«ЭТОТ ДОКУМЕНТ ЗАСТАВЛЯЕТ ВЗДРОГНУТЬ НЕ ТОЛЬКО СЛАБОНЕРВНЫХ»

 «„Настоящая борьба с врагами началась в Татарии только после назначения [на пост наркома внутренних дел республики не более месяца назад] т. Алемасова, работавшего до этого в центральном аппарате наркомата в Москве и уже получившего там орден Красной Звезды за активное участие в ликвидации троцкистов, зиновьевцев и прочей мрази“, — сказал о нем сам тов. Маленков (Георгий Максимилианович Маленков (1901–1988), ближайший соратник Сталина, один из руководителей партии и государства — член политбюро (президиума) ЦК партии с 1946 по 1957 год, председатель Совета министров СССР с 1953 по 1955 год. Фактический руководитель Советского государства в марте – сентябре 1953 годаприм. ред.). И не где-нибудь в кулуарах, а на судьбоносном II пленуме Татарского обкома партии, состоявшемся в Казани 26–28 августа 1937 года. Словечко „судьбоносный“ в нашем случае употреблено не для красоты слога, а в самом что ни на есть прямом смысле. На пленуме «присутствовало всего 15 из 61 члена обкома, избранного два месяца назад на XVIII областной партконференции, 9 из 21 кандидата в члены обкома. Остальные были уже арестованы», — приводит такую статистику rukazan.ru. В Госархиве РТ есть красноречивый документ, один вид которого заставляет вздрогнуть не только слабонервных. Его текст пестрит от вычеркнутых фамилий бывших членов обкома, и вычеркнуты они не только из этого списка, а фактически из жизни. Так что еще неизвестно, что по тем временам было дороже — боевой орден или комплимент такого уровня и при таком кворуме...

ТАЙНА «ПРОПАВШЕЙ ГРАМОТЫ»

Несколько слов о том, что предшествовало этим событиям. «К середине лета 1937 года террор уже набрал полные обороты, — пишут о них известный казанский историк Булат Султанбеков и бывший начальник главного архивного управления при кабинете министров РТ Дамир Шарафутдинов.  — Массовые репрессии, начавшиеся еще в 1936 году, затрагивали все более высокие эшелоны власти. И если до начала года первые секретари обкомов, крайкомов и ЦК нацреспублик пользовались еще своеобразным иммунитетом, то с весны пришла и их очередь. Не случайно на одном из заседаний политбюро зимой 1937 года было принято решение рекомендовать руководителям обкомов проводить свои отпуска на месте, а не выезжать в Москву или другие места. Очевидно, это облегчало процедуру ареста и не требовало поисков в случае необходимости».

«Этот пленум является одним из самых драматических и поучительных эпизодов периода Большого террора в Татарии, — сказал в беседе с корреспондентом „БИЗНЕС Online“ Булат Султанбеков. — Хорошо известно, что ведение партийного делопроизводства отличалось особой тщательностью, но в его протоколе отсутствует стенограмма первого заседания, проходившего вечером 26 августа. Судя по материалам последующих заседаний, известно, что на нем с большими речами выступили лишь два человека: Маленков и Алемасов. Однако их докладов в стенограмме нет...» Эта «пропавшая грамота» давно уже привлекала внимание профессора истории Султанбекова, и он в свое время предпринял шаги по выяснению этой пусть вполне конкретной, но загадочной истории. «А разгадка оказалась проста и полностью соответствовала нравам и традициям той зловещей поры», — читаем публикацию «Загадка „пропавшей“ стенограммы» в научно-документальном журнале «Гасырлар авазы — Эхо веков» государственного комитета РТ по архивному делу.

Александр Алемасов Александр Алемасов

Султанбеков рассказал, что эту загадку истории ему открыл его знакомый по работе в обкоме, здешний старожил С. Климин, которого коллеги «помнят как колоритную фигуру весьма сдержанного и немногословного человека», ушедшего на пенсию в конце 1960-х. Климин был в то время работником протокольной части Татарского обкома партии. В начале заседания пленума все присутствующие были предупреждены, что доклады стенографироваться не будут и делать какие-либо записи запрещено. Маленков издевательски заметил, что сказанное здесь и так врежется в память и заставит каждого подумать о своей роли в доведении республики до такого ужасного состояния и чистосердечно признаться в содеянном.

