Николай Рябцев известен в российском футболе как Николаич. Он пришел в «Рубин» в 1999 году временно, в итоге трудится там до сих пор. На недавних сборах в Турции главный тренер Леонид Слуцкий поздравил его с 20-летием работы в клубе. В интервью спортивной редакции «БИЗНЕС Online» Рябцев припомнил много такого, о чем никогда не расскажут игроки и тренеры.
Николай Рябцев: «С камерой я в клубе встретился во второй раз в жизни»
«ПОЗВАЛИ ОПЕРАТОРОМ ВРЕМЕННО. ЭТО ПРОДЛИЛОСЬ 20 ЛЕТ»
— Николай Николаевич, как вы оказались в «Рубине»?
— Из клуба на тот момент по своей инициативе уволились некоторые сотрудники, и Александр Айбатов (начальник команды до 2017 года — прим. ред.), который пришел в «Рубин» на неделю раньше меня, пригласил на должность администратора.
— Как вы познакомились?
— Мы вместе работали в клубе имени Маяковского завода «Электроприбор». Там было 6 команд в разных возрастах. Я работал с мужской командой, а Айбатов как раз пришел из армии. Он стал методистом, но я его и как футболиста знал. Позвал к себе: «Будешь у нас играть и детей тренировать». Ну он и пришел. В клубе имени Маяковского мы проработали лет 10. Потом наступили перестроечные времена, завод закрыл команду, нас сократили. Мы попали в ДЮСШ №14. А потом он перешел работать в городской комитет физкультуры. Его председателем был Альберт Шамильевич Багаутдинов.
Когда в 1999 году Камиль Шамильевич Исхаков затеял реформу в «Рубине», Багаутдинов стал генеральным директором и взял с собой Айбатова, зная его по спорткомитету, а Александр позвал меня. Занимаюсь с мальчишками на стадионе, подходит Айбатов: «Мне нужна твоя помощь». Работа администратора в то время предусматривала разъезды (встретить судей, разместить, проводить), а у меня была машина.
— Сразу согласились?
— Изначально у меня не имелось особого интереса к клубу: «Рубин» был высотой, до которой шагать и шагать, — не для меня. Но когда Айбатов меня позвал, то я подумал: «Почему бы и нет?» Мне хотелось ему помочь, поддержать. Во многом поэтому я согласился. Недели две-три меня просили подать заявление о переводе, а я все не писал: «Нет, Саша. Я помогу тебе на первых порах, а потом вернусь обратно к детям». У меня приличная команда ведь считалась. Когда я их набирал, им и 10 лет не было, они стали и чемпионами города, и кубок выиграли. После моего ухода они тоже побеждали на старых дрожжах…
— Словом, вы шли в клуб не на должность оператора…
— Да, мне говорили: «Коль, ты просто временно попробуй, две-три игры, а потом найдем человека». И в итоге это «временно» на 20 лет растянулось.
— Как вы им в итоге стали?
— С камерой я в клубе встретился во второй раз в жизни. В первый — когда мои мальчишки играли, я увидел оператора на трибуне и попросил снять на память для ребят. И сам немного посмотрел. А учил меня снимать оператор «Ак Барса» Марс Кильдеев, он тоже до сих пор работает в клубе. Он играл в чемпионате города в футбол, мы были знакомы. Обратился к нему за помощью, он не отказал. Один тайм матча он снял, чтобы я понял, как работает камера, как фиксировать кадр, ставить картинку. Примерно понял технические моменты, начал самостоятельно снимать, но не обходилось и без ляпов.
— Каких?
— На первых порах я забывал камеру включить или выключить. Тогда снимали на большие кассеты VHS, на теоретических занятиях видео отматывали и нарезок никаких не было. Садырин вообще пользовался в основном макетом, и в то время это выглядело уместно. Сейчас все поменялось, я на сборы вез целый чемодан дисков. У нас ведь не было интернета, нам записывали видео на диски, отправляли их. Мы ходили с утра или ночью встречать на вокзал через проводников эти диски.
— Что за диски?
— В Европе были люди, в Прибалтике, у которых имелась возможность через интернет скачивать матчи. У нас такой возможности тогда не существовало. Это в основном матчи соперников либо для скаутинга. Или, к примеру, мы весь Кубок Африки записывали, еще чемпионат Англии, Испании и другие. Это нужно было Бекиичу для изучения игроков: он вообще не отдыхал, по-моему, все просматривал. Как-то я вез пустых дисков на 50 килограммов — «Аэрофлот» больше не принимал. Сдавал в багаж, обкладывал поролоном, чтобы не повредить, и вез на сборы.
— Что еще входило в ваши функции?
— Монтаж видео. При Бекииче это началось: выделяли атакующие действия, оборонительные. Мне все время казалось, что я что-то в футболе понимаю. Но, когда видел моменты, которые просил нарезать Бердыев, думал: «А что тут такого он увидел?» На теории он объяснял, и это действительно было важно. Нюансы, которые видели Бекиич и Мацюра, — подобное недоступно обывателю. Мацюра — большой профи: так мог увидеть, так все разложить. Он всегда отвечал за монтаж по сопернику. Мне заказывали отрезки времени, я делал нарезки. В тренировках обычно игровые занятия. Перед тренировками Бердыев говорил, что он хочет видеть: взаимодействия в атаке, быстрые переходы из обороны в атаку или, наоборот, тактические переходы. Он объясняет всей команде это на фишках, затем все реализовывается на тренировках. И потом я делал нарезки. Иногда он мог попросить просто подготовить все взаимодействия на левом фланге. Больше мы разбирали ошибки, на это был особый акцент — как исправить промах и в чем его суть. До прихода штаба Бердыева я вообще не слышал нигде о расположении тела относительно мяча, про пас под дальнюю ногу. Бекиич с первого дня, как появился в команде, всегда говорил: «Пас выполняем только под дальнюю ногу!»
— Каким тогда был Бердыев?
