Салават: «Эта глупая птица больше вас понимает в татарской музыке!»

Владимир Кольцов: «В одной из деревень в гримерку к артистам зашел веселый паренек — завклубом Салават и обратился к руководителю ансамбля Васиму с интересным вопросом: «Вам болтун в бригаду нужен?» Фото: предоставлено Валдимиром Кольцовым

«ОДЕТ ПАРЕНЬ БЫЛ КАК, НАВСЕГДА ОТСТАВШИЙ ОТ МОДЫ, ДЕРЕВЕНСКИЙ ФРАНТ»

Обстоятельства моего знакомства с ним (впрочем, как и дальнейшие, правда, нечастые контакты) были довольно необычны. Это позволяет, нарисовать, как мне кажется, нестандартный портрет Салавата Фатхетдинова и открыть новые, неизвестные широкой публике штрихи этой неординарной личности.

В конце 80-х волны экономической свободы стали доходить и до комсомола. Повсюду при горкомах стали создаваться хозрасчетные творческие объединения. Не обошло стороной это поветрие и Набережные Челны.

Шустрые комсомольские лидеры призвали под свою крышу всю поющую, танцующую, дудящую и бренчащую молодую городскую тусовку, пообещав им творческую свободу, поддержку и даже возможность заработать какие-то копейки. И народ пошел. Поддался на призыв и я.

И вот меня назначили директором рок-клуба, в составе экспериментального творческого объединения «Центр». А так как город наш в то время назывался Брежнев, то я соответственно стал директором брежневского рок-клуба. Фантастическое сочетание: Брежнев и рок! Правда, мы в то время уже успели привыкнуть к новому названию своего города и диссонансов в таких словосочетаниях как «брежневский рок-клуб» или «брежневский вытрезвитель» не ощущали. Но вот, когда я попал в Свердловск (ныне — Екатеринбург) на форум руководителей рок-клубов страны, то мой титул здесь изрядно всех развеселил. «За рок, но без брежневщины!» — сделал автограф на подаренном мне виниловом диске один известный столичный рокер.

И вот, поиграв с комсомольцами, руководители творческих клубов стали проситься на вольные хлеба. Я тоже, получив драгоценный опыт продюсирования, проведя серию концертов и грандиозный, даже по масштабам страны, фестиваль, решил открыть свое дело.

— Что будем делать с билетами и билетно-афишной бумагой? — спросила меня бухгалтер.

— Как и положено, по закону — уничтожать, раз организация ликвидируется — ответил я.

Конечно, жалко было это делать. Целая кладовка у нас была забита этим хозяйством. А с каким трудом все это доставалось! За бумагой для билетов и афиш я ездил аж в Куйбышев (Самару) и через какой-то сумасшедший, многоходовый бартер получил этот дефицит. Разрешение на изготовление билетов я добился в министерстве печати. Это сейчас изготовить билеты и пустить их в ход может каждый. А тогда билеты считались бланками строгой отчетности и так просто, кому попало, их изготавливать не разрешалось.

Но что делать? Придется все сжечь и составить акт об уничтожении.

Когда я пришел на следующий день на работу, чтобы заняться разведением костра, бухгалтер меня удивила неожиданным заявлением. «Билеты можно не сжигать, а передать тому, кто в них нуждается, — сказала она с видом заговорщика. — Есть один парень. Из Башкирии переехал. Он ездит с концертами по деревням. Мы можем ему даже все объединение (ЭБО „Центр“) передать вместе с билетами. Тогда и ликвидировать организацию не придется. Ведь закрывать организацию гораздо хлопотнее, чем открывать», — сказала она.

Я согласился. «И себе задачу облегчим и парню поможем. Ему ж этих билетов до конца жизни хватит. Так, где же он, наш башкирский друг?» — продолжил я диалог. «Сейчас позову, он здесь. В коридоре ждет», — обрадовалась бухгалтер.

