Антон Макарский Антон Макарский

«Я ПРОТЕЗИРОВАННЫЙ И ДАЛЕКО НЕ ЯГУДИН»

— Антон, в ближайшие выходные казанцев ждет ледовое шоу «Аладдин и Повелитель огня», для которого вы записали главную вокальную партию. Чего ждать зрителям?

— Это будет настоящее шоу в полном смысле этого слова. Все, начиная от хореографии на льду, сопровождающейся пиротехническими эффектами, огненным шоу, 3D-анимацией, световыми эффектами, потрясающей музыкой и профессиональнейшими артистами, — это составляющие того мероприятия, которое казанцы увидят. Знаете, когда мне предложили участие в этой постановке, я отказался, даже не дослушав до конца, сказав, что с мюзиклами закончил. Был у меня опыт участия в «Метро» и «Нотр-Дам де Пари», и после этого я отказываюсь от всех музыкальных проектов, спектаклей, театральных постановок. Но тут продюсеры шоу сделали верный ход — они показали музыку моей жене. И Вика подошла ко мне и сказала, что я просто обязан это спеть. И та музыка, которую я услышал в сочетании с глубочайшими по смыслу и простыми по форме стихами Алексея Иващенко, — это просто что-то невообразимое. Отказаться я не мог. К тому же здесь от меня не требовалось присутствие на каждом спектакле, я только лишь подарил свой голос главному герою — Аладдину. У меня есть несколько знакомых семей, у которых дети с утра по кругу слушают аудиоверсию этого спектакля, настолько она им нравится. Музыка там, конечно, граничит с гениальностью.

— Помимо музыки, в чем еще отличие этого ледового шоу от других подобных проектов?

— Других шоу на самом деле я не видел, хотя меня звал в свой проект и Илья Авербух. Но есть такой момент: я протезированный и далеко не Ягудин (смеется). Я на коньках стоял разве что в детстве, как и любой мальчишка. Пытался что-то изобразить с клюшкой и шайбой, стоя на коньках, но никогда не сталкивался с тем, чтобы находиться на льду более-менее профессионально. А я не люблю от себя непрофессиональных проявлений.

Так получилось, что я был в один день на двух премьерных представлениях «Аладдина». После первого спектакля мы вышли с Жасмин (исполнительница вокальной партии принцессы Амины — прим. ред.), спели после окончания представления наш дуэт из этого шоу. А на втором представлении я уже смотрел не на сцену, зная, что там будет, а на реакцию тех детей, которые находились рядом со мной. Это зрелище не менее потрясающее. Как они реагировали... Есть такой момент, когда Хашим, сам Повелитель огня, вызывает духов огня и начинается файер-шоу. Дети, зажмурившись, через пальцы подглядывали на сцену — это потрясающе. Я очень жалею, что моя дочь Маша еще не видела этот спектакль.

— Сюжет данной постановки отличается от привычной диснеевской истории, которую все знают...

— Действительно, сюжет отличается. Наверное, это и хорошо. В данной интерпретации Аладдин — наш современник, он художник. Живет в нашем мире, в шумном городе, пишет картины. И больше всего в жизни мечтает о путешествиях, хочет посмотреть мир. И это очень ценно, потому что сейчас, к сожалению, мечты детей ограничиваются новыми гаджетами — болезненная тема. И его желание путешествовать уже говорит о том, что он странный, что он герой не нашего времени. И дети себя как раз будут отождествлять себя с Аладдином, потому что, несмотря на то что он взрослый, он главный герой сказки, на которого, так или иначе, любой мальчик, а иногда и девочка хотят быть похожими.

У нас есть похожие с ним качества, он, так же как и я, никакой бизнесмен (смеется). Ничего не понимает ни в деньгах, ни в том, как продать результат своего труда. Он идет на рынок и путем каких-то перекупок, обменов и прочего остается со старой, никому не нужной лампой. То есть все то, что Алладину меняли на протяжении дня, привело к тому, что он остался с предметом, который он никак не ожидал увидеть результатом платы за свою работу. Ну и дальше, как все знают, выясняется, что это не просто лампа. И тут тоже происходит интересное. Джинн говорит, что исполнит любые три желания Аладдина, но герой спрашивает: «А ты сам-то о чем мечтаешь?» То есть вот это качество, которое отличает нас от животных, — сочувствие. Он к джинну относится не просто как к объекту, который сейчас исполнит его желания, а как к живому существу, как к своему другу. «Может, я для тебя что-то сделаю?» — предлагает Аладдин. Это так трогает джинна, что он действительно становится его другом. Ну а дальше их ждет много захватывающих приключений. В этой постановке есть чем восхититься маленькому человеку и задуматься взрослому.

