Укрепляя симфонические параллелли: Вена – Казань

Шестой фестиваль «Рахлинские сезоны» завершился в Казани местной премьерой Шестой («Трагической») симфонии Густава Малера в исполнении ГСО РТ

НАЧАЛО ХХ ВЕКА. АВСТРИЯ. МАЛЕР

Несмотря на подзаголовок «Трагическая», Шестая симфония Густава Малера — одно из прекраснейших сочинений мировой симфонической литературы, созданное в зенитный период творчества Малера. В течение двух каникул в летние месяцы 1903-го и 1904-го Малер — в ту пору счастливый отец и муж, директор Венской государственной оперы, ее удачливый, как сказали бы сейчас кризис-менеджер и смелый реформатор — вслушивался в себя и вырабатывал в воображении картину, прямо противоположную альпийскому деревенскому затишью, которое его окружало.

В Вене у Малера было все, кроме возможности подарить себе немного свободного времени для написания собственной музыки. В покое альпийских ландшафтов и домашних радостей к августу 1904 года в мир не родилось, а выпихнулось циклопическое тело Шестой симфонии с гигантским хронометражом (полтора часа), колоссальным составом оркестра и мрачной идеей поиска демонов внутри себя, что, как известно, равно борьбе миров. В симфонии, помимо прочего, Малер использовал восемь валторн, четыре тромбона, добавкой к усиленному составу ударных в финале дважды бьет со «всей дури» огромный деревянный молот, чей удар в концертной акустике инфернально «расшеривает» гул там-тама. Специей к такому мегасимфоническому составу придуманы деревенские уютные коровьи колокольцы и не от мира сего звуки челесты и ксилофона.

Трагическим крайностям бытия композитор на закате европейского романтического проекта придумал неслыханные звуковые, темповые крайности, в которых стали искать и находить предчувствие грядущих катаклизмов ХХ века. Самый эффектный сюжетный ход в эру еще не завоевавшего мир кино и уже отходящей его в светотень культуры театра заключался в том, что это — первая в своем роде музыка «о крахе, непостижимом в своей неожиданности». В Шестой симфонии Малер разговаривает от лица своего времени на языке современной ему трагедии, на каком написаны чеховские «Три сестры» и «Вишневый сад» и еще не написаны — но будут — симфонии Шостаковича, к слову, весьма и весьма много чего заимствовавшего именно у Малера.

Начатое Натаном Рахлиным формирование малеровской коллекции в Казани произошло ближе к середине 1970-х

1970-Е. КАЗАНЬ. РАХЛИН

Ровно 50 лет назад, когда в Казани родился симфонический оркестр, его основоположник и первый руководитель — легендарный Натан Рахлин — издалека повел коллектив к тому малеровскому сверхсодержанию, которому требовались отформатированнные групповые составы, потрясающая дисциплина исполнения, архивная «база данных», навык музыкантского вслушивания в неявный репертуарный наполнитель малеровских симфоний. Все то, что к началу ХХ века было накоплено европейским музыкальным опытом — от Генделя и Баха до Чайковского, Вагнера и даже Равеля, — в Шестой симфонии Малера живет и бурлит, превращая процесс слушания этой музыки в своеобычный аналог то ли чтения огромного романа-эпопеи, то ли путешествия в пугающий и колоссальный мир грез и реальности, конфликт между которыми изливается на людей, вынуждая каждого переживать эту музыку один на один.

Начатое Рахлиным формирование малеровской коллекции в Казани произошло ближе к середине 1970-х. В 1975 году, в частности, Первая симфония Малера, сыгранная Госоркестром Татарстана в рамках второго всероссийского смотра-конкурса симфонических оркестров, стала одним из условий, позволивших коллективу завоевать второе место. Первое по результатам трех туров было присуждено более взрослому оркестру Новосибирской филармонии под управлением Арнольда Каца.

Успев при Рахлине освоить Первую, Вторую, Третью симфонии Малера, позже оркестр заморозил малеровское направление. После возобновления его Александром Сладковским по большому счету из не игранных в Казани от Малера осталась только Седьмая симфония. В текущем сезоне ГСО РТ поднял даже колоссальную симфонию-ораторию «Песнь о Земле», которую лишь из-за ее неформатности не считают Десятой симфонией Малера, хотя в его симфоническом каталоге она «де-факто» ею является.