Есть у меня дурацкая привычка: давать незнакомым людям при первой же встрече клички. Правда, делаю я это не вслух, а про себя. Но когда я, изредка, все же, эти клички озвучиваю, то они моментально и навсегда пристают к этому человеку. «Почтальон Печкин», — сказал я про себя, увидев его в проеме двери. Одет парень был как отставший от моды, деревенский франт: полупальто «Москвичка» с широким отложным воротником из искусственного меха, войлочные ботинки «Прощай молодость» и непонятного цвета мятые брюки. Я же в то время одевался достаточно модно и даже слегка щеголевато. Десятилетняя работа ресторанным музыкантом, недавняя поездка в ГДР, наряду, с привитым женой, хорошим вкусом позволяли мне это делать довольно легко. И вот, глядя на «почтальона Печкина» я проникся к нему желанием помочь. «Как зовут тебя, паренек?» — покровительственно спросил я. «Салават», — робко ответил он и протянул мне руку. Это было мое первое рукопожатие с будущей звездой татарской эстрады Салаватом Закиевичем Фатхетдиновым.

Где-то в конце 80-х челнинский ансамбль «Нохрат» устроил летний «чес» по деревням башкирских районов. Концерты шли «на ура». И вот после очередного концерта в одной из деревень в гримерку к артистам зашел веселый паренек — завклубом Салават и обратился к руководителю ансамбля Васиму с интересным вопросом: «Вам болтун в бригаду нужен?» — «Не понял. В каком смысле „болтун“?» — спросил руководитель ансамбля.

«В смысле: ведущий, конферансье. Я болтать со сцены умею. Весело и долго», — уточнил завклуб. «Давай попробуем завтра на концерте в соседней деревне. Понравишься — возьмем на оставшиеся две недели», — предложил Салавату Васим.

Премьера «болтуна» прошла блестяще. Народ смеялся от души. Паренек очень оживил концерт. Он показал себя не только прекрасным исполнителем юмористических номеров, но и находчивым, искрометным импровизатором.

Он быстро вписался в коллектив. По окончании гастролей, поблагодарив паренька за отличную работу, руководитель ансамбля Васим сказал слова, ставшие судьбоносными в жизни молодого сельского артиста: «А тебе не скучно жить здесь, в деревне? С твоим-то талантом тебе нужен большой город. Там больше возможностей. Переезжай–ка ты в Набережные Челны. Не пожалеешь».

Салават, не долго думая, уволился и приехал искать счастья в Челны.

«Есть один парень. Из Башкирии переехал. Он ездит с концертами по деревням. Мы можем ему даже все объединение (ЭБО «Центр») передать вместе с билетами» Фото: Шамиль Абдюшев

«ПОСМОТРЕЛ КАК ЛЕНИН НА БУРЖУАЗИЮ»

После моего знакомства с Салаватом, он на какое-то время выпал из моего поля зрения. Открыв собственное концертное агентство, я возил из Москвы певцов, музыкантов, юмористов и даже целые театральные труппы. География была обширная: от Минска до Омска. А Салават по-видимому все «чесал» по деревням. Но где-то через год мы все же случайно пересеклись.

Встреча произошла во время подготовки выступления Александра Градского в концертном зале. Салават в это время вместе с одним из своих музыкантов нес колонку в машину — готовился к поездке на очередной деревенский концерт. Я прошел рядом с ним с очень важным видом и довольно сухо поздоровался. И поймал на себе его взгляд. Про такой взгляд в народе говорят: «Посмотрел как Ленин на буржуазию». А еще в этом взгляде я прочитал: «Ну, погоди! Мы еще посмотрим, кто станет круче!» Да, это был красноречивый взгляд. Взгляд — вызов. Но я не принял тогда это всерьез.

Прошло совсем немного времени, и Салават взлетел как ракета.

Все вдруг о нем заговорили, и все стали его слушать. Он уже выступал как певец, хотя так же продолжал на концертах общаться с залом. Вот и я, заинтригованный взлетом своего знакомого, пришел к нему в первый раз на концерт. И потом я делал это не раз и в Набережных Челнах и в Казани. Я получал большое удовольствие от этих концертов, несмотря свое постыдное незнание татарского языка. Его концерты были очень зрелищны. Режиссура — блестящая, с массой оригинальных сценарных находок. Салават был многолик: он и прекрасно пел, и великолепно общался с залом и участвовал в юмористических номерах. Он постоянно выводил на сцену новых ярких музыкантов и певцов, не боясь того, что они могут перетянуть на себя симпатии зрителей. Это на его концертах я впервые увидел прекрасную певицу Малику, замечательного уфимского саксофониста Мингали, блистательный театр юмористических миниатюр из Нижнекамска «Мунча ташы» и других.

