Востоковед Сергей Лузянин: «Социализм – это идеология богатых и счастливых китайцев»

Сергей Лузянин: «Членство в партии — это и карьера, и возможность влиять на свой социум через партийный механизм, и поддержание своего бизнеса, если таковой имеется» Фото: © Нина Зотина, РИА «Новости»

«На фоне празднования столетнего юбилея Компартии Си Цзиньпин ничего не сказал о советской помощи»

— Сергей Геннадьевич, накануне своего недавнего столетия Компартия Китая заявила, что ее численность превысила 95 миллионов человек. Это огромная цифра, но для полуторамиллиардного Китая не такая уж и внушительная. Скажем, в КНР проживают около 100 миллионов буддистов. Или: население одной из крупнейших китайских провинций Гуандун составляет 126 миллионов человек. Хочется спросить: а кто эти 95 миллионов китайских коммунистов? Пользуются ли они какими-то существенными льготами и преференциями по сравнению с остальным народом, как это было с членами КПСС в Советском Союзе?

— Конечно, 95 миллионов — это не просто механическая цифра, а, пожалуй, социально-собирательная и смысловая. Я напомню, что хотя де-юре в Китае существует многопартийная структура (8 партий, среди которых Революционный комитет Гоминьдана, Демократическая лига и пр.), мы все прекрасно понимаем, что де-факто это однопартийная жесткая политическая система, насаженная на вертикаль власти КПК. Поэтому членство простого китайца в Компартии, независимо от того, кем он является — крестьянином, инженером, бизнесменом или миллиардером, — дает ему огромные политические, административные и в каком-то смысле даже психологические дивиденды некоего превосходства и преимуществ в той жесткой внутрикитайской борьбе, которая сегодня идет на всех этажах. Членство в партии — это и карьера, и возможность влиять на свой социум через партийный механизм, и поддержание своего бизнеса, если таковой имеется.

Второй момент, очень важный: 95 с лишним миллионов — это не просто собрание трудящихся, объединившихся вокруг светлых идей социализма. Это механизм вертикальной мобильности и карьерного роста, поскольку на каждом этапе существующих в КНР партийных структур, будь то уездный уровень или ячейка на провинциальном предприятии, они остаются наиболее быстроходным лифтом «наверх». Другие социальные лифты в Китае, безусловно, есть, но партийный лифт — самый главный и эффективный. И везде, начиная от низовых и средних уровней и заканчивая высшим партийным звеном, членам партии приходится конкурировать друг с другом за то, чтобы подняться этажом выше.

При этом высшие этажи партийной вертикали состоят из центрального комитета КПК, а это свыше 300 человек. Их ядро — политбюро ЦК, 24 партийца. И, наконец, суперядро — это постоянный комитет политбюро ЦК, 7 человек. Это «золотая семерка», которая руководит Китаем и, условно говоря, половиной мира. В настоящее время «семерка», кроме самого Си Цзиньпина, включает в себя премьер-министра КНР Ли Кэцяна, председателя постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей Ли Чжаньшу, главу всекитайского комитета народного политического консультативного совета Китая Ван Яна, первого секретаря ЦК КПК Ван Хунина, главу центральной комиссии КПК по проверке дисциплины Чжао Лэцзи и первого зама премьер-министра Хань Чжэна. Это вершина партийной пирамиды. Пробиться к ней, хотя бы до уровня ЦК КПК, для рядового китайца все равно что слетать в космос. Тем не менее желающих пробиться хоть куда-то внутри Компартии — километровые очереди.

Что касается идеологической составляющей деятельности КПК, то это вопрос многоплановый. Китайцы, несмотря на свою эмоциональность и улыбчивость, — люди прагматичные. Об этом свидетельствует и обновление социализма, особенно на этапе «периода реформ и открытости», который длится с 1978 года по настоящее время. Идея о том, что социализм — это не учение для бедных и нищих, а идеология для богатых и счастливых китайцев, как раз и говорит в пользу китайской практичности. Сюда же можно добавить и национальное возрождение страны, возрождение величия «вечного Китая» — как ответ европейцам, которые унизили китайцев в XIX веке. На этих двух компонентах — символическом обновлении «серпа и молота» и патриотизме, а не на тюрьме и не на ружье (хотя и на них тоже) — держится современная китайская доктрина и собственно государство. Китаю удалось обновить мотивацию к активной жизни — если не для всех полутора миллиардов своих граждан, то для очень значительного их числа.

