Василий Чуйков (в центре)Фото: commons.wikimedia.org

«С УДОСТОВЕРЕНИЕМ «КРАСНЫЙ ОФИЦЕР» ПРЕДПИСАНО УБЫТЬ В КАЗАНЬ»

Победитель Сталинградской битвы (62-я армия под его командованием сыграла ключевую роль в этой кампании), замминистра обороны СССР Василий Иванович Чуйков в начале Гражданской войны вырос из юнги кронштадтского отряда минеров в командира стрелкового полка за неполных два года – с 1917-го по 1919-й. В апреле того года новому комполка Чуйкову вот уже два месяца как стукнуло 19 лет. «На земле Татарии прошла его боевая юность, – рассказывает „БИЗНЕС Online“ Михаил Черепанов, член-корреспондент Академии военно-исторических наук. – Здесь он получил первое из четырех ранений в годы Гражданской войны, здесь к нему пришел и командирский, и опыт неординарного военачальника, который очень пригодился ему в дальнейшем – в Сталинграде, например, или впоследствии при штурме Берлина (генерал-полковник Чуйков привел свои гвардейские сталинградские полки к Тиргартену, в центр немецкой столицы. На командном пункте Чуйкова в 10 часов 30 минут 2 мая 1945 года начальник Берлинского гарнизона Гельмут Вейдлинг подписал приказ немецким войскам о прекращении огня в Берлине и сдаче оружия – прим. ред.). Поэтому мы и считаем Чуйкова своим, поэтому его имя носит одна из казанских улиц».

До этого будущий маршал успел прожить «стандартное» дореволюционное детство в большой крестьянской семье (у Василия было 7 братьев и 4 сестры) в селе Серебряные пруды Тульской губернии (сегодня это Московская область – прим. ред.), закончить четыре класса церковно-приходской школы (1907–1911), в 12 лет уехать в Питер на самостоятельные заработки учеником в мастерской Савельева по изготовлению шпор для кавалеристов. С началом Первой мировой войны рабочих из мастерских призвали в армию. В 15 лет Вася Чуйков был уже специалистом по изготовлению шпор.

Февральскую революцию встретил среди бастующих. Мастерская закрылась, рабочих уволили. Чуйков пошел на флот, где уже служили три его брата. Его зачислили в учебно-минный отряд. Октябрьскую революцию встретил восторженно, записался добровольцем в красногвардейский отряд по охране железной дороги Москва – Саратов. Весной 1918 года Чуйков был зачислен на Московские военно-инструкторские курсы командиров Красной армии в Лефортово, в бывшее Алексеевское юнкерское училище. Будучи курсантом, участвовал в подавлении эсеровского мятежа в Москве в связи с убийством немецкого посла Вильгельма фон Мирбаха. «То было его первое боевое крещение», – приводит слова маршала СССР Крылова (Николай Иванович Крылов (1903–1972), советский военачальник, дважды Герой Советского Союза, близкий друг Василия Чуйкова, начальник штаба 62-й армии в Сталинградскую битву – прим. ред.) научно-документальный журнал «Гасырлар авазы – Эхо веков» государственного комитета РТ по архивному делу.

Отсюда же, из Москвы, Чуйков вместе с другими курсантами был отправлен на Южный фронт, где участвовал в боях с красновскими отрядами помощником командира роты. Через месяц был отозван в Лефортово для сдачи экзаменов. Вскоре с удостоверением «Красный офицер» он получил предписание убыть в Казань на формирование 40-го стрелкового полка на должность помощника командира полка.

«ЧУВСТВУЮ – МОЯ МОЛОДОСТЬ СМЕШИТ МОИХ КОМАНДИРОВ»

«На Восточный фронт Василий Чуйков прибыл в ноябре 1918 года, – читаем очерк о Чуйкове в книге „Борцы за счастье народное“. – Хотя он только что сдал выпускные экзамены на военно-инструкторских курсах Красной Армии, в Казани ему пришлось еще раз держать экзамен в губернском военном комиссариате. Молодой командир понравился четкими и уверенными ответами, серьезностью не по летам и тактической сметкой. Ценным было и то, что он уже имел, хоть и небольшой, боевой опыт на Южном фронте.

