В секторах, которые нам видны и понятны, занято всего 48 миллионов человек. Все остальные – непонятно, где заняты, чем заняты, как заняты.

Ольга Голодец, вице-премьер (2013 год)

... Зампредседателя правительства Ольга Голодец, министр труда и социальной защиты Максим Топилин (в центре) и министр финансов Антон Силуанов
 Фото: kremlin.ru

ГОСУДАРСТВО И КОНТРОЛЬ

Несмотря на то, что коронации нового-старого президента и сопутствующей этому смены правительства пока еще не произошло, отечественное министерство финансов действует вполне бодро и активно, и на истекшей короткой неделе оно порадовало страну очередной налоговой инновацией. Было объявлено о планах обложить налогом в 3% самозанятых граждан – всех этих репетиторов, домработниц, мужей-на-час, бабушек с ведерками ягод на трассах и так далее и тому подобное. При этом уплата, по замыслу, должна производиться довольно экзотическим образом – через установку мобильного приложения, биометрическую идентификацию, привязку банковской карты и последующее регулярное внесение информации о доходах с перечислением указанного процента в казну. Выглядит и звучит это все довольно забавно, особенно с учетом того, что сами чиновники признают, что пополнение бюджета предполагается несущественным, более важной является повышение прозрачности всей этой сферы. С другой стороны, сам вопрос взаимоотношения властей и такого рода представителей эксполярной экономики куда шире и интереснее, чем кажется на первый взгляд.

Для начала поговорим о прозрачности. Надо понимать, что государство, любое государство (а в рамках государства – любая его структура на любом уровне; вообще говоря, здесь я бы порекомендовал почитать «Записки о бюрократии» за авторством Олега Григорьева) стремится максимально расширить свою сферу контроля (а «прозрачность» – это синоним того же самого контроля!) над гражданами и всей их активностью. В этом оно сходно с живыми организмами – с их сугубо биологической потребностью потреблять пищу, расти и размножаться. Соответственно, нет и не может быть никаких сугубо и исключительно логических ограничений этому процессу: условно говоря, необходимостью борьбы с «международным терроризмом» (в российском изводе – с «экстремизмом») можно оправдать вообще что угодно, вплоть до камер в квартирах, полной ГЛОНАСС-чипизации населения, перманентного отслеживания местоположения и столь же тотального имплантирования взрывчатки между шейных позвонков каждого обывателя. Мол, честному гражданину нечего опасаться, а нехорошим людям, связанным с той или иной запрещенной к употреблению огранизацией, мы поставим плотный заслон. И этой аргументации действительно нечего противопоставить на подобном же уровне.

По сути, ограничение здесь может быть только одно – издержки на проведение очередного акта расширения собственной контролируемой зоны. Издержки эти могут быть весьма разнообразны по природе своей. Собственно, это прекрасно показало дело о запрете Telegram, когда оказалось, что противодействовать этому стал не только «креативный класс» с разрешенными митингами и бумажными самолетиками, не только грамотные юзеры, прикупившие себе за мелкий прайс VPN либо развернувшие свой личный VPN в каком-либо дальнем никому не известном облаке, но и структуры самого этого государства – что было прекрасно видно по целому набору резво открытых государственных тендеров на поставку услуг по организации VPN. Соответственно, вышеприведенные примеры, словно бы снятые с какой-либо антиутопии, наверняка (по крайней мере я на это надеюсь) натолкнутся на противодействие населения, вплоть до силового – и вряд ли какому-либо чиновнику так уж хочется покидать этот бренный мир, не дожив до пенсии.

БИЗНЕС И ГАРАЖИ

Здесь можно спросить: а к чему этот экскурс в теорию поведения государственных структур? К тому, что вот этим вот своим предлагаемым действием государство фактически пытается аккуратно запустить фискальную лапу в – не побоюсь этого слова – неизведанное экономическое подпространство российской экономики. Ольга Голодец, чья цитата вынесена в эпиграф, заявила об этом совершенно четко и однозначно. Конечно же, можно спорить о цифрах, но факт остается фактом – в России параллельно с вроде бы понятной экономикой официальной существует мощнейшая экономика неофициальная, невидимая глазу. Плохо то, что в стране практически полностью отсутствуют хоть какие-либо исследования этой жизненной сферы людей, единственный известный мне пример – работа «Гаражная экономика» фонда поддержки социальных исследований «Хамовники», которая была осуществлена в 2016 году. При этом она, конечно же, никак не является всеобъемлющей, фокус этой работы прямо указан в названии – авторы объехали дюжину провинциальных городов, в основном в Поволжье, после чего описали, не мудрствуя лукаво, те особенности «гаражной экономики» и занятых в этой области людей, которых сумели пронаблюдать. Картина оказалась весьма впечатляющей.

Во-первых, выяснилось, что в гаражах живет и здравствует самый широкий спектр бизнесов – производство стройматериалов, авторемонт и база для частного извоза, сдача площадей в аренду под недорогое жилье, производство мебели и пластиковых окон, швейные цеха, создание разнообразных «изделий народных промыслов», обслуживающий все это столь же местный гаражный общепит, а в некоторых местах – обслуживающее уже этот общепит выращивание свиней и мелкой домашней птицы.

Во-вторых, обращает на себя внимание типаж такого мастера (да, слово «предприниматель» тут никак не подходит, а для самих этих людей их дело есть не «бизнес», но «промысел»). Обычно это человек средних лет, не склонный к алкоголизму, обладающий довольно широким спектром компетенций в выбранной сфере деятельности, при этом живо интересующийся прогрессом в ней (новые материалы, новый инструментарий и т. д.), а также вполне активно использующий интернет как канал сбыта продукции.