Успех всегда вызывает восхищение одних и всякие домыслы, зависть и наговоры других. Особенно ревниво относятся к чужому успеху некоторые собратья по цеху. Нередко можно было слышать из их уст такие, такие вот, рассуждения: «И что в этом Салавате хорошего? Если брать его как певца, то у нас есть голоса и получше! Если рассматривать — как конферансье, то есть на нашей эстраде ребята гораздо сильнее! И режиссеры есть мощнее, и сценаристы! Непонятно, почему на него так валит народ?» А после этого критик делал обычно «многозначительный» вывод: что-то у нас со вкусом не то у народа …

А разгадка таких феноменов очень проста. Есть у таких артистов, то чему невозможно научить ни в каких институтах, ни в каких консерваториях. Это — обаяние личности. Сейчас это называют одним заумным словом: харизма.

Еще я помню, как меня поразила в Казани где–то в 1996 году простая и лаконичная афиша у театра им. Камала: 1– 25 августа, 18.00 САЛАВАТ. Кому был под силу такой концертный марафон в то время? Никому. Это ли не факт признания и проявление народной любви? Наверное, наш Салават мог бы попасть в Книгу рекордов Гиннесса, если бы захотел.

«Васим сказал слова, ставшие судьбоносными в жизни молодого сельского артиста: «А тебе не скучно жить здесь, в деревне? Переезжай-ка ты в Набережные Челны. Не пожалеешь» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ВОТ ЭТО — НАСТОЯЩАЯ КРАСОТА. А ТВОИ ТРИ ТИТЬКИ — ЭТО УРОДСТВО»

Вспоминается еще одна встреча с певцом. Иду я однажды по бульвару Энтузиастов, а навстречу мне — Салават. Тепло поздоровались, и он затащил меня в соседний дом похвастаться своими апартаментами. Салават занимал целое крыло на седьмом этаже административного здания одной из служб КАМАЗа. Гордость переполняла его: «Вот это у меня репетиционный зал, а здесь — студия звукозаписи. Это вот — спальня. Иногда заработаюсь допоздна и приходится оставаться с ночевкой. А здесь — музей трудовой славы», — весело сказал он.

И действительно, в большой комнате на стеллажах лежали подарки от благодарных почитателей и стояли различные кубки. На стенах висели всевозможные грамоты, дипломы, медали.

— А это — мой рабочий кабинет. В кабинете, на видном месте висел фотопортрет обнаженной по пояс необычной женщины. Необычность ее была в том, она имела не две, а три груди.

— А это-то тебе зачем? Притом, на самом видном месте, — тоном строгого учителя спросил его я.

— Знаешь, Вовка, мечтаю такую, вот, встретить, — вполне серьезно ответил Салават.

— Странный ты, однако. Тебе, что, не о чем больше мечтать? Всего уже добился? — срезал я.

— А ты вот, о чем сейчас мечтаешь? — спросил он с хитрецой в глазах.

— Вот у меня тут есть одна видеокассета. Здесь один альпинист совершает фантастическое восхождение на глазах своей возлюбленной и посвящает ей этот подвиг ей. Я тоже хотел бы совершить что-то подобное, хотя панически боюсь высоты. Но все равно мечтаю, — закончил я свой монолог.

— Ух, ты! Давай посмотрим! — предложил Салават, и глаза его загорелись бешеным азартом.

Фильм был короткий — двадцатиминутный. Сначала молодой альпинист, с двумя рюкзаками (спереди и сзади) взбирается на почти отвесную гору. Притом, не используя никакое специальное снаряжение. Поднимается, цепляясь голыми руками за каменистые выступы. Добравшись почти до самой вершины, он неожиданно делает привал на ночлег и достает из рюкзака гамак. Крепит его за выступы и устраивается спать прямо над пропастью. А проснувшись утром, собирает гамак и поднимется на вершину. И здесь происходит самое интересное и захватывающее: альпинист разбегается, прыгает в пропасть и приземляется с парашютом в долине.

— Вот это — настоящая красота. А твои три титьки — это уродство, — продолжал я воспитывать Салавата.

— Согласен с тобой… Мне нужна эта кассета, — спокойно сказал Салават.

— На, дарю, — сказал я, и как загипнотизированный протянул ему кассету.

Это был не последний мой визит в апартаменты Салавата.

«Если концерты Салавата в целом, как зрелища мне нравились, то вот к песенному репертуару всегда были вопросы. Из всего, что он поет, нравилось не больше десятка песен» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ТАК ОТБРЕЕТ: МАЛО НЕ ПОКАЖЕТСЯ!»

Если концерты Салавата в целом, как зрелища мне нравились, то вот к песенному репертуару всегда были вопросы. Из всего, что он поет, нравилось не больше десятка песен.

— Салават, а почему ты практически не поешь татарские народные песни? Ведь они такие красивые, особенно протяжные? — задал я ему как-то провокационный вопрос.

— Ты любишь Юрия Антонова? — неожиданно спросил меня Салават.

— Конечно. Кто ж его не любит?

— И я люблю — продолжал Салават.

— И вот, представь себе, Вовка: пришел ты к нему на концерт, а он вдруг запел: «Калинка-малинка, малинка моя!» Ты такого мне хочешь? — напирал Салават.

Я растерялся от неожиданного поворота разговора. Салават — еще и природный полемист. Переспорить его практически невозможно. Так отбреет: мало не покажется! Что ж, не зря говорят: талантливый человек талантлив во всем.

Нередко Салават публично высказывается о проблемах татарской песенной эстрады. Во многом я с ним согласен. Действительно, современная татарская песня все больше теряет свой национальный колорит. Происходит какая — то дикая африканизация песенной культуры. Из музыки и аранжировки уходят красота и мелодичность. Над всем довлеет ритм. Где-то — изощренный, но чаще — примитивный.

«Первой жертвой стал Ильдус Закирзянов — арендодатель салаватовских апартаментов. «Ой, какая птичка!» — сказал он, просовывая свои пальцы в клетку. А в ответ услыхал от Кацо злобное: «А пошел ты!..» Фото: pixabay.com

«Иди пой, придурок!»

В один из моих ранних визитов в апартаменты Салавата я заметил в репетиционном зале несколько мелких попугайчиков. Они жили вольно, без клетки и свободно летали по залу.

— Салават, ты вполне состоятельный человек, а птички у тебя живут какие-то несерьезные, — заметил я. — Ты же вполне можешь позволить себе купить солидного большого попугая. Он будет говорить твоим голосом еще лет 60- 70. Передашь его по наследству своим детям или внукам.

— Хорошая идея. А где взять такую птицу? — спросил Салават.

— Поинтересуюсь. Пару лет тому назад я привозил из Эмиратов и из Ливана несколько птиц. Хотел зоомагазин открыть. Но потом передумал и птиц распродал. Узнаю, может кто-то хочет продать, — пообещал я.

Не прошло и двух дней, как мне позвонила Людмила, купившая у меня взрослого серого попугая породы жако. Оказалось, что, у ее маленькой дочки обнаружилась аллергия на птиц, и она просит помочь продать попугая. В общем, Салавату повезло. Правда, он поставил одно экзотическое, мягко говоря, условие: попугай должен уметь материться. Здесь Салавату снова повезло. Попугай этот, по кличке Кацо, первый год после приезда из-за границы, был на передержке у моего водителя. Я специально отдал его на время в эту семью, потому что там были маленькие дети. А попугаи легче всего учатся говорить с детского голоса. Но тут случился казус: за этот год Кацо научился лишь выкрикивать голосом водителя Раиса несколько грязных ругательств, а детские голоса он так и не освоил.

Попадая к новому хозяину, многие попугаи переживают стресс и несколько дней молчат, пока не привыкнут к новым условиям.

Договорились — даем Кацо недельный испытательный срок. За это время пусть за ним ухаживает спокойная женщина. Такая нашлась — Ильсияр, администратор Салавата.

В конце первого испытательного дня у меня появилось предчувствие того, что этот серый матершиник заговорит раньше срока. Звоню в студию. Трубку берет Ильсияр и хохочет — не может остановиться. Оказалось, что не прошло и часа, как Кацо уже блеснул своими талантами. Первой жертвой стал Ильдус Борисович Закирзянов — арендодатель салаватовских апартаментов.

— Ой, какая птичка! — сказал он, просовывая свои пальцы в клетку.

А в ответ услыхал от Кацо злобное:

— А пошел ты!..

Салават был в восторге. В тот же день попугай был им куплен.

Цена в тысячу долларов его не остановила, но правда, как-то напрягла.

«А ты не мог бы найти мне подтверждение того, что сейчас такие цены. А то, вдруг вы меня обманули», — попросил Салавата.

