Генеральный директор КМПО Александр Филиппович Павлов Генеральный директор КМПО Александр Филиппович Павлов Фото: Медведев Михаил/Фотохроника ТАСС

«ОБРАЗОВАНИЕ — 7 КЛАССОВ! КАКОЙ ИЗ ТЕБЯ КОМСОРГ?»

За неделю до увольнения в запас, в ноябре 1960 года, 22-летний старшина инженерных войск группы советских войск в Германии (ГСВГ) Александр Павлов для пущего форсу пришивал к форменному бушлату нестандартные погоны. «Хотелось как-то блеснуть на гражданке. Я точно знал, что дома у меня никакой одежды нет и мне как минимум еще полгода придется ходить в армейском обмундировании, — напишет он в своей автобиографической повести „Мои 65…“. — Три года службы сформировали мой характер, армия сделала из меня другого человека. Я понял, кем хочу стать, и четко осознавал, чего хочу, к чему буду стремиться».

13 декабря того же года после двух недель мучений с пропиской старшина запаса Павлов впервые переступил порог механического цеха Казанского моторостроительного завода №16 и стал учеником шлифовщика. Без малого через 45 лет после неизменной работы на одном, родном предприятии он выйдет на пенсию уже в качестве его руководителя. «Павлов, пройдя все ступени роста — от шлифовщика, производственного мастера, начальника цеха, начальника производства, главного инженера до генерального директора — сохранил стремление к непрерывному самосовершенствованию», — напишет о нем Иван Силаев, то же, как и хорошо знакомый ему Павлов, выпускник Казанского авиационного института, министр авиационной промышленности СССР с 1981 по 1986 год.

Павлов не для красного словца упомянул, что еще армейским старшиной он понял главное, к чему надо стремиться — к знаниям. Патетика здесь ни при чем, все было проще, гораздо приземленней, и заключалось в обычной человеческой обиде. «Одно из важных, я бы сказал, знаковых для меня событий случилось на третий год службы, — вспоминает Александр Филиппович. — Нашего лейтенанта комсорга части куда-то перевели. Офицерская должность освободилась, встал вопрос: кому же быть комсоргом? Мнение было единогласным: конечно, кандидатура Павлова — самая подходящая. Вместе с начальством поехали мы в штаб дивизии на утверждение. После 20-минутного разговора, который состоялся без меня, выходит мой начальник и говорит: „Едем назад. У тебя же образование — 7 классов! Какой из тебя комсорг?“»

Трудно описать состояние несостоявшегося комсомольского лидера. Его же ребята-сослуживцы выбрали! А в части был только один солдат, который имел среднетехническое образование. И «по правилам» совершенно бездарный человек стал комсоргом. «Но не это тогда было для меня главным, — продолжает откровения Павлов. — Случившееся перевернуло мою жизнь на 180 градусов, я окончательно понял, чем должен заниматься после завершения службы — немедленно приступить к учебе. Я дал себе слово, что буду учиться, чего бы мне это ни стоило».

«СУНДУК БАБУШКИ ЛУКЕРЬИ НАУЧИЛ МЕНЯ АЗАМ ЭКОНОМИКИ»

А действительно, чего же это ему стоило? Будучи учеником, Александр получал на заводе 38 рублей, пенсия матери составляла 12. Выручали только его сторонние заработки во время отпусков. Но жить молодому человеку в «режиме жесткой экономии» было не привыкать. Не зря Павлов написал про свое детство: «Его, в общем-то, у меня и не было, и из него больше всего почему-то вспоминались периоды голода и холода».

