«По стилю у двух свияжских иконостасов вообще нет аналогов...»

«Экспонируется все важное и нужное нам. Прежде всего мы, конечно, руководствовались сохранностью вещей: отбирали то, что не опасно везти» Фото: Михаил Метцель/ТАСС

«ВЫ ЗНАЕТЕ, У НАС БЫЛО ПОЛНОЕ СОГЛАСИЕ С КАЗАНСКИМИ КОЛЛЕГАМИ»

— Татьяна Евгеньевна, были вещи, которые вы бы хотели получить из Казани для выставки, но по тем или иным причинам вам это не удалось?

— Вы знаете, у нас было полное согласие с казанскими коллегами. Так что экспонируется все важное и нужное нам. Прежде всего мы, конечно, руководствовались сохранностью вещей: отбирали то, что не опасно везти. В ГМИИ РТ иконы готовились к выставке в течение двух лет: что-то специально укреплялось, некоторые иконы за это время были дораскрыты — на них же еще оставались «записи» (изображения, сделанные поверх первого живописного слоя, — прим. ред.). В общем, казанскими специалистами был проделан большой реставрационный труд.

— Локация выставки — всего два зала. Через первый зал с десятью экспонатами из музеев других городов мы, словно магнитом, втягиваемся в основной — второй — зал, где представлены иконостасы Троицкого и Успенского соборов Свияжска. Какую цель преследовала Агния Стерлигова, дизайнер выставки, придумавшая именно такой визуально-смысловой маршрут?

— Перед ней стояла задача если не точно воспроизвести, то, по крайней мере, создать атмосферу храмового, сакрального пространства. И вот эту идею мы «простраивали», исходя все-таки от формата ценностно важных нам двух свияжских иконостасов. В отличие от рассматривания икон в церкви (а они там не с каждой точки и не каждому человеку видны, хотя бы потому, что часть их бывает расположена высоко), в музее мы постарались сделать так, чтобы у людей была возможность хорошо рассмотреть каждую икону и оценить красоту каждого экспоната, независимо от его размера. А это уже творчество, это работа дизайнера. Агния Стерлигова, по-моему, превосходно справилась. Она читала наши тексты, она вникала в научные и исторические описания. В результате в двух залах создала некий цельный образ, который отражен и в названии выставки — «Сказание о граде Свияжске». Первый зал — это путь русского христианства от Москвы на Волгу, второй зал — его идеалистически выраженный двумя свияжскими иконостасами результат.

— Сколько времени ушло на подготовку этой выставки?

— Два года. Было очень важно показать эти замечательные памятники — я имею в виду два иконостаса из Троицкого и Успенского соборов Свияжска — столичной публике. Понятно же, что не каждый день москвичи бывают в Казани и доходят до музея, где хранятся эти иконы. Возможности Третьяковской галереи позволили создать нам пространственную среду таким образом, что драгоценность этих икон стала как бы всем очевидной. Важен еще такой момент: ведь Республика Татарстан долго отстаивала для иконостаса Успенского собора Свияжска статус памятника ЮНЕСКО, а часть экспонируемых нами икон как раз оттуда. Понимая, какие это уникальные вещи, мы хотели, чтобы они «прозвучали» соответственно развернутой для столичного зрителя экспозиции.

— Как бы вы сформулировали вашу кураторскую идею «Сказания о граде Свияжске»?

— Выставка организована как некий путь русского христианства к острову Свияжску и далее — к Казани. Нам важно было погрузить зрителя в историю и предысторию казанского похода таким образом, чтобы, не педалируя военную тему, проартикулировать поход с точки зрения христианизации Руси и, следовательно, представить его как некую историю паломничества. Войска шли по обезлюдевшей пустынной земле, где не было никаких сел и тем более городов, не было лишней возможности напиться воды, пополнить свой фураж. Это было трудное испытание. Летописец пишет: «Пыль поднималась от копыт так, что не были ничего видно впереди...» Мы знаем, что сама Свияжская крепость сплавлялась по реке, а вот войска шли сушей, берегом и останавливались, по замыслу идеолога этого «крестового похода» (по всей видимости, это был митрополит Макарий), в русских городах, в которых царь Иван Грозный имел возможность молиться своим святым сродникам — прародителям.

