Дарья Тихонова Родившаяся в столице Татарстана и делавшая здесь первые шаги в балете Дарья Тихонова прославилась благодаря участию в шумной картине «Матильда» / Фото из личного архива

«Я ДО ПОСЛЕДНЕГО НЕ ЗНАЛА, КУДА МЕНЯ ПОЗВАЛИ, ПРОСТО СКАЗАЛИ: «ПРИЕЗЖАЙ, ТЕБЕ ВСЕ ОБЪЯСНЯТ НА МЕСТЕ»

— Дарья, вы сами уже посмотрели сам фильм «Матильда»?

— Конечно, посмотрела. Знаете, он получился таким, каким его хотел представить публике Алексей Ефимович Учитель. Он глубокий и, на мой взгляд, действительно, получился о любви. С каждой минутой просмотра сюжет подводит в итоге зрителя к эмоциональному напряжению. Это очень красивый фильм, мне было интересно его смотреть. И негативная шумиха вокруг него, конечно, не оправдана.

— Не самый оригинальный вопрос, но как вы попали в проект Учителя? Правда, что он сам вас выбрал?

— Когда я училась еще в выпускном классе Пермского хореографического колледжа, ставился балет «Голубая птица и принцесса Флорина», где я исполняла партию феи Ночных грез. Эта запись, видимо, попала каким-то образом в руки Алексея Ефимовича. Балетмейстер, который работал над той постановкой, Алексей Григорьевич Мирошниченко (главный балетмейстер Пермского театра — прим. ред.) ставил балет в стиле позднего Петипа. То есть там приспущенные пачки, очень красивые костюмы, все достаточно необычно и приятно глазу. Возможно, режиссер что-то подобное и искал.

Вообще, я до последнего не знала, куда меня позвали, просто сказали: «Приезжай, тебе все объяснят на месте». Когда я приехала, меня и еще одну балерину сразу повезли в Мариинский театр на вот эту историческую сцену, где проходили съемки. Все это было настолько неожиданно, я точно не была готова к такому повороту. Работать приходилось очень напряженно. Даже когда бывали минуты отдыха, все равно нужно было держать себя в тонусе. Это для меня было самым сложным. Потому что вся твоя концентрация должна быть рассчитана на каждую секунду, а если ты расслабишься, уже не будет нужного результата.

— Много балерин пробовалось на эту роль?

— Не знаю. Может быть, пробы начинались с нас. Как уже говорила, я была занята в спектакле «Голубая птица и принцесса Флорина», в нем у меня была своя вариация, которую меня и попросили исполнить в фильме. Возможно, просто с нас решили начать, и на мне все закончилось (смеется).

— А исполнительнице роли Матильды Михалине Ольшанской приходилось танцевать самой какие-то партии?

— Она, конечно же, как могла, пыталась. С ней даже работал преподаватель из Мариинского театра, ставил ей руки, корпус, потому что это то, что обязательно должно быть в балерине. Даже если ты не можешь что-то сделать ногами, у тебя должна быть правильная осанка, шея, — если этого нет, надо вытянуть. Руки должны быть в определенных позициях. А для того, чтобы танцевать на пуантах, мы учимся 8 лет. Это, на самом деле, травмоопасно. Но в итоге у Михалины, по-моему, получилось очень даже неплохо, как-то не резало глаз. В Михалине чувствовался какой-то внутренний посыл, когда она смотрела мое исполнение, я знаю, она испытывала восторг, пусть и говорила это не мне лично. Каждый раз, когда она меня видела, обнимала, говорила что-то хорошее.

Вообще, все без исключения актеры, а мне доводилось поговорить практически с каждым, и с Ларсом (Айдингером, сыграл роль Николая II — прим. ред.), даже с Луизой (Вольфрам, исполнительницей роли принцессы Алисы, супруги Николая II — прим. ред.), — это совершенно простые люди. Вот эта публичность все равно закрывает человека, потому что он должен уметь восстанавливаться, не допустить к себе людей, которые преследуют корысть или что-то еще. А когда они находятся в работе, в своей среде, это совершенно нормальные люди, какими бы знаменитыми они ни были. На первом месте у них человеческое отношение, человеческий фактор, который поддерживает и других. Это профессионалы.