Павлов родился в 1938 году в деревне Надеждино Пестречинского района Татарской АССР. Он был четвертым ребенком в семье. Всего детей было девять, трое из которых умерли еще в младенчестве. В годы войны в селе остались лишь женщины и дети. Похоронки приходили одна за другой, всем тогда жилось тяжело и голодно. И только в некоторых случаях выручала всю деревню их соседка, бабушка Лукерья. Непонятно, как ей это удавалось, но всегда у нее хранился неприкосновенный запас. «Помню, был у нее большой сундук, на котором постоянно висел замок, — читаем автобиографическую повесть гендиректора КМПО. — И открывала она свой волшебный ларец только тогда, когда в деревне наступал праздник, приезжали в отпуск фронтовики. Она доставала оттуда настоящие сокровища — муку, крупу, другую нехитрую снедь — и делилась этим добром с односельчанами. Аромат тех простых пирогов и запах той каши я помню до сих пор. Не случайно я вспомнил бабушку Лукерью. Мудрейшая была женщина! Можно сказать, этот ее сундук научил меня азам экономики. Сколько раз выручал запас, который я всегда старался и стараюсь беречь на „черный день“. Может быть, благодаря такому сундуку этот день для меня так и не наступил…»

«А ГДЕ ЭТОТ АРТИСТ? — НА РАБОЧЕМ МЕСТЕ: НАДО ДЕЛАТЬ ПЛАН!»

Молодой рабочий 16-го завода одновременно учился сразу в двух местах — в авиационном техникуме и в вечерней школе, так как после деревенской семилетки у него не было аттестата о среднем образовании, а он требовался для поступления в институт. И аттестат оказался востребованным — ему на смену пришел студенческий билет КАИ.

Вспоминая те годы, сам Павлов не перестает удивляться, как ему все удавалось успевать: «Бывало, без отдыха по 36 часов держишься на ногах, придешь домой, примешь ванну, и вновь едешь в институт или техникум». Когда заканчивалось его обучение в техникуме, Александру на заводе предложили занять должность старшего мастера. Но тот, кто учился в КАИ, знает, что первые годы в нем — самые сложные. После второго курса в павловской группе из 32 человек осталось 7. Но мастер — это мастер во всех смыслах: «До сих пор помню, что с первой своей получки старшего мастера в 140 рублей я купил диван. Кстати, он и сейчас стоит у меня на даче…»

Его начальник цеха любил проводить длинные оперативки. Чтобы не терять времени, в течение совещания молодой, но уже старший мастер успевал уточнить все графики, а пользоваться логарифмической линейкой он умел в совершенстве. Начальник, как правило, долго продолжал философствовать, и, успев все просчитать, Павлов потихоньку выскальзывал из помещения, покидая прозаседавшихся… Заметив его отсутствие, хозяин кабинета возмущался: «А где этот артист?» «Артист» же бежал на рабочее место: надо было делать план!

В конце 1960 года из Москвы на завод поступил новый военный заказ: колонка для корабельного вертолета. С ней тогда все намучились, толку от нее в плане объемов не было, а затраты (и материальные, и физические) были колоссальными. Несмотря на все это, задание надо было выполнять. В начале 1970 года в павловском цехе сменился уже шестой начальник за 10 лет. «К этому времени заканчивалась моя учеба в институте, я работал над дипломом, и после того, как я держал в руках заветной документ об окончании института, радость моя была безмерной! Я ушел на положенные 15 дней каникул, но не прошло и недели, как 6 июля 1970 года меня срочно вызвали на завод… В тот день я стал начальником цеха».

А цех находился в очень тяжелом положении. Но Павлов знал его наизусть, знал людей — и просто кинулся в работу. При нем сразу определились с хорошей командой из 15–20 человек. Удалось реорганизовать цех, превратить его в очень хорошую рабочую структуру, выполнение плана-графика стало законом. На производстве самими участниками процесса создавались новые формы учета рабочего времени, учета выработки. По указанию директора многое из разработанного здесь довольно быстро получало распространение на всем заводе.

Как уже говорилось выше, начальником цеха Павлов был назначен в начале июля. А уже в конце августа на очередном подведении итогов за месяц директор завода Петр Витер пригласил его на трибуну со словами: «Расскажи нам, как ты за два месяца сумел поправить дела в цехе».