Почти все командиры и бойцы полка были старше его, многие в отцы годились, и некоторые из подчиненных отнеслись к нему поначалу настороженно. Поэтому иной раз нелегко приходилось на занятиях, но учились все старательно. Чуйков прекрасно знал оружие, стрелял отлично, любой прием мог показать сам. Что непонятно – разъяснял подчиненным терпеливо, снова и снова. Зато и проверял потом придирчиво. Обучая красноармейцев, молодой командир настойчиво учился сам, набирался жизненного опыта. И постепенно разница в годах стала стираться, недоверие сменилось уважением. С той поры на всю жизнь у Чуйкова осталась особая любовь к боевой подготовке, стремление самому убедиться в подготовленности каждого бойца».

Вот как пишет о пребывании в те дни на казанской земле сам маршал Чуйков в книге воспоминаний «От Сталинграда до Берлина»: «В начале 1919 года <...> две маршевые роты 40-го полка были представлены на смотр командующему 2-й армией Василию Ивановичу Шорину, штаб которого находился в Сарапуле. Я привел туда эти роты в метельный февральский день, но мне было жарко. Командарм Шорин – строгий и взыскательный начальник – стоял в окружении опытных, с сединой, строевиков, а перед ними какой-то мальчишка показывал боеготовность рот, по сто пятьдесят человек каждая. Собьется один с ноги, ошибется в ружейном приеме – и провал.

Однако бойцы сами почувствовали ответственность момента, подтянулись. В них сработала та самая пружина, которая называется воинским товариществом. Все команды выполняют старательно, слаженно, четко. Поворот, еще поворот, движение развернутым строем, снова свернулись в колонну. Радуюсь – ни одного сбоя. А какими неповоротливыми они были в строю два месяца назад! Особенно вон тот молодняк из второй роты.

Поверяющие стараются быть хмурыми, при взгляде на меня прячут улыбки в усы. Знаю, чувствую – моя молодость их смешит, но мне негде прятать свою ответную улыбку – усы еще не выросли. Наконец команда: «Стой!..» Василий Иванович Шорин прошелся вдоль строя, ощупал пытливым взглядом красноармейцев и командиров. По всему было видно, что его вполне удовлетворяли уровень подготовки и настроение людей маршевых рот. В конце он пожал мне руку и сказал, что скоро полк вольется в действующую армию».

«У БЕЛЫХ ПУЛЕМЕТОВ МНОГО, ВОТ И ПОПОЛНЯЙТЕ ЗА ИХ СЧЕТ»

«В начале марта 1919 года наш полк передислоцировался из Казани в район Вятских Полян, – продолжает рассказ Чуйков. – Он вошел в состав 2-й армии Восточного фронта. Батальоны разместились в трех больших деревнях: Тойма, Нижняя Тойма и Верхняя Тойма. <...> Мы должны были вступить в бой буквально со дня на день. Дело в том, что в это время началось новое наступление Колчака. Его войска захватили Аханск, Осу, Бирск. 11 марта пала Уфа. Между 2-й и 5-й армиями образовался разрыв в 150 километров. Сюда-то белогвардейцы и бросили полки 8-й Камской дивизии, угрожая Набережным Челнам и Чистополю. Там, на Каме, скопились большие запасы хлеба, так необходимые центру страны. Нашему полку предстояло сократить разрыв между армиями и прикрыть вывоз хлеба в центр России, удержав эти населенные пункты в своих руках до весеннего половодья. Но сделать это было нелегко – не хватало оружия, особенно пулеметов. Мы имели всего лишь три „максима“ на весь полк. Командир полка обратился с просьбой к командующему армией дать полку недостающие по штату пулеметы.

Командарм Шорин ответил ему так: „У белых пулеметов много, вот и пополняйте за их счет, как начдив Азин“. – И, помолчав, разъяснил, что начальник 28-й дивизии Владимир Мартынович Азин – так по имени и отчеству с уважением называл его командарм – обеспечивает снабжение артиллерии своей дивизии за счет врага. Кончились снаряды – приказ кавалерийскому полку: „Прорваться в тыл противника и достать снаряды“. Именно тогда, накануне вступления в бой с колчаковцами, во мне зародилась какая-то особая симпатия к начдиву Азину».