«В ФИЛЬМЕ, ЧЕСТНО ГОВОРЯ, МНЕ БЫЛО СТРАШНО НА СЕБЯ СМОТРЕТЬ»

— После того как фильм начали резко критиковать, начались протестные акции, у вас не возникло чувство сожаления от участия в проекте? Вообще, вас как-то коснулись эти скандалы?   

— Нет, никак не коснулись. Несмотря ни на что, участие в этой картине доставило мне огромное удовольствие, я ни о чем не жалею. Хотя, действительно, было непросто, даже тяжело привыкнуть к каким-то вещам в первое время. Не скажу, что это дало мне что-то в актерском опыте, скорее это послужило толчком к развитию моих каких-то внутренних качеств, которые, возможно, до съемок были не так развиты. Этот проект дал мне возможность еще больше относиться к себе с критикой, больше работать над собой, прорабатывать свои слабые места. Я часто смотрю записи многих своих выступлений, анализирую, что было так, что нет. А в фильме, честно говоря, мне было страшно на себя смотреть. Потому что там многие фрагменты, если не все, снимались в рапиде, и для балетных артистов это достаточно сложная съемка. В ней видно абсолютно все мелочи, поэтому мне было как-то не по себе. Тем не менее после просмотра фильма, что очень приятно, были положительные отзывы.

— Когда вам предложили роль польской балерины Матильды Кшесинской, вы уже знали что-то о ней?

— Конечно. Все это изучается еще в балетной школе, у нас есть предмет «История балета». Там, естественно, затрагиваются истории балерин. Матильда Кшесинская была первой балериной в России, исполнившей 32 фуэте. Вообще, она танцевала достаточно тяжелые вариации, потому что ей позволяла физиология, она была достаточно мощная, может быть, коренастенькая. То есть она не была парящей, летящей, как Павлова, как Карсавина, которые танцевали романтические вещи и стали звездами «Русских сезонов» Дягилева. Тем не менее благодаря, может, своей харизме, характеру, она много добивалась. В этом смысле Кшесинская для меня — это тоже пример.    

— После съемок в картине не поступали предложения работы от других театров, или балетный мир можно очаровать только балетом?

— Мы получаем всю свою практику, весь свой опыт непосредственно на сцене. Фильмы, конечно же, это что-то другое. Хотя процесс также требует от тебя и сил, и, может быть, даже чуть большей концентрации. Скажем, столько часов в день, сколько проходил съемочный процесс, в театре я не работала. Даже такое, когда нужно работать по 12 часов в день, происходит крайне редко.

«МНЕ НРАВИТСЯ КАЗАНЬ, И Я НИКОГДА НЕ ХОТЕЛА, НА САМОМ ДЕЛЕ, ИЗ НЕЕ УЕЗЖАТЬ»

— Вы сейчас являетесь солисткой Пермского театра оперы и балета. Почему Пермь?

— Да, я очень рада, что попала в эту труппу. Начинала учиться в Казанском хореографическом училище, но через год педагоги забрали меня с собой в Пермь, где я продолжила учебу в Пермском хореографическом. Однажды я сходила там на вечер одноактных балетов Баланчина и поняла, что мне придется так сильно работать, чтобы меня просто поставили в кордебалет этого театра. Потому что настолько все было идеально. Мне казалось, что каждая девочка может станцевать сольно или что-то корифейское в другом театре и не будет никаких претензий. Настолько меня это впечатлило. Ну а потом, когда меня в прошлом году повысили — хотя я никогда не стояла в кордебалете вообще — я пришла, и сразу как-то начались сольные партии. Конечно, я очень обрадовалась.  

— Почему вы не доучились в Казани?

— Знаете, мне нравится Казань, и я никогда не хотела, на самом деле, из нее уезжать. Меня устраивал здешний театр, я танцевала в нем, правда, когда еще училась в школе, во время новогодних елок.

В школе у меня были прекрасные педагоги, мой первый — Наталья Александрова, которая увидела меня и начала со мной работать. Я ей безумно благодарна. Если бы я не пришла к ней, не знаю, как сложилась бы моя судьба. Я проучилась у нее четыре года, и как раз прима-балерина казанского театра Елена Щеглова закончила свою карьеру и пришла в мою школу как педагог. Нас, немногих девочек, определили к ней. Мы проучились у нее три года, после чего ей и мужу предложили работать в Перми, в более перспективном театре. Естественно, они не стали отказываться. Наверное, ей стало бы не по себе, если бы мы, ее девочки, просто здесь остались, и она сделала нам предложение поехать в Пермь. Мы с двумя ученицами поехали туда.