КАК МОЛОДЫЕ «РЕФОРМАТОРЫ» ВЫКИНУЛИ СТАНКИ В ОТСУТСТВИЕ ХОЗЯИНА

В конце 1973 года Павлову временно поручили исполнять обязанности заместителя начальника производства. Он согласился на месяц, а уже в январе следующего года директор вызвал его к себе и сказал: «Принято решение о твоем назначении на эту должность не временно, а постоянно». Прошло совсем немного времени, и Павлов становится начальником производства всего предприятия.

Главного диспетчера завода Леонида Суна Павлов знал давно: в свое время тот был начальником соседнего, шестого цеха. Как-то так получилось, что ни разу они не сталкивались по работе, а вот сразу после назначения Павлова начальником производства Сун с привычной, характерной для него горячностью подступил к недавнему «соседу» со словами: «Я все-таки хочу понять: кто из нас старший — я или ты?» Павлов холодно ответил: «Возьми должностные инструкции и прочитай, там все написано. Главный диспетчер подчиняется начальнику производства. Еще вопросы есть?» Сун замолчал…

4 октября 1976 года Павлов был назначен главным инженером завода. К этому времени он знал производство досконально, любил его, но новая работа была уже несколько иного свойства: надо контактировать с военным ведомством, с конструкторами, с московскими институтами, с научными организациями и так далее. А на заводе нужно было развивать мощности: большими темпами нарастал объем выпуска новых изделий, шло освоение производства двигателя НК-86 для нового широкофюзеляжного самолета Ил-86.

Молодому главному инженеру было не просто уговорить начальников цехов заниматься переоснащением производства, его реконструкцией. Приходилось и убеждать, и разъяснять, казалось бы, прописные истины. Начальник цеха Марс Салахутдинов категорически не принимал никаких новшеств. А в его цехе необходимо было внедрить станки для обработки лопаток компрессора первой ступени. Но начальник цеха стоял намертво! Что делать? И тогда молодой главный инженер со своим заместителем по новой технике Валерием Белоногом принял дерзкое решение. Отправив Салахутдинова в субботу отдыхать, они организовали демонтаж и выкинули из цеха все старые станки. В понедельник с утра Салахутдинов побежал жаловаться директору: теперь он точно провалит план! Но задание было выполнено, и молодые «реформаторы» почувствовали себя победителями.

«ЕСТЬ УСТАНОВКА, КТО ДОЛЖЕН СТАТЬ ДЕПУТАТОМ. И ЭТО НЕ КРАСИЛЬНИКОВ»

Переоснащение производства шло бурными темпами, назрела необходимость создания новых специализированных производственных участков, которые бы оснащались современными станками. Вся эта работа ложилась на плечи сотрудников второго отдела главного конструктора (ОГК-2), возглавлял который Юрий Красильников. Под его руководством на заводе началось освоение станков с числовым программным управлением (ЧПУ). В станкостроении их аналоги появились позже. А на казанском заводе возможности программирования, автоматизация уже позволяли одному рабочему обслуживать участок из 9 станков. Об эффективности новой системы говорили такие цифры: например, трудоемкость при изготовлении двигателей НК-8-2У в 1980 году с 35 тыс. часов была снижена до 18 тысяч. Такая же тенденция складывалась и по изделию НК-86 для самолета Ил-86.

В 1989 году Юрия Георгиевича избрали депутатом Верховного Совета СССР. «Кстати, выборы Красильникова — это отдельная история, — подчеркивает Павлов. — От нашего избирательного округа, который объединял несколько районов, выдвигались два кандидата: представитель КАПО имени Горбунова и наш Красильников. Случайно удалось узнать, что есть негласная установка, кто должен был стать депутатом. И это был не Красильников. Но сдаваться мы не собирались, продолжали готовиться. В день выборов, вернее, уже ночью, дождавшись подсчета голосов, Юрий Георгиевич пришел ко мне домой, чтобы сообщить, что все наши усилия не пропали даром: около 51% избирателей проголосовали за него. Вот только на следующий же день, где-то около 11 утра, вдруг выяснилось, что при подсчете голосов Красильников якобы не набрал и половины необходимого. Тут стало все понятно: результаты голосования не совпадали с планами номенклатурного руководства. Но и оппонент Юрия Георгиевича не набрал нужного количества голосов. Решено было проводить второй этап выборов. Началась подготовка к выдвижению новых людей для избрания в депутаты. Нам буквально навязывали какие-то кандидатуры, но люди говорили, что выбор свой они уже сделали и что наш Красильников практически победил на первых выборах. Так что победит и на вторых.

Опыт у нас уже имелся, мы поняли, как надо работать. Был создан мощный предвыборный штаб, в который входили юристы, жильцы-активисты, общественники. Весь учет производился в компьютерной среде, и какие-либо подтасовки произвести теперь уже было намного сложнее. Но и второй этап снова не стал решающим, вновь разгорелась борьба между Красильниковым и все тем же представителем соседнего завода. Но мы не сомневались, что победа будет за нами. И пройдя третий тур выборной кампании, Красильников, несмотря на все препятствия и установки сверху, стал депутатом Верховного Совета СССР».

«ЧЕТЫРЕ «К» СЕРГЕЯ КОГОГИНА»

Условия труда в сварочном цехе были каторжными, и это притом, что здесь производили продукцию для авиации! Так что все силы были брошены на строительство нового производственного корпуса. В проект было вложено невероятное количество сил, труда; директор завода Витер и главный инженер Павлов направляли главные усилия на сооружение этого объекта. И он был сооружен! Переехав в новый корпус, через какой-то срок цех во главе с его начальником Флосом Шайдуллиным вышел в передовики.

«Мы радовались вместе с ним, потому что это был наш общий успех, — вспоминает Павлов. — Достигнутая победа в скором будущем дала основания для назначения Шайдуллина на должность директора нашего филиала в Зеленодольске (ЗМЗ). Мы возлагали на него большие надежды, но случилось то, о чем потом пришлось пожалеть. Говоря словами одного чиновника из Москвы, который проектировал этот завод и стоял у истоков его строительства: «Флос как только в черную „Волгу“ сел, то обо всем забыл». К сожалению, так оно и было. Не проработал Шайдуллин там и года, как пригласили меня специалисты нашего филиала и три часа убеждали в том, что была допущена кадровая ошибка. С Шайдуллиным нам пришлось расстаться, но надо было решать: кто же теперь займет освободившееся место? Наутро я вызвал к себе тех четырех активистов, с которыми разговаривал накануне в Зеленодольске. Выслушав по очереди их всех, я выбрал одного, которого тогда еще практически не знал, можно сказать, видел второй раз в жизни. Но что-то меня в нем зацепило. Возможно, это были его желание работать и стремление к позитивным переменам, а еще, наверное, максимализм молодого человека. На следующий день я снова поехал на ЗМЗ и представил коллективу нового директора — Сергея Когогина.

И Сергей Анатольевич меня не только не подвел, но стал именно тем человеком, на которого я мог положиться, доверив ему руководство филиалом. Было время, когда в Зеленодольске из всех предприятий военно-промышленного комплекса только наш завод работал ритмично, не останавливаясь ни на один день, и в этом, конечно, была большая заслуга его директора. Через несколько лет после того назначения мне позвонил первый президент Татарстана Минтимер Шаймиев и поделился планами в намечающихся кадровых перестановках. Кандидатура Когогина рассматривалась на пост главы администрации города Зеленодольска и района. Минтимер Шарипович поинтересовался моим мнением на этот счет. Я ответил, что одобряю это назначение. Помню, я еще пошутил тогда, что у Когогина отлично развиты все качества на букву «К»: коммуникабельность, коллективизм, красноречие и, конечно, компетентность. С тех пор много воды утекло. Я слежу за карьерой Сергея Анатольевича и очень рад, что не ошибся в этом человеке. Он работал главой администрации Зеленодольского района, заместителем премьер-министра Республики Татарстан, ее министром экономики. Сейчас Сергей Анатольевич возглавляет КАМАЗ, и это великая ответственность. Этой ноше, которую он несет все эти годы, не позавидуешь. Но Когогин — человек неординарный, поэтому ему и удается многое».