— В своей речи по поводу столетнего юбилея КПК Си Цзиньпин произнес много похвал в адрес «великой китайской нации», но при этом ничего не сказал о России. Между тем кому обязана китайская Компартия своей «руководящей и направляющей ролью» в стране, как не СССР? Разве агент Коминтерна и советский китаевед Григорий Войтинский не пестовал КПК еще в колыбели? Разве «представитель Тибета в Петербурге» Агван Доржиев не предлагал еще Николаю II присоединить к России не только Тибет, но и ослабевший после падения династии Цин Китай? А позже с подсказки того же Доржиева за освоение Поднебесной взялись большевики…

— Это хороший вопрос. Не вызывает никаких сомнений, что и царская Россия, и советская Россия сыграли колоссальную роль в судьбе Китая (последняя — еще на стадии гоминьдановского правления, не говоря уже о последующем). Ключевой момент: в 1945–1949 годах еще не было известно, кто все-таки возьмет верх в гражданской войне в Китае — Гоминьдан или же КПК? После разгрома империалистической Японии Москва внимательно наблюдала за происходящим на просторах Поднебесной, и я бы не стал утверждать, что Сталин сразу и безоговорочно сделал ставку на Мао Цзэдуна и китайских коммунистов. Вспомним, что Чан Кайши, будущий лидер Гоминьдана, в 1923 году обучался в Москве на политических и военных курсах.

На самом деле в противостоянии Гоминьдана и КПК долгое время сохранялось равновесие 50 на 50. Понятно, что оружие, захваченное советскими солдатами у японцев в Маньчжурии, было передано китайским частям. В итоге победила КПК и была образована Китайская Народная республика. Но и после этого СССР продолжал оказывать помощь: в 1950-е годы советские специалисты приняли участие в реконструкции и строительстве 156 китайских предприятий. Их делали с нуля под ключ — на основе советской кредитной и инженерно-технической поддержки. Мне приходилось много раз бывать на этих производствах в Северо-Восточном Китае — они сейчас модернизированы, но в своей основе остаются советскими. Стоит заметить, что в 1950-е годы группой специалистов из СССР руководил Иван Васильевич Архипов, который одновременно состоял главным экономическим советником Госсовета КНР. Это в истории осталось, и это никуда не денешь.

Однако вы правы: на фоне празднования столетнего юбилея Си Цзиньпин ничего не сказал об этом. На официальном уровне мы не найдем ни слова о советской помощи. Разве что если зарыться в китайские научные исследования и архивы, можно обнаружить документальные свидетельства. С чем это связано? Во-первых, с отсутствием ссылок у современных руководителей Китая на данный период строительства «классического» китайского социализма. Вспоминать о подобном не очень комфортно — это был период сложный, противоречивый, связанный с ошибками Мао Цзэдуна. Акцент делается не на этом времени, а на нынешнем периоде «реформ и открытости». Говорить о чем-то ином в юбилейные дни китайские руководители не считают нужным. В прошлом пусть разбираются китайские историки, считают они. И действительно, я знаю много исторических книг, изданных в КНР, где описывается поддержка СССР — и военная, и политическая, и экономическая. Но это в формате научных исследований. На политический уровень такие сведения не выводятся.

Во-вторых, воспоминания о советской помощи в контексте партийной истории КПК тоже не выглядят уместными, поскольку советский партийный проект, как известно, не удался и КПСС не дотянула до своего столетия, подвергшись роспуску в 1991 году. Это оказалось не просто неудачей, а катастрофой для гигантского советского сверхгосударства (Советского Союза и входивших в его орбиту стран).

Для нас забвение заслуг СССР на официальном китайском уровне выглядит обидным, но китайцы такую обиду не очень понимают. Между нашими странами — хорошие отношения стратегического партнерства, что же теперь обижаться?

