. «Шурале» — спектакль-талисман Татарского оперного театра, первый национальный татарский балет, которым казанцы справедливо гордятся
 Фото: elitat.ru

«23-ЛЕТНИЙ ЯРУЛЛИН СОЧИНЯЕТ МУЗЫКУ, В КОТОРОЙ СВОДИТ НАЦИОНАЛЬНЫЙ МЕЛОС СО СТАНДАРТАМИ ПОЗДНЕРОМАНТИЧЕСКИХ БАЛЕТНЫХ ПАРТИТУР»

Балетный фестиваль в Казани движется на огромной скорости: спектакли проходят ежедневно, и нужно отметить героизм оркестра и главного дирижера казанской оперы Рената Салаватова, что хладнокровно и мастеровито ведет подопечных каждый фестивальный вечер, а также снять шляпу перед самоотверженностью балетной труппы и репетиторов, работающих без перерыва и, несмотря на все претензии, которые можно предъявлять к качеству исполнения, каждый вечер в новом названии предъявляющих залу профессиональный продукт.

На четвертый день балетный марафон приобрел уютную домашнюю интонацию: в афише — «Шурале», спектакль-талисман Татарского оперного театра, первый национальный татарский балет, которым казанцы справедливо гордятся.

С одной стороны, к рождению «Шурале» подтолкнула кремлевская директива, что предписывала создание академических композиторских школ и оперно-балетных театров в каждой национальной республике Союза. Буквально — в чистом поле, потому что императорские искусства оперы и балета искони процветали только в европейских столицах и всегда были зависимы от дворцовой казны. Теперь же новая империя, каковой в 1930-е годы стало видеть себя сталинское государство, искала подобающих атрибутов имперской роскоши и утверждала их повсюду. В этой новой империи по одному слову воздвигалось из пустоты все что угодно, подобно тому, как в мифах боги воздвигали и крушили целые миры — хоть бы и национальные опера с балетом.

Фарид Яруллин Фарид Яруллин сочинил музыку, в которой легкой рукой сводит национальный мелос со стандартами позднеромантических балетных партитур / Фото: kitaphane.tatarstan.ru

Вот и в Казани в 1934 году было решено открыть театр оперы и балета, а чуть позже, с введением практики республиканских культурных декад, Татарскую АССР стали готовить к демонстрации национального искусства в столице. Снаряжали татар всем миром: уже в Московской консерватории открыли татарскую оперную студию, которую окончил и будущий композитор «Шурале» Фарид Яруллин; в Казань направили ленинградцев, балетмейстера Петра Гусева и хореографа Леонида Якобсона, для подготовки танцевальной части программы.

С другой стороны, сама республика набрала достаточно соков, и теперь на глазах рождалось новое национальное искусство, корнями уходящее в традиции родной земли, но имевшее европейский ученый фундамент, а потому способное претендовать на широкое признание. То был весомый повод для гордости и всеобщего энтузиазма. И вот уже молодой литератор Ахмед Файзи пишет балетное либретто, используя мотивы сказок и поэм Габдуллы Тукая, татарского Пушкина, а 23-летний Яруллин сочиняет музыку, в которой легкой рукой сводит национальный мелос со стандартами позднеромантических балетных партитур.

«ПРЕМЬЕРА БАЛЕТА В ПОСТАНОВКЕ ЯКОБСОНА ГОТОВИЛАСЬ К ДЕКАДЕ ТАТАРСКОГО ИСКУССТВА В МОСКВЕ, К АВГУСТУ 1941 ГОДА...»

Однако Якобсон, этот неистовый Роланд от хореографии, едва начав работу, заставил авторов «Шурале» перекроить либретто и музыку (рассказывали, что для скорейших переделок Яруллина запирали в гостиничном номере один на один с фортепиано, и строптивый композитор сбегал оттуда через окно). Ленинградский постановщик властной рукой очистил сценарий от побочных повествовательных линий — придал уютному собранию своеобычных народных сказаний эпически-монументальный характер. Героем его балета должен был стать не сказочный лесной царь Шурале, не Былтыр и даже не татарский народ, но сама экзотическая восточная страна, неизведанная, заворожившая просвещенного европейца, который теперь был ее открывателем для театральной сцены.

Премьера балета в постановке Якобсона готовилась к той самой декаде татарского искусства в Москве, к августу 1941 года. Излишне объяснять, почему «Шурале» увидел сцену лишь в 1945-м: танцы к тому времени заново поставили москвич Леонид Жуков и прошедший столичную стажировку Гай Тагиров, а клавир вместо погибшего на фронте автора оркестровал московский композитор и педагог Фабий Витачек.

Работа Якобсона не прошла бесследно: в 1950 году «Шурале» перенесли в ленинградский Театр имени Кирова. Заглавие сменилось на «Али-Батыр»: не может народный балет называться именем злодея! Композиторы Владимир Власов и Владимир Фере, к тому времени известные как единоличные создатели киргизского музыкального театра, сделали новую инструментовку, заставив оркестр искриться всеми красками, а зрителей — задыхаться от величия и мощи оркестровых tutti, какие вполне могли бы иллюстрировать не схватку сказочного богатыря с лешим, но восстание под водительством Спартака. Спектакль пригласили оформлять не проверенных театральных художников, что означало степень чрезвычайности постановки, а именитых экранных сказочников: на мультипликационных и художественных фильмах, которые сняли Иван Иванов-Вано, Александр Птушко и Лев Мильчин, выросло не одно поколение советских детей. Ленинградская версия «Шурале» и была похожа на большой оживший мультфильм, по-сказочному многоцветный и по-академически проработанный в деталях.