«КИНО НЕ ОТРАЖЕНИЕ ПРАВДЫ, КИНО — ЭТО МЫСЛЬ»

— После мюзиклов «Нотр-Дам де Пари», «Метро» вы исчезли из театрального пространства и погрузились в киносреду, вас можно чаще увидеть в сериалах. Почему?

— Именно потому что после этих мюзиклов до сих пор я не встретил проекта, который был бы на таком же уровне, особенно как «Метро». Были проекты, в которых я хотел участвовать, но там я не подошел. Мы не пересеклись с тем проектом, где было бы соединение моей заинтересованности и востребованности. Мне есть куда развиваться в кино и в музыкальном направлении — в живом концерте с супругой. Мы с ней очень активно гастролируем. А участвовать ради конъюнктуры или ради заработка я не хочу.

Его мне хватает в сериалах, заработок там не меньше, чем в театральных постановках, а живое общение со зрителем у меня, у нас с Викой происходит во время живых концертов. У нас потрясающие музыканты, интерактивная, порой непредсказуемая программа, действия, которые просто не имеют аналогов. Каждый концерт, каждое выступление — совершенно отдельное шоу, потому что у нас огромный репертуар и то, что мы будем петь, будет зависеть от того, куда выведет нас разговор, какая публика придет или кто что нам выкрикнет. Мы очень легко идем на контакт. Я еще со времен театрального института заметил, что интересно не тогда, когда все идет как надо, а тогда, когда что-то случается из ряда вон выходящее. Декорация упала или партнер текст забыл, кошка по сцене пробежала. И на этом принципе мы сделали наш живой концерт. Мы иногда даже специально идем на какие-то обострения ситуации в зале, в хорошем смысле, конечно.

— И что поете? Какая у вас программа?

— То, что просят, всегда исполняем. Во-первых, я всегда пою любимую песню своей тещи — «Вечную любовь» из фильма «Тегеран-43». Belle, хоть там и трехголосие, часто звучит. Но перед этим я всегда говорю, чтобы мы не просто повторяли бездумно страшные слова этой арии, а понимали, какой смысл они несут и какая судьба ожидает впоследствии всех трех героев, потому что это страшно — продать душу за ночь с объектом страсти и потом расплатиться своей жизнью. Это великое произведение выводит свою неслабую мораль.

Знаете, однажды нас пригласили в детский сад: там дети пели эту песню, не задумываясь над ее смыслом. Пели здорово, но виноваты-то не они, а те педагоги, которые разучивали ее с детьми. Это красивая музыка, это популярная песня, но задача взрослого, умеющего мало-мальски думать, — объяснить мораль данного произведения. И мюзикл «Нотр-Дам де Пари» абсолютно выполняет свои функции — он показывает, что будет с человеком, если пойти дорогой потакания своим страстям. И так во многом. Есть фильмы, которые без содрогания смотреть нельзя, однако это картины, ведущие к свету, на обратном примере.

— Можете привести пример такой картины?

— Я сейчас скажу такую вещь. В той среде, где мне хорошо и где я чувствую себя как дома, принято ругать этот фильм. Я начал его смотреть с очень предвзятым отношением. Когда фильм закончился, я ему аплодировал, — это «Левиафан». Может быть, сыграли роль не прошедшая какая-то подростковая непримиримость, юношеский максимализм, который все к моему 41-му году не проходит. Я увидел там такую глубину, увидел такие глубочайшие мысли, о которых можно думать, думать и не заканчивать: что в одну сторону, что в другую. И у меня совершенно не возникло никакого ощущения, что это кощунство.

— Вы не разделяете точку зрения министра культуры России и прочих о том, что фильм Андрея Звягинцева «антироссийский», что он «запредельно конъюнктурен»?

— Может быть, я не такой умный человек, как они, но я не увидел там ничего кощунственного. Да, это не совсем правда. Кино — не отражение правды, кино — это мысль. И там данная мысль настолько глубока. И можно думать настолько в разные стороны, выбрать разные дороги, где можно сделать огромное количество выборов. Я честно говорю, что мне очень понравился этот фильм. С другой стороны, есть «Остров» — один из лучших фильмов, я считаю, нашего российского кино.

