговой деятельности, и он попал в цель. И в первый бы раз попали, но мои специалисты не предугадали. И вот, спустя год, он «выстрелил» после «Адмирала», хотя первый иск был запущен до него. Конечно, когда выносилось последнее решение, было зафиксировано, что они устранили нарушения правил пожарной безопасности, и мы рады, что они это сделали, потому что наша многомесячная работа повлияла на это. Но все-таки мы не были согласны отозвать свой иск, потому что объект обозначен как склад, а используется в качестве магазина. Не рухнет ли там что-то, не появится ли угроза для человека? Поэтому там есть законная процедура — получение разрешения на перепрофилирование торговой деятельности. В этом участвует Госстройнадзор — компетентный орган, который понимает в этом, и он посмотрит, можно ли его использовать. Дадут положительное заключение — рынок откроется без проблем. Везде есть законный путь.
«Я НОВОГО ПРОКУРОРА КАЗАНИ СЕРЬЕЗНО ОЗАДАЧИЛ»
− Прокуратура тоже пострадала в каком-то смысле из-за «Адмирала»?
− Пострадали больше всего люди, которые там были.
− Это да, но ваша структура какие выводы для себя вынесла?
− Выводы сделали, поэтому очень жестко отслеживаем эти ситуации. Когда я говорю, что позиция прокуратуры должна быть последовательной, неизменной, — это антикоррупционные моменты в том числе. Конечно, мы не последняя инстанция — на это есть суд. Но мы должны быть последовательны, сегодня захотел — потребовал, а завтра отменил свое решение — такого не должно быть. Если прокуратура не проявит инициативу, то никто это не рассмотрит. Мы должны выступать более настойчиво.
− Какой наказ дали прокурору Казани, когда его назначали на эту должность? Кстати, почему его не слышно и не видно?
− По-моему, он работает от души. Может, его не хватает в информационном плане. Он еще проявится. Он добросовестный работник, гражданин, ответственный, исполнительный. Но наказ, конечно, дали, чтобы не наступал на те же «грабли». Это все-таки Казань, город столичный, сложнейший участок. Треть населения республики проживает в Казани. Очень многие злободневные житейские проблемы решаются на уровне муниципалитета, 70 процентов реальной власти, того, что касается запросов простого человека на бытовом уровне, — это все городская власть. Можно со стороны республики, кабмина грозить пальчиком, стучать кулаком, а дело не сдвинется, если мэрия и исполнительный комитет города не сработают. Они монополисты в части своих полномочий, потому что и в законе о местном самоуправлении написано, что местная власть самостоятельна в своих полномочиях: вопросы с арендой помещений, с тендерами, закупками, дорожное строительство, перевозка пассажиров, кладбища, парки, скверы, область культуры — масса вопросов, которая замыкается на муниципалитете.
Нафиков о новом прокуроре Казани Олеге Дроздове: «Он еще проявится. Он добросовестный работник, гражданин, ответственный, исполнительный» |
Если там не будет порядка, то ничего не будет. Поэтому я очень серьезно отношусь к органам городской власти, хотя многие это недооценивают. На самом деле это очень серьезный рычаг, он может и во благо человека и против человека сработать, если будут создаваться барьеры бизнесменам, простым людям. Я нового прокурора Казани серьезно озадачил, потому что здесь он должен защищать и самостоятельность муниципальной власти, и население города, если возникают бюрократические преграды на уровне городской власти. Изнутри может подточиться большое здание, которое мы красиво обставляем на уровне республики, если мы не увидим там какие-то негативные процессы. Там нужен ежедневный контроль.
Может, прокурору и не нужен пиар, но выходить в СМИ, конечно, нужно. Свою работу нужно показывать. Много делается в том, чтобы там был порядок и законность.
