Максим Дунаевский Максим Дунаевский Фото: Ирина Ерохина

О ГСО РТ: «Я ВСКОЧИЛ И ОРАЛ БРАВО!»

— Максим Исаакович, вам приходилось бывать в Казани раньше?

— Я много раз уже был в Казани. У меня здесь и концерты бывают, и мероприятия...

— Какие-то изменения в нашем городе заметили?

— Мне кажется, что Казань все хорошеет, сегодня это один из красивейших европейских городов. Он и был таким, а сейчас еще лучше стал. Я считаю, что Казань — это замечательный город. 

— Вы слышали, как работает Государственный симфонический оркестр Татарстана?

— В исполнении Государственного симфонического оркестра РТ недавно я слушал в Москве «Иоланту». Ровно за год до этого я слышал «Иоланту» в исполнении другого коллектива, но практически с теми же солистами, и это было очень плохо. Ну не плохо, но, во всяком случае, никак. А исполнение вашего оркестра было блистательно!

«Я слышал «Иоланту» в исполнении другого коллектива, но практически с теми же солистами, и это было очень плохо. А исполнение вашего оркестра было блистательно!»Фото: «БИЗНЕС Online»

— Чем же отличались эти два исполнения «Иоланты», одному из которых вы поставили оценку «никак», а другому — «блистательно»? Грубо говоря, в первом случае музыканты в ноты не попадали?

— Поскольку я «Музыкант Музыкантович Музыкантов», раньше мне всегда казалось, что как-то не так сыграли, где-то сфальшивили, аккорд не так взяли, не так спели. Раньше так у меня было. А с тех пор, как я сам стал руководителем Московской областной филармонии, понял, что не в этом дело. Знаете, можно даже и сфальшивить, можно даже и не так сыграть, но, когда на тебя со сцены идет талантливая энергетика, ты чувствуешь эту положительную энергетику, она тебя окутывает... Я вскочил на концерте ГСО РТ — не знаю, кто заставил меня вскочить, — и орал браво! Это что, нефальшиво сыграли? Нет, это что-то совсем другое! Это тайна настоящего искусства, которое тебе преподносят талантливо.  

— На этой неделе главный оркестр Татарстана исполнил ваши произведения в ГБКЗ имени Сайдашева. От кого исходила инициатива этого концерта — от маэстро Сладковского или от вас? (Ганеев Р.)

— Мы с Александром Сладковским уже давно знакомы, но никогда раньше не сотрудничали. Однажды мы встретились в подмосковном Клину на традиционном фестивале Чайковского, который вел Сладковский как дирижер, и он предложил провести концерт моей музыки в Казани перед Новым годом. Я согласился. Почему бы и нет?

Я предложил формат концерта, который у меня сложился с оркестром кинематографии и дирижером Сергеем Скрипкой. Это его была идея сделать концерт «Дунаевский + Дунаевский», то есть Дунаевский-старший и Дунаевский-младший. В зале имени Чайковского в Москве такой концерт мы уже делали. Я предложил Сладковскому повторить эту идею, но, может быть, в каком-то другом ракурсе, с другими произведениями. Я подобрал произведения и свои, и отца. После споров и обсуждений скомпоновалась программа. Концерт вел я сам и не просто объявлял номера, а общался с публикой. Мне всегда это очень интересно. Это у нас такой особый концертный формат.  

— В Казани высадился большой десант московских артистов...

— Более 50 человек. В Казань я привез замечательную филармоническую солистку молодое сопрано Варвару Комаровскую и эстрадную певицу, с которой много лет работаю, Ангелину Сергееву, а также хор Московской областной филармонии, которую я возглавляю. Если делать большой хороший концерт, то без хора как-то утло все будет. Если делать, так уж делать! И у Исаака Дунаевского, и у меня есть хоровые произведения. Хор — это всегда красиво. Тем более что хор имени Кожевникова — это один из лучших академических хоров России. Кстати, я с удовольствием работал бы и с местными солистами. Мне предложили также провести концерт для правительства республики, где участвовали местные солисты. Я послушал их — и почему мне их раньше не предложили? Может, и не надо было бы везти с собой никого...

— По какому принципу вы отбирали произведения для исполнения в Казани? Почему, например, не было музыки из популярного фильма «Три мушкетера»?

