Ленар Вильданов — один из сильнейших тренеров Академии хоккея «Ак Барс» Ленар Вильданов — один из сильнейших тренеров Академии хоккея «Ак Барс» Фото: пресс-служба Академии хоккея

«ПРО ВАЛИЕВА ГОВОРИЛИ, ЧТО ЭТО МАЛЬЧИК С ДВУМЯ СЕРДЦАМИ»

— Ленар Расимович, ваш воспитанник Тимур Билялов рассказывал, что так и не понял, почему вы решили взять его в хоккейную школу…

— Билялов был мальчиком физически одаренным. Папа — тренер по баскетболу, мама была завучем в баскетбольной школе. Фактически он вырос в спортзале. Парень — игровик до мозга костей, в нашей команде он играл лучше всех во все виды спорта: и в баскетбол, и в футбол, и в волейбол. Он генетический спортсмен: уже в детском садике больше всех бегал, прыгал. Как можно было мимо такого пройти? Даже тот, кто ничего не понимает в хоккее, мимо не прошел бы.

— Почему решили сделать из него вратаря?

— Я всегда говорю: выбирай самого лучшего, ставь в ворота — и будешь жить спокойно. У меня все вратари во всех возрастах были сборниками: Степан Горячевских поиграл за сборную Беларуси, Билялов был во всех юниорских сборных, сейчас, в 2003 году, есть вратари уровня сборной.

— Всегда казалось, что Билялов не совсем крупный для вратаря.

— Он никогда маленьким не был. У него папа выше 190 сантиметров. Я рассчитывал, что Билялов будет с отца, но он остался на уровне 180. Мы его, кстати, всегда называли фартовым.

Тимур Билялов Тимур Билялов Фото: «БИЗНЕС Online»

— Почему?

— Он всегда умудрялся ловить шайбы немыслимым образом: спиной к воротам, лежа на боку. Он сильно отличается от классических вратарей. Наверное, это можно отнести к индивидуальным особенностям его техники.

— Из этого же возраста у вас вышел защитник Ринат Валиев, который сейчас играет в системе «Калгари»…

— О нем всегда говорили, что это мальчик с двумя сердцами. Настоящий мотор был. Он играл в защите, но больше всех бегал в атаку, мог даже один на один выйти с вратарем. Я до 10 лет не заставляю ребят играть в пас. Вот он у меня и бегал туда-сюда.

— Почему не заставляете?

— До 10 лет они не могут качественно отдать и принят передачу, поэтому лучше научить их хорошо владеть шайбой и обыгрывать соперника. Но уже после 10 лет мы постепенно учимся играть в пас.

— Валиев действительно выделялся среди сверстников?

— Да, он был фактурным и работоспособным, за одну смену мог несколько раз подключиться в атаку и вернуться в оборону. Я с ним встречаюсь в каждый его приезд (Валиев сейчас играет в АХЛ, провел 12 матчей в НХЛ — прим. ред.). Я слышал, что был заинтересован в его возвращении, но, видимо, пока что-то не срослось. Возможно, его устраивает жизнь за океаном.

— Нападающий «Ак Барса» Артем Михеев ведь тоже фактически ваш воспитанник?

— Его не я набирал, он попал ко мне в 10-летнем возрасте.

— Говорят, он никогда ничем не выделялся?

— Физически — возможно, очень худым был. Но голова у него светлая, игровиком был, очень умным парнем. По пониманию игры он всегда выделялся в команде. Мы были уверенны, что Артем сможет заиграть.

— Другой ваш воспитанник — Максим Пестушко — сейчас играет в «Барсе». Многие до сих спорят, чей он воспитанник — нижнекамский или челнинский? 