Маленков обрушился на первого секретаря Лепу (Альфред Карлович Лепа (1896–1937), первый секретарь Татарского обкома ВКП(б) с 1933 по 1937 год. Репрессирован, реабилитирован посмертноприм. ред.) за попустительство врагам народа, заполонившим республику. Сидевшим в смятенных чувствах членам, кандидатам в члены обкома и секретарям райкомов и горкомов партии было объявлено, что тов. Сталин неоднократно предупреждал Лепу; по его предложению в журнале «Партийная жизнь» появилась критическая статья, однако это не помогло, и решением политбюро Лепа был снят с поста первого секретаря. Поэтому на пленуме он уже не присутствовал, а находился в Москве и после безуспешных попыток добиться приема у Сталина или Кагановича лег в кремлевскую больницу, где и был вскоре арестован и препровожден в специальном «вагонзаке» в Казань.

7 ноября 1937 года в Казани. Площадь Свободы 7 ноября 1937 года, Казань, площадь Свободы

Развивая эту тему, Маленков заявил, что в разгуле вражеской деятельности виноваты также бывшие руководители НКВД республики Гарин и Рудь, арестованные ныне в Москве и уже понесшие заслуженное наказание (Владимир (Иван) Николаевич Гарин (Жебенев) (1896–1940) — начальник управления НКВД по Татарской АССР с 15 июля 1934 по 9 ноября 1936 года, старший майор госбезопасности; специальное звание старшего майора ГБ условно соответствовало воинскому званию командира дивизии РККА; Петр Гаврилович Рудь (1886–1937) — начальник управления НКВД / нарком внутренних дел Татарской АССР с 9 ноября 1936 по 20 июля 1937 года, комиссар ГБ 3-го ранга; следующее по старшинству звание в органах госбезопасности СССР после старшего майора прим. ред.).

КАПИТАН ГОСБЕЗОПАСНОСТИ НА «ОБКОМОВСКОМ МОСТИКЕ»

Несколько слов о московских гостях на этом зловещем форуме. Кроме особо уполномоченного и руководителя комиссии ЦК Маленкова в нее входили еще три представителя ЦК партии тов. Кривопалов, Ревский, Суханов. Но главную роль играл, конечно, Маленков. К этому времени он неоднократно вместе с Андреем Ждановым, Лазарем Кагановичем, Александром Щербаковым, Андреем Андреевым и другими руководителями высшего звена направлялся Сталиным «на места» для «наведения порядка» и усиления репрессий. Каждый из них побывал с этой миссией в трех-четырех областях и республиках. Задание Маленков, как видно из его выступлений и реплик, содержащихся в стенограмме пленума, выполнял усердно. После короткой паузы Георгий Максимилианович предложил тов. Алемасова в руководители Татарского обкома, уточнив значительно: «Кандидатура согласована с тов. Сталиным...»

«Действительно, Алемасов был креатурой Маленкова, его ставленником, продолжил рассказ Султанбеков. К тому времени Маленков решил укрепить „ненадежный“ татарский обком своим, „надежным кадром“. Для этого он организовал Алемасову аудиенцию у Сталина 20 августа 1937 года, на которой присутствовали также Молотов и Ежов. Разговор у вождя длился 20 минут, „смотрины“ прошли успешно, Алемасов был рекомендован на пост первого секретаря обкома» (подробнее на «БИЗНЕС Online»).

Поэтому голосование по избранию нового «первого» было открытым и, разумеется, единогласным. Вот так на мостике Татарского обкома партии оказался «целый» капитан госбезопасности Алемасов. После «разоблаченных» предшественников наркомвнудела Гарина и Рудя такое понижение в звании (на две-три ступени) тем не менее не смутило ни самого цэковского протеже, ни его высокопоставленных патронов. Сразу после этого представления новоиспеченного партийного лидера республики 2-й секретарь обкома Мухаметзянов, слывший в то время главным борцом с врагами и интриговавший против своего непосредственного начальника Лепы в расчете занять его место, предоставил слово Алемасову. Тот не преминул раскрыть страшную картину пронизанности республики террористами, троцкистами, националистами, германскими, и особенно японскими шпионами. Он просил Маленкова заверить Сталина в том, что его доверие будет оправдано и республика очистится от врагов, добавив, что здесь еще непочатый край работы. Он сказал также, что до назначения нового человека ему придется совмещать обе должности секретаря и наркома внутренних дел.