— В Перми, кроме вас, сейчас есть ли еще казанцы?

— Я знаю тех, кто работает уже давно, и является достаточно зрелым артистом. Это Ляйсан Гизатуллина, окончившая Казанское училище, она начинала работать как раз в казанском театре, потом с мужем они переехали в Пермь. Она тоже солистка. 

— Не могу не спросить: доводилось ли поработать с художественным руководителем театра Теодором Курентзисом? 

— Да, когда в прошлом году была премьера «Золушки», я также танцевала один из премьерах спектаклей, а он дирижировал. На самом деле, тогда у меня были опасения насчет темпов и ритмов, потому что нам это все-таки важно, от этого многое зависит в спектакле. Я очень переживала, что Курентзис возьмет симфонический темп, с которым я могу просто не справиться. Но я была просто поражена, насколько все было сыграно идеально. После этого я преклоняюсь перед ним. Это был один из редких спектаклей, когда музыка помогала, а не сбивала. Теодор Курентзис замечательный человек, он чаще говорит о духовных вещах, про то, о чем мы забываем очень часто. И когда ты его послушаешь, как-то начинаешь переосмысливать некоторые ценности, начинаешь жить совершенно по-другому.    

— Какие еще партии танцуете?

— Если брать балеты того же Баланчина, это «Серенада», «Сомнамбула», из классики — «Лебединое озеро», «Щелкунчик», «Корсар», «Аполлон Мусагет», «Спящая красавица», «Жизель», партию Марии в «Бахчисарайском фонтане». Это, наверное, одна из моих любимых ролей. Как-то сразу у меня пошел вот этот образ. Алексей Григорьевич очень хорошо отзывается об этой партии в моем исполнении. Может быть, потому что там присутствует национальный колорит, который есть в Казани и которого нет в Перми.

«НА САМОМ ДЕЛЕ, КАЗАНСКОЕ УЧИЛИЩЕ ВЫПУСКАЕТ ХОРОШЕНЬКИХ ДЕТЕЙ»

— Сейчас в труппе казанского театра оперы и балеты много иностранных солистов: бразильцы, японцы. Получается, наше местное хореографическое училище не выпускает хороших балерин и танцовщиков?

— На самом деле, казанское училище выпускает хорошеньких детей. Я знаю девочек, которые были младше меня и которые сейчас танцуют в столичных театрах. Хотя в Москве я встречалась с подругой, которая тоже не доучилась в Казани, решив себя попробовать в Московской академии хореографии. Сейчас она танцует в Большом театре. Я думаю, что просто те девочки, которым говорят, что у них есть данные и это видно, они решают попробовать себя в чем-то лучшем. Если бы мне не поступило предложение от моих преподавателей переехать в Пермь, может быть, я бы и закончила казанское училище. Здесь тоже есть свои мэтры, есть хорошие педагоги. Хотя, к сожалению, они уже возрастные.

— А в вашей пермской труппе иностранцев много?

— Вообще нет (смеется).

— У российских балетных трупп есть какая-то иерархия? Например, для оперных певцов важно быть приглашенными в Метрополитен-опера, в «Ла Скала», а для балетных артистов? 

— Мне кажется, здесь многое зависит от артиста самого балета, чего бы он хотел. Если хочет высот, нового репертуара, то он к этому идет, выбирает для себя театр. А вот как таковой иерархии среди театров, я думаю, нет. Разве что негласная. Хотя пермский театр считается одним из лучших. 

— Если в Казань позовут сейчас, вернетесь?

— Когда я еще училась, по-моему, в пятом классе, у нас был небольшой концерт в школе и на него пришел Владимир Яковлев (руководитель балетной труппы театра им. Джалиля — прим. ред.). Меня ему тогда представили, и он сказал, что театр будет ждать меня. Да, может быть, он и хотел бы меня позвать, но обстоятельства, к сожалению, или к счастью, сложились по-другому. Наверное, я бы не хотела уезжать, потому что у меня не было каких-то веских причин, например что со мной не работают или не замечают, поэтому я поеду в другой город. Такого не было.

«МОЕМУ БУДУЩЕМУ МУЖУ, ЕСЛИ ОН ОКАЖЕТСЯ НЕ ИЗ МИРА БАЛЕТА, ПРИДЕТСЯ ДОЛГО ПРИВЫКАТЬ»

— Есть стереотипное мнение, что балерина — это легкомысленная профессия, даже самые знаменитые из них становились любовницами сильных мира сего, что, собственно, подтверждает и ваша героиня. Вам это не обидно?