«ДО ВОРОТ ТЮРЬМЫ МЫ ПОЙДЕМ ВМЕСТЕ. А ДАЛЬШЕ — ТЫ ОДИН»

Еще в середине 1970-х годов генеральный конструктор Николай Кузнецов поставил вопрос о дальнейшем использовании тех авиадвигателей, которые отработали свой ресурс на самолетах. Вместо списания в металлолом он предложил, а затем и реализовал возможность их дальнейшей эксплуатации. Для этого, конечно, была необходима их соответствующая доработка. И они нашли применение в качестве наземных приводов компрессоров газоперекачивающих станций на магистральных газопроводах страны. Тогда строился огромный и важнейший для страны газопровод Уренгой — Помары — Ужгород. Советский Союз заключил договор с американскими предприятиями на поставку газоперекачивающих силовых приводов. Однако в 1981 году администрация Рональда Рейгана в знак протеста против ввода наших войск в Афганистан этот договор расторгла. Встала задача в кратчайшие сроки наладить их выпуск у себя, в частности на Казанском моторостроительном заводе. К этому проекту были подключены другие родственные предприятия со всех концов  страны, завод работал напряженно, в три смены. Процесс освоения шел очень тяжело, но дело двигалось вперед. В первый год казанцы выпустили 16 конвертерных двигателей НК-16СТ. В 1983 году были выпущены уже 64 двигателя для газоперекачки. Многого в этом проекте удалось достичь благодаря таланту Кузнецова, его видению перспективы, прозорливости и умению вырабатывать точное решение.

«Однажды, — повествует Павлов, — поддавшись на мои уговоры, Николай Дмитриевич согласился внести небольшие изменения в конструкцию двигателя. Мы оба понимали, что это сделать необходимо, но риск был велик. Подумав, он сказал мне тогда: „Делай, как решил, только помни, что до ворот тюрьмы мы пойдем вместе. А дальше — ты один“. Конечно, все обошлось. Да и не могло быть иначе, ведь мы оба все досконально просчитали.

Но если с Николаем Дмитриевичем мы расходились во мнениях только по принципиальным вопросам и вместе искали наиболее оптимальные решения, то с директором завода Витером было иначе. Сводить все к зависти или конкуренции было бы глупо, все было гораздо сложнее. Петр Акимович часто болел и, вероятно, это сказывалось на его психике. Во многом он был неправ тогда. Позже он и сам это осознал. Но в то время множество неприятных моментов отрицательным образом отражалось на производстве…»

«ПРО ДЕВОЧЕК В НАШЕМ КЛУБЕ МОГ ТОЛЬКО ДУРАК ПРИДУМАТЬ!»

«К концу 1981 года мне были совершенно непонятны действия некоторых высших партийных руководителей. Как правило, по линии обкома партии каждый год предприятие получало так называемый децентрализованный заказ. Обеспечения материалами, зарплатой — ничего этого не предусматривалось. Работай на одном энтузиазме!

Нам дали задание изготовить какую-то сушилку, металл для которой был строго лимитирован. Тогда ведь все было по лимиту — гвозди, спички, а уж дефицитный металл — тем более. Купить его где-то было невозможно. Помните, тогда мы все „доставали“. Не покупали, не приобретали, а именно „доставали“.

