«Это был не переворот или революция, а Вторая русская смута»

Дмитрий Люкшин: «Наиболее адекватной с точки зрения современной истории представляется оценка тех событий, начиная с конца 1916 – начала 1917 года и где-то до 1922-го, как Второй русской смуты» Фото предоставлено Дмитрием Люкшиным

РЕВОЛЮЦИЯ ИЛИ ПЕРЕВОРОТ?

Сегодня большой праздник — для кого-то. Для тех, кто называет произошедшее в России в октябре 1917 года Великой Октябрьской социалистической революцией. Однако многие говорят: это был переворот. А какова точка зрения ученых-историков? На интернет-конференции с читателями «БИЗНЕС Online» на данный вопрос ответил доцент кафедры отечественной истории Казанского федерального университета Дмитрий Люкшин.

«Не революция и не переворот. Наиболее адекватной с точки зрения современной истории представляется оценка тех событий, начиная с конца 1916 – начала 1917 года и где-то до 1922-го, как Второй русской смуты, — считает Люкшин. — Поскольку мы не видим характерных для революции конфликта интересов и группировок политических сил, борющихся за власть. На самом деле в начале 1917 года происходит разрушение российской имперской государственности силами тех, кто должен был ее защищать. Затем было совершенно нелепое время Временного правительства, которое собиралось с единственной целью и легитимность которого определялась тем, что его задачей стал созыв Учредительного собрания для дальнейшего решения судеб России. Временное правительство этого не делает. И после прихода к власти большевиков у части патриотически настроенных сил появляется надежда — произошел созыв Учредительного собрания, оно сейчас начнет работать… Но дело в том, что большевики не стремились к возрождению российской государственности, это их не интересовало. И только после того, как большевистская программа мировой революции провалилась — а в начале 20-х годов это стало очевидно, — большевикам волей-неволей пришлось заниматься вопросами государственного строительства. Поэтому, на мой взгляд, „смута“ является наиболее адекватным определением для тех событий, которые происходили в 1917-м и в последующие годы».

Историк напомнил: «Большевики не имели никакого отношения к мартовской революции 1917 года. А что касается октября 1917-го… Есть знаменитый апокриф, который часто приписывают Ленину, хотя у него в трудах нет этого выражения, что „осенью 1917 года власть валялась в грязи и любой мог ее поднять“. Проблема была не в том, чтобы поднять власть, а в том, чтобы ее удержать. К ноябрю социалистическое руководство Временного правительства, возглавляемого Керенским, полностью дискредитировало свою политическую линию, поскольку Керенский вместо того, чтобы заниматься созывом Учредительного собрания, по сути дела, пытался захватить власть…»

Что интересно, сами большевики тоже говорили сначала про судьбоносный Октябрь как про «переворот, захват власти». И только через год, задним числом стали говорить: «революция».

«Для современной молодежи события 1917 года оказались отодвинуты к концу первого десятка, на периферию памяти» Фото: РИА «Новости»

ЗАНИМАТЬСЯ 1917-М ДО 1991-ГО БЫЛО ОПАСНО

Впрочем, название события — не самое главное. Помнят ли новые поколения Октябрь 1917-го? Вот что Люкшин рассказал о феномене так называемой «исторической памяти»: «Событиям 1917 года в ней остается места все меньше и меньше. В 2017-м московская ассоциация исследователей российского общества XXI века (АИРО XXI) проводила мониторинг юбилея 1917 года. Частью этого мониторинга был социологический опрос студентов нескольких российских вузов, в том числе КФУ. Мы просили студентов расставить приоритеты в наиболее важных событиях мировой и отечественной истории. И там, и там главенствующие позиции заняли Вторая мировая война, кое-что досталось Первой мировой, и, безусловно, лидировала Великая Отечественная. Причем она возглавляла рейтинг важнейших событий отечественной истории и занимала третье место в рейтинге событий мировой истории. Так что для современной молодежи события 1917 года оказались отодвинуты к концу первого десятка, на периферию памяти».

Ну ладно студенты. А что ученые? У них есть интерес к теме Октября? Как оказалось, и тут не все просто. «Начнем с того, что заниматься 1917-м было достаточно опасно, — говорит Люкшин. — Потому что приоритеты и все позиции оказались расставлены еще в 1938 году. В „Кратком курсе истории ВКП (б)“ было дано определение Октябрьской революции как Великой социалистической, в ходе которой пролетариат России под руководством партии большевиков захватывает власть. И попытки ревизовать это определение заканчивались в середине XX века достаточно плачевно, людей отправляли в лагеря. В 60–70-е годы было разгромлено „новое направление“, ученым запретили вносить поправки в определение „Великая Октябрьская социалистическая революция“. Хотя то, что там концы с концами не сходились, было понятно. Снова тема 1917 года возникла в начале 90-х, когда был устранен идеологический контроль и появилась возможность, что называется, без идеологических шор посмотреть на те события. Там появились очень разные оценки. На сегодняшний день эта тема тоже не самая популярная. В последнее время созданный в экстраординарном порядке дискурс Великой российской революции блокирует исследовательские усилия в данном направлении. Дискурс Второй русской смуты не очень популярен, хотя в научной среде достаточно широко распространен. И если мы начинаем исследовать те события, то определение „Вторая русская смута“ подходит лучше. Но в связи с тем, что на этом сейчас много не заработаешь, карьеру себе не сделаешь, а свернуть шею достаточно просто, то в научной среде такая увлекательная, интересная тема не пользуется широкой популярностью».