«Фигура Азина (Владимир Мартынович Азин (Вольдемар Мартинович Азиньш, 1895–1920), герой Гражданской войны, начдив 28-й дивизии Красной Армии. В Казани его имя носят два крупных микрорайона и три улицы – прим. ред.) была не менее значимая и громкая во время Гражданской войны, чем, скажем, фигура Чапаева, – рассказывает корреспонденту „БИЗНЕС Online“ известный казанский историк Булат Султанбеков. – Но тому больше, чем Азину, повезло с „пишущим комиссаром“ Фурмановым (Дмитрий Андреевич Фурманов (1891–1926), советский писатель-прозаик, революционер, военный и политический деятель. С 25 марта по 30 июня 1919 года – комиссар 25-й стрелковой дивизии РККА, которой командовал Василий Чапаев – прим. ред.), сделавшего его легендой своим послевоенным романом».

«АЗИН ИДЕТ ПО ЗАЛЕГШИМ ЦЕПЯМ И РАСКИДЫВАЕТ КРАСНОАРМЕЙЦАМ ПАПИРОСЫ»

«Не легенды, которые ходили об Азине в войсках и в народе, не его личная храбрость и суровая беспощадность к врагам Советской власти притягивали мое внимание к нему, – продолжает воспоминания Василий Чуйков. – Нет, храбрым может стать каждый: достаточно подавить в себе страх перед опасностью – ты уже не трус; беспощадным быть еще проще – в горячем бою оружие всегда сделает свое дело, лишь бы рука не дрогнула. Я уважал Азина за другое: волевой и находчивый командир, он мог повести за собой людей, как говорится, в огонь и воду. Азин ходил с ними в бой – делил с бойцами и горькое, и радостное, Бывало, беляки бьют шрапнельными снарядами, все поле прошивают пулеметными очередями, прижимая наших бойцов к земле, а Азин идет по залегшим цепям и раскидывает красноармейцам папиросы. Разве после этого не пойдешь за таким командиром вперед?! Разумеется, в том поступке было лихачество, но ведь в ту пору начдиву Азину было всего двадцать три года. Он умел быстро разгадывать замыслы противника, знал его слабые стороны и потому не боялся посылать своих людей в тыл, наносил внезапные удары и тем вынуждал врага считаться с собой.

Слава Азина подогревала и мое сердце: кто же в молодые годы не стремится стать похожим на знаменитого человека, да еще в военное время... Поэтому не скрою, хотел во всем подражать Азину. В этих устремлениях я был, конечно, не одинок. Многие командиры рот, батальонов нашего полка хотели попасть под командование Азина. Ни я, ни мои товарищи еще не видели его, однако он уже стоял перед нашим мысленным взором – высокий, подвижный, а голос – что громовой раскат. И вот стало известно, что наш полк вливается в 28-ю стрелковую дивизию. Поступил приказ: полку прибыть в район вероятных встреч с противником».

«ХВАТКА У ТЕБЯ ВРОДЕ ПИТЕРСКАЯ, ТАК ДЕРЖАТЬ!»

Хорошо вооруженные и оснащенные колчаковские войска рвались к Волге. А в это время в Набережных Челнах и Чистополе было сосредоточено большое количество хлеба, в котором так нуждалась страна. Колчаковцы уже видели себя хозяевами этих запасов, они мечтали до весенней распутицы преодолеть труднопроходимый район и овладеть Поволжьем. Надо было во что бы то ни стало задержать их. Пришло время боевого испытания для 40-го полка. Но как решить задачу, если сил меньше, чем у врага? Пассивной обороной тут ничего не достигнуть. Когда полк прибыл в Набережные Челны, выяснилось, что белогвардейцы уже заняли Мензелинск. Следовало ожидать их продвижения...

«При взятии Мензелинска Василий Чуйков впервые выдвинул, обосновал и отстоял перед начальством, а впоследствии блестяще реализовал свое первое тактическое решение, – продолжает разговор с корреспондентом „БИЗНЕС Online“ Михаил Черепанов. – Мензелинская операция имела большое значение для хода дальнейших боевых действий на этом участке фронта».