— Он занимался в Челнах до 10 лет. Я его приметил на турнире в Нижнекамске, пригласил к себе. Интерната в то время в Нижнекамске не было, ему приходилось жить у ребят, иногда даже у классной руководительницы, так как ездить из Челнов в Нижнекамск каждый день было затруднительно. То есть парень прошел огонь и воду. Я всегда говорил, что он должен был заиграть хотя бы из-за того, сколько всего перетерпел. 

И в один момент ему улыбнулась удача: находясь во второй команде, он оказался случайно у Владимира Крикунова. Все уехали после сборов, а Максим почему-то задержался в Нижнекамске. В тот момент не хватало людей в первой команде на двустороннюю игру, и его пригласили. Потом его поставили на игру регулярного чемпионата КХЛ, на третий или четвертый матч он отдал голевую передачу и весь оставшийся сезон отыграл в главной команде в качестве лимитчика. 

— Не удивлены, что Пестушко до сих пор играет?

— Нет, не удивлен, ведь ему всего 34 года. Из моих воспитанников и Ильшат Билалов играет, и Степан Горячевских. Если бы у Алексея Угарова не было проблем с коленом, он тоже еще, наверное, поиграл бы.

Максим Пестушко Максим Пестушко Фото: «БИЗНЕС Online»

«В НИЖНЕКАМСКЕ ОБОШЕЛ ВСЕ ДЕТСАДЫ»

— Вы ведь какое-то время тренировали Валерия Ничушкина, когда он был в «Ак Барсе»?

— Я тогда только переехал из Нижнекамска в Казань, взял нескольких ребят с собой, под меня еще набрали ребят из других городов. В их числе был и Ничушкин. Родители меня знали, решили посмотреть, что и как в Казани. В итоге он остался и уехал только через два года.

— Говорят, родители попросили определенные условия у клуба, чтобы Ничушкин остался в Казани.

— Подробностей я не знаю, но они решили вернуться в родной Челябинск. Мальчишка-то талантливый, это сразу было видно. В 17 лет он уже играл в главной команде «Трактора» у Белоусова.

— Челябинская школа действительно настолько сильная?

— В Челябинске уникальная хоккейная школа. Достаточно посмотреть, сколько там великих хоккеистов выросло. Школа своеобразная. У них на ЧТЗ всегда была коробка, а сзади нее — небольшой «лягушатник». На нем человек 30–40 помещались одновременно, сама коробка очень маленькая. Дети там с утра до вечера катались, мы их жуками называли. Зато за счет малого пространства они имели маневренное катание и хорошие руки. Представьте, насколько тяжело было не потерять шайбу, когда места мало, а вокруг тебя 40 человек.

— Интересно.

— Я этот метод взял себе на вооружение. На маленькую коробку выпускал ребят с шайбой: в догонялки одновременно играли 30–40 человек. Мы им создавали условия, в которых они могли развиваться в правильном направлении.

— Когда в юном возрасте появляются такие таланты, как Ничушкин, начинаются разговоры, что они переписанные. Так было и с Наилем Якуповым, и с Андреем Свечниковым…

— Наверное, есть тренерская зависть. Неважно, что говорят про Свечникова, он сейчас отвечает на все вопросы: выходит за «Каролину» и забивает. У него талант — это Богом дано. По Овечкину или Малкину всегда такие разговоры были, по Буре — тоже. Но у них был талант, а если его нет, ты хоть на три года перепиши возраст — все равно в будущем никак не поможет. Я не спорю, в какой-то момент у тебя будет небольшой гандикап на первом этапе перед сверстниками, но потом эта фора становится бессмысленной.

— Возможно ли за один набор просмотреть всех детей одного возраста?

— В Нижнекамске я посмотрел каждого мальчика 1985 года рождения, которые ходили в детские сады. Их, по-моему, было 930. В Казани 2003 года рождения было около 5 тысяч ребят, многих из них я посмотрел. Там дальше уже своя технология: есть 10 тестов, по которым я определяю предрасположенных к хоккею детей — кто лучше прыгает, кто бегает, кто в пространстве быстрее ориентируется. Казалось бы, набор простых тестов, но они мне помогают.