В-третьих, обращает на себя внимание социальное устроение подобного локального микрокластера гаражных предприятий: оно являет собсой интересную амальгаму низовой демократии, соседской кооперации (не только в смысле «подменить и принять клиента в случае необходимости отбыть по делам», но и в смысле сугубо экономическом – формирования распределенных мануфактур) и квазиуголовных «понятий». При этом важнейшим капиталом мастера является его репутация – перед соседями и клиентами, что особенно усиливается относительно малой численностью населения городов, в которых расположены гаражные промыслы, и проистекающим из этого эффектом «все всё про всех знают».

В-четвертых, зачастую имеет место своего рода симбиоз между «гаражниками» и местной властью. Причина здесь проста – управленческая и финансовая гиперцентрализация обернулась хроническими дефицитами локальных бюджетов, и зажатая в это прокрустово ложе местная власть вынуждена «крутиться как хочешь». Вот и идут они на поклон к эксполярному сектору с просьбой выделить доляху малую на то или иное общественно-полезное дело, при этом такие акты вспомоществования всегда являются сугубо целевыми – к примеру, замостить дорогу к роддому.

Конечно же, одним только гаражным промыслом отечественный эксполярный сектор не исчерпывается. В более крупных городах сюда надо добавить сектор услуг – те самые няни, репетиторы, домработницы, мастера мелкого ремонта, частнопрактикующие парикмахеры и так далее. Кроме того, существует еще и огромная сфера отхожего промысла – внутренней временной трудовой миграции. Здесь эксполярный сектор смыкается с легальной экономикой, но далеко не все из таких внутренних мигрантов работают (временно, вахтовым образом или же даже на постоянной занятости) полностью легально.

Важным является то, что описанные три типа представителей занятых в эксполярном секторе являют собой единый типаж с точки зрения экономического поведения. Фактически можно говорить о том, что именно эти люди, живущие потребностями рынка в формате «волка ноги кормят», являются экономически активным населением в чистом виде. На другом же полюсе – «рентное население», разнообразные бюджетники, от пенсионера до прокурора, а между ними – прослойка людей, занятых в легальном бизнесе со всеми его плюсами – оформлением по ТК, белыми (или почти белыми) зарплатами, полным налогообложением и так далее.

ТОПИЛИН И КРЕАТИВ

Почему люди уходят в эксполярный сектор? По совокупности причин. Кому-то важно ощущение свободы («сам себе хозяин»), а кто-то очень любит свое дело и желает добиться в нем совершенства. Это, впрочем, частные случаи личного порядка. С экономической точки зрения основная причина заключается в относительно высокой доле издержек легализации в сравнении с доходом. Регистрация как ИП, бухгалтерия, заключение договоров, подготовка и сдача отчетности, налоги, платежи в пенсионный фонд... Зачем это все, когда отношения с контрагентами ничего этого не требуют? При этом ключевым моментом является именно что относительно низкая доходность промыслов: если он успешен и доход растет, то, как показывает опыт, легализация происходит довольно быстро, поскольку все транзакционные издержки отбиваются за счет возможности выхода на более широкий рынок, какой-никакой правовой защиты, официального доступа к кредитованию и так далее. Собственно, массовое «обеление» российской экономики в 2002–2007 годах было вызвано именно этим – ростом доходов и снижением доли транзакционных издержек.

Вернемся к минфину. Его, что характерно, можно понять. Численность занятых в эксполярном секторе РФ оценивается примерно в 20–25 млн человек. Если предположить, что каждый занятый получает на руки 20 тыс. рублей ежемесячно, то в годовом масштабе это составит 5–6 трлн рублей, с которых в бюджет не поступает НДФЛ в размере около 700 млрд рублей, что более чем в полтора раза больше всех федеральных расходов на здравоохранение. По сути, мощнейший поток денег течет мимо казенных закромов, при этом в силу особенностей эксполярного сектора форсировать сбор налогов с него будет очень сложно, дорого и неэффективно, это будет та самая хрестоматийная ловля комаров рыбацкой сетью.

Соответственно, в прошлом году был избран другой подход – предложение гражданам регистрироваться в числе самозанятых (хотя понятие самозанятости не прописано в Налоговом кодексе), пока даже без налогов. Оно завершилось провалом – из многомиллионной армии действительно экономически активного населения таковых нашлось менее 1300 человек на всю страну. Остальные здраво рассудили, что «козу вешают за ее же ногу», и проигнорировали предложение любимого и родного государства, несмотря на кнут в виде отсутствия пенсионного стажа и регулярно возникающие угрозы лишить государственного медицинского обслуживания и обложить той или иной податью – последним здесь отметился министр труда Максим Топилин с предложением брать со всех, не имеющих официальной занятости, по 20 тыс. рублей в год. Топилин, впрочем, поступил не очень мудро – он сказал об этом в феврале, в предвыборный период, поэтому тему оперативно замотали. Но вполне вероятно, что после коронации и формирования нового правительства она возникнет вновь, и я заранее ожидаю искреннего удивления конформистски настроенных российских домохозяек. В конце концов, говорят же уже о повышении пенсионного возраста и росте НДФЛ с 13% до 15%.

Дело только в том, что эксполярный контингент весьма специфичен. Это неглупый деятельный народ, который привык существовать в параллели с государством, то есть не пересекаясь с ним. Соответственно, в случае если государство возьмется за эту сферу, вполне возможен целый спектр вариантов: от ухода в подполье а-ля цеховики в СССР и до социальных бунтов, которые вполне может оседлать местная власть.

В заключение напомню, что лозунг no taxation without representation привел в свое время к национальной революции.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции