«Мантра о «бедных и несчастных»: что мы знаем о татарской культуре до эпохи Әби патша?

Татарская рукопись второй половины XVII века

ВПОЛНЕ ХВАТАЛО СИЛ НА ОЧЕНЬ САМОБЫТНУЮ ЭСТЕТИЧЕСКУЮ КУЛЬТУРУ

Когда я узнал, что в Альметьевске будут экспонировать картины выдающихся художников, то задумался: что общего у европейской живописи и татарских рукописей XVII–XVIII веков? Во-первых, самоочевидно, что и то и другое — это наследие мировой культуры, а во-вторых, это просто красиво. Знакомство с живописью у большинства из нас не связано с глубоким погружением в исторические контексты и изобразительную технику. Перед картиной, зритель находится во вполне определенном эстетическом и эмоциональном поле. Картина формирует чувства, воспитывает эстетический вкус и ощущение прекрасного. Если это и знание, то очень особого свойства — знание о прекрасном. Само собой, в этом месте на ум приходит высказывание Пророка: «Поистине Аллах Прекрасен, и Он любит прекрасное». История красоты и эстетики в исламе — бескрайная тема, о которой не зазорно поговорить и применительно к родным пенатам.

Интересно, что эстетика визуального наиболее ярко проявилась в ранних образцах татарской рукописной традиции — до конца XVIII века, когда институционализация исламской культуры привела к широкому распространению книжности и, соответственно, упрощению техники письма. На мой взгляд, все самые красивые рукописи у татар были созданы еще до эпохи Екатерины II. Но секундочку, спросит читатель, разве не была разрушена мусульманская культура после падения Казани? Разве не влачили татары жалкое существование на протяжении долгих лет и даже столетий? И разве не обязаны ли татары расцветом (а то и появлением!) своей культуры жесту доброй воли от Екатерины Великой, ласково именуемой в народе Әби патша? Ведь она разрешила строить каменные мечети и в целом открыла эпоху интеграции мусульман в имперское пространство!

Если преданно верить этому рассказу о великодушном подарке со стороны царской власти, то становится весьма сложно объяснить, откуда взялись сотни татарских рукописей XVII–XVIII веков, с эстетической точки зрения выполненных безупречно. Сдается мне, что мантра о «бедных и несчастных» нуждается в пересмотре, а еще лучше — в полном забвении.

Понятно, что о тех ранних временах мы по определению не можем иметь очень подробных и многочисленных свидетельств из уст самих татар. Если сравнивать интересующий нас период со временем непосредственно перед революцией, то и людей в XVII веке было меньше, и богатства у них были гораздо скромнее, поэтому сил на большие библиотеки и обширные исторические труды у них не хватало. Но зато вполне хватало сил на очень самобытную эстетическую культуру, совершенно не похожую ни на что из того, что было потом. В эпоху между падением Казани и «подарком» Екатерины II татары развивали культуру со своим эстетическим языком. К сожалению, пока остается неясным, каковы корни этого феномена. Археограф Альберт Фатхи считал, что тяжелые условия после падения Казанского ханства не позволили татарам выработать новые эстетические формы, и они развивали прежнее мастерство, буквально вынесенное из сожженной столицы. Но что если вся эта красота появилась именно в новых условиях? И тогда, быть может, не стоит переоценивать сам кризис после взятия Казани? У меня складываются вполне определенные ответы на эти вопросы.

Художественное оформление татарской рукописи

ТАТАРСКИЕ КНИГИ, СОЗДАННЫЕ ДО КОНЦА XVIII ВЕКА, ЛЕГКО ОТЛИЧИТЬ В ОБЩЕЙ МАССЕ

Татарские книги, созданные до конца XVIII века, легко отличить в общей массе. Это всегда небольшие книжечки, умещающиеся в ладонь. Они всегда написаны на качественной голландской бумаге, которую татары наверняка покупали у русских купцов. В отличие от своих коллег в Дагестане татарские авторы никогда не пользовались кустарной бумагой. Это значит, что в ней не было необходимости: находились деньги на хорошую европейскую. Главный язык татарской книжности того времени — персидский. Иногда можно видеть, что некоторые слова переводились на татарский — данный факт и выдает переписчика-татарина. Через детальное знакомство с классической персидской литературой, в первую очередь — поэтической, татары впитывали ключевые категории этики и эстетики, отныне роднившие татар с большим персоязычным миром, раскинувшимся от Балкан до Памира. Книжность, таким образом, уже тогда была не локальной самодеятельностью побежденных, а окном в глобальные культуры.