ЯНАКОВЫМ И САВВИДИ СВЕТИТ СТРАСБУРГСКАЯ КОНВЕНЦИЯ О ПЕРЕДАЧЕ УГОЛОВНОГО ПРЕСЛЕДОВАНИЯ
— В этом году лидера казанской ОПС «Квартала» Автандила Янакова, сохраняющего определенный вес в Казани, осудили за преступления, совершенные в нулевых в Греции. На очереди в суд — другой неуловимый грек, экс-депутат Госсовета РТ и директор санатория «Санта» Ираклий Саввиди. Однако газета «БИЗНЕС Online» писала о том, что генпрокуратура РФ с передачей дела Саввиди греческому правосудию почему-то медлит. Почему происходит эта заминка и каковы шансы, что Саввиди осудят в Греции? Расскажите, пожалуйста, подробнее про судьбу Янакова и Саввиди. (Ильгизар)
— Эта информация неточна, потому что генпрокуратурой такие материалы не тормозились. Непростая ситуация сложилась, но мы нашли решение. В 2009 году обкатали схему по Янакову, правда, она долго не воспринималась властями Греции, но потом ее все-таки через греческое правосудие провели. Нам важно было пройти через этот способ, чтобы потом повторить по другим эпизодам. Срок давности применяться не будет, потому что на момент нахождения человека в розыске сроки давности приостанавливаются. Вот в чем сложность и суть: мы делали запрос по выдаче Янакова, но нам его не выдали, потому что он гражданин Греции, у них такой же принцип, как в нашем законодательстве: своих не сдаем, сами судим. Та же ситуация по брату Янакова, Юрию, и по Саввиди — они граждане Греции.
В то же время по формуле, которая существует в 458 статье УК РФ, направление нашего уголовного дела за рубеж тоже невозможно, потому что в этой статье УК говорится, что за рубеж направляется дело иностранного гражданина, а все трое — не только граждане Греции, но и России. Дело своего гражданина отдать за рубеж мы не можем, мы должны судить его сами.
Мы нашли выход из этого круга: в октябре со следственным комитетом прорабатывали возможность заочного осуждения этих лиц — Саввиди и обоих Янаковых, потому что были изменения в УК, и такая возможность появилась. Заочное осуждение — когда человек находится на территории иностранного государства, и его невозможно по-другому доставить и осудить. Этот вариант нам дает то, что мы будем на коне, будем «красавцами», обвинительный приговор будет получен, но приговор будет формальным, он нам ничего не даст, потому что у нас нет соглашения с Грецией, что если наш суд осудил, то суд Греции будет исполнять наш приговор, и обвиняемые будут находиться в какой-то колонии. Они не конфискуют те капиталы, которые мы постановим конфисковать и пустить в доход государства или на возмещение ущерба. Бумажка будет — перед общественностью красиво, перед начальством хорошо, а толку не будет.
Автандил Янаков |
Этот вариант мы отмели и придумали другой. Мы покопались и нашли с помощью международного правового управления генпрокуратуры, международных правовых документов, конвенций четвертый вариант. У нас есть две обычно практикуемые европейские конвенции: одна по правовой помощи по уголовным делам, вторая — по экстрадиции, их положения как раз и заложены в УПК. А есть и третья — Страсбургская конвенция о передаче уголовного преследования. За нее мы и зацепились. Мы сегодня занимаемся этим вопросом: дали поручение СК снять копии с уголовного дела, их надо перевести на греческий язык не как дело, а как информацию, и отправить греческой стороне о передаче уголовного преследования в соответствии с греческим законодательством.
А они уже, приняв материалы как первичные, возбуждают свое дело, проводят новое расследование, допрашивают наших людей, выезжают либо дают нам поручение, и мы проводим следственные действия, потом осуждают. Тогда эти лица понесут реальную ответственность перед греческим правосудием. И любая европейская сторона эти решения признает. Мы решили пойти по такому пути. Он непростой, долгий, но это единственный путь, который может привести к реальной ответственности троих: братьев Янаковых и Саввиди.
— Автандил Янаков разве не осужден?
— Осужден по другим эпизодам, а есть дополнительные эпизоды, где Янаков действовал вместе с другим Янаковым и Саввиди. Там серия убийств.
— А бизнес Саввиди в Татарстане функционирует?
— На бизнес и имущество обвиняемых наложен арест.
«МЫ НЕ СОГЛАСНЫ, ЧТО В ДЕЯТЕЛЬНОСТИ КУРМАНОВА НЕТ КОРРУПЦИОННЫХ ПРИЗНАКОВ»
− Основным органом борьбы с коррупцией в нашей стране является прокуратура. С вашим приходом борьба с коррупцией начала придаваться гласности. Первым публичным выступлением вы направили взоры на Курманова И. Сейчас дело в суде, но, судя по публикациям, коррупции в его действиях не было. Сообщите нам как компетентный орган, что же на самом деле в его деле есть? Изучали ли вы дело перед подписанием обвинения? (Давид)
− Мы не согласны, что в деятельности Ильдара Курманова нет коррупционных признаков, потому что в статье, которая предъявлена — 159, часть 4 и еще ряд других — квалифицирующим признаком идет использование служебного положения как лица, управляющего коммерческой организацией, и использование служебного положения как начальника правового управления министерства энергетики. Квалифицирующий признак содержится, поэтому преступление все равно носит коррупционный оттенок.