Через пару дней я наткнулся в книжных развалах подземного перехода на книжонку «Экзотические виды бизнеса». Читаю: адаптированный и обученный попугай жако стоит в Москве не менее 1100 долларов. Ну, Салават! Опять тебе повезло!

Несу книгу показать счастливому обладателю попугая. Сознаюсь, книга эта мне самому понравилась и никакого желания дарить или продавать ее кому-то у меня не было. Но Салават опять продемонстрировал свое умение убеждать.

— Вовка, мне очень нужна эта книга! — произнес он это так убедительно, что я тут же, без лишних разговоров протянул ему книжонку.

Удивительная манера: когда ему что-то нужно, то он не просит, не уговаривает, а делает заявление: мне это очень нужно! И человек отдает. Блестяще!

Попугай Кацо быстро освоился в новых условиях. Учил новые слова. Матерился не часто, но всегда к месту. Однажды, когда музыканты пришли на репетицию, он так разошелся, что начал насвистывать осмысленные мелодии, очень похожие на татарские.

— Послушайте, вы — музыканты — аранжировщики. Эта глупая птица больше вас понимает в татарской музыке! Поучитесь у нее, — сердито сказал Салават.

Музыканты молча проглотили «пилюлю». А когда Салават ушел, они придумали, как изощренно отомстить певцу за это оскорбление.

Готовились дня три. Усиленно занимались с попугаем.

И вот в одно прекрасное утро Салават в чудесном настроении входит в репетиционный зал и как обычно первым делом подходит к попугаю с традиционным обращением:

— Привет, Кацо. Как дела?

— Как дела, как дела? — сердито начал попугай. — Иди пой, придурок! Иди пой! — продолжил Кацо, нервно расхаживая по жердочке.

Салават впал в бешенство: «Кто научил? Убью!»

Но музыканты, лишь переглянулись, с трудом скрывая ликованье. Потом Салават унес попугая к себе домой. Кацо стал полноправным членом его семьи. А меня Салават с тех пор стал звать «попугайским отцом».

«В 2002 году в газете «Вечерние Челны» в рубрике «Из жизни звезд» вышла статья «Салават споет дуэтом с Аллой Пугачевой». Первая мысль после прочтения была такая: я должен написать им красивую песню» Фото: Вячеслав Прокофьев/ТАСС

«КТО ОПЯТЬ ДЖАЗ ИГРАЕТ? УБЬЮ!»

В 2002 году в газете «Вечерние Челны» в рубрике «Из жизни звезд» вышла статья, которая внесла сумятицу в мою и без того неспокойную жизнь. Статья называлась «Салават споет дуэтом с Аллой Пугачевой».

Публикация сопровождалась красивым фото свежеиспеченного дуэта. Первая мысль после прочтения была такая: я должен написать им красивую песню. В ней должны сочетаться русские и татарские интонации. Она поет блюз, он тоже пытается спеть блюз, но сводит все на татарский лад. Песня должна быть про любовь, но немного ироничной, и даже — слегка пародийной.

Мелодию сочинил быстро, а вот с текстом вышла небольшая загвоздка. Но, в конце концов, написал сам. Получилось немного коряво. Не понравится — сами поправят — подумал я. Главное, что мелодия с гармонией у меня получились отменные. Сделал аранжировку. Записал демо с местными певцами. Поехал в Казань, чтобы показать песню салаватовским музыкантам. Песня им понравилась. Но по их прогнозу, вряд ли Салават станет ее петь. Почему? Да потому, что джазовые аккорды он органически не переносит. Стоит на репетиции кому-то взять такой аккорд, как тут же раздается его дикий крик:

— Кто опять джаз играет? Убью!

— За что он так не жалует джазовую гармонию? — спрашиваю у гитариста Рустема.

— Под обычные аккорды он поет нормально, а вот под джазовые — начинает фальшивить. Привык, видимо, с детства петь под баян, а там ведь все аккорды правильные. Хотя слушать песни с «пряной» джазовой гармонией Салават любит, — объяснил ситуацию Рустем.

Тем не менее, я все-таки отважился сделать Салавату звонок по поводу моей песни. Было это примерно так.

— Привет, Салават. У меня для тебя есть приятная новость.

— Здорово, Вовка. Давай, говори. Люблю приятные новости.

— Короче, я написал тебе классную песню. Называется «Блюз наших сердец».

— Какой еще блюз? Ты же знаешь, я блюзы не пою. Не мой жанр, — парировал Салават.