Особым является и почерк. Можно сказать, что татары за свою историю выработали три основных стиля письма со своими вариациями. Каллиграфический стиль письма был как раз характерен для традиции XVII–XVIII веков, другой был отведен для переписывания, а затем и печатания Корана; наконец, татарская скоропись XIX–XX веков, широко распространившая грамотность среди людей. Интересно, что наши коллеги называют татарскую скоропись «бытовой» и нередко указывают на ее «некрасивость». Оставим эти суждения на совести их авторов, для меня же очевидно, что почерк ранних рукописей отличается большим вниманием к эстетической стороне дела. Для переписчиков было важно не только содержание книги, но и ее эмоциональное восприятие. Делать красиво — таков был стандарт того времени. Это же правило касается и переплетного дела. Те немногие кожаные переплеты, что сохранились до наших дней, исключительно красивы, и содержат они аутентичный орнамент, вполне годный для современного использования в дизайне.

Стоит ли говорить о том, что мир татарской книжности XVII–XVIII веков остается практически белым пятном в истории? Доля вины в этом приходится на представление о бедственном положении татар после взятия Казани. Этот миф будто отказывает голосу современников в праве на существование, но ведь голос этот есть и игнорировать его не получится.

Оригинальный переплет в рукописи 1698 года

БЕДА НАША В ТОМ, ЧТО МЫ ТАК МАЛО ЗНАЕМ О САМИХ СЕБЕ

К сожалению, в отличие от более поздних текстов, ранние татарские рукописи практически не содержат сведений о бытовой жизни, о взаимоотношениях между людьми и каких-то личных переживаниях. Как это объяснить? Во-первых, тексты о повседневности редко живут долго. Они зачастую не предназначены для длительного хранения. Это касается личных писем и бытовых записей. Счастье, если из них делали выписки в более поздних книгах, которые и сохранились до нас. Во-вторых, само устройство общества, по-видимому, было таково, что мы видим скорее анонимную культуру, нежели персонифицированную. Тем интереснее: мы можем узнать о прямом взаимодействии татарской культурной среды в Московии и Российской империи с арабо-персидскими культурными моделями, той самой классикой исламского мира, которую так любят востоковеды. Данное взаимодействие хорошо видно в выборе сочинений для переписки, в технике переводов на татарский и популярности тех или иных текстов. Через такую призму нам удается разглядеть человека той эпохи, его интересы, доступ к культурному репертуару, сотканному из множества идей и символов.

Сборник суфийских притч, вторая половина XVII века

Интересно, что древние книги сохранились у разных групп татар весьма неравномерно. Из наблюдений за материалами археографических экспедиций я делаю вывод, что абсолютное большинство рукописей XVII–XVIII веков сохранилось в восточных районах Татарстана — нефтяной здравнице нашей республики. Сравнительная изолированность данного региона в свое время позволила законсервировать многие явления культуры. Но есть и исключения из правила: некоторые частные коллекции, например библиотека Манфусы Гайнетдиновой из Марий Эл, содержат удивительное количество старых текстов. Видимо, данный факт объясняется особым интересом прежних владельцев к древним артефактам. Благодаря таким увлечениям наших предшественников мы сегодня являемся счастливыми наследниками богатейшей культуры, которой далеко не чужды эстетические изыски.

К чему я про нефтяную здравницу? Да к тому, что не только европейская живопись достойна нашего внимания. Культ европейского прогресса хорош до тех пор, пока он не замещает самосознание. Своей истории живописи до XX века у татар нет, да и не нужно, потому что есть богатейшая традиция книжного дела, в котором эстетические вкусы нашли свое полное отражение, со своими шедеврами и устойчивыми шаблонами. Наша беда не в том, что мы лишены своей культуры, а в том, что мы так мало знаем о самих себе.