«Период с 1978 по 2021 год включил в себя множество партийно-идеологических инноваций, проведенных в жизнь Дэн Сяопином, Цзян Цзэмином, Ху Цзиньтао и представителем «пятого поколения руководителей» Си Цзиньпином» Фото: kremlin.ru

«Возможно, в одном ряду после Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и Мао Цзэдуна вскоре появится и Си Цзиньпин»

— Как много осталось в доктрине КПК от идей марксизма-ленинизма? Скажем, социалистическая идеология Северной Кореи «чучхе» тоже очень национально окрашена, так что больше напоминает культ предков, нежели учение о классовой борьбе.

— Классических коммунистических идей в доктрине КПК осталось не очень много. Прежняя символика сохранилась на знаменах и в документах Компартии преимущественно как оболочка, чтобы подчеркнуть важную для китайцев историческую преемственность. Базовые идеи марксизма-ленинизма о классовой борьбе и гегемонии пролетариата мягко растворились в новом содержании. Саму столетнюю историю КПК можно условно разделить на три периода. Первый период, о котором китайцы не очень охотно разговаривают, охватывает время с 1921 по 1949 год и вмещает в себя кровопролитную гражданскую войну и пр. Второй можно назвать классическим китайским социализмом: с 1949 по 1978 год, то есть до начала реформ. И третий период, который больше всего пропагандируют, — это нынешний этап «открытости и реформ». В нем и растворились ценности советского опыта, приобретенные в течение первых двух периодов.

Что же осталось? Социализм с китайской спецификой — «Чжунго тэсэ шэхуэйчжуи». Период с 1978 по 2021 год включил в себя множество партийно-идеологических инноваций, проведенных в жизнь Дэн Сяопином, Цзян Цзэмином, Ху Цзиньтао и представителем «пятого поколения руководителей» Си Цзиньпином. Каковы базовые идеи? Кроме реформ и открытости, это модернизация, «китайская мечта о великом возрождении китайской нации» и «сообщество единой судьбы человечества» (есть как внутренний вариант этой концепции, так и внешний, общемировой, но оба включают в себя утверждение «у тебя есть я, а у меня — ты»).  Во всех этих идеях доминирует национальная специфика, предполагающая возврат к былому величию китайской империи.

Кроме этого, от классических времен «серпа и молота» осталась фигура Мао Цзэдуна. Это тоже классический бренд, и он широко тиражируется, несмотря на крах культурной революции и крайности левого эксперимента. Деятельность вождя официально трактуется как «30 процентов ошибок и 70 процентов успехов и позитива».

— Так это слова самого Мао Цзэдуна об Иосифе Сталине: «В целом, по нашему мнению, Сталин имеет примерно 70 процентов заслуг и 30 процентов ошибок».

— Совершенно верно: роль Мао Цзэдуна трактуется примерно так же, как сам Мао интерпретировал роль Сталина для мирового коммунистического движения. Это соотношение 70 к 30 свидетельствует о том, что в пантеоне коммунистических вождей Мао Цзэдун по-прежнему занимает свою нишу — после Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Возможно, в этом же ряду вскоре появится и Си Цзиньпин, хотя сам он на это не претендует. Что до Мао, то его облик статичен, светел и непоколебим. Никто не покушается на его память. Маоистская версия социализма стала классической, и сама пропорция 70 к 30 напоминает ян и инь, «великое разделение» светлого от темного.

Доктрина современного Китая — прежде всего социальная. Если говорить западноевропейским языком, это социал-демократический вариант, не в смысле буржуазной многопартийности, а в смысле повышения уровня жизни, ликвидации нищеты и бедности и так далее.

«Все прекрасно понимают, что если разделить вроде бы гигантский ВВП Китая на полтора миллиарда населения страны, то Поднебесная не войдет не то что в десятку, но даже в первую сотню государств по уровню жизни» Фото: pixabay.com

«Внутри Компартии количество миллиардеров измеряется десятками»

— Вы неоднократно на протяжении многих лет бывали в КНР и могли наблюдать, как развивалась эта страна. Можно ли говорить, что Китаю удалось победить бедность?

— Если смотреть, исходя из китайских критериев уровня жизни, удалось. По китайским стандартам, 1,2 или 2 доллара, получаемые работником в день, — это минимальный уровень. Однако если судить о китайской борьбе с бедностью, отталкиваясь от европейских критериев или, к примеру, от ситуации в Сингапуре, то, конечно, нет. Впрочем, про окончательную победу над бедностью и нищетой никто на официальном уровне в КНР и не говорит. Все прекрасно понимают, что, если разделить вроде бы гигантский ВВП Китая (по прогнозам, 16,64 триллиона долларов в нынешнем году) на полтора миллиарда населения страны, то Поднебесная не войдет не то что в десятку, но даже в первую сотню государств по уровню жизни.

