Как Бабай спасал башкирский ТЭК от московских олигархов и «принца» Урала

Ростислав Мурзагулов на презентации своей книги (фото Максима Никерина)

«РЕСПУБЛИКА НЕ ОТДАСТ ЧУЖАКАМ СВОИХ ЗАВОЕВАНИЙ!»

В начале двухтысячных Бабай начал понимать, что что-то идет не так.

Власть Путина становилась все более прочной, все реже губернаторы стали возражать новым московским руководителям с питерскими корнями.

Начал встраиваться в стремительно возводимую вертикаль власти и Бабай. Он совсем перестал при чужих людях и в присутствии прессы произносить свои расхожие пренебрежительные фразы а-ля «что они там понимают в Москве», «жизни не видели», «тремя курицами не командовали» (характеристика Бабая 99-ти процентов московских чиновников) и т. п. Правда, в кругу своих фразы стали куда злее. Такими же резкими были и незримые ответы на экспансию федерального центра.

Первым делом Бабай согласился с одним из менеджеров местной нефтянки о том, что эту самую нефтянку надо припрятать куда подальше, иначе из государственной она быстро станет негосударственной.

Менеджер был весьма убедителен. То ли потому, что звали его Урал, то ли в силу отчества, сильно похожего на имя Бабая. А может, и идентичность его фамилии с фамилией Бабая добавила красноречия.

История с ТЭКом, разумеется, заслуживает отдельной главы, которую чуть ниже она и получит, а пока просто коротко расскажем, как это было: вышеупомянутый талантливый мистер менеджер создал 7 обществ с ограниченной ответственностью. Эти ОООшки банально заключили договоры купли-продажи на контролирующие доли предприятий ТЭКа. А ввиду того, что таким мегахолдингам, как ООО «Свисток», «Лютик» или «Ягодка», как правило, не хватает составляющих их капитал стола и ручки, чтобы расплатиться за то, что строилось всем советским народом за миллиарды долларов — то расплатились эти ОООшки за свежеприобретенную собственность теми же самыми акциями ТЭКа.

Бабай тогда еще подумал, что не зря он сына во Франции и Америке уму-разуму учил. И гордо говорил во всех интервью, что мы единственные, кто нефтяное народное достояние сумел не сдать за бесценок олигархам, а оставил работать на благо народа республики.

Красота, да и только.

Но понравилось это не всем.

Не один и не два «серьезных человека» из Москвы уже не первый год поддавливали деда, чтобы он как раз отдал нефтянку в частные руки. Зачем это делали серьезные люди из Москвы?

Ну, это же очевидно. Они ж там патриоты все.

И переживают, что государство — неэффективный собственник. И если отдать республиканский ТЭК в частные руки — то государство получит гораздо больше средств в виде налогов. И только этим и руководствовались серьезные люди из Москвы. Что тут непонятного?

Но Бабай все отказывался это понимать.

И говорил во всеуслышание, что у него самый распрекрасный менеджмент на заводах, что глубина переработки нефти стремительно приближается к ста процентам и что частники-негодяи будут только челси-шмелси-яхты-вертолеты на нефтяные деньги покупать, а не социально-политическую стабильность в республике поддерживать.

Владимир Путин и Муртаза Рахимов (фото: kremlin.ru)

«А НЕ ВЫ ЛИ С СЫНОМ СТЫРИЛИ РЕСПУБЛИКАНСКИЙ ТЭК?»

Мне было понятно, что Бабаю пора дать программное интервью какому-то, желательно федеральному серьезному СМИ, где все-таки нужно дать ответы на повисшие после выборов вопросы.

Воздух был крайне наэлектризованным. Четыре миллиона человек весьма хотели бы знать — что там на самом деле случилось с республиканским нефтепромом и ужель правда Урал Бабаевич его приватизировал? Как вообще чувствует себя дед в свои 70 и как себя чувствуют другие не юные и основательно поднадоевшие им начальники республики? Будет ли обязательным в школах язык титульной нации, который учить никому не хотелось? Когда перестанет всех мучить советским агитпропом местное ТВ, да и вообще — что же будет с родиной и с нами?

Бабай вроде тоже понимал, что программное интервью нужно.

Но после кампании 2003 года его тошнило от любых СМИ, потому что, открывая каждое из них, он с ужасом ждал очередных ударов оппонентов, искренне считая, что удары это крайне не заслуженные, потому что он все делает только на благо людей.

Мы чуть ли не каждый день приносили ему новые варианты вопросов от новых СМИ с настойчивой просьбой уже наконец определиться, кому из них мы даем интервью

Но, читая вопросы, среди которых, разумеется, всегда присутствовали и все вышеперечисленные, он начинал злобно пыхтеть, щурить и без того монголоидного типа глаза и невпопад бросать фразы а-ля:

— Ну смотри... Ну что это... Это же бизабразие... По какому праву... Это же пиарство... Провокационные же вопросы... Вот, смотри — кто приватизировал ТЭК? Все сейчас стали нефтяниками! Ну какое им дело? Мы же строим дороги, проводим газификацию, мы же не бросили село!!!

В ответ я в сотый раз начинал среди начальника пиар-ликбез:

— Муртазулэч (при частом употреблении это имя-отчество у его регулярных собеседников обычно превращалось именно в такое «Муртазулэч», а у самых близких боевых товарищей — даже в «Мурта-зэч»), это вопросы, которые крайне актуальны в обществе, и «Коммерсантъ» не может их не задать, аудитория этого не поймет...

— Какое общество? Они же все служат олигархам. Камирсант твой любимый — он же принадлежит Березовскому!

Мое всегдашнее «да, принадлежит, но он не вмешивается в редакционную политику» вызывало в нем каждый раз бурю эмоций и стократное усиление и без того обычно сильного акцента, которое окончательно превращало его язык в русско-башкирско-татарскую лингва-франку:

— Кит, эшту за глупост силящаб утрасын, нишляп [Брось, что за глупость говоришь тут сидя, как это... (рахимовская лингва-франка)] он не будет вмешиваться, если он его финансироваит?

— Он не финансирует, Муртазулэч. Такие газеты, как «Коммерсантъ» и «Ведомости», например — самоокупаемы.

Тут он начинал уже беззлобно хихикать над моей экономической безграмотностью, думая, что раз он тратит в год миллиард на поддержку СМИ, то и остальные СМИ должны зависеть только от строки в бюджете и разнарядки главам на количество подписавшихся.