— Зачем это была необходимо царю?

— По древнему обычаю царь просил у них помощи. И вот в первом экспозиционном зале у нас представлены Владимир, Борис и Глеб. Глеб из ростовской земли происходит, от него первые Рюриковичи вели отсчет своего рода. Рядом — икона Петра и Февронии Муромских: чтобы помолиться им, Грозный в Муроме останавливался. Федор, Давид и Константин — князья ярославские, тоже царские сродники Грозного. К ним он тепло относился еще и потому, что с их помощью была исцелена царица Анастасия, его первая и любимая жена. Икона Сергия Радонежского — потому что этот поход подавался как завершение дела, начатого в XIV веке Дмитрием Донским: перед Куликовской битвой Донской просил благословения у Сергия Радонежского, с которым у него были очень доверительные отношения.

Здесь же экспонируется церковь походная — чтобы в шатре можно было помолиться и отметить ту или иную походную веху. Ну а в целом, как вы видите, в первом зале собраны иконы из Мурома, Ярославля, Москвы. Икона архангела Михаила — из музея Андрея Рублева. А из Исторического музея Москвы — ценнейший экспонат: «Царственная книга». Это последний том лицевого летописного свода, который остался вот еще даже нераскрашенным. На развороте «Книги» вы видите такой перьевой рисунок. Для нас эта «Книга» интересна тем, что она как раз иллюстрирует царствование Ивана Грозного, в частности, сюда включена «Повесть об основании Свияжска», проиллюстрированная более чем 30 миниатюрами. Листая их, исследователь может понять примерный ход тех давних событий.

«Выставка организована как некий путь русского христианства к острову Свияжску и далее — к Казани» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ПОПЫТАТЬСЯ РАЗОБРАТЬСЯ В НЕМ, ТО ЕСТЬ ОПРЕДЕЛИТЬ «РУКИ», — ЭТО ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНО»

— Из первого зала визуальная страта буквально упирается в иконостас более раннего Троицкого собора Свияжска. Он и воспринимается доминантой выставки. Почему он, а не иконостас охраняемого ЮНЕСКО Успенского собора?

— Вы знаете, по-моему, именно этот Троицкий иконостас, точнее, некоторые научные загадки, которые он загадывает нам, замечательны как точка отсчета для всего «Сказания о граде Свияжске». Из летописей мы знаем, когда был основан Свияжск. Это 1550-е годы. Время походов Ивана Грозного на Казань. Мы знаем, что почти сразу после основания города была срублена первая деревянная церковь — Троицкая. Как раз около этого иконостаса мы с вами и находимся. Тут представлено три ряда икон. Нижний — деисусный чин — отличается по стилю от двух рядов, которые расположены выше. Опять-таки из летописей мы знаем, что Иван Грозный этот проект очень опекал. В Свияжск были не только посланы иконы из Москвы. Царица Анастасия уговорила некоторых московских икономазов поехать в Свияжск, чтобы здесь работать. Так вот эти иконы деисусного чина могли быть написаны кем-то из приезжих из Москвы художников либо созданы под их руководством кем-то из иконописцев, близких московской и ростовской традиции. А если пофантазировать, можно даже опустить, что они были привезены из Москвы с самого начала.

— В чем же научные, как вы выразились, загадки этого Троицкого иконостаса?

— Смотрите. Следующие два ряда Троицкого иконостаса достаточно контрасты по стилю вот этому деисусному ряду. Очевидно, что мастер колористически пытался «вписать» иконы меньшего размера в общий ансамбль. Иконы эти, скажем так, несколько более грубоватого, народно-выразительного письма. При этом в них виден как архаический рисунок, так и тонкое цветовое дарование мастера. Скорее всего, это иконы следующего этапа: они создавались, похоже, в самом Свияжске и продолжили обустройство Троицкого храма несколько позже.

— Вы сказали «три ряда», а сколько же их было всего?

