ЗВУКОВАЯ ЛЕТОПИСЬ СОВЕТСКОГО ВРЕМЕНИ

Все три звучавших сочинения Шостаковича — «Праздничная увертюра» (1954), Концерт №1 для виолончели с оркестром (1959) и Одиннадцатая симфония (1957) — родом из советских 50-х годов. Кажется, что с этим временем они прочно и неразрывно связаны.

Оттепельный мажор «Праздничной увертюры» впервые услышали со сцены Большого театра СССР в канун 37-й годовщины Октября, а на открытии всесоюзной сельскохозяйственной выставки летом того же года под фонограмму этой музыки «заиграл» цветными струями фонтан «Каменный цветок» на возобновившей деятельность ВДНХ. Первый виолончельный концерт стал одним из самых эксплуатируемых сочинений в финальном туре международного конкурса им. Чайковского с тех пор, как в 1962 году на конкурсе ввели виолончельную номинацию. А Одиннадцатая симфония с подзаголовком «1905 год» (ее московской премьерой дирижировал Натан Рахлин) в массовом сознании осела чем-то вроде симфонинизированной хрестоматии революционных песен. Цитатами песен «Вы жертвою пали», «Слушай», «Арестант», «Смело товарищи в ногу» Шостакович наградил симфонию-фреску свойствами саундтрека к фильму. Благодаря названиям частей — «Дворцовая площадь», «Девятое января», «Вечная память, «Набат» — даже человеку со скупым слушательским опытом и сегодня воображаются кадры из фильмов о революции Леонида Трауберга, Григория Козинцева и, конечно, Михаила Ромма.

Судя по музыке этих произведений, наступившая зрелость Шостаковича-симфониста освободила его от всевозможных оглядок на ранее недопускаемое. Графическая простота и плакатность становятся чуть ли не содержательнее его же провоцирующего, сложно проговариваемого и все-таки недовысказывавшегося модерна образца 1930-х. Назревание «оттепели» угадывается в Шостаковиче 1950-х годов очертаниями чего-то большого и чистого, с чего, как со скульптуры, еще не сдернут покров. Это проявляется в какой-то новой контактности его сочинений, в настроенческой определенности веселого и надмирного, нарядного и трагического, народного и авторского. Это чувствуется и в обилии цитатного материала. И даже в масштабной оглядке на дооктябрьскую революционность, не говоря уже о дружелюбном копиизме Прокофьева, чью «Симфонию-концерт» для виолончели Шостакович объявил моделью своего Виолончельного концерта.

Но времена меняются, а вместе с ними меняется и толкование музыки Шостаковича. Концерт ГСО РТ с Александром Сладковским доказал, что сумма биографических подробностей не только не исчерпывает, но порой и мешает расслышать в Шостаковиче те неизмеримость и масштаб, которые способны перевести композитора из категории «советского летописца» в категорию человека нашего времени.

И МУЗЫ, И ПУШКИ

Неотразимая энергетика Праздничной увертюры с ее технической каллиграфией и невесомо легкими темпами совершенно потопила культурную память об официальной подоплеке этого сочинения с гимническим брюшком и образцово-показательным мажором. Словно «Каменный цветок» с ВДНХ распустился живым бутоном и запульсировал нежной материей, рождаемой и наливающейся соками прямо на наших глазах. Оркестры, ценимые Шостаковичем прежде всего за способность быть «ансамблем солистов», могли бы позавидовать слаженности групп ГСО РТ, которые играли, словно видоизменяя свою генетическую природу: стоило только вслушаться в тончайший монолит струнных унисонов, «покалываемых» пунктиром валторнового аккомпанемента. Да так же не бывает! Роскошный форматный звук репризы не имел ничего общего с эмблематикой «побеждающего социализма», скорее уж — с пластико-акустическим иллюзионом, надуваемым невесомой эмоцией праздничности.

Совсем другим звуковым сюжетом удивил Виолончельный концерт: матовому тембру солиста — Нарека Ахназаряна — довелось испытать оркестр в диалогах разных качеств, прежде чем отважиться на собственный монолог в третьей части (Cadenza) и, наконец, запредводительствовать в финале (Rondo). Интеллектуальность первой части была окрашена тем партнерским уважением, которое отменило стандартный для жанра concerto принцип соревновательности, а вместо этого предложило «искусство разговора». Хотелось наслаждаться сосредоточенностью и регулярностью, с какой интеллигентная виолончель передавала право голоса ярким, благородным, а порой и повышенной смелости репликам оркестра, за что язык не повернется назвать оркестр аккомпаниатором.