«Ленин — историческая личность, с этим спорить достаточно сложно» Фото: РИА «Новости»

«СУДЬБА РОССИИ ЛЕНИНА НЕ ИНТЕРЕСОВАЛА»

Вспоминать Октябрь 1917-го и не вспомнить Ленина? Невозможно. Как сегодня ученые оценивают его роль в истории России и мира?

«Ленин — историческая личность, с этим спорить достаточно сложно, — говорит Люкшин. — Но подходить к нему с меркой национальной государственности и линейкой интересов страны — дело совершенно бесперспективное. Потому что его абсолютно не интересовала судьба России как страны, его целью была мировая революция. И только когда последняя не состоялась, ему пришлось как-то обустраиваться в этой стране. Думаю, не погрешу ни против собственной гражданской позиции, ни против объективного состояния дел, если солидаризируюсь с позицией Владимира Владимировича Путина, который сказал, что надо еще сильно посмотреть, чего там у нас Ленин наделал. Потому что его программа для российского государства была совершенно убийственной. Но эту программу его последователи продолжали реализовывать, по-прежнему надеясь на мировую революцию. Такие надежды окончательно не оправдались лишь после Карибского кризиса, когда стало понятно, что советское руководство не готово принимать на себя ответственность за очередную попытку мировой революции. А ей, как утверждали еще Карл Маркс и Фридрих Энгельс в Манифесте коммунистической партии, должна предшествовать империалистическая война. Которая, естественно, носит мировой характер. В 1962 году стало понятно, что советское руководство не готово к новой мировой войне. То есть фактически оно отказалось от ленинского проекта. До этого момента никого не интересовало собственно состояние Советского Союза, он рассматривался как непотопляемый авианосец для мировой коммунистической революции, как плацдарм, с которого все начнется в очередной раз…»

Тут поневоле возникает довольно страшный вопрос: а могла ли вообще произойти мировая коммунистическая революция? «Несмотря на все сетования на сослагательное наклонение, принятые в нашей профессиональной сфере, ученые говорят: а почему бы нет? — замечает историк КФУ. — Другой вопрос — во что бы это вылилось, чего бы стоило? Но, как сказали бы наши православные, господь не попустил!»

Критический современный взгляд на вождя мировой революции влечет за собой еще один интересный вопрос: что делать с бесчисленными памятниками Ленину? В Казани как раз памятник Ильичу с площади Свободы реставрируют. Может, и не возвращать? Как выяснилось, к памятникам, и не только Ленину, но и другим историческим фигурам, ученый относится довольно индифферентно: у нас на площади Свободы это архитектурная доминанта… Про памятник Володе Ульянову на «сковородке», напротив главного здания КФУ, Дмитрий Иванович сказал, что современные студенты даже не знают, кто тут стоит. А сам преподаватель им шутливо объясняет: это памятник нашему отчисленному студенту…

Кстати, насчет Ленина в мавзолее Люкшин был категоричен: «Надо похоронить!» 

«А можно ли было сохранить СССР? Ученый считает, что этот вопрос так и остался без ответа: «Во всяком случае, никто не доказал, что Советский Союз был обречен именно как государственное образование» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ТРУП ВРАГА ВСЕГДА ХОРОШО ПАХНЕТ»

Отдельной темой на интернет-конференции стал «красный террор» в России — почему была такая жестокость? Тут Люкшин привел римскую поговорку: «Труп врага всегда хорошо пахнет, особенно если это соотечественник».