Что же делать? Я поехал в обком партии ко второму секретарю Василию Дергунову, который курировал предприятия оборонной промышленности. Удивительный, неординарный был человек, я очень уважал его…

Здесь надо сделать небольшое отступление и немного разъяснить ситуацию. В конце 1980 года на базе нашего заводского дворца культуры имени Урицкого был создан спортивный клуб, в котором занималась небольшая группа любителей — около 20 человек. Отсюда и возникло его название: „Клуб 20“. Мы все, кто в него входил, были молодыми, активными и задорными: Белоног, Красильников, Харчевников, некоторые начальники цехов и отделов, главные специалисты. Около года раз в неделю мы ходили в спортивный зал. Раньше восьми часов вечера уйти с работы не получалось, поэтому мы собирались поздновато и играли в волейбол, потом парились в бане. Нужна же была какая-то разрядка! Да и совместный отдых был только на пользу, хотя и в спортзале мы частенько продолжали обсуждать производственные проблемы.

Так вот, когда я в тот вечер с чертежами в руках вошел в кабинет Дергунова, там сидели еще три партийных чиновника рангом пониже. Я не сразу понял, что они именно меня ждут. Разложил я свои чертежи, а Василий Сергеевич мне и говорит: 

— Ты убери чертежи-то, сейчас разговор не об этом.

— Как? А о чем же разговор? Я ведь именно по этому вопросу к вам приехал.

Ничего не пойму, в чем дело. А он продолжает:

— Ты расскажи, как вы клуб организовали.

— Хороший у нас клуб. Тяжеловато, правда. Поздно мы там занимаемся.

— Да нет, я не об этом. Расскажи, как вы там с девочками развлекаетесь.

Тут я вспылил:

— Такое может только дурак придумать!

Первым вскочил Георгий Карунин, первый секретарь Ленинского райкома партии:

— Не обзывай, — говорит.

— А я и не обзываю. Только хочу сказать, что умному человеку такая мысль и в голову не придет. После работы в девять часов вечера двадцать человек играют в волейбол. Какие девочки?!

И это на уровне второго секретаря обкома партии…

Потом Дергунов мне говорит:

— Дай слово, что ты туда ходить больше не будешь.

Куда же деваться, я дал слово и не стал больше ходить. Валерия Белонога, как инициатора создания клуба, тоже не раз вызывали на ковер, в разные инстанции, только рангом пониже. Но он не сдавался и ответил партийным боссам, что только тогда бросит спорт, когда его вперед ногами понесут… И от него отстали».

«НУ ЧТО, КАЗАНСКИЙ ВОЕВОДА, РАБОТАЙ. ЗАСЛУЖИШЬ — НАЗНАЧИМ!»

«Я трудоголик, и на различные выяснения отношений, на какие-то интриги мне всегда было жаль тратить время и нервы. Но тот период этим приходилось заниматься очень часто. Где-то в октябре первый секретарь Ленинского райкома партии Георгий Иванович Карунин собрал бюро райкома. Темой обсуждения стал якобы неправильный заказ оборудования на КМПО. А кто ответственный за этот вопрос? Конечно, главный инженер. И мне объявили строгий выговор с занесением в личное дело…

Несколько позже на заводе случился переполох: к нам прибыла комиссия проверять анонимное письмо, в котором меня обвиняли во всех смертных грехах. И, можно сказать, с этой минуты и вплоть до моего назначения на должность генерального директора в контрольный аппарат обкома партии, где на меня была заведена толстая папка, приходило несчетное количество анонимок. Одна комиссия уезжала, другая приезжала, и так друг за другом. Хорошо, что я тогда был молодой, нервы крепкие. Но действия партийных функционеров мне непонятны до сих пор.

А в ноябре 1983 года сняли с работы нашего генерального директора Петра Витера. Министр союзного авиапрома Иван Силаев вызвал меня к себе и сказал:

— Ну что, казанский воевода, работай. Заслужишь — назначим!»

Окончание следует.