Ильдар Курманов |
Конечно, когда мы выдвигали свое обвинение, считали, что там более суровая статья обвинения будет, но следствие на то и следствие: оно учитывает доводы не только обвинения, но и защиты. Дело представили нам уже с окончательной версией следствия. Мой заместитель, изучив уголовное дело, согласился с обвинением по части 4 статьи 159 и другим статьям УК РФ, его доказанностью, утвердил обвинительное заключение и направил дело в суд. По этому обвинению закон предусматривает до 10 лет лишения свободы, а нижний порог по общей части УК — три месяца.
− То есть он и условным сроком может отделаться?
− Это право суда.
− А почему так затянулось дело? Защита хорошая была?
− И защита хорошая была, и все-таки мы постоянно критикуем следствие за недостаточную оперативность. Это у меня уже конек — надо постоянно ускорять ход дела. И процедуру судебного рассмотрения нужно ускорять. В России это одна из больных тем. Российская Федерация очень часто проигрывает в европейском суде по правам человека в том, что нарушены разумные сроки уголовного судопроизводства. В Татарстане есть проблема переполненности следственных изоляторов, особенно где люди сидят под стражей. Мы вынуждены кого-то в Чистополь отправлять — там 5-ый следственный изолятор. Во многом причины именно в этом. Сроки расследования надо сокращать, не затягивать назначение экспертиз.
«Это у меня уже конек — надо постоянно ускорять ход дела. И процедуру судебного рассмотрения нужно ускорять. В России это одна из больных тем» |
«ЗАКОН НЕ ПРЕДУСМАТРИВАЕТ СРОКИ ВЗЯТИЯ ПОД СТРАЖУ»
— По так называемому делу игровиков: Нуретдинов и Косинов получили условные сроки, но после вашего вмешательства сроки были заменены на реальное лишение свободы. Все это было в сентябре. Нуретдинов был взят под стражу, а Косинов до сих пор гуляет на свободе. Есть хоть какие-то установленные законом сроки взятия подследственных под стражу? И возможно ли, что вот так вот халатно исполняются решения суда? Ведь уже три месяца прошло. Люди за свои деяния должны понести наказание, а не бегать от следствия. (Марсель)
— К сожалению, закон не предусматривает сроки взятия под стражу, но по смыслу законодательства любое решение суда должно исполняться незамедлительно, как только появилась физическая возможность для его исполнения. На сегодня Косинов находится в одном из больничных учреждений Москвы — у него какое-то тяжелое заболевание. Но он находится под контролем работников органов внутренних дел.
— Не проверяли, может, он взятку дал докторам?
— Еще нет, но проверим.
(К настоящему времени решение апелляционной инстанции, применившей реальное лишение свободы к Косинову и Нуретдинову, решением Президиума Верховного суда РТ отменено, дело направлено на новое апелляционное рассмотрение — прим. ред.)
«ЕСЛИ ТАКОЕ ЗАВОДИТСЯ В ИНКАССАТОРСКОЙ СРЕДЕ, ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ ЗАРАЗНО»
— По делу инкассатора, ограбившего Сбербанк. Самому Богаченко гособвинение попросило срок 15 лет, для Кострубина — 12 лет и подельнику Зеликову — 12 лет. Не слишком ли жесткие сроки? Понятно, что дело резонансное, понятно, что стрелял в напарника, но по факту только Богаченко воспользовался оружием, вел машину. Зеликов, которому гособвинение 12 лет просит, по сути, просто знал о преступлении.
— Если он знал о преступлении заранее, то он соучастник. Знаете, нападение на инкассаторов во все времена очень жестко каралось. Это все-таки устойчивость финансовой системы страны, это артерия наличных, это работа бизнеса, предпринимателей, которые кассируются в банках. Если такое заводится в инкассаторской среде, это может быть заразно. Если это не карать, то не будет гарантии, что это не произойдет в другом городе. Хотя при приеме на такую службу проводится мощный эмоциональный и психологический отбор, но все-таки такой человек оказался в этой среде.
Мы просили самое строгое наказание, и по-другому поступить не могли. Тут как суд посчитает, у него самая трудная задача, потому что ему надо все взвесить: найти баланс между защитой и обвинением, интересами общества и конкретной личности.
