Николай Досталь: «Поклонскую надо везти к психиатру и проверять – это какой-то диагноз!»

Николай Досталь: «Для меня это разделение — мусульманское кино, православное кино, буддистское кино — весьма условно. Для меня есть хорошее кино и плохое кино. А уже кто в нем персонажи — это вторично»

«ЦЕРКОВЬ ДОЛЖНА ЗАНИМАТЬСЯ ВНУТРЕННИМ СОДЕРЖАНИЕМ ЧЕЛОВЕКА, А ГОСУДАРСТВО УЖЕ ВСЕМ ОСТАЛЬНЫМ»

— Николай Николаевич, год назад, когда ваша картина «Монах и бес» не получила призов жюри московского кинофестиваля, кто-то из критиков писал, да и вы говорили в интервью, что международному жюри исламская тематика оказалась ближе, чем православная (главную награду получил фильм из Ирана — прим. ред.).

— Не совсем так. Просто мысль была такая, что им было не очень понятно, в «Монахе и бесе» надо считывать вот этот российский код православия. Не знаю, были ли в том жюри люди православной веры, но для этого надо быть немножко погруженным в тему, больше знать Россию. Так и, например, известный критик Кирилл Разлогов объяснял, что по этой причине на международном уровне моя картина может быть непонятной.

— Однако некоторые из ваших последних работ, скажем, тот же «Монах и бес» или сериал «Раскол», при желании можно отнести к разряду «православного кино». Не удивило вас в связи с этим приглашение возглавить жюри именно казанского фестиваля?

— Не удивило. Многие коллеги из Москвы, в том числе православного вероисповедания, были здесь председателями жюри. По-моему, только один был по национальности татарин — это замечательный режиссер Вадим Абдрашитов. Кроме того, все-таки Казань — это Россия, поэтому что здесь такого?

Могу уже опередить ваш вопрос, для меня это разделение — мусульманское кино, православное кино, буддистское кино — весьма условно. Для меня есть хорошее кино и плохое кино. А уже кто в нем персонажи — это вторично. Но, учитывая особый взгляд на исламскую тему сейчас в мире, наверное, такой фестиваль мусульманского кино, который говорит о светлых началах, истоках ислама, очень полезен. Полезно, что обращают внимание на тот ислам, который в большинстве своем исповедуется на планете, в отличие от этого чертового ДАИШ (арабское название запрещенной в РФ группировки «ИГИЛ» — прим. ред.).

— Но даже в России ислам бывает очень разный. Пока здесь в Казани смотрят кино, пассионарии в Чечне собирают миллионный митинг против того, что происходит сейчас в Мьянме.

— Я отношусь весьма сдержанно к таким митингам и к таким, как вы сказали, пассионариям. Я не приветствую радикализм в любых его формах.

— А вообще, на ваш взгляд, в современной России религия как социальный институт выполняет свои функции? И какова его главная функция?

— Это прежде всего забота о нравственности, о каких-то устоях. Вот об этом заботиться нужно в первую очередь. Мне кажется, что иногда здесь происходит такой перекос в политику, если не слияние с государством, то по крайней мере излишнее сближение. Хотя каждый должен заниматься своим делом. Церковь должна заниматься внутренним содержанием человека, а государство уже всем остальным. Тут должна быть взаимопомощь, но не пересечение, не подмена функций одного функциями другого.

«НАШИ ПРЕЗИДЕНТЫ НЕ МОГУТ СКАЗАТЬ ЧЕСТНО, ЯСНО И ОТКРОВЕННО НАРОДУ: «СТАЛИН — ПРЕСТУПНИК!»

— В ваших картинах часто речь идет о тех исторических сюжетах, которые в российском обществе вызывают очень серьезные споры, например, тема сталинских репрессий. При этом вы как-то умудряетесь все эти годы пройти между Сциллой и Харибдой, не оказаться врагом для условных либералов и таких же условных патриотов.

— Я не знаю, как мне это удается. Считаю, что человек, который занимается искусством, должен немножко дистанцироваться от всяких течений, будь то государственники или оппозиционеры. Тогда у него руки развязаны, и он будет воплощать свое задуманное легко и свободно, без оглядки. Вот это мне удается. А что касается каких-то острых тем... Особенно это касается моих телевизионных картин, потому что телевидение — это у нас сразу всероссийская премьера, смотрят миллионы.