Словно подводя базу под нетрадиционалистский альянс ведущего инструмента с симфоническим коллективом, на бис Ахназарян исполнил пьесу современного итальянского композитора Джованни Соллима «Оплакивание», где теперь уже он сам «расщепился» на одновременно играющего и поющего. Получилось современно, виртуозно, познавательно и в то же время человечески трогательно.

Но главным событием вечера стало исполнение Одиннадцатой симфонии. Биографически привязанная фактом ее исполнения Рахлиным во втором из инаугурационных концертов новорожденного в апреле 1966 года симфонического оркестра Татарской филармонии сейчас эта партитура предстала чудом из чудес. Вроде Ивана из «Конька-Горбунка», который после котлов с кипящей водой только краше стал. В технически безупречном качестве исполнения и в обновленном современностью контексте «советская» музыка обрела мистериальный масштаб, отменив толкование смысла симфонии одним лишь сюжетом — «1905 год». Словно в плавильном котле времен, заново простроились и закалились ее составляющие: от потопленного Китежа русской святости до вздыбивших поверхность русского симфонизма «Бесов» (в цитируемой мелодии песни «Беснуйтесь, тираны»), от разрушительности русского бунта, «бессмысленного и беспощадного», до малерианского чувства жизни, которая «прекрасна, несмотря на все ее несовершенства».

То, как услышал и как сделал эту музыку Сладковский, как бы сдвинуло объект Одиннадцатой симфонии из зоны слышимого в зону видимого. Впору сослаться на космически неземную пластику архитектуры Захи Хадид, отменившей вертикально-горизонтальную правильность конструктивизма, — в партитуре Шостаковича у ГСО РТ, словно прошедшего термическую обработку, поплыли прописи советской революционной истории, которая в тексте казанского Шостаковича обернулась частью «всемирно отзывчивой русской души», страдающей по Мусоргскому, ропщущей по-вагнеровски, способной и на колоссальные звуковые оккупации, и на храмовую защищенность. Наверное, излишне говорить об оркестре, когда даже от праисторичских гулов там-тама или финального контрапункта лезгиночных ритмов с колокольным звоном мурашки бежали по коже, а симфоническое событие облекалось силой невероятно захватывающего и вживую наблюдаемого сообщения о чем-то неформулируемо главном и важном.

ШОСТАКОВИЧ КАК МЕГАТЕКСТ

После казанской записи всех симфоний и инструментальных концертов Шостаковича особенно очевидно, что каждое отдельное сочинение симфонического корпуса советского классика Сладковским мыслится частью прекрасно усвоенного, скрупулезно изученного и в деталях расслышанного мегатекста. Говоря об этом, наверное, стоит добавить, что сыгранное на бис после 55-минутной эпопеи Одиннадцатой симфонии Скерцо из Десятой маэстро дирижировал наизусть. Казалось, наизусть, на едином дыхании, его сыграл и оркестр.

Кондициями такого рода не многие мировые коллективы могут похвастать. Ближайший из напрашивающихся примеров — легендарный оркестр Венской филармонии, который играет все симфонии Бетховена, впрочем, нечасто удивляя таковым аттракционом-кроссовером публику своих концертов. То, что весь Шостакович сейчас в арсенале ГСО РТ, — случай по-своему беспрецедентный. Беспрецедентен и перфекционизм, с каким к столь серьезному репертуарному сдвигу подошел коллектив ГСО РТ, — такой работой теперь впору щеголять на самых престижных сценах мира.

Первый европейский тур ждет ГСО РТ со Сладковским в декабре, когда осуществятся организованные агентством IMG гастроли в Швейцарию, Словакию, Австрию и Германию. Чтобы не появиться в Европе в качестве никому не известного варяжского гостя, засвидетельствовать открытие сезона Сладковский позвал в Казань ряд журналистов из ведущих австро-германских изданий и информационных агентств. Надо было видеть восхищенные лица этих людей во время экскурсии по Казани, которую они видели впервые. Но куда более красноречивой была их смешанная с изумлением радость после концерта, к которой какое-то время примешивалась растерянность. Правда, кто мог ожидать, что в столице РТ так играют Шостаковича?!