— Вначале он приехал один из Смоленска, а на следующий год в штаб вошли Уразсахатов и Кафанов. То есть первый сезон в «Рубине» он провел без своего штаба. Работали тогда Семенов и Афонин. С приходом Бердыева в «Рубине» сразу прекратилась расхлябанность. Он тут же обозначил, что здесь не папин дом, а работа и все зарабатывают деньги, а не просто получают. И по инициативе Бекиича с первого дня всем сотрудникам и обслуживающему персоналу прибавили зарплаты. Аргумент был такой: «Чтобы с них спрашивать, мы должны им нормально платить». Все его требования были очень правильными. Он сразу донес: «В футболе мелочей не бывает». Потом мы тоже начали понимать, что все начинается с самодисциплины. Это касается не только игроков, но и всего персонала. Он был везде прав в своих решениях.
— Бердыев создал образ непубличного человека, который не очень любит внимание. Когда он пришел в «Рубин», он был таким же?
— В общем-то да. Если куда-то приглашали из администрации, то он шел, а сам — нет. На командные мероприятия он тоже особо не стремился: посидит немного — и уйдет.
«ВИДЕОАРХИВЫ «РУБИНА» ВЫКИНУЛИ НА ПОМОЙКУ»
— Сколько у вас записано видео с матчей и тренировок?
— По инициативе Бекиича все это стали собирать. Был отдельный шкаф, где складывали диски с тренировочным процессом по годам, все уложено в папках. Бекиич мог обратиться и спросить какое-то видео прошлых сезонов. Это для того, чтобы показать, что игрок прогрессирует или наоборот. Но сейчас ничего не осталось из того архива, чтобы был собран за многие годы.
— А где всё?
— Сначала часть пропала после переезда со старой базы — это кассеты VHS. Получилось так, что у меня не было даже своего кабинета, я сидел с водителями в одной комнате. Там кассеты, в комнатушке, складывал на подоконнике, а футболистам ночью делать нечего, и они брали, не всегда возвращали. Вот так была потеряна первая лига. Осталась лишь небольшая часть.
А когда затеяли ремонт на базе в 2016 году, то возникла необходимость в моей комнате, видимо. Меня оттуда попросили. И я, в надежде что после ремонта все вернется на круги своя, все сложил аккуратно. Ремонт делали, когда команда уехала на сборы. И между сборами мы приехали в Казань, я вернулся на базу, а в комнате, где я все оставлял на хранение, переодевались рабочие. И первое, что бросилось в глаза: по второму этажу валялись диски в конвертах, мною подписанные, некоторые просто раздавленные, некоторые без конвертов. Все раскидано. Я понял, что сохранить никто ничего не пытался, хотя меня убеждали, что архив будет в целостности. Я все снова собрал, упаковал, закрыл в медицинском кабинете.
— В итоге что-то удалось сохранить?
— Когда сделали ремонт, я попросил шкафы, чтобы хранить эти архивы. Мне сказали в клубе: «Выброси это все. Кому будет нужно, тот найдет в интернете». У меня рука не поднялась. Я сопротивлялся какое-то время, но мне жестко было сказано, что сохранять не надо. Мне пришлось попросить людей, и они все эти архивы за многие годы вывезли и выкинули на помойку.
— Сколько материала было?
— Сотни килограммов. Мы старые кассеты оцифровали, в основном это были диски, а в электронном виде не имелось возможности все это хранить.
— Оставить диски себе не пытались?
— Я хотел сохранить на территории интерната, но у них тоже не было свободного места для этого. Единственное, что я сберег, — все матчи «Рубина» в еврокубках и несколько сезонов, в том числе два чемпионских. Эти диски лежат на базе в тренерском методическом кабинете. Я туда уже давно не захожу, но лежат они в коробочках. Уверен, что все в сохранности: сейчас в клубе люди другой формации.
— В «Рубине» после Бердыева тренеры когда-нибудь просили у вас архивные видео с его тренировками для изучения?
— Мне купили диски на два терабайта, куда я грузил видео. Ребята, которые учатся в ВШТ, обращались к нам, просили этот материал. У меня были разделены видео: разминки, основные упражнения, игровые. Все разложено по папкам — это требование Бекиича, чтобы было проще ориентироваться.
Многие тренеры до сих пор обращаются с просьбой дать видео тренировок Бердыева. Всем, кто играл в «Рубине» и начинал учиться, всегда давали возможность посмотреть эти архивы, в том числе и тактические занятия, теоретические. Вот Кафанов: он вообще анализирует работу и очень много трудится. Наверное, это самый сильный тренер по вратарям в России. Мы находили разные методики тренировок вратарей, готовили.
— С приходом в «Рубин» Хави Грасии как поменялись ваши функции?
— К нему даже не пришлось подстраиваться. Он сказал: «То, что вы делаете, — это хорошо, меня устраивает. Больше ничего не надо». Единственное, что меня смутило: если у Бекиича я работал активно и день, и ночь — мне это нравилось, то у Грасии я снимал игру, отдавал на флешку его помощниками, которые сами все монтировали. Моя задача свелась к тому, что нужно было принести файл, подключить проектор, компьютер. Меня даже на теорию не пускали. Мне это не нравилось, было немного не по себе, а потом я привык. Может быть, у них существовали какие-то подозрения на измену, хотя повода им не давали, но это их дело.
— Как было при Ринате Билялетдинове?
— Хорошо. У него теории были своеобразные, он ведь довольно эмоциональный человек. Начинал разбирать эпизод, и мы могли его рассматривать очень долго. На некоторые другие даже не хватало времени. Если разбор нашей игры, то это не обходилось без подколов и острот. По сопернику — тоже. У него всегда находилось место юмору. Вообще, Саярыч — шикарный человек. Мы этой зимой уезжали со сборов из Белека, и он тоже летел с нами в Москву. Мы разговорились, по-доброму вспомнили те времена. Он всех помнит, всем передал привет. Важно не забывать тех, с кем ты работал, — это большой плюс.
«Бердыев спрашивает у команды: «Так, кто смотрел запись на диске? Все видели? Поднимите руки». Я сижу и молю бога, чтобы никто не поднял: пусть лучше получат за то, что не смотрели, чем за то, что обманывают»
«БЕРДЫЕВ ПОПРОСИЛ РАЗДАТЬ ИГРОКАМ ЧИСТЫЕ ДИСКИ. ПРОВЕРЯЛ, СМОТРЯТ ЛИ ЗАПИСИ»
— У Бердыева была практика, когда игроки готовили нарезки с ошибками и вместе с ним разбирали. Вы готовили этот монтаж?
— Да. Бекиич требовал со всех футболистов, чтобы они анализировали свою игру, делали этот разбор. И речь не о технических ошибках, а тактического плана: перестроения, подстройки, пас под нужную ногу, выбор позиции, взаимодействия. Сначала он сам пытался это реализовать, но ему нужна была обратная связь. Бердыев должен был понять, усвоили ли игроки то, чему он обучает. И он решил, что каждый после игры должен присылать минуты матча, где он ошибался, чтобы я мог подготовить монтаж. Я каждому игроку на дисках раздавал запись и получал потом листочки с тайм-кодами.
— Когда эта практика началась? Во второй приход Бердыева?
— Нет, это было еще до чемпионского сезона, где-то незадолго до этого сезона. Наверное, в 2007-м он начал это вводить, а в 2008 году мы уже полноценно работали в таком формате.
Сейчас уже не секрет, надеюсь, Бердыев простит меня, но тогда имелись ребята, которые не очень хотели этим заниматься. Кто-то по семейным обстоятельствам был против таких разборов, не хотели тратить на это время. И чтобы не было конфликта, я иногда даже сам мог сделать нарезку некоторым игрокам. Выписывал несколько ошибок, и они потом с Бердыевым предметно разбирали эти и другие промахи, которые находил Бекиич.
Позже Бердыев понял, что все делают анализ, и, когда мы участвовали в Лиге чемпионов, времени на это было мало. Он перестал их вызывать на разборы, но я все равно каждому отдавал диск с игрой, даже если футболист провел всего пару минут на поле.
— Слышал, что случилась история с чистыми дисками от Бердыева, который хотел проверить игроков. Как это было?
— Он как-то спросил: «Коль, раздаешь диски?» Я ответил, что дал каждому лично в руки. Бекиич: «А они смотрят?» С моей стороны пауза: «Не могу дать гарантий, но я надеюсь, что да». И он попросил следующее: «Ты оставь пачку с записанными дисками, раздай им чистые и подпиши, как всегда: название игры, дату, в конверт — и каждому в руки. И не дай бог, если кто-то узнает, что они пустые. Никому не говори!» Ну я, естественно, никому ничего не сказал, даже тренерам. Знали только мы двое.
В итоге я каждому раздал их. Буквально через день началась подготовка к следующему матчу и была теория — разбор нашей предыдущей игры. Бекиич, как обычно, начинает и спрашивает: «Коль, ты всем дал диски?» — «Да». Все сидят спокойно, ничего не подозревают. Ну и Бердыев спрашивает у команды: «Так, кто смотрел запись на диске? Все?» Все молчат. «Я еще раз спрашиваю: все смотрели? Поднимите руки». Я сижу и молю бога, чтобы никто не поднял: пусть лучше получат за то, что не смотрели, чем за то, что обманывают. В итоге все сидят с опущенными головами, не дышат, а руку вдруг тихонько поднимает Лаша Салуквадзе. Я думаю про себя: «Ну ё-мое. Хана парню!»
Бекиич, думая, что тот попался на крючок, спрашивает у грузина: «Лаша, ты смотрел, что ли?» А тот выдает: «Да, я смотрел». Бердыев: «А когда?» Лаша: «Бекиич, я сразу после игры включил повтор по телевизору!» Тут я выдохнул: диск он не включал, видел ТВ-запись в повторе. Бердыев объяснил потом: «Если бы кто-то поднял руку, был бы разбор серьезный, потому что вам дали чистые диски».
— Как команда отреагировала?
— Ну посыпались камушки в мой огород, что я никому об этом не сказал. Были подколы, претензии. Потом долго вспоминали эту историю.
«Из россиян больше всех выписывал Артур Сагитов. Он хоть и выйдет на 15 минут, а ошибок выпишет штук 30»
— Правда, что Бердыев сам покупал некоторым игрокам плееры, чтобы они смотрели диски?
— Да, это даже в последний его приход было. Он дал мне деньги и сказал, чтобы купил плеер для Сонга, Мвила и Лестьенна.
— Ну им-то явно достаток позволял приобрести самим.
— Двое вроде вернули Бекиичу деньги, а третий при мне — нет. Может быть, потом отдал все-таки, не знаю.
— Бердыев часто давал своим игрокам нарезки с игрой известных футболистов. Например, Бухарову — видео с действиями Ибрагимовича, Индзаги. Это тоже вы готовили?
— Да. Так Бердыев пытался показать игрокам нюансы. Бекиич всегда говорил ребятам: «Играйте на своих сильных качествах. Не старайтесь делать того, чего не умеете. Это будет развиваться по мере улучшения сильных качеств».
Поэтому Бекиич давал нарезки нападающим, полузащитникам, защитникам. Молодым игрокам, которые подтягивались к основной команде, он говорил: «Вот чемпионат Испании, игры „Барселоны“ с сильными соперниками. Смотришь свою позицию и просматриваешь матчи». Затем игрок приходил ко мне, я ему находил топ-матчи «Барселоны» и давал, футболист смотрел запись. Бывало, что кто-то мог подготовить тайм-коды и с нарезкой шел на собеседование к Бердыеву.
Это для него норма. Бекиич сам всегда в процессе самоанализа, анализа других команд, изучения футбола и старается подобное привить игрокам. Это было на протяжении всей его работы в «Рубине»: он пытался всех научить анализировать игру и свою, и чужую.