Когда я делал «Штрафбат», помимо художественной задачи, была еще и просветительская цель. Про штрафников у нас в народе мало что знали: сколько их погибло, как они отдавали жизнь за Родину. Если говорить про «Завещание Ленина», то о Варламе Шаламове, который был в свое время в тени Солженицына, тоже знали мало. А это великий русский писатель, величайший! Как писателя я его даже ставлю выше, чем Солженицына, именно как литератора, поэта.

«Раскол» опять же — что мы знаем о церковном расколе? Да ничего! Кроме того, что боярыню Морозову везли на санках и что они какие-то сектанты и непонятно кто. На самом деле это не так. Тот же Солженицын говорил, не было бы XVII века бунташного, не было бы 1917 года. А если мы думаем о нашем будущем, надо по-честному говорить о нашем прошлом.

— Нынешние российские идеологи, возьмем, скажем, Александра Проханова, пытаются совместить преклонение перед той Российской империей, чья история завершилась в 1917-м, с возвеличиванием героев советской эпохи, прежде всего Сталина. Как вы к этому относитесь?

— Это ужасно, я не могу это слышать и слушать. Я закоренелый антисталинист, потому что хорошо информирован. Друзья мои, в 90-е, когда открылись архивы, там же все же черным по белому, все эти подписи Сталина на расстрельных списках, когда приговаривались «к высшей мере наказания» или «по первому разряду». Ну это же есть! Он преступник, и все его окружение — преступники. Какие тут могут быть оговорки? Войну выиграли? Вопреки. Без его руководства, может быть, у нас не было бы столько пленных, столько потерь. Так что войну выиграл советский народ, а не Сталин.

К сожалению, наши президенты не могут сказать честно, ясно и откровенно народу: «Сталин — преступник!“ Не говорят, а надо. Не хватает воли и смелости у нашего правителя Путина сказать это раз и навсегда. А у нас ведь привыкли, что там скажут наверху, так и внизу будут реагировать. У нас народ привык, что ему должны обязательно указать, подсказать.

— А свой раскол в России 2017 года есть?

— Я считаю, что есть. Главный раскол — между богатыми и бедными. От этого идет дальше. Дальше уже раскол — власть и народ, он тоже существует, я считаю. Хоть там какие-то огромные проценты поддержки Кремль нам рисует, у нас нет такого единения народа и власти. Да и церковь, ее высшие иерархи, мне кажется, очень далеки от основной массы православных, они где-то там вдалеке или в роскоши. Поэтому один из самых почитаемых мной святых — это Нил Сорский, который главное проповедовал — нестяжательство, но оно, к сожалению, у нас не в почете, особенно в высших кругах.

«Я бы пожал руку Поклонской и сказал: «Большое спасибо за рекламу! Так что прибыль с проката поделим пополам». Шутка»

«С ЗЕЛЕНКИ НАЧИНАЕТСЯ ЭТО, ПОНИМАЕТЕ...»

— Иногда, особенно когда смотришь политические ток-шоу на российских телеканалах, возникает ощущение, что в Россию, как и в одного из героев вашего «Монаха и беса», вселился какой-то чертенок...

— Да, есть такое, какая-то бесовщина происходит, на мой взгляд. Бесовщина полная на всех федеральных каналах, телевидение стало оружием массового поражения. Особенно что касается пропаганды, ток-шоу и прочего.

— Один из примеров этой бесовщины – ситуация вокруг «Матильды». Вам не кажется, что происходящее уже выходит из-под контроля, люди уже начинают таранить на машинах двери кинотеатров?

— Поклонскую надо везти к психиатру и проверять — это какой-то диагноз! Я фильм видел — никакого экстремизма там нет. Хотя там и есть другие претензии, но к художественной части. Я видел картину, потому что Леша Учитель выставил этот фильм на комиссию по выдвижению на «Оскар» от России, а я член этой комиссии.

Вся эта ситуация вокруг «Матильды» — бред. Поклонская — просто больной человек, что она там подсмотрела? Увидела, что будущего Николая II, который еще не царь и не святой, там есть сцены постельные с Кшесинской. Ну и что? Тем более что никакой эротики явной нет, просто любовь, роман и все. Вот к этому привязалась? Больной она человек, и все.

— Но ситуация уже вышла за границы шутки и PR-кампании. Даже страшно от того, что может произойти на показах в кинотеатрах, если все это не пресечь.

— Я считаю, что тут власть выглядит вяло, она должна была это пресечь уже давно на корню. Давно надо было указать госпоже Поклонской. Но власть как-то не то что потворствует, но слишком мягко реагирует. Иначе действительно могут и Леше по башке дать где-нибудь на премьере, да, все может быть. Это какая-то наша распущенность, а это все от чего? Потому что до этого кто-то там зеленкой облил Навального, не поймали никого, хотя могли, — вот это все из этой серии. Почему-то позволяют таким радикалам действовать, а потом из них растут и террористы, убийцы — и кто хочешь. С зеленки начинается это, понимаете...

— Можете себя представить в подобной ситуации на месте Алексея Учителя?

— Я бы пожал руку Поклонской и сказал: «Большое спасибо за рекламу! Так что прибыль с проката поделим пополам». Шутка. Что тут говорить, я думаю, с одной стороны, да, реклама есть, но, с другой стороны, а вдруг еще кинотеатры испугаются брать? Эта реклама может сработать еще и как антиреклама, да так, что в прокат кино не попадет. А вдруг кинотеатр сожгут? Зачем владельцам такие проблемы.

«Он [Мединский] очень странно сказал: «Досталь, конечно, очень талантливый режиссер и актеры прекрасно играют, но все неправда». Почему неправда-то? Это как по Оруэллу: война — это мир! Вот, все неправда» / Фото: «БИЗНЕС Online»

«ВОТ ТАКОЙ БЫЛ МОЙ ДИСПУТ С НАШИМ МИНИСТРОМ КУЛЬТУРЫ»

— Ваши работы, прежде всего «Штрафбат», тоже вызывали общественную дискуссию.

— «Штрафбат» — да. Владимир Мединский даже указывал на этот сериал как пример исторической неправды. Я обычно не реагирую на такие вещи — кому-то нравится, кому-то нет. Но когда он уже несколько раз так сказал, я написал открытое письмо в правительство, и его даже напечатала «Российская газета». Называется «Штрафбат для режиссера». Потом он долго на него не отвечал, и мне говорил завотдела культуры «Российской газеты»: «Что-то мы не можем получить от него какой-то реакции». Я тогда написал, что, прочитав сценарий, увидел многое, скажем так, не каноническое, не по уставу. На что мне сценарист Эдуард Володарский (царство ему небесное) сказал: «Коля, гладко было на бумаге, да забыли про овраги». Как раз в тот самый пик неудачного начала войны были такие отклонения от устава, что даже священник воевал в штрафбате (правда, он с собой крест не носил, это уж мы для обозначения сделали), и разжалованный командовал, все такое было. Мало того, один штрафник (его уже нет в живых) нам тоже сказал, что к вам будут нарекания от ветеранов, но это все блохи. И вы, исказив так в деталях, не соврали в главном: и штрафники внесли свой неоценимый вклад, свой кирпичик в этот фундамент под названием «Победа». Это главное. Поэтому он нам жал руки и говорил: «Вы сделали хорошее кино».

И там же я написал Мединскому: если вы хотите посмотреть мою работу документальную, она есть в интернете, «Россия. ХХ век. Взгляд на власть». Это 6 серий по 26 минут, снятый в 2000 году. Вот там все на хронике, в бумагах, нам даже дали карту, где разделена была Европа (это протокол к Договору о ненападении между Германией и СССР), и Сталин подписал это все. Нам ее долго не давали, с помощью покойного сейчас уже Александра Яковлева мы все-таки это получили. Вот эта картина, вот ее судите прямо по истории. «Штрафбат» — это художественное кино, для обобщения, для создания образа воевавших штрафников, нужны были какие-то отклонения от уставов. Вот так я ему и ответил. В итоге Мединского вдруг в одном интервью по другой теме спросили: «Вот вам Николай Досталь написал письмо по поводу „Штрафбата“, вы не ответили. Что бы вы сказали?» Он очень странно сказал: «Да, я посмотрел этот фильм просто за раз. Досталь, конечно, очень талантливый режиссер и кастинг хороший, актеры прекрасно играют, в общем, все очень хорошо, но все неправда». Почему неправда-то? Это как по Оруэллу: война — это мир! Вот, все неправда.

— В устах Мединского это особенно интересно звучит, учитывая, что, как выяснилось, по его мнению, исторической правды вообще не существует.