— Я вам скажу так: просто надоело, хотя была исполнена одна песня из «Возвращения мушкетеров». Может быть, получился не очень удачный фильм, но зато красивая мелодия. А когда публика просит исполнить «Пора-пора-порадуемся», мы всегда это с удовольствием делаем.


ХАРАКТЕР ГУБАЙДУЛИНОЙ ТАКОЙ ЖЕ СЛОЖНЫЙ, КАК ЕЕ МУЗЫКА?

— Зависит ли тональность музыкального произведения от характера композитора? Вот у вас, например, музыка легкая, воздушная, жизнеутверждающая. У вас и характер такой? (Эльза)

— Да, я очень энергичный и позитивный человек. Думаю, музыка от характера композитора зависит. Очень трудно переломить характер. Я хорошо был знаком с композиторами, характерам которых соответствовала написанная ими музыка, тот же Дмитрий Шостакович. Хотя он когда-то вместе с моим отцом, с Утесовым и Шульженко работал в Ленинградском мюзикл-холле, и они делали веселые представления, но образ Шостаковича все-таки был другой. Он был самоуглубленным, странным человеком, и музыка у него такая же — до трагизма доходящая. А, например, Прокофьев был абсолютно человеком-зажигалкой, и музыка у него вся такая — как шампанское.  

— Если судить по музыке, какой характер у Софии Губайдулиной?

— Ее лично я не знаю, а музыка у нее очень разная, но всегда сложная. Видимо, и характер у нее такой же сложный. Когда она говорит, она очень милая, симпатичная, но, судя по музыке, там такие хитросплетения... Конечно, это мировая звезда.

— У вас в Московской областной филармонии работает всемирно известный баянист Айдар Гайнуллин — это гордость Татарстана. Каким образом вы познакомились с Айдаром, как удалось заполучить его? (Венера)

— Не я его пригласил, а предыдущий руководитель филармонии. И правильно сделала, потому что это интереснейший музыкант. Поскольку он в основном живет в Германии, ему нужно было какое-то постоянное место работы в России, и он согласился, особо не думая. А когда я появился, мы с ним сблизились. Я сказал ему, что нужно интересное придумывать, а не просто выходить на сцену. У него хороший ансамбль «Эйфория», с которым он работает во всех концертах. Я сказал: «Айдар, я беру весь твой ансамбль на работу. Но только с одним условием, что вы будете работать!» И они пашут, имеют огромный успех в стране. Не сразу, потому что его сначала знали в Европе даже больше, чем в Москве. А сейчас Москва принимает его просто на ура.  


«У НАС АССОЛЬ — ВЫ ТОЛЬКО НЕ ПУГАЙТЕСЬ! — ПРОСТИТУТКА...»

— Хотелось бы спросить о критериях удачной мелодии. Возможно, вы их как-то для себя формулировали, и, если да, то очень интересно об этом узнать. Что, на ваш взгляд, должно быть в мелодии/песне, какая «алгебра», чтобы в ней поселилась «гармония»? На что вы обращаете внимание, слушая или сочиняя ту или иную мелодию, на какие параметры ориентируетесь? Как понять, удачна ли мелодия? Возможно, у вас есть какая-то личная технология сочинения и оценки сочиненного? Если сформулировать короче, то вопрос будет звучать так: как вы это делаете? (Алина)

— До «как вы это делаете» все было хорошо... (смеется). На этот вопрос ответить практически невозможно. Я просто приведу совсем недавний пример. С Марком Розовским меня связывает огромная многолетняя дружба, мы очень много вместе работали, создали много спектаклей и фильмов. И несколько месяцев назад мы с ним задумали мюзикл по произведению Пушкина «Капитанская дочка». Розовский написал либретто по Пушкину, сам сочинил хорошие стихи, а я никак не мог приступить к написанию музыки — все время мне что-то мешало. И каждый раз, когда мы встречались с Марком, я видел его укоризненный взгляд. А я ему: только молчи, только не об этом, когда день настанет, я сам скажу...