— Правда, что Филип Уремович находил больше всех ошибок и готовил самый длительный ролик?
— Из иностранцев, наверное, Филип и Бауэр. Но они выписывали больше технических ошибок, чем тактических. Может быть, в силу перевода. Поначалу недопонимали, что от них хотят, но потом вникали и делали нарезки поменьше.
А из россиян больше всех выписывал Артур Сагитов. Он хоть и выйдет на 15 минут, а ошибок выпишет штук 30. Причем это он сам находил, без чьей-то помощи.
— Неожиданно.
— Он хотел играть, учиться у Бердыева. Это была отчасти даже его инициатива. Я ему как-то говорю: «Да Бекиич же не просил ошибки». А он отвечает: «Сделайте, пожалуйста, чтобы я все равно был готов, если понадобится». Я делал, конечно.
«Нужно сделать качественную работу, чтобы картинка была хорошей. Для этого я ищу оптимальную точку, лучший ракурс. Мне ведь самому потом это видео монтировать, готовить»
«ЗАЛЕЗ СНИМАТЬ МАТЧ НА СТОЛБ, МЕНЕДЖЕРЫ ВЫЗВАЛИ ПОЛИЦИЮ»
— Были моменты, когда вы не успевали снять что-то, за что потом было обидно?
— Да, это было при Садырине, первый выезд при нем. Мы с ним приехали в Калининград играть с «Балтикой». И в первом тайме мы уже проигрывали 0:3, но закончили со счетом 2:3. Был момент, когда нападающий бежал на наши ворота, за ним следует Харламов, догоняет его, пытается выбить мяч в подкате, но сбивает его в штрафной. Оба лежат, к ним выбегают врачи. Судья ставит пенальти.
А я писал с паузами: если мяч вылетел, в игре пауза, то я останавливал запись. И я был только начинающим оператором, смотрел футбол только: выключил камеру, поставили пенальти, пробили, поставили мяч на центр, и я только потом понял, что ничего не снял.
Павел Федорович потом попросил запись, посмотрел и спросил у меня: «А где пенальти-то?» Неудобно было, я объяснил, что забыл включить запись. Он тогда отшутился: «Ну ладно, будем тогда считать, что сыграли 2:2!» Шикарный человек вообще. Царство ему небесное. Садырин — человечище.
Нагоняя не было, но мне стало очень неудобно. Я после этого максимально концентрировался на записи.
— Правда, что для лучшей картинки вы с камерой залезали даже на столбы и деревья?
— Это ведь сейчас все более-менее благоустроено, а раньше комфортных условий для съемки не было. Приходилось залезать и на забор, зацепившись ногой, на столбы тоже, да.
— Самая высокая точка для съемки, куда вы забирались?
— На осветительную матчу, где прожектор. Я туда залез, а доктор Сергей Николаевич Фомин меня увидел и кричит: «Мне плохо! Ложись, пожалуйста!» Я ему: «Ну я же залез работать, как я лягу-то?» — «Ну сядь хотя бы! Мне уже здесь плохо». Матч я отснял, это было на сборах в Турции при Бердыеве году в 2004-м, кажется.
— Правда, что вас один раз пытались снять полицейские?
— У нас была игра на сборах в Турции с молодежной сборной Голландии. У поля не было ни крыши, ни вышки, ни зданий. В итоге я пошел на соседнюю стройку, нашел доски, заранее их приготовил у столба. Ближе к игре пришел, поднял их наверх и залез, начал снимать с этой конструкции. Чуть позже прибежали менеджеры: «Слезай быстрее!» — «Я же на работе, как я могу?» — «Мы тоже на работе, слезай — опасно». Я объяснил: «Нет, ребят, сейчас закончится игра, я ее сниму и потом слезу. Я отсюда не упаду, гарантирую вам». Но они все равно требовали спуститься, а я в итоге сделал вид, что их не слышу, и продолжил съемку. В конце концов прибежали еще несколько человек и тоже кричали мне. Опять им объясняю: «Я же договорился с главным менеджером, и он мне разрешил». Но в итоге мне пригрозили, что полицию позовут, они действительно пришли, и мне пришлось слезть.
«Там же (на центральном стадионе) вообще нет условий. У ЦСКА был оператор, который за 100 килограммов весом, еще и ростом 2 метра. Так он там чудом не сломал себе руки и ноги»
— Высоты вы не боитесь, получается?
— Нет, не боюсь, хотя пару раз… Как-то меня Григорич (Александр Мацюра — прим. ред.) за курточку поймал. Это было на сборе в Кампоаморе. Там поле находится над обрывом, где мы стояли. И когда игра, мяч переходит на ближнюю бровку, то приходится наклоняться вперед, чтобы снять. В этот момент не почувствовал, что передо мной обрыв. Наверное, я бы не упал, но меня Мацюра все-таки подстраховал.
— Я видел на сборах, как вы часто забираетесь на какие-то верхотуры, крыши, рискуете. Без этого никак не обойтись? Вам же никто не говорит лезть на столбы и деревья.
— Нет, никто не говорит, конечно. Даже ругали меня за это много раз, но я работаю по принципу, чтобы мне не было стыдно. Не то чтобы я для кого-то это делаю, хочу проявить себя по-особенному — нет. Просто нужно сделать качественную работу, чтобы картинка была хорошей. Для этого я ищу оптимальную точку, лучший ракурс. Мне ведь самому потом это видео монтировать, готовить — должно быть все видно. Если ничего не будет видно, то как мне готовить нарезки?
— Самая высокая точка на стадионе, где вы снимали, — это на «Ноу Камп»?
— Нет, наверное. У них точка, где сидит пресса, рядом с местом для съемки: это на уровне второго яруса. Там довольно удобно было, особенно в первый год. А когда они к нам приезжали, то удивлялись нашему стадиону. Комиссар матча попросил меня показать оператору «Барселоны», где я обычно снимаю, и я минут за 45 до начала игры должен был вести его, а там он не один.
— Сколько человек?
— Четыре сотрудника: один оператор и три — с компьютерами для обработки: они сразу готовят снятый материал. Для меня это было удивительно. Рядом со мной аналитик «Рубина», в то время Павел Черепанов, на диктофон записывал какие-то данные, наговаривал. И я повел этих сотрудников по катакомбам стадиона, там можно и убиться же, а вернуться чистым — это нереально. Они все испачкались, злые. Вот они и на второй год, видимо, решили отомстить и отправили меня снимать игру в углу, а не по центру, как до этого.
— На Центральном действительно так тяжело подниматься на съемку?
— Да, там же вообще нет условий. У ЦСКА был оператор, который за 100 килограммов весом, еще и ростом 2 метра. Так он там чудом не сломал себе руки и ноги. Он разорвал костюм, когда сорвался с лестницы: штаны, носки, кроссовки — все порвал.
Там с его комплекцией тяжело пролезть. Я уже привык, но был момент, когда у меня с плеча камера упала, я ее одной рукой подхватил, а другой схватился за лестницу — и ключицу выдернуло. Так что там есть сложности.
«ПООБЕЩАЛ ПОСТРИЧЬСЯ НАЛЫСО, ЕСЛИ НЕ ПРОИГРАЕМ «БАРСЕ». БЕРДЫЕВ СКАЗАЛ: «МУЖИК»
— Расскажите о той поездке в Барселону на первую игру. Какая была обстановка внутри команды, к чему все готовились?
— Когда мы приехали в Барселону, прежде всего поразил сам стадион. Мы впервые оказались на такой арене: огромная раздевалка, внутри — сауны, джакузи. У нас на базе не было того, что имелось в раздевалке «Ноу Камп». Само поле, чаша — невероятно. Там так выстроена логистика и службы, что стадион в условиях эвакуации может опустеть за 7–8 минут. Все на невероятном уровне. Мы фотоаппараты не убирали, снимали даже траву. Для нас было все в диковинку, новая страница. Всю предыгровую тренировку я с фотоаппаратом пробегал: вратарей снимал, Кафанова, Рыжикова, игроков. Делал фото на память.
«Барселона» на тот момент была самой сильной командой мира. В день игры мы стояли внизу у отеля, собирались на стадион, и все реально оценивали возможности команды, уровень «Барселоны». Звучало даже: «Лишь бы не 0:5 проиграть. 0:3 — это для нас было бы достойно». Они ведь тогда реально всех в Европе выносили.
— Что еще обсуждали?
— Я спустился к автобусу с камерой за час до отъезда: обычно — прямо к выезду выходил, а тогда намного раньше. Наш спортивный директор Мухсин Мухамадиев тоже спустился, я курил, а он нет вроде. Ну и мы рассуждали, волновались. Я выдал: «Если вничью сыграем, я налысо постригусь». Он мне: «Ловлю на слове». Потом мы поехали на игру, победа — 2:1. Пока я спустился с трибуны в раздевалку, там все уже в курсе были и чуть ли не скандировали: «Лысый!» Я ответил: «Если есть у кого-то машинка, я прямо тут постригусь!» Но машинки не нашлось, утром в отель приехал парикмахер и постриг меня. Все пожали руку, сказали, что я молодец.
Кто-то говорил, что проспорил, но я ведь не держал пари ни с кем. Это был просто мой эмоциональный порыв. Мне хотелось что-то сделать, чтобы это сбылось, чтобы команда не проиграла. Ведь это было что-то нереальное, «Рубин» сделал то, чего никто не ожидал.
— Как Бердыев отреагировал на то, что вы сделали?
— Бекиич пожал руку и сказал: «Мужик! Сказал — сделал». Абсолютно нормально, никаких подколов. Те эмоции были самые сильные за все время в клубе. Существовали и другие значимые победы, но масштаб немного другой — не так торкало. Это был какой-то неконтролируемый эффект, какое-то неожиданное счастье: те эмоции навсегда в памяти. Не у всех в жизни бывает возможность просто побывать на стадионе «Барселоны», а чтобы приехать и победить на ее поле — это ни с чем не сравнится.
— Вы ведь готовили видео к той игре для теорий Бердыева. Расскажите, как команда разбирала «Барсу»?
— Да. Мацюра не спал неделю, наверное. Мы эти нарезки по 10 раз переделывали. Нужно было сделать так, чтобы это стало не объемно, но доступно и информативно, чтобы не перегрузить ребят, но дать важную информацию. Чтобы все поняли. Мы тщательно разбирали стандарты и некоторые игровые моменты.
Например, момент, когда «Барселона» в матче чемпионата у своей штрафной в правом крае отбирает мяч и буквально в три-четыре касания переводит его в атаку через диагональ Иньесты, а затем забивают гол после выхода два в одного. Этот эпизод Бердыев показывал команде: «Кто что увидел?» Ответы в основном про групповой отбор. «За счет чего сделали такой выход? Смотрим еще раз». Раза четыре пересмотрели и все равно только нюансы улавливали. А суть была в Иньесте, который буквально за 2–3 секунды до приема мяча 6 раз повернул голову и оценил ситуацию, сфотографировал расположение партнеров. Он подстроился под пас, чтобы сделать диагональ в одно касание точно партнеру. И так Бердыев досконально разбирал многие эпизоды.
Он игрокам говорил: «Если вы захотите, то тоже будете так действовать. Нужно лишь поменять свое отношение к футболу».
— Бердыев готовился выиграть?
— Когда настраивал команду, то говорил: «Это такие же люди. Да, их класс выше, но мы сильны духом и должны биться. Нужно сыграть так, чтобы потом не было стыдно смотреть друг другу в глаза и болельщикам». Это такие слова, которые всех настроили. Хотя дополнительной мотивации не нужно было, та «Барса» — это пик. Нужно было просто найти правильные слова.
— У вас есть байка про Виталия Калешина, который вышел слева в полузащите. Расскажите.
— Когда мы были в Краснодаре на последней игре «Рубина», встречались и вспоминали тот матч, гуляли, и он рассказывал историю. На обеде перед игрой он сидел, спокойно ел. Понимал, что игра важнейшая, но вероятность, что он выйдет, крайне мала. Его ошарашило то, что к нему на обеде подошел Мацюра и сказал: «Ты сегодня выйдешь в старте. Твоя задача — на левом краю все перекрыть». Он не то что есть перестал, а вообще распереживался и говорит: «Я 20 раз в туалет сходил, у меня уже нечем, а внутри все выворачивает. И во рту сушит, из всех щелей мандраж». Он сильно переживал.
Но раздался свисток, и все закончилось. Боязнь и эти переживания ушли, это была одна из его лучших игр в «Рубине». Он закрыл бровку, здорово помогал в атаке, зарабатывал на себе фолы. Все вышли на последний бой, все были максимально сконцентрированы.
— Что было после матча?
— Нас встречали как героев, команду ожидало невероятное количество болельщиков в аэропорту Казани. Это та искренняя любовь к клубу, которую редко можно было увидеть: такое внимание и ажиотаж я, наверное, больше и не наблюдал. Да, обычно люди приходят, они любят команду и болеют, но не выражают так свою любовь, как после победы над «Барселоной».
Тогда даже сотрудников клуба болельщики обнимали, поздравляли. Та любовь фанатов запомнилась. Я много болельщиков видел, и есть те, которые еще мальчишками начали болеть, а сейчас уже взрослые мужики: они были самыми искренними.
«Со всеми удавалось ладить, поддерживать нормальные отношения. Могу сказать отдельные слова благодарности Рыжикову — мы с ним постоянно на связи, общаемся»
«БОЯРИНЦЕВ УТОПИЛ СОТОВЫЙ НА РЫБАЛКЕ. КРИЧАЛ: «ЕРУНДА! ГЛАВНОЕ — РЫБУ ПОЙМАЛ»
— Правда, что вы пристрастили Дениса Бояринцева к рыбалке?
— Не совсем, но он в «Рубине» полюбил рыбалку. В 2000 году, когда Антихович был тренером, между играми существовал большой перерыв. Нашли окно в тренировках и сделали организованный выезд на рыбалку — тимбилдинг, как сейчас говорят. Мы выехали всей командой на озеро в сторону Буинска, там рыбхоз был. Удочки раздали игрокам, снасти, наловили рыбы. Бояринцев тогда впервые взял удочку в руки. Тогда в команде только появлялись сотовые телефоны, даже не у всех игроков имелись. И стоили прилично, связь была дорогая. И, когда у Бояринцева клюнуло, он начал подсекать, поскользнулся, упал в воду и утопил свой сотовый. Все начали переживать: «Денис, жалко твой телефон!» А он: «Да это ерунда! Новый куплю! Главное — рыбу поймал!» Мы ржали, до сих пор вспоминаем.
— После этого вы стали вместе рыбачить?
— У меня родственники на Каме, и я его вывозил туда. Мы ездили на леща, я показал ему, как рыбачить. Потом на спиннинг съездили, я его и с братом отправлял на Волгу. В итоге он очень пристрастился к рыбалке, это его увлечение. У него сейчас вообще хобби — подводная охота. Я как-то с ним говорил: «Ты с аквалангом хоть?» А он отвечает дословно: «С аквалангом нельзя, тогда мы не в равных условиях. Это убийство, я же не браконьер». То есть он с ружьем, трубкой, ластами. И ему очень интересно.
Он купил где-то под Ярославлем землю, построил там дом. У него есть специальный «ВАЗ» для рыбалки, ездит. У него своя компания подводников, они в свободное время выезжают. Я его все время приглашаю в Казань порыбачить, он обещает приехать.
Мне очень жаль, что Бояра не попал в тот состав. Хотя Бекиич видел его в команде, верил в него, но Денис предпочел «Спартак». Когда «Рубин» обыгрывал «Барсу», Бояра уже был в «Шиннике». Он такой человек слова: дал слово, что будет за них играть, и не смог переступить. Жаль, что его не оказалось в чемпионском составе, он этого заслуживал.
— Кто ваш самый любимый футболист за эти годы?
— Их же очень много! Выделять никого не хочу, абсолютно всем благодарен. Из-за того, что они здесь играли и выигрывали, я получал зарплату и мог работать. Всегда буду им благодарен.
Все шикарные: Рыжиков, Семак, Бояринцев, все-все! Никого не надо выделять, они все легенды и хорошие люди. Даже не вспомню, с кем не сходился по человеческим качествам. Со всеми удавалось ладить, поддерживать нормальные отношения. Могу сказать отдельные слова благодарности Рыжикову — мы с ним постоянно на связи, общаемся.
— Как вы сошлись?
— Не знаю даже, так сложилось с течением времени. Серега приходил в «Рубин» немного недотрогой: не понимал шуток, подколов — без этого в футболе вообще не бывает. А потом он и стал в команде главным инициатором подколов, от него исходило большинство шуток.
Серега — шикарный человек. Все, кто его знает, подтвердят это. И Семак — отличный как игрок, как человек, теперь как тренер. Мы с ним тоже до сих пор общаемся. Вот на сборах виделись в очередной раз — «Зенит» тоже тренировался в турецком Белеке.
Ценю, что это не показные отношения, а нормальные, человеческие. Некоторые могут на работе показывать свое уважение, а вне базы — совсем другое. У меня такого нет. Я им очень благодарен. Характер-то у меня довольно непростой.
— Так и не скажешь.
— Это все благодаря учителям — сформировали так. Был колючий. Благодаря жене, всем преподавателям, команде поменялся. Наверное, после 35 лет пришло осознание.
«С Калисто была история, как он на третий день выучил язык»
«КАЛИСТО УЖЕ НА ТРЕТЬЕЙ ТРЕНИРОВКЕ КРИЧАЛ «ОЙ Б***»
— А кто был самым необычным игроком, который вас удивил в «Рубине»?