— Ярар инде [Ладно уже], давай, я уже всем надоел, каждый день же по телевизору, вот ты у нас молодой, красивый, иди, рассказывай. Как семья? Ева растет?

Торопливое «растет, но я их не устрою в качестве ньюсмейкера» он уже не слушал.

В конце концов, все-таки удалось его уговорить на интервью «Труду», где было меньше, чем у других готовых на интервью федеральных газет предвыборной остроты и размещалова, а руководил которым тогда к тому же, похожий на Бабая возрастом и менталитетом главный редактор Потапов.

В его вопросах, естественно, тоже были и «провокационные», но вместе с журналистом «Труда», который их готовил, мы преобразовывали первоначальное вроде:

«1. А не вы ли с сыном стырили республиканский ТЭК?»

В гладкую для Бабая формулировку типа:

«1. Предприятия республиканского ТЭКа — краеугольный камень экономики республики, основа ее выдающихся социально-экономических показателей, согласно которым республика входит по основным параметрам в число лидирующих регионов страны. Каковы на данном этапе особенности организационно-правовой формы функционирования энергетики республики и что, на ваш взгляд, было бы лучшим ответом отдельным политиканам, огульно критикующим данные особенности?»

Получив этот бальзам на раны в форме вопросов к интервью (которых в окончательном варианте интервью, разумеется, днем с огнем не сыскать), Бабай сказал, что вот же, мол, совсем другое дело, сразу понятно, что руководит предприятием человек из ранешнего времени, ведь все же зависит от руководителя.

Он схватил трубку телефона и записную книжку, долго искал там фамилию Потапов, сам набрал номер и долго объяснял его секретарше, что он правда Бабай, тот самый политический тяжеловес. А когда соединили — долго и тепло вспоминал вместе с собеседником, как вот раньше не было пиарства и заказных статей и как они героически вместе отстаивали завоевания перестройки в начале девяностых.

Одним словом — интервью состоялось.

История умалчивает о том, появлялся ли в итоге корреспондент «Труда» у Бабая, а также о том, насколько близок текст к диктофонной записи и была ли вообще такая запись, или Бабай просто сказал кое-кому по каждому вопросу типа «тут напиши, что все осталось у нас, у республики», а этот кто-то уже выкручивался, придумывая правдоподобные формулировки, но в итоге получилось вот что, утвержденное и с громким заголовком «С молодыми мне легче работать» (в газете потом прошел чуть усеченный вариант, который и сегодня можно найти в сети). Потом еще были откровенные разговоры с «Коммерсантом», «Профилем», «Российской газетой» и другими.

«Российская газета»:

— А в чьей собственности сейчас находятся предприятия ТЭКа?

— Слухов много распространяют на эту тему.... На самом деле топливно-энергетический комплекс никогда не принадлежал и не принадлежит ни какому-либо физическому лицу, ни частной фирме, ни группе лиц. Мы вынужденно и сознательно провели приватизацию таким образом, чтобы владельцами этих предприятий, грубо говоря, стали те же самые трудовые коллективы. Акции были переданы нескольким организациям, учрежденным самими же предприятиями нашего ТЭКа. У нас были веские основания для того, чтобы сделать именно так. Будучи государственными, наши энергетические предприятия стали объектом агрессивной и абсолютно противозаконной по своей сути рейдерской атаки. И если бы не наши решительные действия, нефтезаводы и многое другое уже давно действительно принадлежало бы пресловутым «частным лицам».

Относительно того, кто управляет республиканским ТЭКом, отвечу прямо — это не только люди, которым я действительно могу доверять, но и эффективные менеджеры. Между прочим, они блестяще образованны и прекрасно себя зарекомендовали сначала на невысоких должностях. И только убедившись в их компетентности, мы приняли решение о том, кто и как будет руководить ключевой для республики отраслью. В ситуации, когда государственное добро расхищалось аферистами всех мастей, я не мог поступить иначе.

Рейтинги же, которые оценивают «состояние» менеджеров нашего ТЭКа, смешны, это фальшивка от начала до конца. Никто из наших специалистов не получает зарплату хоть на рубль больше, чем в среднем по отрасли. Нет у них в пользовании ни самолетов, ни вертолетов, никаких других предметов роскоши, привычных для современных российских нефтяников. Я и сам, кстати, будучи руководителем одного из самых крупных и успешных регионов, передвигаюсь исключительно на рейсовых самолетах и автомобилях. Так и скромнее, и узнаешь больше, находясь ближе к людям.

«Известия»:

— Кому все-таки принадлежат сейчас предприятия ТЭКа? В прессе муссируются самые разные слухи...

— Мне известно об этих разговорах. И я со всей ответственностью заявляю: ни один процент ни одного из предприятий ТЭКа не принадлежит никому из руководителей республики и никому из членов их семей. Не принадлежит наш ТЭК и никому из российских олигархов, которые все последние полтора десятка лет облизываются на эти активы. А это действительно лакомый кусок. Мало того, что заводы сами по себе изначально представляли огромную ценность, мы не стали, как многие другие, выжимать последние соки из устаревающих предприятий, мы провели глубокую модернизацию, добились потрясающего качества продукции. Словосочетание «республиканский бензин», согласитесь, стало синонимом высочайшего качества, о чем говорит хотя бы тот факт, что ни один бензин в стране в таких масштабах не подделывается. Глубина переработки на наших заводах составляет 80–85 процентов, профессионалы поймут, о чем я говорю. И все это, за исключением одного миноритарного пакета акций, совсем недавно проданного АФК с единственной целью привлечения инвестиций в дальнейшее развитие, принадлежит республике. Мы провели сложную схему реорганизации, суть которой вкратце можно описать так: часть ТЭКа принадлежит его рядовым сотрудникам, а часть акций, с помощью закольцованной схемы, выкупили сами же предприятия ТЭКа, который, таким образом, стал принадлежать сам себе.

КАК БАБАЙ ЗАЯВИЛ «НЕФТЯНОМУ ПРИНЦУ», ЧТО ОН ЕМУ НЕ ОТЕЦ, А ПРЕЗИДЕНТ

Я миллион раз отвечал на вопросы миллиона знакомых о том, действительно ли Бабай с сыном ссорились не понарошку после того, как Урал хотел захватить власть в Госсобрании республики, и действительно ли они вели друг с другом даже не брато- а отце-сыноубийственную политическую войну не на шутку?

Отвечаю в очередной раз — правда.