«Проблема озверения, возникшего по итогам того, что у нас называют Первой мировой войной, имеет ведь не только российские, но и всеобщие корни, — напомнил историк. — На „красный террор“ приходился „белый“, с не менее жестокими формами. Это была внутренняя гуманитарная катастрофа. Когда люди перестают осознавать себя людьми, это на самом деле трагедия. Особенность нашего сценария состояла в том, что люди, способные переживать это как трагедию, в основном оставались на той стороне. Сейчас как раз ставится вопрос о юбилее исхода, о прощании с Россией, о разрушении ее социокультурных оснований. Кстати, для людей, живущих в деревне, набор параметров идентичности существенно скромнее, чем для тех, кто живет в городе. У людей, которые реализовывали „красный террор“, психика была устойчивее, они были просто не в состоянии осознать это как трагедию. А те, кто оказался способен на подобное, кто это переживал, или те, кто этим наслаждался, были смыты волной сталинских чисток. А новая волна выдвиженцев как раз отличалась тем, что их идентичность оказалась заполнена, они сменили свою старую идентичность на новую и вполне комфортно себя чувствовали в таких условиях. Дальнейшее развитие гуманистической традиции и освоение традиций модернизма привели к расширению номенклатуры идентичности. Возник дефицит — отсюда стиляги, поиски 60-х годов, ощущение несвободы, характерное для „оттепели“. Откуда взялись все эти люди? Тогда и Никита Сергеевич Хрущев удивлялся: откуда они вообще вылезли, их не должно было появиться! Конечно, не должно — такую поросль у нас систематически ликвидировали… Потом началась перестройка и появился Михаил Горбачев, который, решая задачу сохранения власти за коммунистической партией, разбудил такую волну социального „себянепонимания“… Тогда вдруг ни с того ни с сего агитация перестала работать, никто не желал больше жить в Совке. А вот нынешнее поколение отличается тем, что они хотят жить в России, они ощущают ее как свою страну, пришли навести тут порядок, который покажется комфортным. Другой вопрос, что они тоже не очень хорошо себе представляют, что именно для них является комфортным. Но, по крайней мере, пытаются. И это не может не радовать».

А можно ли было сохранить СССР? Ученый считает, что этот вопрос так и остался без ответа: «Во всяком случае, никто не доказал, что Советский Союз оказался обречен именно как государственное образование. Вот физики шутят, что самое страшное слово в ядерной физике — „упс!“, когда что-то пошло не так. У Горбачева что-то пошло не так. Что именно, с какого момента, сказать достаточно сложно. История здесь пока умывает руки, поскольку сами эти события еще не являются объектом исторического исследования. Если бы вместо Михаила Сергеевича возник другой „Сергеич“, возможно, удалось бы сохранить страну. Хотя, конечно, очень опасный был проект, потому что начиная с 1962-го и до 1982 года буквально 20 лет оказалось упущено, хотя можно было попытаться как-то изменить политическую систему Советского Союза. Этот период, кстати, называется застоем. Вместо того чтобы что-то делать, все спрятали головы под одеялки и думали, что как-нибудь оно, глядишь, обойдется. Хотя вон у китайцев же получилось…»

«ДЛЯ НАС, БОЛЬШЕВИКОВ, ВЫГОДНЕЕ УНИТАРНОЕ ГОСУДАРСТВО, НО МЫ НЕ МОЖЕМ СКАЗАТЬ ЭТО НАПРЯМУЮ ГЛУПЫМ ЛЮДЯМ»

Как известно, Владимир Путин назвал национально-территориальное деление, которое ввел в нашей стране Ленин, миной замедленного действия под территориальной целостностью России. Что думает на этот счет историк Люкшин?

«Это не мина замедленного действия, данный проект очень эффективно работал. Он в теории позволял включать в состав Советского Союза и очень быстро там „переваривать“ любую страну, которая до этого в состав Советского Союза не входила, — напомнил ученый. — Ведь советские республики в соответствии с их конституционным строем были практически независимыми государствами. Но только планировалось это не для того, чтобы охранять границы Советского Союза, а для того, чтобы поглощать все новые территории и при этом избавить их от ужасов российско-имперской оккупации. То есть Россия как империя очень многих пугала. А вот как новый тип советской государственности она должна была бы выглядеть достаточно привлекательно. И по большому счету так и случилось. Если бы история пошла немножко по другому пути, у нас существовала бы сейчас Польская советская социалистическая республика, Молдавская, Чехословацкая, Португальская, Французская, Китайская… Любая…»

Историк говорит: «Это был экспансионистский проект, но он оказался абсолютно не готов к обороне. А поскольку Советское государство официально так никогда и не отказалось от доктрины мировой революции, соответственно, оно не могло отвернуться и от этой ленинской системы поглощения государств. То есть Ленин со Сталиным не зря же дискутировали о проблемах автономизации, когда Ленин жестко доказывал Сталину, что для нас автономизация недопустима. Но при этом, касаясь лозунга Соединенных Штатов Европы, популярного в среде радикальной социал-демократии начала ХХ века, писал: „Да, для нас, большевиков, выгоднее унитарное государство, но мы не можем сказать это напрямую тем глупым людям, которых мы к себе привлекаем, потому что они испугаются и к нам не пойдут“. Это была ловушка для тех, кто хотел бы отказаться от империалистического пути. Но в результате она сработала против самого же Советского Союза. Когда оказалась вынута эта идеологическая скрепа — КПСС, никаких причин для того, чтобы жить вместе, больше не оставалось».