— В 2003 году у нас появились первые африканцы — сенегальцы Папа Кебе, Мустафа Мане и Бай Ндьяга. На сборах мы были в Турции, где они впервые появились, совсем молодые мальчишки, считались перспективными.
Бекиич проводил двухразовые тренировки и еще зарядки по утрам. А сенегальцы только приехали: все для них новое, еще и языковой барьер. Они вообще в таком режиме никогда не работали, не тренировались. И после первой тренировки обычно вещи сдавали в стирку. Мы смотрим — не хватает нескольких. Начали ходить по номерам, чтобы игроки быстрее сдали — нужно, чтобы успели постирать в прачке и форма была готова к новой тренировке. Я к ним в номер захожу, а они спят в кровати и даже не раздевались, прямо в тренировочной экипировке. Вымотались.
— К «Рубин» приезжали корейские игроки. Какими они были?
— Да, Сан Кью Кан. Но мы его звали просто Санек. Он особо сблизился с «тезкой» Рязанцевым, два закадычных друга. Еще был Ким Дон Хён. Отличные ребята. Больше мне запомнился марокканец Кисси. Я называл его сэр Кисси.
— Почему?
— Они же выходили в финал Кубка Африки в 2004-м, и им за это дали титул. И поэтому его так подкалывали и в «Рубине».
— Тогда же в команде был Седрик Руссель?
— Необычный товарищ, недолго тут пробыл. Держался особняком. У меня было ощущение, что он приехал показать себя и научить нас играть в футбол.
— Алоизио был таким же?
— Нет-нет! Как и все бразильцы, он просто был разгильдяем. Играть он умел, очень хорошо выглядел, но подвержен травмам. Показалось, он был ленивым. А так, наверное, мог бы стать звездой европейского уровня.
— Ронни и Калисто тоже бразильцы. Почему у них получилось ярко заиграть?
— Они и люди шикарные! Очень сильные игроки, старательные. С Калисто была история, как он на третий день выучил язык: на тренировке Бердыев ввел упражнение, где один игрок держал другого за ноги, а тот на руках должен подпрыгивать и прийти к финишу. Калисто делал это упражнение и, когда подпрыгивал, все время кричал: «Ой б***!» У Бердыева глаза на лоб: «Кто научил уже?!» Все отвечали, что это он сам.
— Кристиан Ансальди — самый безбашенный игрок за годы в «Рубине»?
— Ой, этот да. Постоянно шутил, прикалывался. У нас же тогда было очень много латинских игроков, испаноговорящих — два стола занимали. И если наши ребята быстренько поели и ушли, то их застолье затягивалось. Они поели и потом сидели, долго общались, шутили.
— Кто из россиян еще любил пошутить?
— Был у нас такой игрок — Серега Яковенко: он пришел из Смоленска еще до Бердыева, ушел оттуда в «Рубин». И буквально через полгода оттуда же приходит Бекиич. А Сережа — юморист: «Не успел я, конечно, сбежать. Так он меня и настиг». Он часто Шаронова подкалывал. Тогда Рома купил себе Peugeot 206 — маленькую машинку: тогда-то, в начале 2000-х, отличное авто. Яковенко сидит на базе и встречает приехавшего Шаронова: «Ром, я видел тебя. Ты едешь такой: окошечко открыл, музычку погромче, волосы красиво развиваются. Ты бы еще глазки подвел!» Рома нормально реагировал, все в команде были с чувством юмора. Так и должно быть, нужно разбавлять обстановку юмором, иначе наступит каторга. У нас всегда царила атмосфера такого дружеского юмора и подколов.
«Мне очень понравилось, что сказал Слуцкий. Все экипировку сами несем, кто бросит на поле — будет оштрафован. Персонал — это не крепостные»
«СДЕЛАЛ ОПЕРАЦИЮ НА ХРУСТАЛИКИ. БЕРДЫЕВ СПРОСИЛ: «ТЫ ВЫПИЛ, ЧТО ЛИ?»
— В прошлом году вы стали администратором команды, как в 1999-м…
— Да, поменялось руководство, сотрудники, прежние администраторы ушли. Мне предложили, я был не против: вроде и в команде, любимым делом занимаюсь, пусть и в другом статусе. Смена деятельности, наверное, была нужна.
— Непривычно без камеры?
— Сейчас уже отпустило, а поначалу мне стало тоскливо — посмотрю на вышку и думаю, как хорошо там было. Хотя хорошего там тоже мало: и насквозь промерзал, промокал, сгорал на солнце, тепловой удар получал… Раньше снимал ведь и дубль, и основу. Молодежка «Локомотива» принимала у себя на базе, и там поле не особо оборудовано было, пришлось снимать с крыши административного здания, а солнце прямо в затылок палило, кепку не взял. Вернулся в отель, пошел на теорию, а потом не смог досидеть. Бекиич освободил меня. Доктор сделал два укола, ночью — еще один, но на следующий день оклемался.
— Насколько знаю, у вас была операция на глаза…
— Я поменял оба хрусталика: видимо, возрастное, но и профессиональное сказалось. Была операция в клинике лет 7 назад — началось прогрессирующее ухудшение зрения. Врачи сказали, что пока можно остановить, нужна операция, иначе глазной нерв атрофируется и помочь не получится. Ну я и сделал. Это было при Бекииче, хотя он не знал, что я делал операцию, но он сразу заметил.
— Как?
— У него в кабинете особо яркого света ведь нет никогда, потому что он все время смотрит видео. А у искусственных хрусталиков есть свойство издавать жутковатый блеск, когда прямого света нет. И Бекиич поворачивается на меня, недовольно прищурился: «Ты выпил, что ли? Чего глаза блестят?» Ну я объяснил ему все.
— Вас на зимних сборах поздравили перед тренировкой с юбилейным 20-м годом работы в клубе. Как это было?
— Я даже не ожидал этого. Не знал, как-то втихаря сделали футболочку в обход меня, хотя мимо меня вроде не должно было пройти! Мне стало очень приятно: понимаю, что это сделали из уважения к моему возрасту. Очень благодарен команде, сотрудникам и Леониду Викторовичу.