Игорь Богаченко |
— Для Богаченко обвинение попросило четыре года тюрьмы из общего срока, для остальных — по два года. С чем это связано?
− Это более суровые условия отбывания. Даже если суд не согласится с нами, сигнал, поданный гособвинителем обществу, насторожит многих. Гособвинитель попросил, суд в этот раз не согласился, а в следующий раз может согласиться.
«ИЗ 81 МИЛЛИАРДОВ РУБЛЕЙ ВЗЫСКАНО ТОЛЬКО 7 МИЛЛИАРДОВ»
− Недавно вы сказали: «Судебные приставы — главная ахиллесова пята правоохранительной системы». Ваш коллега Радик Ильясов, главный судебный пристав Татарстана, не обиделся на такое заявление? (Борис Антонов)
− Да, это остается ахиллесовой пятой всей правовой системы России. К Татарстану это, может, еще и в меньшей степени относится, потому что у нас эта служба на лучшем счету по сравнению с другими субъектами.
− Может, поощрять эту службу процентами со взыскания − например, 5 процентов?
− Такие предложения были, но нужно, чтобы это не легло на плечи рядового человека. За 9 месяцев 2015 года у нас 81 миллиард рублей по требованиям, которые должны быть взысканы. Из них взыскано 7 миллиардов, это 9 процентов.
Если брать административные штрафы, то штрафы ГИБДД на самом высоком уровне взыскания — 98 процентов. Можно достичь любой цели, если механизм отлажен: в ГИБДД и электронный оборот, и совместное дежурство на постах, и при отправке за границу это отслеживается. Но надо смотреть не только на сумму, а и на количество удовлетворенных исполнительных листов взыскателей. Там, например, может оказаться бабушка, у которой надо взыскать небольшую сумму денег. К сожалению, работа приставов построена так, что в первую очередь взыскиваются крупные суммы с крупных плательщиков, потому что их проще собрать, а уже потом мелкое.
По количеству мы тоже проанализировали: из 1,7 миллиона взыскателей лишь с 500 тысяч лиц взыскали задолженность, то есть 30 процентов. А если мы возьмем судебные решения только по гражданам, то взыскиваемость уже меньше — 20 процентов. Проблема есть, она остается, ведь исполнительные производства — это продолжение правосудия.
Вспомните, в советское время пристав находился при суде. Считалось, если решение не было исполнено, то это вина судьи, и он разговаривал с приставом, критиковал его, контролировал, потому что от этого зависел авторитет судьи. Сейчас это вывели на уровень исполнительной власти с целью концентрации усилий. Но они утратили связь с конкретными судьями, и судьи потеряли интерес, контроль за своим делом. А правосудие-то на этом не закончилось, оно заканчивается исполнением, конкретным взысканием. Кстати, в исламском вероучении есть хадис Пророка о том, что если судья выносит заведомо неисполнимое решение — это харам.
Судья должен соизмерять — можно исполнить, нельзя исполнить. И чтобы оно было не фантастическим, а исполнимым. Это авторитет судьи, государства, правосудия, это признак правового государства. А когда у нас 91 процент неисполненных судебных решений, получается, что подрывается доверие к системе. Без исполнения нет реальной судебной власти.
Конечно, мы и уголовные дела возбуждали против приставов, и привлекали к дисциплинарной ответственности, но это вторично, а первично — какое-то системное решение. И дело не в Радике Ильясове, и не в нашей службе судебных приставов. Кстати, он молодец: когда он пришел в Татарстан, внедрил новые «фишки». У него есть передовое мышление. Потом многие регионы приняли эти внедрения. Но это какой-то системный сбой, на который мало кто обращает внимание.
«СРОК РАССЛЕДОВАНИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ — ДВА МЕСЯЦА»
− Имеется ли какой-нибудь предполагаемый максимальный (минимальный) срок раскрытия факта кражи личного имущества для сотрудников подразделения полиции в Татарстане? (Фарида)
− Срок расследования преступления — два месяца. Это общая аксиома, а общее правило должно превалировать над исключениями. Общее правило — два месяца, потом его могут продлить до трех месяцев, до 6 месяцев. До 6 месяцев продлевает руководитель следственного подразделения (МВД, СКР, другого соответствующего ведомства) на уровне субъекта федерации, до одного года — уже главное следственное управление на федеральном уровне. А срок содержания под стражей продлевается в суде по ходатайству руководителей следственных подразделений соответствующего уровня.