Кстати, нарком Алемасов к тому времени успел не только обзавестись орденом Красной Звезды «за образцовое и самоотверженное выполнение важнейших заданий Правительства» на московском, но и набрать очки на казанском поприще. Хотя пребывал он на этом поприще в целом не более двух месяцев, с 20 июля по 8 сентября 1937 года, но отличиться все-таки успел ...

Киям Абрамов в заключении Киям Абрамов в заключении

КАЗАНСКИЕ «ПОДВИГИ» МОСКОВСКОГО ПРОТЕЖЕ

Вот что написал в мае 1955 года бывший политзаключенный Абрам Бейлин, член КПСС с 1905 года, бывший секретарем партколлегии КПК при ЦК КПСС, первому секретарю обкома партии Татарской АССР Муратову (Зиннат Ибятович Муратов (1905–1988), первый секретарь Татарского обкома ВКП(б)/КПСС с 1944 по 1957 год. Орфография документа сохранена прим. ред.): «После одного ночного „тяжелого“ допроса, ко мне в одиночную камеру №16 „постучали“. Я лежал в тяжелом состоянии и не мог повернуться к стене, чтобы ответить на этот „вызов“, несколько раз ко мне стучали, но я ответить не мог. Только на вторые сутки я собрался с силами и дал ответный „сигнал“, что слушаю. Мне сообщил прокурор Буинского района, что Султан-Галиев (Мирсаид Хайдаргалиевич Султан-Галиев (1892–1940), видный татарский революционер и политический деятель, репрессирован, расстрелян, реабилитирован посмертно в 1990 году прим. ред.) передал (Султан-Галиев в это время находился во внутренней тюрьме НКВД г. Казани), что Абрамова (Киям Алимбекович Абрамов (1897–1938) председатель Совнаркома Татреспублики с 1930 по 1937 год. Репрессирован, реабилитирован посмертно прим. ред.). Допрашивал сам Алемасов (тогда начальник НКВД Татарии), на третьем допросе Алемасов в 2-х местах переломал ему единственную руку. Султан-Галиев, Искандеров Наркомзем Татарии, Ганеев Нарком легкой промышленности и др. имели очную ставку с Абрамовым, от них это стало известно, и об этом знал и т. Камаев быв. ректор Казанского университета». Этот документ из архивов ФСБ предоставили редакции «БИЗНЕС Online» внучатые племянники Кияма Абрамова Марс Алиев и Раис Сабирзянов.

Сегодня нелегко воспринимать подобные документы, равно как и материалы пленума, которые заставляют расставаться с некоторыми иллюзиями относительно «чистоты помыслов» некоторых большевистских строителей светлого будущего. Создание жесткой авторитарной системы, ликвидация даже для руководителей возможности высказывать свое мнение и не соглашаться с вышестоящим, атмосфера взаиморазоблачений и угодничества не лучшим образом формировали тогда моральный облик людей. Стремление выжить любым способом, даже обрекая на гибель товарищей по партии, характерно для той эпохи. Не спасали и прежние заслуги по разоблачению «инакомыслящих», все были равны перед молохом террора. Стиралась даже грань между палачом и жертвой. Немало из тех, кто на этом пленуме усердно разоблачали «врагов народа», вскоре будут сами причислены к ним. Такое происходило по всей стране...

«Все без исключения обвиненные во вражеской деятельности на этом пленуме после XX съезда КПСС будут реабилитированы. В большинстве своем посмертно, читаем далее о тех событиях в журнале „Гасырлар авазы Эхо веков“.  Конечно же, они были неповинны в том, в чем их обвиняли. Сложнее с моральной ответственностью. Те немногие, кто выжил после возвращения, получили определенную моральную и материальную компенсацию: квартиры, ордена, персональные пенсии. Некоторые из них начали усердно писать в вышестоящие органы, требуя наказания тех, кто творил беззакония, забывая о том, что и сами в немалой степени способствовали им до ареста... Тот же Бейлин, чьи выступления на пленуме отличались особой разоблачительностью и злобностью, о нем с возмущением писала в своих воспоминаниях Евгения Гинзбург, вернувшись из лагерей, потом неоднократно обращался не только к руководителям Татарского обкома КПСС, но и в ЦК партии, требуя исключить из партии Алемасова...»

Окончание следует.

Подготовил Михаил Бирин