— Вот! Вот поэтому все неправда. Ему дальше хороший вопрос задали: «Скажите, а вот картина Михалкова, где с палками идут на врага, как вы к этому относитесь?» Он ответил тоже парадоксально: «Ну Михалков ведь сказал, что это притча у него». Значит, мне надо было обозвать притчей — и все нормально? Тем более Михалков, наоборот, говорил, что хочет сказать о войне всю правду, в отличие от американского кино, хочет молодежи рассказать. А теперь оказывается, что он притчу рассказывал... Вот такой был мой диспут с нашим министром культуры.

— Но в плане выделения денег на кино вроде бы у вас с минкультом нормальные отношения.

— По крайней мере, я потом дважды ходил к нему на прием — сначала со сценаристом Юрием Арабовым, потом со своим продюсером Игорем Толстуновым по «Монаху и бесу». И минкульт дал деньги, как и сказал Мединский, — это максимум, выделил сумму на «Монаха и беса». Но я четыре года вынашивал идею фильма.

«МЫ ДЕЛАЕМ КИНО О КАКОМ-ТО ПОКАЯНИИ, ИСКУПЛЕНИИ ЛЮБОГО ВЛАСТИТЕЛЯ»

— В последних интервью вы говорите о запуске сразу двух новых проектов, каждый из которых выглядит интригующе. Например, сериал о старце Федоре Кузьмиче, который, согласно легенде, был не кто иной, как император Александр I.

— Да, подписан договор с каналом «НТВ» на 8 серий, Юрий Арабов пишет сценарий. Называется сериал «Тайна», такое пока рабочее название.

— Так Федор Кузьмич — это Александр I?

— Наша версия, что это он, иначе какой смысл было это все затевать. Конечно, а повод всей этой истории, мы так для себя поняли, — это его искупление. Он же был чуть ли не соучастник убийства отца. Так уж грешил. Да и в начале войны с Наполеоном были у него провалы. Поэтому был повод для покаяния. Повод был.

— Но ведь к концу правления Александра I Россия была едва ли не самым могущественным государством мира.

— А его личное? Те грехи, о которых мало кто знал. Россия — Россия, а ему было, наверное, не очень комфортно, и это даже есть в его дневниках, там он пишет, как переживал по поводу смерти своего отца. В общем, мы делаем кино о каком-то покаянии, искуплении любого властителя, любой же может пройти то-то-то, как у нас: они проходят огонь, воду, а на медных трубах обычно все спотыкаются...

— А вот втором проекте, над которым вы работаете, и вовсе возникает имя Владимира Путина.

— Он называется «Лицо», нам фонд кино выделил деньги, но опять же меньше половины нужной суммы. Сейчас мы ищем еще, и тогда в будущем году сможем уже начать снимать эту картину. Это чисто жанровая комедия.

Автор идеи — Геннадий Хазанов, с которым я снимал «Маленького гиганта большого секса» по Искандеру, потом «Полицейские и воры». И он мне позвонил, говорит, давай, третью картину снимем о судьбе артиста-пародиста, даже с таким девизом или как теперь говорят слоганом «Ты родился оригиналом — не умри копией». Вот об этом фильм.  Главный герой — хорошо известный по КВН и Comedy Club Дмитрий Грачев, очень похожий на Путина. По сюжету ему представляется, что наш президент ушел раньше времени срока, и вот после того, как он ушел, герой Грачева остался в полной заднице. И он уезжает к себе в Кандалакшу. Мало того, Хазанов рассказал эту историю Владимиру Владимировичу. Тот посмеялся и сказал, что очень смешная может быть комедия, валяйте, делайте.

— Не опасаетесь, что вам скажут, дескать, Досталь на восьмом десятке лет решил немного подлизнуться к власти?

— А вот знаете, если бы вы прочитали сценарий, вы поняли бы, что нет. Этого я тоже боялся. Конечно, я сразу сказал: «Гена, это же не предвыборная кампания». Это о судьбе артиста, о судьбе отчасти того же Хазанова. По крайней мере, Хазанов себя нашел, стал играть в драматических спектаклях. А этот герой вышел из КВН в Comedy Club, и все время его на корпоративы всякие туда-сюда таскают, а когда будет другой президент, что он будет делать? У него уже ни работы, ни профессии — ничего нет. 

«КАК-ТО БЫЛ ПОДБОР АРТИСТОВ НА «ШТРАФБАТ», Я ЛЕШУ СЕРЕБРЯКОВА ВСПОМНИЛ...»