Вот как описывает этот ключевой эпизод своей биографии военачальника сам Василий Иванович: «В Елабуге ходили уже слухи о близости противника. Говорили, что он вот-вот займет город. Паникеры под различными предлогами спешили уехать в Мамадыш или прямо в Казань. Переночевав в Елабуге, мы с рассветом выступили в направлении Набережных Челнов, где к нам присоединился коммунистический батальон – 400 штыков и сабель. В связи с угрозой прорыва белогвардейцев в этот район создан Военно-революционный комитет, который и организовал коммунистический батальон (в госархиве РТ хранится письмо полководца Чуйкова к авторам очерка о Мензелинском коммунистическом батальоне, датированное 12 октября 1965 года, – прим. ред.). Мне не сиделось при штабе полка в Набережных Челнах, тянуло в коммунистический батальон, который занимал позиции ближе к противнику. В нем были люди из Мензелинска, они знали местность; значит, надо как можно скорее выяснить у них особенности расположения города и продолжать движение, стремясь застать противника врасплох.

Я доложил командиру полка о составе коммунистического батальона и предложил: ночью выдвинуть полк к Мензелинску. Многие командиры и бойцы коммунистического батальона хорошо знают местность. Совместными силами полк может выбить противника и захватить Мензелинск, иначе из Бирска подойдут главные силы вражеской дивизии, и тогда нам будет труднее...

– Не могу, не имею права, – прервал меня командир полка. – Нет приказа командарма и начдива 28-й о наступлении на Мензелинск.

В разговор вмешался только что прибывший в полк комиссар Алексей Юрьев – питерский рабочий, участник Октябрьского восстания. Он поддержал меня:

– Пассивно оборонять Набережные Челны тактически неверно. Выгодных позиций для боя в этом районе нет. Сидеть на берегу Камы и ждать противника не годится.

После долгих разговоров командир, наконец, согласился с нами. Он поручил мне действовать с полком по обстановке, а сам решил остаться в Набережных Челнах: он ждал восстановления связи со штабом армии.

Когда разговор закончился, Юрьев подошел ко мне и крепко пожал руку.

– Хватка у тебя вроде питерская, – сказал он мне, – так держать...

Он был старше меня года на три, до прибытия в наш полк участвовал в боях на Северной Двине с белогвардейцами и англичанами. У него, конечно, было больше опыта и политических знаний, но он не кичился этим, говорил просто, доходчиво и умел убеждать. В общем, он как-то сразу расположил меня к себе. <...> Вечером, после отдыха, полк продолжал движение на Мензелинск. Впереди шли разведчики Гурьянова, в головной заставе – рота коммунистического батальона, а уже за ней – главные силы. В пятнадцати километрах от Мензелинска к нам подскакал посыльный с коротким приказом: „Топтаться на месте нечего. Приказываю взять Мензелинск. Об исполнении донести. Начдив Азин“.

– Хорошо, – сказал комиссар, – до сих пор мы делали то, что надо, – и хлопнул меня по плечу. Он будто знал, слышал, как клокочет в моей груди радость: Азин, начдив Азин передал тот самый приказ, которого я так ждал! Теперь только надо ускорить темп и смелее, смелее прорываться к Мензелинску...

Посоветовавшись, принимаем согласованное решение: атаковать противника ночью; 40-й полк с проводниками из роты коммунистического батальона обходит Мензелинск с юга и с рассветом начинает атаку; отряд Контрыма при поддержке мелкокалиберной батареи Маклина наносит по городу лобовой удар.

К утру мороз усилился, наши цепи двинулись в наступление. По городу ударили орудия. В Мензелинске, вероятно, началась паника: там зазвонили колокола. Мы ворвались в город. Белогвардейцы не смогли оказать сопротивление. Они были застигнуты врасплох и в панике бежали. <...> Свой командный пункт я разместил на почте. Кое-как связавшись с Набережными Челнами, доложил, что приказ Азина выполнен».

Окончание следует.

Подготовил Михаил Бирин