— У меня точно никогда не было таких предрассудков, потому что я знала, что иду учиться, что я буду работать, буду танцевать в тех спектаклях, которые видела, когда была маленькой. Классические спектакли — мне это нравится. А мама была далека от всей этой богемной жизни, никогда с ней не сталкивалась и не отговаривала меня. Сейчас это считается, так скажем, достаточно элитной профессией. Поэтому, естественно, многие мужчины хотят иметь возможность хотя бы общаться с такими прекрасными танцовщицами и танцовщиками. Конечно, есть общение, есть какие-то поклонники, свой зритель, это всегда было и понятно. Но если говорить о замужестве, то моему будущему мужу, если он окажется не из мира балета, придется долго привыкать, а порой даже терпеть мою усталость, неразговорчивость. Здесь невозможно найти компромисс и немногие к этому могут быть готовы.

— А как у вас определилась предрасположенность к балету?

— Я в балет пришла сама после художественной гимнастики. Так сложились обстоятельства, что мне пришлось уйти из нее. Если говорить о семье, о том, как меня поддерживали, моя мама — тот человек, который не будет ничего скрывать, напрасно хвалить. Пусть лучше она скажет плохо, зато ты будешь к этому морально готова. Поэтому она сказала, что меня не возьмут в училище... Но меня взяли. Наверное, в силу данных, я всегда была очень худенькая девочка. Я хорошо училась, были хорошие оценки, но, знаете, это был не фанатизм, скорее желание утвердиться в глазах своего педагога, не подвести его. Потому что она верила в меня, поддерживала, мы до сих пор с ней в прекрасных отношениях.    

— Балет — это конкурентная среда?

— К счастью для меня, в театре, в котором я работаю, конкуренции нет. Потому что труппа не очень многочисленная, а репертуара много и много постановок. Это практически не прекращающийся процесс в нашем театре, поэтому на всех всего хватает. Может быть, иногда даже с избытком. И это большое счастье, когда тебя занимают, когда есть над чем работать, а не ждать своей партии. Такое бывает в немногих театрах, к сожалению. У нас очень дружный коллектив, наверное, это связано и с тем, что много пермских ребят там работают.

«Я ПРЕДПОЧИТАЮ ДОСТАТОЧНО ПАССИВНЫЙ ОТДЫХ И ЕДИНЕНИЕ С СОБОЙ»

— Вы видите себя исключительно как балерина или хотели бы поработать с хореографами других формаций?

— Пока я хочу танцевать классику, потому именно в ней становятся профессионалами. И потом, даже когда Мирошниченко ставит что-то классическое, он находит какие-то свои приемы, элементы, которые где-то даже сопоставимы с неоклассикой. Мне хватает даже этого опыта. Если человек хочет быть полноценным профессионалом, для которого нет ничего невозможного, безусловно, нужно себя развивать. Я просто говорю о себе, хотя я только на начальной стадии и нужно окрепнуть, даже несмотря на то, что я танцую что-то сольное. Все равно для меня этого недостаточно, я хочу танцевать как можно больше.
На данном этапе мне всего хватает, потому что есть еще зарубежная хореография Макмиллана, которая мне очень нравится. Я развиваюсь со своей определенной скоростью.

— Кроме балета, какие еще у вас увлечения?

— Я предпочитаю достаточно пассивный отдых и единение с собой. На сцене, конечно, надо быть разной и это не зависит ни от твоего темперамента, ни от характера. Есть роль, есть образ, который нужно доносить до зрителя. Что касается внутренней жизни, для меня очень важно восстановление, и в первый год работы в театре, когда были какие-то сольные партии, если это было что-то драматическое, где нужно играть, я помню, у меня было такое состояние утром, что просто ни с кем не хотела говорить. Я настолько уходила в себя, чтобы просто за выходной день восполнить себя и прийти на следующий день полноценным человеком. Я очень люблю гулять, одна, как правило. Сейчас я нахожусь в Казани, встречаюсь с родственниками, общаюсь. Но даже сейчас, когда приехала с премьерных показов, мне нужно побыть какое-то время одной, пусть полчаса, чтобы восстановиться. Люблю читать книги, люблю готовить.