«НА РОДНОЙ СЦЕНЕ ПЕРВЫЙ ТАТАРСКИЙ БАЛЕТ СОХРАНИЛ БОЛЕЕ КАМЕРНУЮ БЫТОВУЮ ИНТОНАЦИЮ»

В репертуаре театра имени Джалиля «Шурале» сохранялся со дня премьеры, лишь иногда меняя сценический наряд. Каждый год он обязательно включается в афишу Нуриевского фестиваля — и всякий раз на партии девушки-птицы Сююмбике и ее спасителя Былтыра приглашаются солисты Мариинского театра, где «Шурале» в 2009 году коллективными усилиями ветеранов театра был восстановлен в репертуаре. Сравнив обе версии, нетрудно заметить, что на родной сцене первый татарский балет сохранил более камерную бытовую интонацию — дело и в параметрах казанской сцены, и в составе труппы, и, вероятно, в разнице менталитетов. В наличной казанской версии нет и ряда номеров — сокращены свадебные празднества, выпало одно из адажио Шурале и Сююмбике, вычеркнуты детский танец на свадьбе и пляска шуралят в третьем акте (что вдвойне странно и даже обидно при наличии в городе хореографического училища).

В спектакле 14 мая партию Сююмбике исполняла Мариинская солистка Рената Шакирова: широкий зритель знает ее как победительницу последнего сезона телешоу «Большой балет». За три неполных сезона в театре она обрела столь внушительный список партий, какого не всякая балерина удостаивается по прошествии целой карьеры. Закулисье полнилось саркастическими замечаниями, что виной тому наставшие в Мариинском балете скудные времена, а также невнятные кадровые пристрастия нынешнего руководства труппы. Выступление в «Шурале» рассеяло эти суждения. Заковыристый текст, в котором классические па изобильно украшены характерными татарскими деталями, Шакирова доложила уверенно и без помарок: рассекала сцену по диагонали мощными grand jeté, уверенно проделывала серию двойных вращений, затейливые мелкие узоры в сольных эпизодах. Пусть во всем этом не было большого артистического блеска, приобретение которого есть дело времени и опыта, но было упоение движением и патетика, важная в «Шурале» и чутко уловленная Шакировой в музыке и хореографии.

Былтыром в этот вечер выступил Тимур Аскеров: в Мариинский театр он попал в 2011 году кружным путем из Баку через Киев, и долгое время его выступления вызывали определенный скепсис и нарекания в инфантильности танца. С тех пор принц возмужал: Былтыра в исполнении Аскерова отнюдь не назовешь инфантильным, и благородства в танце ему было не занимать, лишь отчаянно не хватало столь необходимой в «Шурале» харáктерной остроты корпуса и рук. Принцевы черты слишком явно просвечивали и в безупречно исполненных трудностях типа круга jeté, и в широте жестов, и в манере держать себя на сцене — так что порой казалось, будто столичного гостя, прибывшего с фольклорной экспедицией, ненадолго пригласили поучаствовать в костюмированном народном празднике.

. В спектакле, как в душе человека, прекрасно должно быть все, особенно коль скоро речь идет о национальном достоянии
 Фото: elitat.ru

«ПРИЯТНО, ЧТО В СТРАНЕ ЕСТЬ ЕЩЕ ОДИН ТЕАТР, ГДЕ В РЕПЕРТУАРЕ ТОЖЕ ИДЕТ БАЛЕТ «ШУРАЛЕ»

Исполнитель титульной партии в представлениях не нуждается: ныне работая в Балете Капитолия Тулузы, добрый десяток лет Руслан Савденов провел на казанской сцене, и партию Шурале сможет станцевать, разбуди его ночью. Был Шурале и подвижен, как ртуть, и остроумен в игровых сценах, хотя порой казалось, что слишком уж стройно выправлен, и хотелось прибавить к пластике лешего чуть более корявости. Среди партнеров и бывших коллег Савденова по труппе похвал достойны Огненная ведьма с Шайтаном (Ольга Алексеева и Алессандро Каггеджи), но особенно — Главный сват в исполнении Фаяза Валиахметова: молодой танцовщик неожиданно обнаружил вкус к возрастным комическим партиям и тому особому сорту острого-преувеличенного, импульсивного гротеска, что культивировал в своих работах Якобсон и что ныне вымер почти повсеместно.

Добавить что-либо к этой в меру идиллической картине решительно нечего: приятно, что в стране есть еще один театр, где в репертуаре тоже идет балет «Шурале» и можно приглашать оттуда очень хороших солистов. Остается только посетовать, что оформление Андрея Кноблока морально устарело: суперзанавес, имитирующий расшитые узорами рушники, да прозрачные падуги, сквозь которые видны софиты, явно попали в сказочный спектакль из другой реальности — позднесоветской провинциально-эстрадной, да и остальным декорациям не худо придать большего академизма; то же и с костюмами второго акта, цвета которых слишком уж ядовиты, а ткани слишком уж отдают не сказочным, а очень прозаичным синтетическим блеском. В конце концов, к желанному академизму располагает и оркестровка Власова — Фере, и общий патетически-возвышенный дух балета, и статус театра, в котором «Шурале» идет без перерыва вот уже седьмой десяток лет.

Впрочем, дети в набитом до отказа зрительном зале смеются над жанровыми якобсоновскими сценками и при нынешнем оформлении, а финальные поклоны проходят при полном восторге публики, так что все недовольства по поводу оформления вполне можно списать на снобство заезжего рецензента, которому и мед не сладок, и варенье кисло, но он действует из лучших побуждений, искренне полагая, что в спектакле, как в человеке, прекрасно должно быть все, особенно коль скоро речь идет о национальном достоянии.

Богдан Королек