И вот я пришел на премьеру его спектакля в московском театре «У Никитских ворот». Марк Розовский поставил необычный спектакль на «школьную» драматургию — «Горе от ума» Грибоедова. Само по себе интересное произведение, но в театре его уже давно не играют и не знают, как поставить. А вот Розовский поставил и назвал свой спектакль «Горе без ума». Мы с ним встретились, и он спрашивает: «Ну как? У нас премьера уже 28 марта!» А я за день до этого распечатал пьесу и поставил на пюпитр рояля — это как немой укор: ты проходишь мимо — и ах! Надо начинать работу...

...После премьеры спектакля был большой банкет, и мы хорошо выпили, конечно. И вот я прихожу домой, а у меня в голове неотвязно крутится какая-то странная мелодия. Подхожу к роялю и вижу, что это мелодия на первый текст хора этого мюзикла! Вот как это произошло?! Я не знаю. Видимо, шла какая-то внутренняя работа. Клянусь, я ни разу не садился за рояль, не пробовал! Только прочитал стихи на первой странице сценария, и вот они мне запали. А после разговора с Розовским у меня, видимо, спусковой крючок нажался и я написал музыку к первому номеру.  

— А всего сколько номеров?

— Всего там номеров 30 (смеется). Но важно, что уже есть начало. ...Это к вопросу вашего читателя о том, как это делается. Вот как это делается? Можно ответить на этот вопрос? Никак нельзя!

Одной из самых лучших своих работ последних лет я считаю мюзикл «Алые паруса», который поставлен в 40 музыкальных театрах страны. Кстати, это второй рекорд после мюзикла «Три мушкетера», который поставили 100 театров еще до фильма, а после фильма еще больше. Ставят его и в Европе — Болгарии, Чехии, Венгрии. Причем сами звонят и говорят, что хотят поставить «Алые паруса». Этот мюзикл — дважды лауреат «Золотой маски». Это почти опера — 35 или 36 номеров. Идея-то в воздухе витала уже давно — уж очень романтичная история. И меня сейчас спрашивают, как я угадал с темой — люди просто прут на спектакль, за месяц раскупают билеты! Это в наше-то время, когда показывают кровь, убийства, политику — и вдруг такая нежная, легкая история. Правда, мы ее немножечко сдобрили сексом, о чем, к счастью, не догадывается автор — Александр Грин...

— Как секс выглядит в музыке?

— Не то чтобы в музыке — в содержании. Но и в музыке тоже! У нас Ассоль — вы только не пугайтесь! — проститутка. Кстати, многие режиссеры это изменили, побоялись. Мы немножко усовершенствовали эту тему, сделали ее более современной, поскольку Ассоль все осудили, считали ее сумасшедшей, зацикленной на каком-то Грее, который ей приснился. У нас это сон —  ей снится сон, и некий человек внушает, что вот эта встреча у нее в жизни будет. И Ассоль мечтает о своем принце, который на алых парусах к ней явится. Действительно, немного сумасшедшая девочка... Несчастный городишко, вечно сидящий в тюрьме бедный отец, нищета. Чтобы выручить отца из тюрьмы, Ассоль нужно дать взятку судье, а денег нет. И она решает идти работать в бордель. Правда, у нас она не успевает поработать. Там она встречает некоего капитана, который приезжает со своей командой в бордель. Он спрашивает у хозяйки заведения: кто эта девочка, она мне очень нравится. Та отвечает, что кто-то говорит, что сумасшедшая, а кто-то — фантазерка, и рассказывает ему историю про алые паруса. 

У Грина непонятно, почему вдруг алые паруса появляются, а у нас в постановке, когда капитан слышит страшную историю про сумасшедшую девочку, велит хозяйке снять красные шторы, которыми оформлен бордель, и продать ему, чтобы сделать паруса. А остальное он дополнил тканью, выкрашенной красным вином. Вот появляется шхуна, но совершенно не с алыми парусами, а с красными, какими-то располосованными, в пятнах красного вина. И все начинают смеяться. Кроме Ассоль, которая понимает, что это и есть алые паруса... То есть мы сделали реальную историю.

...И меня все спрашивают, долго ли я писал музыку к такому длинному спектаклю — он идет три часа. Я отвечаю: очень долго — ровно три дня и три ночи... Если Чайковский 40 дней писал «Иоланту», то я «Алые паруса» — за три дня. Правда, потом много исправлял, но основной материал, все мелодии пришли сразу.  

— Это вообще фиксируется — кто сколько дней писал? Есть какое-то неформальное соревнование?

— Мой преподаватель в Московской консерватории композитор Дмитрий Борисович Кабалевский говорил, что скоростью искусство не определяется.  


«К СОЖАЛЕНИЮ, СЕЙЧАС У НАС ВРЕМЯ ОТСУТСТВИЯ МЕЛОДИЙ»

— Музыка Максима Дунаевского — это наше детство: от «Летучего корабля» до «Мушкетеров» и «Мэри Поппинс». Песни мы запоминали на слух, слова переписывали в тетрадь, и эти мелодии неразделимы с понятиями «уют» и «дом»! Есть ли сегодня в вашем арсенале новые цепляющие мелодии? Как, по вашему мнению, меняет психологию наших детей засилье западных песен при дефиците качественных отечественных? И можете ли вы помочь вновь русифицировать подрастающее поколение? (Юлия Озерова)

— Без мелодии вообще ничего не существует! К сожалению, сейчас у нас время отсутствия мелодий. Многие говорят, что это сегодня немодно, в кино мелодия не нужна. Если я беру какой-нибудь фильм, мне режиссер говорит: не надо нам мелодию, нужно создать некий флер, атмосферу... Меня недавно кто-то спрашивает: какая-то знакомая мелодия звучит, из какого это фильма? Я отвечаю: «Список Шиндлера». Там звучит гениальная, типично еврейская мелодия. Разве это мешает фильму?! По мелодии можно узнать фильм!

Я думаю, эту моду придумали люди, которые не могут писать мелодии. А мы в 90-е годы «достукались» до того, что произошел разрыв поколений во всем. В мае 2017 года Алексей Рыбников, замечательный мелодист и потрясающий композитор, стал председателем совета союза композиторов России. В таком возрасте я возглавил филармонию, а он теперь в руководстве союза композиторов. Потому что больше некому! Образование в 90-е годы утопили! И все решили, что все и так могут: писать музыку, снимать картины. Вот и получилась ерунда. Меня же учили великие мастера! А кто нынешнее поколение учит? Никто! И мы тоже не учим.

— А вас приглашают учить?

— Нет! Когда возник этот разрыв поколений, туда хлынуло колоссальное количество серости и бездарности, которые никого больше не хотят туда впускать. Зачем? Если мы придем с Рыбниковым, Журбиным, Дашкевичем преподавать в консерваторию, то все остальные там не нужны будут...

— Но вы пошли бы преподавать?

— Конечно! Я, например, с удовольствием возглавил филармонию. Нельзя только говорить, надо что-то делать! Нужно восстанавливать вкусы людей.


«И ЧАЙКОВСКИЙ РАБОТАЛ ВСЕ ВРЕМЯ ПОД ЗАКАЗ»

— Вы пишете музыку только по заказу к конкретным фильмам и спектаклям? А бывает, что мелодия просто так пришла? Нам-то кажется, что Чайковский просто садился и записывал музыку, которая в нем звучала...

— Это все от лукавого! И Чайковский работал все время под заказ. Он писал для друзей — пианистов, скрипачей. Считайте, что это заказ, потому что за все платили деньги. Если бы не было заказов, то ему платила фон Мекк, и она тоже заказывала. И Моцарт, и Гайдн, и Бетховен — они все служили при дворах, при курфюрстах, при князьях, все работали по заказу. Великое последнее произведение Моцарта тоже было написано по заказу.

— Но тем не менее «вне плана» музыка приходит?

— Приходит, например, «Алые паруса» без всякого заказа были написаны. Сегодня мы с Марком Розовским делаем «Капитанскую дочку» тоже без заказа, потому что такое положение и уверенность в себе, что мы знаем, что это все равно поставят. Правда, бывают и другие случаи. Мы с поэтом Вадимом Жуком написали по своему желанию оперу «Шинель» по Гоголю, но московский театр, который ее поставил, совсем не справился с задачей. Я хотел эту оперу у них забрать, но они упросили пока оставить — хотят продолжить играть.

— Как в России работает авторское право в сфере музыки? (Алия)

— В лихие 90-е лопнуло все и в этой сфере. И все творческие люди — композиторы, авторы, литераторы — просто сидели без денег. Я уехал в Америку — не на что было жить, потому что авторские — это наш хлеб. Многие тогда разъехались. Кстати, Тухманов так и не пришел в себя — уехал и остался там. Великий композитор! Вот так у нас просто убили творческих людей...

А с 2000-х годов стали восстанавливать систему учета авторских прав. Но, как выяснилось, проворовались. Но сейчас, мне кажется, это в надежных руках. Этого человека (генерального директора Максима Дмитриева — прим. ред.) я хорошо знаю, он в 90-е годы, когда упало российское авторское общество, возглавлял Первое музыкальное издательство, которое стало работать очень чисто. Это альтернативное издательство не только собирало авторские отчисления, но и предлагало произведения для исполнения, чтобы авторы получали деньги. Сейчас РАО восстановилось и неплохо работает.

— Вы сами вникали, как все это работает?

— Я член авторского совета РАО. Раньше вникать было бесполезно, потому что вся информация была закрыта, а мы были как голосовательная машина.

— Вообще это возможно, чтобы какой-то театр исполнял, к примеру, ваш мюзикл без вашего ведома?

— Сейчас уже невозможно, потому что все знают, что это наказуемо и можно попасть на очень серьезные деньги. Система работает. В 90-е годы было много партизанщины, когда пытались что-то своровать, по-тихому сыграть, но поскольку посыпались суды, перестали это делать. И я выигрывал суды на миллионы рублей. Правда, не миллионы долларов, как это было бы в Америке... 

«В США Я ПРОЖИЛ ПОЧТИ 10 ЛЕТ. ЭТО БЫЛ ОЧЕНЬ ВАЖНЫЙ ОПЫТ»

— Вы несколько лет жили в США, работали в Голливуде. Какой опыт был вами там приобретен? (Заринов Ильгизар)

— В США я прожил почти 10 лет. Для меня это был очень важный опыт, неожиданный, потому что мы очень многого совсем не знали даже про соседние страны, что уж говорить про Америку, которая от нас за два океана. В США для меня было много неожиданного, но близкого, потому что я в эту система хорошо врубился — как вести себя, как работать, что нужно делать, перед кем ты отвечаешь, а перед кем не отвечаешь. И как технологически исполнять работу — уже появились компьютеры, поэтому стала другой и технология музыкальной записи, исполнения. В России только к фанере подошли, а там от фанеры уже давно отказались. Знаете, там больше почитают пусть даже не совсем совершенное исполнение, но живое, чем совершенное, но в записи. 

— Когда вы уезжали в США, вы знали английский язык?

— Была только школьная практика. Хотя я учился в спецшколе, языка практически не знал, все пришлось заново учить.

— Трудности из-за этого были?

— Конечно, ведь, мягко говоря, я во взрослом возрасте попал туда.  

— А как состоялось ваше возвращение в Россию?

— Возвращение было очень простым. Я приехал в Москву на неделю по делам и понял, что здесь что-то изменилось к 2001 году — опять стали нужны профессионалы. И я подумал: если своей стране нужен, то я лучше буду здесь, а Америка — это чужая страна. Я позвонил жене, которая оставалась в США, и сказал: приезжай, мы здесь нужны.

— Ни разу не пожалели, что вернулись?

— Нет.

— Могли бы вы сравнить больших голливудских композиторов и больших российских, которые работают в кино?

— Там есть замечательные композиторы, например Циммер. Но я всегда говорю так: если бы не железный занавес, то наверняка Исаак Дунаевский был бы мировым композитором. Когда люди в Америке слушают его произведения, они удивляются: это у вас было написано, почему никто не знает? Знали, потому что фильм «Веселые ребята» шел в США, просто уже умерло то поколение, которое эту картину смотрело. Это был абсолютно голливудский фильм! Вообще все, что сделали Дунаевский и режиссер Александров, который прошел голливудскую школу, было абсолютно на мировом уровне. А потом началась эпоха выпрямления саксофонов...