Это у вас, дорогой читатель, отношения с сыном или отцом строятся на общечеловеческих принципах. А отношения Бабая с сыном можно было описать коротко бабаевой же фразой, сказанной в разгар нашего пересказа драмы «Отцы и дети»:

— Я ему не отец! Я ему президент!

Вместе с тем, правда, Бабай все же не смог до конца вытравить в себе все человеческое — он любил своего сына звериной, безудержной и всепрощающей любовью. Эта любовь отчасти и была причиной их той самой, известной всей стране ссоры не на жизнь, а на смерть. Бабай страшно переживал от того, что сын ведет себя как капризный барчук в отцовском поместье, и пытался всеми силами привести его в чувство. Когда он отчаялся сделать это как родитель — стал делать это как президент, переместив конфликт в публичное пространство.

24 февраля 2005 года ваш покорный слуга по окончании заседания Госсобрания был отправлен своим руководителем на верную погибель. Мне было велено в самых жестких словах и выражениях рассказать о том, какие жесткие попрания морали и законности были вдруг обнаружены Бабаем в деятельности его собственного сына.

Зафиксировать для истории этот театр абсурда должны были около полусотни наших и федеральных СМИ, включая основные центральные телеканалы.

Выйдя под прицел двух десятков телекамер я сказал приблизительно вот что:

— В начале 90-ых созданный трудом нескольких поколений жителей республики топливно-энергетический комплекс необходимо было защищать от попыток недружественных поглощений, которые предпринимались чуть ли не ежемесячно. Для этого был предпринят ряд действий, которые получили название «закольцованная приватизация», то есть, заводы были якобы приватизированы, но принадлежали они в реальности сами себе. Наш ТЭК развивался, модернизировался, эффективно работал, давая огромные прибыли республиканскому бюджету, а не кошельку олигарха. Но времена изменились. Сейчас мы защищены от недружественных поглощений финансово-промышленными группировками. И президент принял совершенно логичное решение — вернуть предприятия под полный государственный контроль. Но менеджеры, работающие в ТЭКе, совместно с некоторыми (на данный момент уже бывшими) членами республиканского правительства решили вести какую-то свою игру, руководствуясь, вероятно, своими частными интересами. Реакция президента на это, как вы знаете, была крайне жесткой. Он ещё раз напомнил тем, кто этого не понимает, что ТЭК — это достояние всего народа республики, а не тех менеджеров, которые им управляют. На данный момент уже подписан ряд указов, в соответствии с которыми заменены руководители топливной компании, и нет никаких сомнений в том, что этот процесс в ближайшее время будет доведен до логического завершения.

Журналисты знали, что сейчас произойдет что-то из ряда вон выходящее, но даже не представляли себе, что им подготовлен настолько сенсационный материал.

Сообщаю, что он ему не отец, а президент

Отец-президент, поймавший собственного ребенка на чуть ранее собственным указом одобренных экономических махинациях ценой в миллиарды долларов и узурпации власти в своем же регионе — такого, думаю, не было даже в странах типа Уганды, Либерии и тому подобных.

В той речи на Госсобрании Бабай сказал дословно следующее:

«Сегодня мне обидно и по-человечески больно, что и в Государственном Собрании нашлись люди, которые фактически встали на позиции тех сил, которые хотели бы превратить нашу республику из островка стабильности и благополучия в раздираемый противоречиями, политическими склоками и дрязгами регион страны.

На мой взгляд, задача у них одна — воспользовавшись моментом, попытаться раскачать лодку для достижения своих узкокорыстных целей. Хочу предупредить тех, кто за моей спиной, прикрываясь моим именем и якобы моими поручениями, пытается внести раскол между ветвями власти — вы затеяли опасную игру.

Речь идет о группе депутатов, представляющих в основном топливно-энергетический комплекс, которые кулуарно, используя шантаж, обман и ложь ставят вопрос о смещении Председателя Парламента и назначении на эту должность представителя ТЭК.

В стране хватает дурных примеров, когда в некоторых регионах к власти приходят представители финансовых, криминальных групп. Совсем недавно мы сами были свидетелями того, как к власти в республике, не жалея средств и ресурсов, не брезгуя никакими грязными методами, рвались олигархические группировки.

Поэтому мы не должны допустить, чтобы во главе органов исполнительной или законодательной власти стояли люди, выражающие корпоративные интересы отдельных финансовых, промышленных сообществ или других элитных слоев общества. Как показывает опыт, такого рода «назначенцы» начинают лоббировать свои собственные интересы.

Рыночные отношения, благоприятная экономическая конъюнктура позволили некоторым руководителям предприятий ТЭК стать состоятельными людьми. Причем руководителями они стали не без поддержки Правительства республики, моих рекомендаций. Только благодаря авторитету руководства республики они стали заметными фигурами российского бизнеса, были избраны депутатами Государственного Собрания. К сожалению — это, наверное, особенность нашего российского менталитета — получив в руки финансовые ресурсы, многие стремятся приобрести и политическую власть.

Топливно-энергетический комплекс республики создавался трудом нескольких поколений. В самые трудные годы реформ мы сохранили его как основу нашей экономики, дающей 40% поступлений в республиканский бюджет. Надо отдать должное — благодаря эффективному менеджменту сегодня ТЭК республики — это один из лидеров российской экономики. Но ТЭК — это национальное достояние республики, а не группы людей, которые им руководят. В свое время мы сделали все возможное, чтобы предприятия ТЭК остались в собственности республики, трудовых коллективов, а не ушли за бесценок к олигархам. Сегодня же руководители, которым мы доверили судьбу предприятий, благополучие многих десятков тысяч работающих там людей, выступили против руководства республики.

Обращаюсь к тем, кто затеял закулисную, «мышиную» возню — вы занялись не тем, чем обязаны заниматься, стали на опасную и скользкую тропу. Отдельные депутаты возомнили себя вершителями судеб, почувствовали себя непогрешимыми и забыли про интересы простого народа, который избрал их своими защитниками. Вместо активного, созидательного законотворческого процесса они начали заниматься политическими интригами с использованием шантажа, угроз, подкупа и запугивания. Дошли до того, что фактически создали «теневой кабинет», начали приглашать руководителей предприятий и городов. Политика так не делается. Грязными методами нельзя завоевать уважение».

Занавес...