− А сколько процентов дел переваливает за эту цифру — два месяца?
— По органам следствия почти каждое четвертое дело (23 процента) расследуется с превышением двухмесячного срока, по органам дознания — 18 процентов от общего числа оконченных. Что касается лиц, содержащихся под стражей свыше двух месяцев в ходе следствия, то цифра еще больше — более 60 процентов.
− На практике столкнулся со следующей ситуацией: 1. Полиция выносит постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. 2. Прокуратура отменяет указанное постановление и направляет материал на доработку. 3. Полиция вновь выносит постановление об отказе в возбуждении уголовного дела и т.д. Цикл повторялся 4 раза. Каковы, на ваш взгляд, иные механизмы воздействия на органы полиции, кроме обжалования бездействия должностных лиц в суде и направления жалоб в прокуратуру? (Ильдар)
− Механизмов в законе три: первый — ведомственный контроль, когда гражданин жалуется непосредственно начальнику следственного подразделения; второй путь — прокурорский надзор, когда человек жалуется прокурору; третий путь — судебный, когда человек жалуется в суд с просьбой признать незаконным то или иное действие следователя-дознавателя.
Здесь сложно сказать, какой пусть наиболее эффективный. Наверное, прокурорский путь самый эффективный, потому что он сопряжен с ежедневным контролем за делом, при этом не связан с позицией следователя. Рано или поздно прокурор терпение потеряет и стукнет кулаком по столу. Но у прокурора нет полномочий возбудить дело, есть только полномочия отменить постановление об отказе в возбуждении уголовного дела или о возбуждении уголовного дела. А дальше − опять на рассмотрение следователя. Хотя во всем мире это неотъемлемый атрибут — начать уголовное преследование прокурору, а у нас пока такого нет. И, к сожалению, такие факты встречаются.
Я не приемлю отговорки моих прокуроров, что у них нет полномочий. Я исхожу из того, что полномочия есть в любом случае, смотря как ими пользоваться. У вас, у прессы, — минимальные полномочия, но ведь реально с прессой считаются, попробуйте вам не ответить. Когда мы доходим до реальной жизни, несмотря на скудость полномочий в законе, если реально рабочая команда, то она в любых условиях может достигнуть максимум возможностей. Надо добиваться силой прокурорского авторитета, это показатель его уважения.
Мы с министром внутренних дел недавно провели совместное совещание, где по видеоконференции подключили райпрокуроров и начальников органов внутренних дел, поставили перед ними вопросы о том, что есть развитие криминальной ситуации; второе — если в этих условиях численность органов внутренних дел за несколько лет сократилась на треть, как в этих условиях работать эффективно, достигать результатов и бороться с возрастающим вызовом преступности. Из-за ненадлежащего качества нередко делается лишняя работа. Мы приняли ряд решений. Первую отмену отказного мы еще прощаем, так как она может быть по разным причинам: молодой специалист, ненадлежащая профессиональная подготовка, зашоренный взгляд — каждый человек может ошибиться. Но при этом прокурор должен отменить не просто формально: отменил — и барахтайтесь, как хотите. Он должен к своему постановлению об отмене приложить письменные указания о том, что он увидел, что нужно сделать. Если в дальнейшем выяснится, что прокурор не все написал, я буду с него спрашивать.
Прокурор написал дознавателю, тот проводит проверку во второй раз, тогда надо уже включать механизм ответственности должностного лица. Если он все выполнил, нет других данных, что нет состава преступления, нечего обманывать человека, внушать ложные надежды — отказали, объяснили, что мы тебя понимаем, ты можешь быть в своих глазах 100-процентно прав, и тебя можно понять, но здесь нет состава преступления, здесь другие гражданско-правовые отношения. Надо честно сказать и поставить точку. Если же указание не выполнено, если прокурор видит, что второй раз нужно отменять постановление о невозбуждении, то прокурор района должен добиться жестких мер ответственности. А три раза — это уже вообще черта, где мы должны принципиально ставить вопрос перед министром. Нужно один раз сделать хорошо и не переделывать.
«У вас, у прессы, — минимальные полномочия, но ведь реально с прессой считаются, попробуйте вам не ответить» |
НУЖЕН ОСОБЫЙ ОРГАН ПО БОРЬБЕ С КОРРУПЦИЕЙ, ТЕРРОРИЗМОМ И ОРГПРЕСТУПНОСТЬЮ
− Помнится громкий процесс — прокуратура РТ против правозащитной ассоциации «Агора», которую в итоге включили в реестр иностранных агентов. Как сейчас складываются отношения прокуратуры с правозащитниками? (Максим)
− У нас не может быть соперников в правовом поле, хотя и есть такой неофициальный термин — процессуальные противники. В уголовном и гражданском процессе есть стороны. Противоположная нам сторона — сторона защиты либо истец или ответчик.