В Америке огромное количество композиторов! Я особенно люблю мюзикловых американских композиторов. Вообще, англоязычные композиторы создали очень много интересного, в том числе в кино. Я был знаком с замечательным американским композитором Дмитрием Тёмкиным. Еврей, родившийся в Одессе, но уехавший в США еще достаточно молодым человеком. Его в конце 60-х пригласили в Россию написать музыку к фильму «Чайковский». Я с ним тогда и познакомился. Он разговаривал по-русски, но с большим акцентом, и я даже не понимал, какой это у него акцент — одесский или американский. Он мне говорил: «Мальчик мой, вам нужно срочно в Америку!» Спрашиваю: «А что мне там делать?» Тогда даже пошутить про Америку нельзя было! А он мне в ответ: «Я прислал бы вам двух упаковщиков: один бы следил за вашим внешним видом и здоровьем, а другой — за вашими аранжировками. И мы сделали бы вам имя».


«А У НАС ПЕСЕННОЕ ТВОРЧЕСТВО ПРОСТО ИСЧЕЗЛО! ЕГО НЕТ!»

— Вы еще входите в комиссию, которая отбирает российские песни на «Евровидение»?

— Нет. Я хоть там и числюсь, но давно вышел из нее за полной бесполезностью этого дела.

— Почему российским певцам на этот конкурс готовят произведения зарубежные композиторы?

— В этом тоже был какой-то смысл, хотя все время с этим попадали — не в десятку попадали, а в плохом смысле. Для «Евровидения» мы всегда пытались сделать еврохит, поэтому обращались к иностранным композиторам. На мой взгляд, это абсолютно неправильно. А побеждали-то  те, кто делал свою аутентичную музыку. Единственный, кто победил с похожим на европейский хит произведением, — это Дима Билан. Но дело в том, что у него в свое время был замечательный продюсер — Юрий Айзеншпис, который все такие вещи отслеживал. Билан раньше бы выиграл «Евровидение». Тогда я еще был в комиссии, и мы все проголосовали за его участие, но надо было отправить туда победительницу «Фабрики звезд» — Наталью Подольскую. Она и заняла «достойное» 17-е место... После этого я вышел из комиссии. 

— Почему же мы так плохо обходимся с отечественными песнями?

— Мне кажется, что на Западе и сегодня есть очень хорошие композиторы и исполнители, которые ведут вперед песенный жанр. Когда я приезжаю в Америку, всегда включаю музыкальный телеканал и слышу, что очень много хорошего делается. А у нас песенное творчество просто исчезло! Его нет! У нас только продюсирование! У нас сегодня песни не сочиняют, а продюсируют, их составляют из «кирпичиков». Это же конструирование того, что ты слышишь, а не творчество, которое было раньше. Поэтому я не согласен, что нам надо исключить зарубежную музыку, потому что там есть великолепные примеры, которые можно взять, пропустив через себя. Не подражать, а следовать каким-то правильным путям, пытаться сочинить яркую мелодию, своеобразную аранжировку.

— Вы могли бы назвать хотя бы одну фамилию современного композитора, который на российской эстраде действительно творит, а не конструирует «кирпичики»?

— Честно говоря, не могу назвать, кто действительно порадовал бы своим творчеством, про которого можно было бы сказать: «Вот это да!» Даже ради Нового года не могу назвать... Конечно, фамилии можно назвать, но чтобы так безусловно — нет.

Я уже не первый год участвую в работе жюри конкурса «Новая звезда» на телеканале «Звезда». Там в этом году сделали великолепную вещь: на полуфинальном туре всем дали возможность исполнить свои песни, и хорошим композиторам сделали заказ написать для них произведения. Там есть очень хорошие вещи. Рекомендую посмотреть на канале «Звезда» в начале января. У нас ведь ни в «Голосе», ни в других конкурсах нет своих песен у конкурсантов, они поют чужие, и бывает очень трудно оценить. Например, кто-то поет песню Уитни Хьюстон — конечно, до Хьюстон недотягивает, но ведь это мировой хит и всем нравится. А когда эти люди приходят к вам в студию и вы пробуете записать с ним что-то оригинальное, они ничего не могут.

— Исполнительских конкурсов много, а композиторские есть?

— Раньше они были, потом был огромный перерыв, а сейчас опять появились. Кстати, тот же юрмальский конкурс изначально был конкурсом песни, а не исполнителя, но давно уже таким не является.

«НУЖНО ОЧЕНЬ МНОГО СДЕЛАТЬ В УМАХ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ НАМИ РУКОВОДЯТ»

— Каждое время имеет свое музыкальное сопровождение и выражение. В каких ритмах для вас звучит наша современная действительность? (Людмила Филиппова)

— «Время, вперед!» — это было угадано Свиридовым.