В переводе с чиновничье-бумажечного языка на русский получается вот что:

— Дорогая элита республики! Как вы знаете, я решил несколько лет назад дать руководить основным достоянием республики своему сыну Уралу, надеясь, что хотя бы он не будет пытаться стащить нефтянку у государства. Так ведь нет, стащил-таки, сорванец! Утром открываю тумбочку — нету ТЭКа! Я ему сразу — улым, ты ТЭК брал? А он еще врет, да так правдоподобно — взял, атай, но ведь только для того, чтоб сосед дядя Вася не стащил, че-то он повадился к нам ходить. Я думаю — ну молодец. А он, оказывается, уже вовсю кусочки ТЭКа себе на игрушки выменивает, да еще и всем двором хочет командовать! Ну я ему ремня врежу, хулигану!

Республиканский политбомонд слушал эту речь обескураженно, да и даже видавшие всякое журналисты, которые в зал допущены не были, а узнавали обо всем в моем изложении, первым делом, казалось, хотели спросить, здоров ли я, не курил ли сегодня чего, не нюхал ли?

Нет, не курил. Как не курил и Радий, которому дед поручил возглавить комиссию по «бизабразиям Урала». Мы прекрасно понимали, что отец и сын рано или поздно помирятся, а нас вот уже не простят за хорошо выполненные поручения.

Но работу свою, осмелюсь вам доложить, мы делали неплохо. Отец решил дать понять сыну, что тот в республике не хозяин — и Урал очень быстро это понял.

Для того чтобы объяснить суть происходящего, предлагаю вам очередной исторический экскурс.

Муртаза Рахимов с женой и сыном Уралом (фото: www.mkset.ru)

В 1961 году в семье Бабая родился сын Урал.

Бабай, тогда еще совсем молодой, семимильными шагами увлеченно ковал карьеру на нефтезаводах, находясь примерно в середине того самого пути «от оператора до директора».

Рождению сына отец обрадовался и продолжил пропадать на заводе со своими крекинг-установками от зари до зари.

Это продолжалось довольно долго, пока отец на заметил, что сынок, оказывается, подрос.

Причем вырос эксцентричным, эгоистичным, не в меру избалованным мамой, которая все душевные силы вкладывала в принца.

Бабай подумал, что хорошо бы парню учиться не только в республике, где в нефтяном институте ему могли бы поставить за нефтеаристократическое происхождение все «шестерки» за все сессии прямо в первый же день учебы, а где-то подальше. Бабай всегда с огромным уважением относился к западному миру, понимая, что все россказни КПСС про загнивающий капитализм — в основном от зависти.

Бабай как раз очень дружил с французами, которые поставляли для нефтепрома оборудование и были крайне благодарны ему за конструктивность в подходах. Несмотря на сложности советского времени, мальчика удалось пристроить на учебу нефтяному ремеслу в соответствующий ВУЗ на родине Козетты и божоле.

Злые языки говорят, что в Париже — городе любви, мальчик постигал не только нефтяное ремесло, но и многочисленные пороки из числа присущих этому городу. Утверждать, что все эти россказни — правда, не берусь, постольку, поскольку сам свечку не держал, а говорить про великих и их детей у нас любят всякое. Факты говорят только о том, что в свои полсотни лет Урал все еще не женат, но в то же время лично мне известны рассказы некоторых девушек об имевших место в прошлом близких отношениях с принцем. Такие же рассказы юношей слышать не доводилось.

Впрочем, оставим эту тему, как сугубо личное дело каждого индивидуума, и перейдем к тому, что касается непосредственно каждого жителя региона, так как нефтянка — это две третьих доходов республики.

Отучившись во Франции, а потом еще и в Штатах, Урал вернулся в отчий дом, причем, как говорят профессионалы — учеба прошла недаром, поскольку лучшие европейские и американские профессора зарплату получают не зря. Принц стал крупным специалистом в нефтепереработке.

Беда была только в одном — принц был уверен, да и сейчас тоже продолжает пребывать в этом счастливом для себя убеждении, что он лучший специалист также в финансах, менеджменте, социологии, политологии, психологии, лингвистике, пиаре, джиаре, айаре, ботанике, почвоведении, ракетостроении, короче — тупо во всем.

В этом возвышенном состоянии приехал он на темную родину из просвещенной Европы. И, разумеется, приехал, будучи уверенным, что должен в самое ближайшее время получить по заслугам за то, что не счел за западло приехать, будучи помазанником божьим, в колхоз коровам хвосты крутить.

Устраивало его только одно вознаграждение за свой героизм — стать полноценным и полновластным хозяином данного колхоза. Во всех смыслах.

Начать, естественно, следовало с освоения ключевых в республиканских экономике и политике нефтяных угодий вверенных его семье владений.

Справедливости ради нужно сказать, что папа вовсе не спешил отдать Уралу все, что тому требуется. Бабай как мантру чуть ли не ежедневно повторял, что сын — не сын, а должен жить как все, работать как все и никаких привилегий ни в чем не иметь.

Но Урал и, что самое страшное, жена и теща Бабая вовсе не думали отступать от планов принца, которые они абсолютно приветствовали и считали не подлежащими никаким сомнениям.

Вода начала точить глыбу.

Для начала его уговорили просто взять сына на работу на один из башнефтезаводов. Бабай взял, и при этом внимательно смотрел за его работой. Бабай, разумеется, сына любил и был крайне горд тем, что тот в свои двадцать с копейками знает нефтяные процессы не хуже большинства убеленных сединами ветеранов. Потому карьера давалась Уралу легко, уже к 95-му году он дорос до замдиректора «Нефтехима». Вскоре после этого все поняли, что кем бы тут ни значился Урал — он полновластный и единоначальный начальник нефтянки, полномочный представитель Бабая.

Потом началась вторая часть марлезонского балета.

Урал начал обрабатывать папу на предмет «надо провести реорганизацию управления ТЭКа, иначе его рэйдерским способом захватят москвичи».

Про москвичей, желающих приобрести ТЭК, как мы убедились с ходом истории, ни слова неправды не было. Другое дело, что Бабай никогда не согласился бы, если бы к нему пришел Урал и сказал, «пап, тут такое дело, я решил забрать ТЭК себе».

А цель была именно такова.

Так или иначе, заводы были раз и навсегда отданы в управление ураловским структурам. Назывались они в разное время по-разному. Иногда названия были серьезные, например, «Республиканская топливная компания». А иногда все было гораздо веселей, например, на одном из этапов управлял нефтянкой чудесный фрукт под названием «Институт региональной экономики и права». Урал значился в этом институте юристом-консультантом. Такая башкирская скромность — да, мы отдали достояние республики в управление пустышке, но мой сын там всего лишь консультант, так что тут никакого семейного распила — только улучшение управленческой эффективности.