— В целом что думаете о нынешнем состоянии российского кинематографа?

— Мне кажется, что не все фильмы, которые получают призы на фестивалях, такого уровня, как «Левиафан», потому что есть такая тенденция: чем чернее или еще что-то, тем легче получить приз. Там, на Западе, а не здесь. И иногда талантливые ребята, чувствующие запах конъюнктуры, просто на это идут. Мне кажется, что эта тенденция очень явна. Я, например, еще не видел картину «Дурак» и другие какие-то фильмы, которые лежат у меня в папке. У меня есть такая волшебная папка с названием «Надо». Там есть книги, есть фильмы и еще много чего. Медленно, но получается посмотреть... Опять же таки не мне — конъюнктурному сериальному артисту — говорить о конъюнктуре талантливых режиссеров. Это действительно существует. Я знаю огромное количество талантливых и молодых, и среднего, и пожилого возраста творческих людей, из разных областей, которые мечтают сделать что-то хорошее и качественное. И рано или поздно это должно произойти.

«РОССИЙСКИЙ ЗРИТЕЛЬ ОЧЕНЬ НЕ ИЗБАЛОВАН ТЕМ, ЧТО ИДЕТ ПО ТЕЛЕВИЗОРУ»

— Раз уж вы назвали себя сериальным актером, то стоит отметить, что за рубежом сейчас настоящий бум сериалов...

— Надеюсь, что когда-нибудь подобное случится и у нас. Приведу одно сравнение. Понимаете, у нас есть гениальные врачи, но наша медсистема устроена так, что она людей калечит. Я это знаю по своему опыту — у меня тазобедренный протез, по опыту своего дедушки, которого лечили от заболевания сердца, а у него оказался рак кишечника... Есть и много других примеров в ближайшем моем окружении. При том что, приезжая куда угодно — в Германию, в Израиль, в Америку, замечаю, что ведущие специалисты — выходцы из России. Вот как вот эту систему поменять? Я не знаю. Я не представляю свою жизнь вне этой страны и никогда отсюда не уеду. Но как бы сделать так, чтобы не отсюда стремились уезжать, а сюда хотели приехать? Во всех сферах.

— Сами вы, что смотрите, кроме «Левиафана»?

— В моем рейтинге зарубежных сериалов на первом месте стоят «Во все тяжкие». Наравне с ним «Настоящий детектив», первый сезон. Хотя перевешивает то, что «Во все тяжкие» — это колоссальное полотно. Оно настолько грамотное, профессионально продуманное... Когда я в предпоследнем, по-моему, сезоне заметил мельчайшую деталь — там герой споткнулся об угол ковра, подумал: «Как здорово, такая актерская работа, наверняка сымпровизировал». И вдруг через несколько серий он опять спотыкается об этот угол, ломает себе шею, что в корне меняет ход событий сериала. Я просто встал и аплодировал сценаристам. Я понял, что это не актерская импровизация, а их очень тонкая работа. Когда-нибудь, может, мы дорастем до этого.


— С большим кино тоже это случится?

— С кино, наверное, скоро так и будет. Потому что мы сейчас на уровне каменного века, здесь есть куда развиваться, есть кому продукт поставлять. Российский зритель не избалован, мягко говоря. Не элита, не киноведы, а обычные люди. Они не избалованы тем, что идет по телевизору. Я сам телевизор выбросил лет 7 назад. Очень оптимистично и с большой надеждой смотрю в рамках своей профессии на другие ответвления, необходимости нашей жизни и надеюсь, что все-таки у нас все наладится. Подождите, пока какие-то вещи еще только двигаются с мертвой точки в России. Слава богу, есть люди, которые верят, говорят и рассказывают, что происходит, как производство поднимается, какие заводы открываются. Слава богу, есть люди, которые открыто говорят, какая грязь происходит, какие безобразия в тех или иных структурах творятся. Все это надо. Люди разные. Кому-то надо дрыном по лбу дать, чтобы понял, а кого-то надо в лоб поцеловать — и эффект будет одинаковым. Мне вот надо дрыном дать по голове, чтобы я что-то понял, а жену мою нужно только целовать.