— Куда ты денешься? Запоешь! Пугачиха заставит!

— Причем здесь Пугачиха? Вовка, ты что — бредишь?

— Нет, все нормально. Ты же с ней дуэт собираешься петь. В газете написано.

— А, вот ты о чем… Посмотри-ка, какое число на газете.

— Так, сейчас… 27 марта.

— Правильно. Накануне 1 апреля. Шутка это, Вовка. Я решил народ немного разыграть, и вижу по тебе — у меня это получилось.

— Дурацкие у тебя шутки, Салават. Я целый месяц песню сочинял и записывал в студии. Куда это теперь девать?

— Я сейчас собираюсь с Алсу петь дуэтом. Может твоя песня и пригодится.

— Нет уж. Спасибо. Это — скорее всего твоя очередная шутка. Такая же как дружба с Пугачевой.

Так бесславно закончилась моя эпопея с песней для Салавата и Аллы Борисовны. Но нет худа без добра. После провала с татаро-русским блюзом ко мне стали, одна за другой, приходить татарские мелодии. Как будто какая-то коробочка открылась. Показываю местным татарским певцам — нравится! Три песни просто отдал. Пустил в народ. Слышу — поют на концертах. Иногда по радио звучат в разных обработках. Одну из них «Сабантуй» попросили даже дать для сабантуя в Нью–Йорке. Отдал. А серьезная песня «Река жизни» очень понравилась Хание Фархи. Жаль не успели ее запустить. Оставшиеся песни (их чуть больше десяти) пока придерживаю. Жду достойного исполнителя.

Так что, «дурацкая» шутка Салавата по поводу его дуэта с Аллой Пугачевой для меня оказалась очень плодотворной. Огромное спасибо Салавату за это.

Как-то, будучи в Казани, показал три своих татарские песни одному известному продюсеру татарской эстрады. Реакция его оказалась весьма любопытной: «Мне песни понравились, но давать их певцам не буду. Они неформатные. Слишком уж они — татарские. Это сейчас — не тренд». Но я ничуть не огорчился такой оценкой. Наоборот. Я увидел в этом похвалу. Русский композитор пишет «слишком татарские» песни. Честь ему и хвала!

И все же я не теряю надежды на то, что Салават когда-нибудь споет мою песню. Для начала готов позаниматься с ним бесплатно — научить его петь под джазовую гармонию. Я видел, как это делала с десятилетними детьми наша замечательная певица Лиля Низаева, живущая сейчас в Уфе. Есть для этого специальные упражнения.

Не пугайся, Салават! Это — шутка. Не все ж тебе одному шутить.

«Сегодня эта публика к тебе бросилась, а завтра вдруг ни с того ни с сего — отхлынула. И что обидно: ты то — такой же. Даже лучше стал» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ПОТИХОНЬКУ ПРОХОДИТ И ВРЕМЯ САЛАВАТА»

Шумная слава и успех у многомиллионной публики — вещь капризная.

Сегодня эта публика к тебе бросилась, а завтра вдруг ни с того ни с сего — отхлынула. И что обидно: ты то — такой же. Даже лучше стал. Но публику это не трогает. Упустил ты какие-то модные фишки. Или просто постарел и вот стал «не свой». Как говорят, все проходит в этой жизни, кроме ипотеки. Потихоньку проходит и время Салавата.

— Как публика на концертах? — спрашиваю одного салаватовского музыканта.

— Публика наша стареет вместе с нами, — грустно ответил он.

Да, сохранять интерес к себе на долгие годы — дело нелегкое.

Некоторые даже не стараются это делать, и при первых же признаках охлаждения публики уходят со сцены, действуя по принципу: нужно отказаться от зрителя раньше, чем он откажется от тебя. Один известный артист недавно сказал об этом еще проще: «Главное в профессии певца — вовремя заткнуться».

Но какой бы ни выбрал путь Салават, все понимают: след в татарской песенной культуре он оставил яркий. Он показал своей творческой судьбой, как сделать себя.

С упорством травинки, пробивающейся сквозь асфальт, он ворвался в культурный Олимп республики и заставил потесниться плотно стоящих там мэтров. Салават доказал всем, что он — не просто певец. Он — артист. И даже — больше. Он — явление!

Я рад, что судьба свела меня с этим артистом.

Хочу пожелать ему мудрости. Не теряй азарта к жизни, Салават!

Владимир Кольцов