— Четвертый ряд, завершавший Троицкий иконостас, мы разместили на стене напротив. Это так называемый праотеческий ряд. Он появился уже в ХVII — начале ХVIII века. Понятно, что эти иконы отличаются от икон, представленных на «центральной» стене выставочного пространства.  Мне кажется, это внове вот так, находясь в одном зале, как в небольшом пространстве некоего локуса наблюдать этапы становления, формирования и развития новой поволжской школы иконописи.

— По-вашему, формирование поволжской школы иконописи хронологически совпадает с историей христианизации Поволжья?

— Мне представляется, что это была часть одной большой программы. Мы понимаем, что времена были суровые и люди были суровые с разных сторон. При всех схватках, при всей видимости завоевательных действий, мне кажется, высшая власть тогда выдвигала сверхпрограммой по возможности мирное внедрение христианства и мирное обращение в христианство местного населения. Конечно же, в реальности это происходило далеко не так, как рисовалось в самом проекте. Но нам, историкам искусства, важно, что в двух храмах Свияжска в обозримое время начинают создавать два иконостаса. Нам важно, что они не просто наполняются иконами, а центральными — и в Троицком , и в Успенском храмах — воссоздаются системные образы Спаса. Не случайно же именно Спас в центре обоих иконостасов находится.

«Из летописей мы знаем, когда был основан Свияжск. Это 1550-е годы. Время походов Ивана Грозного на Казань» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Аналоги именно такому типу иконостасов в других российских храмах есть?

— Это сложившийся тип в Москве высокого иконостаса, который раскрывает идею Спасения. Но интересно, что по стилю у вот этих двух свияжских иконостасов вообще нет аналогов среди икон, написанных в грозненское время. Свияжские иконы датируются по-разному. В 1561 году было закончено строительство большого каменного Успенского собора. Может быть, начиная с 1562 года или параллельно строительству данного собора шло создание иконостаса для этого храма. И это продолжилось в оставшиеся десятилетия XVI века, перейдя и в век XVII, и даже в начало XVIII века. Так вот то, что было создано для Успенского собора Свияжска в грозненское время, — это абсолютно уникально по стилю.

— Чем уникально?

— Тем, что в этих иконах опытный глаз исследователя видит очень много черт, характерных для псковской, для новгородской, для ростовской иконописи, но в целом создается какое-то совершенно неповторимое по стилю решение. Я чувствую в этом какую-то неповторимую творческую ситуацию. Ведь в те 1560-е, 1570-е, понятно, работала какая-то артель, но трудилась она в некоем едином, кем-то сформулированном едином стиле. Чтобы было понятно, проведу аналогию со знаменитым Кирилло-Белозерском иконостасом конца XV века. Он подвергся очень подробному исследованию: на протяжении многих лет изучали всю его «физику», всю его «химию», и пигменты, и доски и пришли к выводу, что иконостас писали три мастера. Одного считают москвичом, другого — новгородцем, а третий «плавает» между Тверью и Ростовом.

Та же работа, я очень надеюсь, со временем будет проведена и относительно свияжского Успенского иконостаса: он того заслуживает. Попытаться разобраться в нем, то есть определить «руки», понять какую-то систему работы, — это очень интересно.

— Подробнее, если можно...

— Сейчас даже навскидку в иконостасе Успенского собора можно определить то, что личнóе писал один мастер, а одежды — другой. Но это взгляд беглый, эскизный, а требуется, конечно, скрупулезное научное изучение почерков.

— В Казани нет таких специалистов?

— В Казани есть специалисты. Вера Викторовна Немтинова, которая много лет хранит эти иконы, провела очень большую работу с архивными источниками. Она вывозила эти иконы из Свияжска. Она вообще относится к ним очень трепетно и бережно, как к собственным детям. Над этим материалом Вера Викторовна работает уже много лет. У нее много статей, посвященных данным иконостасам. Но это, скажем так, важный для первоначального этапа исследований научно-исторический труд. Дальше надо проводить скрупулезные «технологические» исследования. И тут, конечно, мы все должны понимать, что масштабные физико-химические исследования требуют финансирования.