Потом папе объяснили, что управление управлением, но враг-то не дремлет, а потому надо бы каким-то грамотным людям продать нефтянку.

Папе идея сразу не понравилась, он с детства был воспитан, что наш ТЭК — всесоюзная стройка, народное достояние и что он должен быть государственным и работать на благо жителей республики.

Потому после нескольких раундов переговоров с разными олигархами Бабай прогнозируемо от идеи пускать козлов в свой любимый огород отказался.

Сын очень сокрушался, говоря, что отстоять государственную структуру от рейдерского захвата крайне тяжело, что достаточно долга в три копейки и продажного решения какого-нибудь Усть-Пердищенского райсуда, чтобы ввести внешний арбитраж, который отдаст достояние республики в чьи надо руки, а мы будет потом ходить к разбойникам с протянутой рукой.

Страшилка была — лучше не придумаешь.

Бабай когда представлял себе эту страшную картину — был готов на все, чтобы только не допустить разграбления своего детища, не менее любимого, чем Урал.

Урал продолжал спасть «брата» от москвичей.

Помогали ему в этом верные сподвижники. Среди них постоянных, правда, партнеров было очень немного — фавориты у принцев меняются быстро.

Причем, некоторые из фаворитов закончили жизнь сильно до срока и от пули наемного убийцы. В прессе до сих пор мелькают имена Салавата Г., Валерия С. и других погибших в ходе реорганизации республиканской нефтянки.

Кто их убивал — не знаю.

Было ли это выгодно Уралу — также открытый вопрос.

Некоторые убийства сейчас приписываются одному из бывших фаворитов принца — Игорю И.. Но, честно говоря, даже после решения суда, что так оно и есть — позволю себе и дальше в этом сомневаться. Как-то слишком удачно подвернулся бывший наш сенатор под руку и оказался заказчиком всех преступлений вокруг раздела ТЭКа. Почему-то вспоминается избитое словосочетание «козел отпущения».

Об И. знаю точно несколько фактов, постольку поскольку пересекался с ним по работе. Первый — он был «лесником» Бабая в ходе кампании-2003. Это означает, что был абсолютно управляемым семьей Бабая доверенным человеком, от которого точно не стоит ждать никаких сюрпризов или самостоятельной игры. Второй — Игорь у Урала был кем-то вроде бухгалтера, финансиста. Он был автором так называемой «байконурской схемы», когда Урал решил, что отдает в Москву слишком много денег в виде налогов, а тут еще и отец достает тратами на свои дурацкие сельские дома культуры, сдадим-ка мы нефтезаводы в аренду байконурскому ООО «Свисток». Байконур тогда был оффшорной зоной. И И. с Бабаем-младшим считали, что эта схема позволяет легально не платить налоги.

Суд потом присудил ураловские структуры за эту авантюру к выплате многомиллиардного штрафа. Но факт остается фактом — И. был партнером Урала, причем определенно младшим партнером, менеджером и может быть, именно поэтому попытка изобразить его мощным воротилой, бандитом-единоличником не вызывает у меня доверия.

Окончательно республиканский ТЭК перестал быть государственным непосредственно перед выборами 2003-го года, когда семья Бабая не была на сто процентов уверена в позитивном для себя результате, и поэтому Урал справедливо рассудил, что сейчас самое время для того, чтобы убедить папу припрятать ТЭК поглубже.

Отцу Урал представил дело приблизительно следующим образом (воспроизвожу по обрывочным рассказам Бабая):

— Мы проведем закольцованную приватизацию. Формально, только на бумаге, ТЭК будет продан. Но естественно, у нас нет таких денег, чтобы заплатить за него хотя бы что-то похожее на рыночную стоимость, а это, разумеется, будет проверяться. Поэтому за акции ТЭКа предприятия, их приобретающие, заплатят... самими же акциями ТЭКа. А учредителями фирм, «купивших» нефтезаводы, будут наши же сотрудники, представители трудовых коллективов, никак не связанные с руководством республики.

Волшебные слова «представители трудовых коллективов» подействовали на деда убедительно.

«Это остальные горе-губернаторы, расхитители социалистической собственности, раздали все за бесценок стервятникам-олигархам, которые наживаются на слабости государства и незаслуженно, за счет народа жируют, покупают футбольные клубы, яхты, самолеты и вертолеты.

А я вот — отдал все трудовым коллективам!

И руководители ТЭКа у нас не «олигархи», а обычные современные менеджеры, которые хоть и сами получают неплохую зарплату, но и заботятся о трудовых коллективах, и каждый рабочий тоже доволен своим благосостоянием. А прибыль с нефтянки работает на благо республики!»

Поверьте мне, закавыченное сверху — не маниловщина и не кусок бредового интервью «Сельскому следопыту». Бабай правда был уверен, что дело обстоит именно так. В какой-то момент он понял, что его развели, но прозрение было недолгим, развязку этой истории вы также найдете в этой книжке...

А пока — нефтянка перешла в руки прекрасных семи ООО с поэтическими названиями «Таймас», «Соцсервис», «Щит» (это гордое имя особенно подходит подобной фирме, если перевести его с английского) и т.п.. Как и планировалось, расплатились эти фирмешки с заводами самими же заводами. И вроде все бы неплохо, да федералы все никак не хотели смириться с блестяще проведенной операцией.

Урал, разумеется, объяснял все папе тем, что это продолжаются козни рейдеров — несостоявшихся захватчиков ТЭКа. Может, на какую-то долю это мнение и было справедливым, но схема увода заводов была как-то уж очень простовата.

Эдак я бы, пожалуй, завтра же не отказался купить Газпром. А что — у них нормальная фирма, у меня нормальная схема. Семь ооошек сделаю — на раз. Западных рейдеров я потом тоже сдержу. Среди читателей знакомых Миллера с Сечиным случайно нет? Если кто может — передайте им, пожалуйста, книжку в качестве оферты.

Но — шутки прочь. Понеслись на ТЭК проверки.

Нарушений нашли — на десяток бессрочных сроков без сроков давности. Аудитор счетной палаты Игнатьев (говорят, хороший знакомый Сергея Веременко) в запале-2003 заявил, что раскрыл чуть не самый крупный факт хищения в новейшей российской истории.

Ну раскрыл и раскрыл.