Шестая симфония в завершение Рахлинского фестиваля в Казани выглядела роскошным жестом: с одной стороны — коллекционным, с другой — поднимающим оркестр Татарстана на подиум, мало кому доступный. В июле 2016 года в Москве эхом Дягилевского фестиваля Шестую Малера исполнил оркестр musicAeterna под управлением Теодора Курентзиса. Худрук Пермского театра оперы и балета признавался тогда, что, любя всей душой эту музыку, он до конца не удовлетворен ни одним из известных ему исполнений.

Солидный каталог записей Шестой симфонии Малера стал возникать не сразу: первая венская запись появилась в 1952 году, ближайшая к ней, лондонская, — в 1958-м. В СССР, где симфонию исполняли в режиме живых концертов, первую запись сделал лишь в 1978 году Кирилл Кондрашин с оркестром Московской филармонии. Не полемизируя с ним, как и ни с кем другим, Сладковский признавался, что его личным предпочтением является исполнение партитуры Люцернским фестивальным оркестром под управлением Клаудио Аббадо. Прекрасный вкус!

Солидный каталог записей Шестой симфонии Малера стал возникать не сразу: первая венская запись появилась в 1952 году, ближайшая к ней, лондонская, — в 1958-м

АПРЕЛЬ-2017. ГБКЗ ИМ. САЙДАШЕВА

Собственно, от Аббадо в казанском варианте сохранена последовательность частей — медленная — сразу вслед за первой. Дело в том, что в этой симфонии, скроенной по классической четырехчастной схеме, можно менять местами Вторую (Анданте) и Третью (Скерцо) части. Сложилось это «по вине» самого Малера: после премьеры в Эссене в 1906 году, услыхав от кого-то злой намек на неубедительную драматургию, к следующему — венскому — исполнению композитор внес ряд исправлений. Кроме того, что поменял местами средние части, убрал он и один из трех ударов деревянным молотом-«хаммером» в финале симфонии. Приемом этим вообще-то, как лупой, был увеличен звуковой размер пресловутых «ударов судьбы» из Пятой симфонии Бетховена.

Пусть два деревянных удара... Но именно они в финале Шестой, по размеру превосходящей любую классическую венскую симфонию, знаменуют ту сокрушительную силу, которая и есть «крах, непостижимый в своей неожиданности». Чтобы было что сокрушать, сколько надо перед этим выстроить?! Дирижируя этой музыкой впервые, Сладковский умело обошел многие соблазны, которые толкают интерпретаторов к излишней манерности первой части, к тембровым декадентствам во второй части (Анданте), к показательному демонизму третьей части ( Скерцо), наконец, к потере власти над растущим, как снежный ком, финалом.

Шестая симфония в завершение Рахлинского фестиваля в Казани выглядела роскошным жестом: с одной стороны — коллекционным, с другой — поднимающим оркестр Татарстана на подиум, мало кому доступный

Мышлению Сладковского свойственна классическая строгость и стройность. Он европеец, аналитик и художник большого масштаба. Смело вливая в кристальные структуры классицизма позднеромантическую избыточность Малера, маэстро превратил симфонию в слуховой блокбастер. Адреналин, не иссякая, циркулировал по масштабной полуторачасовой партитуре, словно это натренированное тело гимнаста-олимпийца. Центр внимания ГСО РТ легко переключал с монументальных нагрузок на ирреально невесомые звучности. Полнокровие и призрачность, темперамент и эфемерность складывались в композицию, завораживающую отточенной ритмикой звуковых подробностей и направляемых к неумолимому финалу не демонстративным, а именно внутренним напряжением дирижерской воли.

Тот редкий случай, когда, собственно, точный и выделанный звуковой текст, будучи пережитым как событие огромного масштаба, говорит скорее не об интерпретации, а о претворении музыкантами ГСО РТ задач, которые поставил им автор — Малер собственной персоной.

Известно, что, сочиняя Шестую симфонию, он читал «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда и «Исповедь» Льва Толстого. Небывалый альянс эстетского с религиозным в этой музыке не помешал современникам Малера быть грубыми. «Порою можно подумать, что находишься в кабаке или конюшне», — писал один, а другой добавлял: «Меди! Слишком много меди!» После меди, какую воспитал у себя в ГСО РТ Сладковский, на подобные упреки навряд ли кто отважится. И вряд ли кому захочется повторить адресованную этому произведению фразу Теодора Адорно: «Все плохо, что плохо кончается!» Потому что такого — казанского — Малера не грех услышать в Европах, включая Вену. Агентам ГСО РТ — на заметку.