— Как вам с ним работается?
— Сейчас совсем другая атмосфера в команде, легко работается. Я не скажу, что раньше было тяжело, но если делаем свою работу, то нет никаких претензий.
Мне очень понравилось, что сказал Слуцкий. Все экипировку сами несем, кто бросит на поле — будет оштрафован. Персонал — не крепостные. Они здесь работают, а это — ваша работа. Он нас приподнял немного в наших собственных глазах. Мы стали понимать, что к нам нормально относятся. Не всегда такое бывало, чего грешить, — кто где хотел, мог там и бросать экипировку и бутсы: на улице, поле. Сейчас нет такого — порядок. Это мелочь, но всем комфортнее.
Я не ощущаю никакого пресса, давления. Мы работаем в удовольствие и пытаемся создать правильные условия. Всегда говорю: мы здесь работаем, потому что футболисты играют за клуб. Если не будет их, то мы не нужны, поэтому спасибо игрокам. Очень важно, чтобы люди в клубе это понимали: игроки — на первом плане, а мы обслуживающий персонал.
«РУБИН» — МОЙ ДОМ. БЫЛ БЫ МОЛОЖЕ, СДЕЛАЛ БЫ ТАТУ У СЕРДЦА»
— Ожидали, что проработаете 20 лет в клубе?
— Конечно, нет. Когда я устроился, то даже временно не хотел работать. Помню, что закончился первый сезон в клубе, сделали прощальный вечер на базе: Садырин, игроки, персонал. Была семейная атмосфера, еще и на старой базе. Штат тогда существовал небольшой: бухгалтеры, три водителя, массажист, доктор, а потом разрослось. Нас было мало, но мы стали семейным кланом.
В тот вечер все понимали, что будет смена руководства. Когда с Садыриным попрощались, я подошел к Альберту Багаутдинову и сказал, что хочу уволиться: «У меня душа лежит к детскому футболу, я чувствовал себя нужным там». А когда я пришел с заявлением, то в приемной мне сказали, что он уехал. «Ладно, вот заявление». И поехал домой, решил — закончу, вернусь в школу, к детям.
А утром Айбатов звонит мне: «Ты чего не пришел?» — «Я заявление написал». — «Приходи». Подумал, что подписали. Приезжаю, захожу в кабинет, а заявление мое разорвали. Уговорили меня, и я остался и с тех пор уходить больше не хотел.
— О чем вы мечтаете?
— Хочется, чтобы «Рубин» побыстрее вернулся к лучшим временам, в Лигу чемпионов. Она ведь даже от Лиги Европы сильно отличается, не говоря уже о матчах чемпионата. Лига чемпионов — это какой-то космос.
Это были, наверное, лучшие времена. Сейчас мы скучаем, а тогда мы ездили и даже не осознавали. Это другие эмоции, к этому все стремятся и не у всех получается. Мы побывали там, и теперь нам без этого тоскливо. Я понимаю, что мы где-то недоработали.
— Кто мы?
— Да даже обычные сотрудники в том числе, одно без другого не обходится. Вот массажист работает руками с телом футболиста — это очень трудная работа. Если он будет не в духе, у него какие-то неурядицы, волнение, то это влияет. Может быть, я заблуждаюсь, но подобное на энергетическом уровне приведет к сбою, отторжению.
Так же и администраторы: мы аккуратно раскладываем форму после стирки, хотя ее можно бросить, но нужно сложить, чтобы человеку было приятно — игроку, сотруднику, тренеру, потому что это не только футболисты отдают в стирку экипировку. Аналитик, оператор, массажист, администратор, переводчик, тренер — каждый, кто работает в клубе, вносит свой вклад. Считаю, что на каждом этапе нужно делать свою работу качественно.
— Представляете свою жизнь без «Рубина»?
— Пытался — тяжело. Я даже настраивал себя, что когда-нибудь это произойдет. При каждой смене руководства подобная мысль появляется у любого сотрудника клуба. И я был на грани, если честно, но то тренеры заступались, то еще что-то помогало.
— Кто заступался?
— Валерий Чалый и Дмитрий Кузнецов. Как я понял, на мое место нашли человека, хотя мне ничего не говорили. Я приходил на базу и готовился к зимним сборам в 2015 году. Чалый мне говорит: «Представляешь, мне сказали, что с нами едет новый оператор. Ты что, уволился?» Я ответил, что нет. Тогда тренеры настояли, чтобы я поехал. Так что Санычу и Викторовичу большое спасибо, они тогда заступились. Я тогда действительно не собирался уходить!
Мне со всеми тренерами было интересно работать: учусь новому, построению взаимоотношений, другим требованиям, иному видению. Раньше я как болельщик просто видел зрелище, позже уже разбирал нюансы работы каждого тренера и его штаба, их подход, требования. Более внимательно это мог оценивать, а не просто эмоционально выдавать какие-то вердикты. Многие критикуют, но не знают нюансов работы, что происходит внутри коллектива, и причин, почему что-то не получается.
— Что для вас «Рубин»?
— Это огромная часть моей жизни. Когда я приходил и сейчас — это вообще две разные структуры, два различных статуса клуба. Был бы помоложе, я бы сделал себе татуировку, как Карадениз, с надписью «„Рубин“ Казань» у сердца. У меня не было тату никогда, сейчас-то уж куда, засмеют!.. «Рубин» — это мой родной дом: там не всегда все просто, как и в любой семье, не всегда все легко, но ты его любишь таким, какой он есть. Приходишь с удовольствием. Всегда хочется вернуться… Я понимаю, что пока могу быть полезен, но как только пойму, что уже не нужен, сразу напишу заявление и уйду. Не без сожаления и, возможно, со слезами на глазах. Всему свое время, понимаю это.
Инфографика: «БИЗНЕС Online» (фото: rubin-kazan.ru)
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 14
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.