Все равно решения принимались не в пыли серых следовательских коридоров, а в той самой долгой беседе, состоявшейся между первым и вторым турами в 2003 году.

И среди решений на тот момент отсутствовало, вероятно, приструнить нарушителей и вернуть все государству. Все должно было максимально безболезненно перейти в руки новых владельцев.

Возможно, именно поэтому под крики правоохранителей «украли!» Урал в дальнейшем спокойно перекладывал ТЭК из кармана в карман, то в благотворительные Фонды с названиями великих рек, то в новые ОООшки, тоже с названиями «Инзер», «Урал», «Агидель» и «Юрюзань».

А потом, как нам всем известно, появился совсем уж добросовестный приобретатель, прекрасная российская компания АФК, которая как раз пару лет назад подумала — а не диверсифицировать ли ей бизнес, не приобрести ли какой-нибудь нефтяной актив? Ну и выяснилось, что тут как раз на рынке Урал сидит на грузовике, нефтепром продает. АФК смотрит — товар-то свежий, и цена хорошая, в разы ниже рыночной (Уралу просто срочно деньги были нужны — зарплату хоккейному клубу как раз пора подошла платить, а нечем было).

Ну то есть не Урал продавал, конечно, а те самые безвестные и беззаветно преданные ему «представители трудовых коллективов», владевшие и «Таймасами» с «Соцсервисами», и благотворительными реками. Вот уж кого потом обязательно со временем надо будет разыскать и торжественно вручить медали за веру и верность. Это ж надо, на реально светящие сотни лет заключения подмахивать бумажки только потому, что уважаемый человек сказал, что так надо. Вот это по-нашему, по-нацменски! Восток-дело-тонкое как он есть!

Так что теперь с ТЭКом, слава богу, все в порядке.

Добросовестно приобретшая его АФК весь свой блестящий менеджерский опыт бросила на то, чтобы развивать далее неплохой потенциал своей покупки.

После этого, как Вы знаете, деньги, заплаченные АФК, были аккумулированы в тех самых благотворительных фондах, в которые ранее перекладывалась нефтянка.

Народ съел новость о том, что ТЭК продан, весьма спокойно. Ни у кого так и не возникло вопросов — а кто, собственно, и почему стал счастливым обладателем двух с половиной миллиардов долларов бывших государственных денег.

Такими были завязка, кульминация и финал драмы под названием «Приватизация республиканской нефтянки».

А теперь снова вернемся к кульминации.

Муртаза Рахимов (фото: www.mkset.ru)

После объявления Бабаем войны собственному сыну публика не без интереса ждала — в чем, собственно, война будет выражаться.

Как вы уже знаете — многие считали, что все это — потешные бои, организованные для того, чтобы спутать карты будущим приобретателям заводов. Мол, у нас форс-мажор, дед задурил и вернул все государству. Теперь давайте заново приватизировать.

Признаться, мы, когда получали от Бабая команды «мочить» Урала, тоже не были уверены, что дело не обстоит именно так.

Но по прошествии времени поняли, что драка была настоящей. Потому что слишком уж чувствительными были удары сторон друг по другу и слишком нефальшивыми были реакции.

Чистка «ураловских» отовсюду была самой что ни на есть настоящей.

Достаточно было подтвержденного факта работы на Урала — и летели головы министров, глав администраций, руководителей предприятий.

Министры, читая о себе Указы об увольнении с формулировкой, именуемой в чиновном люде волчьим билетом, сходили с ума от абсурдности происходящего, кто бы из них мог подумать, что когда-нибудь последует столь жесткое наказание за верное служение сановному отпрыску?

Особенно недоумевали министры имущества и экономики Тимербулатов и Власов, которых погнали как помойных котов не за что иное, как за исполнение поступившего им на бумаге (!) указания Бабая о приватизации нефтянки.

Элита жужжала как разоренный башкирский улей. Происходящее решительно отказывалось укладываться у нее в голове, однако общее настроение можно было передать одним словом — ликование.

Несмотря на всегдашнюю покорность регионального чиновничества и бизнеса, никто не был в восторге от столь неприкрытой ползучей передачи власти от Бабая к Уралу, каковая фактически свершилась к 2005-му году.

И дело было, пожалуй, не в том, что бюрократы и бизнесмены были рьяными поборниками республиканской конституции, где, разумеется, не было зафиксировано престолонаследие.

Просто все за полтора десятка лет привыкли к бабайскому единоначалию и знали, за какие веревочки надо подергать, чтобы какой результат получить.

И при том, что Бабая многие несведущие люди упрекают к авторитаризме, это не совсем так. Он, разумеется, финальную подпись ставил в одиночестве, однако со своими верными сатрапами режима по относящимся к их компетенции вопросам всегда советовался.

Как-то, например, перед увольнением очередного министра образования республики у Бабая в кабинете побывали не только куча подчиненных увольняемого по министерству, но и целая толпа самых обыкновенных преподавателей, говоривших деду, что они думают о министре, которого тот надумал погнать.

К Уралу же — ни от простых, ни от непростых жителей республики никакие веревочки не шли.

Он всегда принимал все решения уж совсем в одиночку. Фавориты менялись слишком часто и были слишком пугливы, чтобы пытаться лоббировать перед Уралом хоть что-нибудь пусть даже совсем для него безобидное или даже выгодное — Урал всегда подозревал всех во всем и во всем видел только измену.

К Уралу можно было прорваться на встречу, обладая достаточным чином и авторитетом у его отца, однако встречи эти, как правило, обескураживали посетителей принца, поскольку часто он вел себя с посетителями просто неадекватно.

Например, однажды к Бабаю пришли люди от одного федерального министра и попросили выслушать их о чем-то на темы взаимодействия по нефтянке. Бабай направил их к Уралу, попросив сына принять гостей.

Встречу ту они до сих пор пересказывают знакомым в сакральном ужасе. Они зашли в солидное здание в центре столицы за глухим четырехметровым забором, всюду их сопровождали молчаливые провожатые, которые показывали направление движения, а приведя в приемную с молчаливой девушкой за стойкой, жестом пригласили подождать.

После часа ожидания их пригласили к принцу.

Тот поздоровался в ответ на длинное приветствие коротким кивком.

Далее последовала традиционная длинная преамбула к беседе, говорившая о том, как посетители всей душой любят республику и ценят ее потенциал в нефтяной промышленности, которой в республике рулят столь одаренные люди, как их собеседник.

Принц молчал.