Фото: «БИЗНЕС Online»

«БУКВАЛЬНО ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ ПОСЛЕ ВЗЯТИЯ В КАЗАНИ ИМЕННО ТАМ ИВАНОМ ГРОЗНЫМ БЫЛА УЧРЕЖДЕНА ЕПИСКОПИЯ КАЗАНСКАЯ И СВИЯЖСКАЯ»

— В зале со свияжскими иконостасами представлены и неиконы. По какому принципу вы отбирали эти экспонаты?

— Во-первых, нам важна была тема рукописей, ведь некоторые рукописи напрямую связаны с именами первых священнослужителей — архиереев, которые были посланы в Казань. Это исторический факт: буквально через несколько лет после взятия в Казани, кажется, в 1555 году, именно там Иваном Грозным была учреждена епископия Казанская и Свияжская, которая получила самый высокий статус (даже выше Новгородской епископии). Был рукоположен новый иерарах — Гурий, который вместе со своими соратниками из Москвы плыл на судах (как по реке сплавлялся и сам город Свияжск). Вместе с ними сюда приплыла и ризница — драгоценные сосуды, какие-то шитые драгоценные вещи. Хоть что-то дали им на первое время, чтобы они приехали сюда не с пустыми руками.

И вот в витрине вы видите Евангелие, которое еще называют Евангелием Гурия. Это рукопись ХV века. Гурий до отправки в Казань был игуменом одного тверского монастыря, откуда, возможно, было привезено это его Евангелие. А по соседству вы видите рукопись Устава церковного иерусалимского. Известно, что он был переписан собственною рукою игумена Варсонофия, который тоже приехал в Казань вместе с Гурием и стал основателем казанского Спасо-Преображенского монастыря. Эти рукописи нам предоставил Национальный музей Республики Татарстан, как и лицевое шитье. Так вот шитье — это абсолютно уникальные памятники XV века —  в Москве вообще экспонируется впервые.

— Чем оно любопытно?

— Это так называемые вклáды. Точнее, «вкладны́е» вещи людей, которые в то суровое время находились на службе и таким образом выражали свою благодарность за спасение в тех ужасных условиях. Про некоторые «вклады» известно, что они вышивались в светлицах жен вот этих воевод, князей, которые участвовали в казанских походах. В походы воевод тогда отправляли на «годовáние», то есть на год. Я даже подумала, что в те далеко не вегетарианские времена людей отправляли не как рекрутов, а все-таки на какой-то щадящий срок. Но при том, что срок был недолгим — всего год, проблема выживания была серьезной. И, вернувшись домой, эти люди, я думаю, очень радовались. Так вот «вклады» эти были чем-то вроде очень условной гарантии, что Бог убережет их от смерти. Вот, например, «судари́» — это такие покровцы́, которыми накрывали священные сосуды. Это вклады князя Андрея Петровича Булгакова, который был воеводой у Ивана Грозного. Интересно, что на одном «сударé» изображена святая Троица, а на другом — четыре святых, соименных членам семьи князя Булгакова.

— То есть вклады делались, чтобы создать у вкладчика иллюзию защищенности?

— Система была такая: если вкладчик давал какой-то вклад, то он получал право на временное или даже пожизненное поминовение. То есть церковь о нем молилась...

— ...и вещественное становилось залогом вечного.

— А вот здесь у нас еще один любопытный вещественный экспонат — «шапка архиерейская». Это памятная вещь Германа Свияжского, третьего важного нам персонажа, который прибыл на остров Свияжск и стал игуменом Свияжского монастыря. Под его руководством и шли все живописные работы в Свияжске. Герман вообще очень интересный исторический персонаж, потому что после Свияжской эпопеи Иван Грозный прочил его в митрополиты, но, поскольку Грозный к тому моменту ввел опричнину, Герман нашел смелость выступить против этой репрессивной институции и, как пишет князь Курбский, «вскоре был найден на своем дворе мертв». Так вот от него осталась шапка архиерейская — как вы понимаете, не та, чтобы ушки не мерзли, а та, в которой он совершал службы в храме. Кстати, термин «шапка архиерейская» характеризует определенную форму архиерейского головного убора. Эта форма укоренилась на Руси и была принята вплоть до XVII века: такая прямая «столбушечка», которая обязательно имеет меховую опушку. А вот уже в XVII веке при Никоне на смену шапке архиерейской пришли митры. Рядом с шапкой в соседней витрине — чудесная иконочка. Она небольшая — понятно, что употреблялась в домашнем молении. Точных источников ее происхождения нет, но сохранилось предание, которое связывает ее с личным обиходом Германа. Поэтому оба предмета — и шапка, и икона — расположены рядом. Ну и завершает витринную часть в свияжском зале пелена под чудотворную икону Казанской Божией Матери.