— А сегодня разве такое время?

— 90-е годы точно отличались — полным распадом музыки: ритмики никакой, мелодии никакой.

— Как считаете, настало ли время такой музыки, как «Время, вперед!»?

— Судя по тому, что говорит наш президент — надо идти вместе с молодежью и только вперед, — то, наверное, настало. Но, если честно, я пока больших оснований для этого не вижу. Для того чтобы идти вперед, нужно просто очень много сделать. Очень много! И прежде всего в умах людей, которые, увы, нами руководят. И я это вижу на каждом шагу.


— Может быть, лучше всех этих руководителей поменять?

— Поменяешь опять на то же самое... Но мне кажется, что ставка на молодежь, обновление губернаторского корпуса — это очень правильно. Московской областью руководит совсем молодой человек — Андрей Юрьевич Воробьев. Дело-то при нем сразу пошло! Потому что он пришел абсолютно не обремененный чиновничьими кандалами. Ему кто-то кричит: эй, ты куда? А он: а я вот так! И это дает результат.

— Можно сделать вывод, что за политикой вы следите?

— Да, слежу. Но я не участвую в ней, хотя предлагалось много раз — и в Думу идти, и в партию. Правда, в «Единую Россию» я вступил. Руководителем стал, вроде надо... «Фейсбук» обошла веселая фотография: мы вместе с Воробьевым стоим и оба ржем. Он мне вручал членский билет. Меня потом спрашивали: а что это вы так ржали? А я, когда вышел за членским билетом, сказал: «Андрей Юрьевич, принимайте юного члена партии!» И мы оба расхохотались...

— По каким СМИ следите за информацией?

— Интернет, конечно. Газеты тоже читаю, хотя их можно и не читать, потому что все это есть в интернете. Но я просто привык шелестеть газетной бумагой. 

«Надо жить там, где у тебя корни. Ты здесь больше пользы принесешь и себе, и людям»Фото: Ирина Ерохина

НЕ ПРЕДАВАТЬ ИСКУССТВО РАДИ ДЕНЕГ И ЖИТЬ ТАМ, ГДЕ У ТЕБЯ КОРНИ

— Вы очень артистичный — это бросается в глаза даже на сегодняшнем интервью. Вам когда-нибудь сниматься в кино предлагали?

— К фильму «Игра без правил» я написал музыку и сыграл в нем почти главную роль — композитора. Он один раз вышел по телевизору, и больше его, видимо, не захотели катать. Вот такая у меня была единственная работа в кино...

— Чем занимаются ваши дети? Унаследовали ли они от вас музыкальный талант? (Дмитрий)

— Я бы сказал, у них есть способности. Одна моя дочь, живущая в Париже, с детства занималась и балетом, и художественными делами, и вдруг в 20-летнем возрасте захотела заниматься музыкой. Стала сочинять песни — стихи и музыку, организовала свой ансамбль. И очень неплохо пробивается там.

— Она обращается к вам за советом?

— Было такое, но сейчас уже нет.  

— Есть ли у вас жизненное кредо? (Максимова К.)

— Первое — я никогда не могу предать искусство ради каких-то благ. Делая искусство, я никогда не думаю о деньгах, поэтому искусство никогда не предам. Второе — надо жить там, где у тебя корни. Ты здесь больше пользы принесешь и себе, и людям. Проделав эксперимент в своей жизни, я понял, что Россия — для нас. Когда появилась первая же возможность вернуться из Америки, я это сделал.  

— Что бы вы пожелали молодому поколению?

— Только одно пожелание, потому что это самое главное. Думаю, что сегодня ничего главнее этого нет. Когда ко мне приходят молодые ребята, просят послушать их музыку, дать совет, я спрашиваю у них: и чего вы хотите? Отвечают: получить работу. А я говорю: поучиться сначала вы не хотите? Я вот 17 лет учился своему ремеслу... Молодым я могу пожелать только одного, как Ленин: учиться, учиться и учиться. Сегодня это самое главное! Это то, что может толкнуть время вперед.

— Максим Исаакович, спасибо за интересный разговор. Успехов вам!