Посетители подумали, что это такая народная местная традиция гостеприимства — не перебивать гостя, даже если он уже сам ждет, что ему что-то скажут. Поэтому посетители продолжали. Так мол и так, у нас есть вот такая оооочень необходимая вашим заводам вещь, поэтому предлагаем взаимодействие, бла-бла-бла...

Принц молчал.

Посетители начали нервничать.

— Мы, тут, собственно... Только что после плодотворнейшей беседы с вашим батюшкой... Мы как бы это, крутые коммерсы... Мы вообще-то в Москве от Такойто Такойтовича работаем... И к Самому, в общем, вхожи...

Принц продолжал безмолвствовать.

Посетители помялись еще, попрощались, попятились в приемную к молчаливой девушке, постоянно оборачиваясь, в надежде услышать хотя бы дежурно-вежливое «засылайте коммерческое предложение» или «давайте вернемся к обсуждению позже»...

Напрасно. Их сопровождало только оглушительное тиканье часов. Принц уже смотрел в какие-то свои бумаги.

Он ведь обещал папе только принять их, а что-то говорить не обещал.

Урал Рахимов

БИТВА ЗА СТОЛИЦУ, ИЛИ СВЯЩЕННОЕ «МОЧИЛОВО» МЕЖДУ ОТЦОМ И СЫНОМ

Итак, элита относилась к политическому детоубийству со злорадным ликованием, надеясь, что Бабай окажется не менее серьезно настроенным, чем на известной картине его старший коллега Иоанн Васильевич, завоевавший полтысячи лет назад без боя башкирские земли.

Компромат на Урала все несли чрезвычайно охотно.

Папка Радия под страшным кодовым названием «У.М.Р» пухла как гангрена и скоро доросла до размера огромного шкафа, занимавшего у него полкомнаты отдыха.

Тот указ о приватизации ТЭКа, за исполнение которого выгнали с волчьим билетом Тимербулатова и Власова, сразу же был отменен, и было всенародно объявлено, что ТЭК снова будет государственным, а случайных людей из управления им выгонят к чертовой матери, не взирая на происхождение.

К раскручиванию приватизации нефтянки в обратную сторону были привлечены и МВД, и прокуратура, и налоговая, и все остальные, кто надеялся, что таким образом исключат капризного и взбалмошного посредника, который все увереннее встает между ними и Бабаем.

Урал пытался огрызаться. Наиболее серьезную ставку он сделал после неудачного захвата власти во всей республике на попытку захватить власть в столице региона.

Ставка Урала была правильной, и шансы его на победу были весьма велики.

Если бы он действительно провел в Горсовет про-своё большинство — он назначил бы мэром себя или своего человека. Эту должность он мог бы удерживать сколько угодно времени, причем абсолютно не завися от федералов ни в политическом смысле, ни в материальном — нефтезаводы дадут средства на функционирование миллионника легко, и еще сто раз по столько останется.

Столица, один из 10-ти крупнейших городов России — альфа и омега экономики республики. Все остальные районы и города, за исключением единиц — это лишняя нагрузка, хомут, который несли все те же нефтезаводы. Сбросить этот хомут, но обладать преимуществами хозяйничанья в сердце республики — мечта олигарха, да и только. Поэтому Урал не скупился на кампанию по выборам в Горсовет. В итоге мы снова пережили в столице 2003 год.

На горожан хлынули потоки информации о том, какие идиоты и воры ими сейчас управляют. Мэр — мудрец Павел К., считавшийся республиканской элитой странноватым, потому как сидел на безумных деньгах и не крал ни копейки, отказываясь от любых предложений, от которых сложно отказаться, — изображался лютым коррупционером и дураком.

Бабая по имени ураловские агитки не поминали, но в целом республиканские власти полоскали тоже на чем свет стоит.

Республиканские элиты разделились на два лагеря — мы были «бабаевцы», а оппоненты получили название «тэковцы».

Среди последних были сотрудники всех нефтяных и околонефтяных предприятий республики, а также те, кто зависел от них по бизнесу.

«Бабаевцами» были все остальные. Их было гораздо больше, но у тэковцев было много кэша для кампании, а мы были на их фоне нищими, как церковные мыши.

Однако у нас был кураж, а также простое и понятное задание от Бабая:

— Если не дай бог хотя бы один тэковец (он тоже использовал этот термин) пройдет в Горсовет — значит, толку от вас никакого.

А это не сулило никаких карьерных перспектив, и такая перспектива нас не радовала.

Затевать эту войну нам было тяжко. Было понятно, что Урал поражения в ней нам не простит, потому что для него победа сулила бы слишком много плюсов и возможность впервые в жизни разговаривать с отцом с позиции силы, обладая собственным политическим ресурсом, а не выпрашивая у него как всегда политические и экономические подачки.

Также мы не были слишком наивными и понимали, что горячо любящий единственного сына отец рано или поздно успокоится, Урал извинится и все вернется, пусть и не в стопроцентной точности, но на круги-таки своя.

При этом, разумеется, видеть каждый день свидетелей, а тем более активных участников своего разлада им не захочется — это мы тоже хорошо понимали. И тогда-то точно наши карьеры на текущих должностях закончатся.

Но — двум политическим смертям не бывать, одной не миновать, решили мы (может, потом за честную службу Бабай чего подкинет на пенсию) и сели чесать затылки, думать, как нам супостата лютого Урала победить.

Самым структурированным из нас всегда был бывший студент Радия и тоже Урал, только Х., начальник Управления внутренней политики.

Он, как всегда, сделал таблицу — «План мероприятий», заполнил в ней часть со своими привычными всевозможными относительно честными правовыми технологиями и предложил нам думать над остальным.

Ну, допустим, план-то мы составили лихо. Но у нас не было ни копейки на его реализацию. Потому что на все предыдущие кампании, да вообще на все незапланированные расходы раньше как раз тэковцы и давали. Кто-то смешно пошутил — мол, давайте ураловским позвоним, может, они дадут по привычке.

А кампания сулила быть не дешевой — тэковцы на расходы не скупились, и мы за рубль двадцать им эффективно противостоять бы не смогли.

В этом месте читающим этот текст прокурорам-милиционерам еще раз напоминаю, что книжка эта — не мемуары (до коих автору еще, надеюсь, далеко) и не публицистика, а самый настоящий, пусть и основанный на реальных событиях роман, т.е. плод моего больного воображения.

Потому что дальше был фаундрэйзинг по-русски, наша пора чубайсов с коробками нала в Белом Доме.