— Какого времени эта пелена?

— Данная пелена была выполнена в 1595 году, когда в Казани построили собор для этой чудотворной реликвии, и была вышита специально под икону. Сама казанская чудотворная икона трагически погибла в начале ХХ века, и то, что вышито на пелене (а вышит образ той самой иконы), есть самое ранее ее воспроизведение. На выставке, связанной с темой христианизации Руси, это, конечно, вещь далеко не случайная, потому что это значимый итог, некий результат дела, начатого Грозным. Ведь то, что именно в казанской земле в 1579 году была явлена чудотворная икона, как бы по замыслу Божьему увенчало всю многотрудную работу по утверждению православия в государстве российском.

— Какова история обретения этого чудотворного образа и в чем его сила?

— Этот образ был чудесно обретен девочкой Матроной. Во сне ей явилась сама Богоматерь, которая сказала, что надо пойти туда-то, нужно копать там-то и достать икону. Девочка с мамой пошла к архиерею и убедила его — хотя это было трудно — проделать все эти действия. Архиерей вместе со священниками пришел в указанное место — и они стали копать. И действительно открылась икона, которая была завернута в рукав однорядки — это одежда такая. Ее достали, принесли в храм, после чего там стали совершаться чудеса. Это все записано в «Сказании об обретении чудотворного образа Казанского». Так город Казань получил свою заступницу, молительницу. Более того, в начале XVII века, когда на Русь пришла польско-шведская интервенция, все Поволжье поднялось на защиту отечества. Знаменем поволжского ополчения и стал вот этот чудотворный образ Казанской Божией Матери. Конечно, на ополченских хоругвях был увеличен размер ее лика. На иконе-то он был очень небольшим. Вот пелена и воспроизводит этот размер в точности.

«Довольно сложно собрать под определенную кураторскую затею иконы из разных музеев и разных городов. Есть еще, конечно, финансовая сторона» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ТАКИЕ ВЫСТАВКИ НЕЧАСТО БЫВАЮТ»

— Как мы видим, иконы прибыли в основном из Казани. Скажите, транспортировка икон чем-то отличается от транспортировки картин?

— Честно говоря, я ничего не знаю о транспортировке картин. А что касается икон, им необходимы специальные ящики, заполненные специальным поролоном. В поролоне вырезается «гнездо», в которое и укладывается обернутая опять-таки специальной бумагой икона. Главное — обеспечить ее неподвижность на время переезда. Плотная фиксация икон необходима, чтобы исключить какие-то возможные потери от тряски, дорожных ухаб и тому подобного. Ящики с иконами герметичны. Причем иконы должны в них не лежать, а именно стоять.

— Напоследок хочется задать вопрос: насколько часто бывают такие выставки?

— Мне кажется, такие выставки нечасто бывают. Довольно сложно собрать под определенную кураторскую затею иконы из разных музеев и разных городов. Есть еще, конечно, финансовая сторона. Во-первых, транспортировка. Во-вторых, некоторые вещи требуют сопровождения реставрационного, хранительского. Ведь порой какие-то особенности экспоната знает только хранитель: как правильно поставить икону, в каком режиме освещенности можно ее экспонировать. Так что не каждый музей может замахнуться на проект такого масштаба.

— В «Фейсбуке» видела несколько восторженных отзывов ваших коллег — очень квалифицированных музейщиков. Вам это было приятно?

— Я знаю, что у многих были сомнения: встанут ли свияжские иконы правильно, как они все-таки встали у нас в Третьяковке. Судя по тому, что хвалили не меня одну (у нас же была целая команда), все задуманное получилось. И конечно, мне очень приятно было видеть в глазах коллег вот это «Ах!», «Боже, как красиво!».