— То есть в 5–6 лет уже можно определить предрасположенность ребенка?

— Да, можно увидеть, кто в подвижных играх хорошо себя проявляет, кто хорошо ориентируется в пространстве, а кто лучше общается с мячом.

Андрей Свечников Андрей Свечников Фото: «БИЗНЕС Online»

«ВО ВРЕМЯ НАБОРА ПРИХОДИЛОСЬ ЗАВОДИТЬ ВТОРОЙ ТЕЛЕФОН»

— Вы сейчас работаете с командой 2003 года рождения. Расскажите, как ее набирали?

— Я брал письмо от клуба с просьбой разрешить провести просмотр мальчиков в детском саду на предмет их приглашения в хоккейную школу. Бумага за подписью директора СДЮСШОР «Ак Барс». Это был первый шаг, потому что сейчас просто так в детский сад не зайдешь. С этой бумагой я шел к заведующей и просил разрешения на просмотр ребят.

Общался с воспитателями, рассказывал, что мне нужны сообразительные и подвижные мальчики. Они советовали, кого можно взять. В каждой группе мне показывали по три-четыре мальчика. Затем я приглашал их на тренировочные занятия в базовые школы. Таких заведений в Казани было пять.

— Получается, дальше детей ждал еще один просмотр?

— Да, в школе я собирал всех тех, кого набрал из детских садов. Там мы уже работали в спортзале, я выбирал наиболее обучаемых и активных ребят. Во время этого просмотра часть детей отсеивалась.  

На следующем этапе с помощью клуба мы объявляли дополнительный набор детей: по городу висели объявления, по телевизору во время хоккейных матчей шла бегущая строка. Звонков было много, приходилось заводить второй телефон и после 9 вечера его выключать, потому что сутками звонили.

— Во время набора голова не болела?

— Не то слово. Набор для детского тренера — самое тяжелое время, но этот год определяет твою работу на несколько лет вперед. Кого наберешь, с теми и будешь заниматься в будущем.

— Вы работали с ребятами 1985, 1995 и 2003 годов рождения. Как меняется поколение детей?

— Сейчас они становятся заложниками амбиций своих родителей: если у ребенка что-то не получается, мама и папа начинают на него давить. Для меня важно найти общий язык не только с детьми, но и с родителями. Я всегда стараюсь выстраивать честные отношения, говорить с родителями прямо.

Фото: «БИЗНЕС Online»

— Сейчас у детей еще больше соблазнов, чем 10 лет назад: планшеты, интернет, компьютерные игры.

— Во время сборов и выездных матчей мы разрешаем пользоваться телефонами только после игр и тренировок. Из-за смартфонов они не могут сконцентрироваться, даже в тихий час нормально поспать. После игры на час — пожалуйста. А перед ней — в пакет и в тренерскую. Они тратят много эмоций, когда сидят с гаджетами. Мы, кстати, стабильно из года в год лучше играем на выезде, потому что там ребята у нас круглыми сутками находятся под присмотром с соблюдением режима. А дома мы это контролировать не можем… Парни внутри себя должны быть профессионалами, уметь готовить себя к тренировкам и играм. Воспитывать самодисциплину.

— В каком возрасте ребенок становится профессионалом по отношению к хоккею?

— Мы считаем, что в 14–15 лет. Есть хорошая английская система воспитания «трех семерок», которая признана во всем мире. До 7 лет ребенок — царь и бог, вы можете потакать всем его прихотям. С 7 до 14 лет он раб своих родителей: пошел, принес, сделал. А с 14 лет он друг, с ним уже надо говорить на равных и учитывать его мнение. 

Фото: пресс-служба ХК «Ак Барс»

«В 1991-М ХОККЕЙ БЫЛ ПОЧТИ УБИТ»

— Начав тренерскую карьеру в Казани, как вы оказались в Нижнекамске?

— В Казани я был тренером «Волны», но возможности попасть оттуда в «СК имени Урицкого» не было. Там работали в основном ребята, которые отыграли в первой команде, и это были уже взрослые корифеи — компания седых дядек, пробиться в «Урицкого» было практически невозможно.

Я тогда только начинал тренерскую карьеру, мне было 25 лет, и получилось, что появилась возможность уехать в Нижнекамск, как-то себя проявить уже на первенстве России. Клубные команды Казани тогда не участвовали во всероссийских соревнованиях, от столицы РТ на них выступал только «СК имени Урицкого». Отъезд в Нижнекамск был единственной возможностью попробовать себя на более высоком уровне.

— Что из себя представлял тогда хоккей в Нижнекамске?

— Он был в ужасном состоянии. 1991 год: можете, наверное, представить, что происходило в стране. Многие стадионы были закрыты. Такой же стадион, как в Казани, допустим, где-нибудь в Саратове или Ижевске закрывался, стелили ковер и продавали машины. А команды, которые занимались в этих дворцах, выгоняли на открытые площадки. Хоккей отходил на второй план.

В Нижнекамске был искусственный лед на открытой площадке. Его хватало примерно на 6–7 месяцев в году. На него пускали только старшие группы, льда для всех не хватало. Рядом было футбольное поле, и у меня возникла идея поставить там хоккейную коробку.

— Вы предложили родителям, они согласились?

— Там даже предлагать не пришлось, потому что условий других все равно не было.

Мы реализовали эту идею вместе с тренером старшей команды Виктором Лялиным и группой родителей. На ровном месте из подручного материала сколотили коробку, залили лед и сделали разметку. Целый год эта коробка была в нашем распоряжении, мы сами составляли расписание. Льда у нас было достаточно.

— Много времени проводили в коробке?

— Фактически жили там. Через день мы с родителями заливали и чистили лед. Условия были такие, что покажи их сейчас нашим детям — не поймут. За воротами не имелось заграждений, потому что не было возможности сетку-рабицу найти. Каждая выброшенная шайба улетала в сугроб, не всегда ее находили. Зато весной собирали «урожай» ведрами. Три сезона, если не ошибаюсь, мы ставили эту коробку. Уже потом нам стали давать лед на основной коробке.

— Вы сказали, что набирали пять групп, а хоккейной формы как на всех хватало?

— Пришлось собирать деньги с родителей. Мы тогда заказали комплекты формы в Уфе. В стране она производилась только в Москве и Уфе — это была простенькая фабрика какого-то спортинвентаря или что-то такое, сейчас уже не вспомню. Там мы купили четыре комплекта по 15 форм, а дальше я пошел на склад и из старой формы добрал еще столько же. Таким образом мы одели и обули больше 100 человек. Вот в таких условиях выросли люди, которые после стали игроками КХЛ: Угаров, Билалов, Пестушко, Горячевских и Сарваров.

— Хоккеисты рассказывают, что в 90-х в Нижнекамске была непростая криминогенная обстановка…

— Такая ситуация была во всей стране. Но хоккеисты пользовались уважением, нас особо не трогали. Конфликты, конечно, были — в школе или по дороге к ней, но до серьезных проблем не доходило. И в Казани так было: если с баулом и клюшкой на тренировку, тебя не трогают.

— Среди ваших воспитанников были те, кто выбрал улицу, а не хоккей?

— На моей памяти такого не было.

— В Нижнекамск вы приехали в 25 лет, когда не было никаких условий, но решили их сами создать. Что вами двигало?

— Все на энтузиазме — было огромное желание кому-то что-то доказать. Стать востребованным тренером. Я сам рос без отца, тренер был как отец, и у меня не было вопроса о профессии. Для этого учил предметы в школе, ту же биологию и химию, которые нужны были для поступления в институт физкультуры. Я точно знал, кем буду.