ТЮРЕМНАЯ ЛИРИКА

Идея скорбных элегий прилетела в Пермь из далекой Шампани, где в незапамятные времена французский святой Бернард основал аббатство Клерво. В XIX веке аббатство стало тюрьмой. Современные заключенные обитают, правда, уже не в самом монастыре, а в новом здании, возведенном неподалеку 40 лет назад. Зато сама клервоская обитель стала территорией музыкального фестиваля «Свет и тени», который концептуально пропагандирует искусство заключенных.

Глава фестиваля Анн-Мари Сале справедливо решила, что проводить концерты в аббатстве, минуя тюремную часть его истории, попросту нелогично. В результате преступники всех сортов сейчас там вовсю пишут стихи. Именно на их стихи хорошо известный в Париже, но никому не известный в России композитор-филантроп Филипп Эрсан написал хоровые песни «Пределы мгновений» (Instant limites). Диск с песнями услышал Теодор Курентзис. Заказ пермским худруком оперы не заставил себя ждать. Поэтические излияния нынешних французских заключенных расширены прозой и поэзией русских невольников совести, самые известные из которых — Варлам Шаламов и Осип Мандельштам. Так в проект проник genius loci с Урала.

В конце концов, именно в здешних краях находится печально известный лагерь «Пермь-36». И в здешних же краях во время чердынской ссылки Мандельштам выбрасывался из окна. Арестованный по доносу за чтение строк «Мы живем, под собою не чуя страны», поэт вряд ли догадывался, как «слово это отзовется» в проекте современной оперы для Дягилевского фестиваля-2016.

ХОРОВЫЕ ГОЛОСА И ОБЛОМКИ ИНСТРУМЕНТОВ

На входе в Органный зал взгляд спотыкался о скульптурную группу из трех разбитых пианино. За что-то для этой художественной инсталляции Пермский театр, по слухам, даже заплатил. А вот антиметафорой поработал организованный мэрией по случаю 22 июня протокольный концерт губернского военного оркестра, который проводился на пятачке перед входом в зал с привычной помпой и мертвенно-приподнятым конферансом. Вот уж обломки так обломки! Опера Эрсана после этого слушалась, будто хор ангелов небесных.

В темном пространстве зала внимание было приковано к сцене с хором. Под сиротливые звуки баяна (Сергей Чирков) в прологе зазвучал рассказ Шаламова «Тропа».

Читал Михаил Мейлах — переводчик, писатель, балетоман-эссеист. Читал прекрасно: спокойно и мудро, не торопясь и не тормозя. В поздние брежневские годы он был диссидентом, узником «Перми-36», а теперь ежегодно посещает Дягилевский фестиваль в качестве зрителя. Вот его и привлекли. На лестные слова в свой адрес Мейлах ответил автору «БИЗНЕС Online»: «Довелось повторить то, с чего когда-то начинал». Начинал сын известного ленинградского пушкиноведа Бориса Мейлаха с театральной драматической студии. А от дальнейшей актерской будущности в свое время его отговорил Ираклий Андроников.

Хор MusicAeterna (художественный руководитель — Виталий Полонский) переключался с французских текстов на русские и с коллективных образов на индивидуальные с естественностью полиглота. Время от времени на сцене происходило движение: то одна группа выйдет вперед, то другая выстроится шеренгами vis-à-vis или кружком соберутся вокруг дирижера Курентзиса. Стук паровозных колес, тревожные перешептывания, ренессансные изящества, мужские и женские монологи, оборванные запевки, корсиканские куплеты, русский фольклор плюс свиридовская соборность, даже японская миниатюра хокку — далеко не полный перечень всего, что извлек из эрудистских музыкальных запасников и разложил на хоровые голоса автор, волшебно соединив интернациональное хоровое с инструментальным театром.

ОТ ЗВУКА ДО ЖИВОГО ДУХА

Флейта, фагот, скрипка, тромбоны, виолончель свободно перемещались по залу и авансцене, создавая звуковые сгущения и разрядки. Потому, собственно, хоровой цикл и предстал чем-то близким оперному жанру. Были и ошеломительные сольные номера. Ах, с каким бабьим надрывом пелся фрагмент на стихи Светланы Шиловой: «Милый зек, я вас любила/Именно такого/ Когда увидела я вас/ Немного доходного». А возможно ли представить поющиеся хором строки мандельштамовского «Щегла»: «Мой щегол, я голову закину,/ Поглядим на мир вдвоем./ Зимний день, колючий, как мякина,/ Так ли жестк в зрачке твоем?»

Трудно поверить, что всю эту русскость — от протяжной лирики до боевитых, а то и без пяти минут церковных песнопений — сочинил настоящий живой француз. Столько стихийного совпадения обнаружил Эрсан с тем же Свиридовым. Правда, на прямой вопрос «БИЗНЕС Online», знаком ли он с музыкой советского классика, француз Эрсан ответил отрицательно. Слушая Tristia в концертном зале, сложно не понять, как с этими звуками хорошо бы оставаться наедине; как мыслям заключенных важна защита церковного колокола или куполов, ведь только под куполом от хоровых шепотов и фортиссимо вибрирует воздух, а навстречу горькой тоске покинутых и заточенных французские и пермские ангелы могут протягивать руки.