Мы собрали «пул инвесторов» — людей, которые были не самыми плохо обеспеченными жителями столицы, и сказали им, что отовсюду мы слышим стоны, а им предоставлена большая честь — погибнуть за святое дело, мочилово между отцом и сыном. В награду вам, товарищи, будет место в списке избранных в новый Горсовет новых отцов города. Ну и естественно, строгий секрет, полнейшая тайна вкладов, союз меча и орала.

Коммерсанты в республике, как и везде, наверное, народ совсем не глупый, и может, им бы и стоило призадуматься — лезть ли между жерновов. Но и неглупым людям очень уж хотелось помечтать о том, как здорово будет вести бизнес в их родном миллионнике без строгого надзора за наиболее сладкими темами сановного отпрыска. В общем, владельцы магазинов, автосалонов и гостиниц решили, что пара десятков тысяч у.е. на мечту — ерунда. Тем более, дело было в тучные докризисные годы. Так мы нашли финансирование для кампании.

Началась «война компроматов».

Тэковцы обливали дерьмом нас, мы отвечали тем же. Мы с Радием были крайне удивлены тем, что стали настоящими участниками публичного политического процесса — в тэковских газетках печатались даже карикатуры на злобных негодяев-коррупционеров, в основном на какого-то страшного-престрашного «Циркония», также встречались на некоего «Простислава Муртазагулова». Электорат опять сходил с ума, не понимая, кто с кем и за что воюет. Но интерес к выборам был большой, люди, разогретые выборами-2003 и референдумом, чувствовали, что их голоса кому-то нужны, и реагировали на происходящее с любопытством.

Понимая, что столица в то время была довольно оппозиционно настроенным городом, мы не позиционировали наших кандидатов как представителей партии власти. Если у кого был единороссовский бэкграунд — мы это тщательно скрывали. Наши кандидаты были такими маленькими Веременко, правдорубами и своими парнями. Разгул демократии, одним словом, был полнейший. Все обсуждали с избирателями самые острые проблемы, все обещали их решить. Для республики, привыкшей десятки лет голосовать, как начальство велит, а то с работы выгонят — это и было еще одно, свое собственное начало 90-ых, начало перестройки.

Однажды тэковцы даже решили организовать «многотысячный митинг», о чем гордо сообщили накануне СМИ. Он поставили перед зданием Горсовета грузовик, взгромоздили на него пару оппозиционных завсегдатаев-одиночек с верными двумя десятками активных старушек, а для придания митингу массовости привезли на автобусах работников нефтепрома.

Было очень забавно смотреть, как они стояли поцехово, стройными рядами, совершенно не понимая, зачем они здесь находятся и слушают чьи-то бредни на предмет того, что на выборах в Горсовет надо выбирать таких-то и не надо таких-то. Журналисты, придя на обещанный тэковцами «многотысячный митинг», очень хохотали над этой нелепицей.

А кампания закончилась, как и велел Бабай. Ни один тэковец депутатом не стал. В день подсчета голосов дед сиял как намазанный блин:

— Инэн-сэккан, сищас все намэляр поняли наверно апят [Мать вашу, теперь все, наверное, поняли опять (бабаевская лингва-франка)], кто в республике хозяин?

А мы после подсчета с чувством выполненного долга напились как поросята и стали с тоской думать, что же будет с родиной, а главное с нами, когда случится возвращение блудного сына.

Радий Хабиров (фото: www.mkset.ru)

«ЧЕ... КОТОМКИ СОБРАЛИ УЖЕ?»

Возвращение не заставило себя долго ждать.

Урал, несмотря на излишнюю самонадеянность, все же глупым человеком никогда не был. После поражения при Горсовете и других чувствительных щелчков по носу он понял, что в свободное политическое плавание у него уйти пока не получается и нужно по-прежнему работать в тени своего великого отца.

А потому однажды мы с Уралом Х. мирно пили чай из кружек с мишками в моем кабинете и думали, что бы еще такого сделать плохого, как вдруг в селекторе послышался злобный крик Радия:

— Ну че... Чем там занимаетесь?

— Дык работаем, шеф, а че?

— Че... Котомки собрали уже? Я вот собираю сижу.

Зайцами взбежали мы с нашего третьего этажа с прекрасным видом на белую реку на бабайский шестой с еще более прекрасным видом и, тяжело дыша, затребовали рассказать, что стряслось.

Выяснилось, что сегодня Радий зашел утром к Бабаю и нашел его чуть ли не в слезах и в самом сентиментальном расположении духа:

— Радий, а ведь мне Урал сейчас позвонил!

Ну и так далее — извинился, осознал, бла-бла-бла.

По настроению деда было понятно, что он заключит сына-бузотера в объятия ровно через столько минут, сколько потребуется для ураловского членовоза с мигалками и двумя машинами охраны для расталкивания горожан по дороге с Карла Маркса до Тукаева.

Мы смотрели с шестого этажа, как эта огненная колесница примчалась к порогу Белого дома. Проговорили они несколько часов. Наши судьбы в том момент были решены, несмотря на то, что еще пару лет мы служили.

Сразу после примирения Радий задал деду сакраментальный вопрос — не стоит ли нам в связи со всем произошедшим прямо сейчас и собрать манатки? Разумеется, в ответ он получил всевозможные заверения на предмет «да как ты мог придумать такое», что шеф страшно ценит нас как преданных бойцов, решающих любые сложные проблемы и т. д. и т.п..

Но нам было понятно, что вот закончится еще пара-тройка политических кампаний, ниточки которых мы пока крепко держим в своих руках, потом Бабай с Уралом станут думать, кто же будет-таки здесь следующим президентом, чтобы власть никуда не отдавать из семьи, и начнут операцию «Преемник» на свой лад. Разумеется, нам проведение этой операции доверить Урал после всего, что было между нами, не мог. И оставшееся время мы провели, отмахиваясь от вечных подозрений Урала, которые он навязывал деду, о том, что мы, мол, «легли под федералов» и плетем заговоры против их семьи. Бабай долго слушал это спокойно, понимая, что говорит это не разум, а оскорбленное самолюбие. Однако однажды и на деда случилась проруха... Но это будет позже, а пока нас еще продолжали использовать по прямому назначению.

Радий при этом часто в сердцах говорил, что это самое назначение наше все больше походило на роль того небольшого резинового предмета, который предохраняет людей от разных интимных болезней.

В принципе, сравнение имело право на существование.

Подготовил Валерий Береснев