— Хотелось вас спросить о работе с артистами. Роман Мадянов в интервью «БИЗНЕС Online» говорил, что именно вы его в «Штрафбате» по-настоящему вернули на экраны и теперь постоянно снимаете. Тимофей Трибунцев — блестящий актер «Сатирикона» — у вас работает. Елену Лядову тоже вы во многом открыли для большого экрана.

— Да, мои любимые артисты. Это все, как сказать, судьба такая, она непредсказуема, это все как фишка выпадет. Как-то был подбор артистов на «Штрафбат», я Лешу Серебрякова вспомнил и понял, что только он должен играть. А он уже тогда думал про эмиграцию в Канаду, вы знаете об этом, но тогда сразу отменил все ради этой роли. Я считаю, это одна из лучших его ролей вообще. Юра Степанов тоже, я его до этого знал, ну а Мадянов — да, он у меня и в картине «Лицо» будет сниматься. Он еще даже об этом не знает, но ему и знать не надо, он прочитает, поймет. Он будет играть отца Грачева у него на родине в Кандалакше.

— Вы, когда начинали снимать Мадянова, думали, что он со временем станет главным злодеем российского кино?

— Нет, не думал. Но он же талантливый артист, я считаю, что, если бы не «Штрафбат», он бы все равно пробился, были бы другие роли. Он очень талантливый артист, такой разноплановый. Кстати, в картине «Лицо» он будет играть абсолютно позитивного, нормального батю, который все понимает. Даже там есть такой кусочек, очень трогательный, когда сын приехал к нему и говорит: «Вот чего телевизор у тебя стоит старый, чего не купил? Я же присылал денег». А отец достает такую стопочку денег и ему возвращает: «Видишь, ты сейчас без работы, тебе нужнее...» 

«Я знаком с ним [с Серебренниковым] шапочно, но знаю, что он свои отдаст деньги, лишь бы что-то создать. Даже по себе сужу: свои вложишь, чтобы доснять, доделать, поставить спектакль. Такое у меня отношение»

«Я НЕ ВЕРЮ, ЧТО СЕРЕБРЕННИКОВ ЧТО-ТО ВЗЯЛ СЕБЕ В КАРМАН»

— Нельзя не коснуться в нашем разговоре «дела Серебренникова».

— В чем я не согласен с властью: его [Кирилла Серебренникова] могли оставить на свободе, под залог, под подписку, чтобы он работал, чтобы творил. Ну что же ему, сидеть дома годами? Он талантливый художник, может быть, его талант не все признают, но, безусловно, по крайней мере в Европе и мире, многие его признают. Талантливый художник, зачем же его запирать под ключ в доме — это глупо! Это первое.

Второе. Я не верю, что Серебренников что-то взял себе в карман. Тут другая история, в нашем законодательстве есть какие-то вещи, которые очень мешают создавать произведения искусства. Тебе так выделяются деньги на произведение искусства, что ты иногда должен, чтобы все-таки тебе хватило средств, идти на какие-то нарушения — я не знаю, какие-то бухгалтерские нарушения. Но не ради кармана, а ради того, чтобы доснять фильм, сделать спектакль или что-то еще, куда идут эти гранты. Вот это абсолютно точно. Я знаком с ним [с Серебренниковым] шапочно, но знаю, что он свои отдаст деньги, лишь бы что-то создать. Даже по себе сужу: свои вложишь, чтобы доснять, доделать, поставить спектакль. Такое у меня отношение.

— Что думаете о политической подоплеке этой истории?

— Думаю, тут нет никакого политического заказа. Другое дело, что, может быть, прицепились к очень яркой личности, которая не подлизывается к власти, иногда выступает даже поперек (по поводу там PussyRiot или еще чего-то). Ну-ка, давайте его прижмем, а повод найдем... Может быть, если бы такой повод возник, например, в Театре наций у Жени Миронова, наверное, ничего бы не было. Может быть. Конечно, при том что в карман там никто не клал и все, конечно, ради произведения. А тут вот решили, давайте...

С другой стороны, опять же видите, как у нас избирательна система? Избирает система Ходорковского, хотя другие его коллеги-олигархи делают то же самое по части оптимизации налогов и прочего. Но, так как он полез в политику, вот его и избрали. Так может быть и тут с Серебренниковым, другие его коллеги, возможно, так же работают, но не выступают.