− Павел Чиков, руководитель «Агоры», заявлял, что якобы прокуратура вообще не нужна...
− У нас же свобода слова, каждый может высказывать свою позицию. Сколько стран — столько моделей правоохранительных органов. Есть страны, где и надзор, и уголовное преследование находятся в одних руках. Есть, как в США, общий надзор в других структурах, а министр юстиции и есть генеральный прокурор (атторней), он же курирует ФБР. Но там проведена более четкая специализация: прокурор имеет больший круг полномочий, чем у нас, — без его согласия не проводится ни одно секретное мероприятие. Там нет органов следствия как таковых, они не ведут следствие, они ведут оперативно-розыскную деятельность. Как только они набрали материал, приносят его прокурору, и он его оценивает — достаточно ли материалов для передачи в суд или нет. Если нет, то он дает им указания, возвращает и заставляет работать дальше; если достаточно, он может либо сразу в суд передать, либо провести прокурорское дознание в 10 дней. Разобрался, укрепился в своем мнении, все формальности устранил — направил в суд через большое жюри и в суде уже поддерживает обвинение.
Хорошая модель, я ее привожу в своей работе: нам и не нужно следствие, нам нужен оперативно-розыскной орган, прокурор — и сразу в суд. Для особо сложных дел там может быть следственный судья.
− ФБР в России не нужно?
− Для нашей страны ФБР не нужно, у нас традиции другие, у нас централизация, у нас западные рецепты не работают, которые мы слепо переняли. У нас огромные территории, на этой территории — что в царской России, что в советской России — сложилась своя система органов. МВД в свое время курировало и пожарных, и исправительные учреждения, и ФМС. В таком виде оно работало очень эффективно, оно было нужно. Сейчас множество служб, которые поделили полномочия. Выглядит это очень красиво, демократично, а в итоге в колониях сейчас много проблем, а при МВД там всегда был порядок и дисциплина. Ладно, у нас сильный начальник УФСИН Хамадишин, у него огромный опыт работы в органах, но будет не он, и все рухнет. Та же миграционная служба сейчас лишена оперативной поддержки органов МВД. Сейчас они поднимают вопрос, что нужна миграционная полиция, и оперативно-розыскную деятельность надо проводить, и привлекать к ответственности, и элементарно отправить за границу — это вызывает сложности, иногда пограничники палки в колеса вставляют.
Для нашего государства нужна прежняя система, она же выработана эволюционным путем. Должны быть такие мощные механизмы, которые держат тот или иной участок работы. Особый орган, конечно, можно создать (кстати, такое предложение содержится в моей научной монографии), который не отрывался бы от связки единой работы, от взаимодействия, работающий по трем направлениям: коррупция, терроризм, борьба с оргпреступностью, в том числе — наркобизнес. Такой орган мог бы эффективно сработать при наделении его большими полномочиями.
− То есть президенту опричнина нужна?
− Только не опричнина, а сильный государственный орган, и без тех переборов, которые были у Ивана Грозного, когда убивали невиновных людей... Орган с особыми полномочиями, который вычистил бы все от коррупции и оргпреступности, потому что они происходят друг от друга. Оргпреступность может существовать только там, где есть деньги. Когда степень организованности повышается, им не нужны кражи, грабежи — им нужно садиться на денежные потоки. Вот здесь уже появляется коррупция. Отсюда же и терроризм: появляется несправедливость, что кто-то остался на обочине, они недовольны, а в силу своей неграмотности или надлежащей психологической обработки они начинают читать литературу с искаженным толкованием, попадают под какие-то идеи. Отсюда и экстремизм с терроризмом. Все связано: где коррупция, там и терроризм.
— Спасибо за интересный и содержательный разговор!
P.S. Как сообщили «БИЗНЕС Online» в прокуратуре РТ, по распоряжению прокурора РТ Илдуса Нафикова, часть комментариев, оставленных читателями под первой частью интернет-конференции станут поводом для проверки.
Читайте также:
Илдус Нафиков: «Посмотрите комментарии читателей: «Посадить на нары, пусть помучается!». 1-я часть
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 129
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.