Однако если сравнивать китайскую бедность с бедностью соседней Индии, тоже гигантской азиатской страны, где живут более 1 миллиарда 300 миллионов человек, то сравнение окажется в пользу Пекина. Если можно говорить о «качестве бедности», то оно в Китае выше. Условно говоря, китайский нищий — это человек, живущий более-менее нормально. А вот индийский нищий беден абсолютно.

— Какая зарплата считается в КНР хорошей? Я помню, что в Северной Корее, где мне доводилось бывать, даже 50 долларов в месяц считается очень неплохим доходом.

— Думаю, что в Китае 60–70 долларов — это хорошая зарплата. 100–120 долларов — уже средняя хорошая зарплата. Китайский профессор получает от 300 до 600 долларов, в зависимости от статуса и ранга университета. В элитных университетах — и 900, и более 1 тысячи долларов.

Так что зарплаты в КНР очень дифференцированы. Для Китая это хороший уровень, хотя по мировым меркам что же тут особенно хорошего? С той же Японией даже боязно сравнивать. 60 долларов по нынешнему курсу — это чуть больше 4 тысяч рублей.

В Китае действует также система индивидуальных специальных контрактов, и там месячный доход может достигать и 5–6 тысяч долларов, и даже 10 тысяч. Но это эксклюзивные зарплаты.

— Как много миллиардеров сейчас входит в Компартию Китая? Как велика уже сегодня доля богатых и удачливых, для которых строится социализм нового типа?

— Это началось еще до Си Цзиньпина, когда средне-богатые, очень богатые и супербогатые люди стали вступать в ряды КПК. Обновление партии началось еще при Цзян Цзэмине (председатель КНР с 1993 по 2003 год — прим. ред.), а при Ху Цзиньтао расцвело пышным цветом. Гонконгские и шанхайские миллиардеры хлынули в общественную жизнь. Внутри партии их количество измеряется десятками. Можно назвать, разумеется, основателя Alibaba Group Джека Ма, который в списке Forbes занимает 16-е место с состоянием в 63,5 миллиарда долларов, а также учредителя компании в области электронной коммерции JD.com Лю Цзяньдуна, главу машиностроительной корпорации Sany Heavy Industry Лян Вэньгэна и прочих. Скажем, основатель инвестиционного холдинга, компании-застройщика Evergrande Group, миллиардер Сюй Цзяинь одновременно является секретарем парткома своей компании.

Кроме того, в КПК вступили десятки, если не сотни тысяч средне-богатых людей. Бо́льшая часть лидеров того предпринимательского сообщества, которое сформировалось в период реформ, предпочли обзавестись партбилетом. Многие учились в Штатах или Европе, они хорошо знают западный мир. Но они китайцы по сути своей. Поэтому, получив западный опыт, они вернулись в свою страну, вступили в ряды партии и начали развивать собственный бизнес.

Плохо это или хорошо? Некоторые говорят, что плохо, дескать, в КПК появились чуждые элементы с психологией индивидуализма, и с ними нужно бороться. С другой стороны, это адаптация к велениям времени, и люди понимают, что другого пути для развития партии просто нет. Огромный класс, который сегодня двигает экономическое развитие всего Китая, не мог оставаться вне партийной парадигмы. В противном случае, если оставить этих людей за бортом, мог случиться второй вариант событий на площади Тяньаньмэнь (4 июня 1989 года протестующих китайских студентов подавили с помощью танков и прицельной стрельбы. Количество жертв, по разным оценкам, колеблется от 200 до 5 тыс. человек — прим. ред.). А это могло бы вызвать настоящий коллапс.

Конечно, конфликты между китайской властью и миллиардерами случаются. Тот же Джек Ма немного побузил, выступив в октябре прошлого года на конференции в Шанхае и раскритиковав банки, которые работают по «менталитету ломбарда», «клуб старых людей», которые душат инновации и пр. И что же? Ма расплатился срывом IPO (первичная реализация акций фирмы — прим. ред.) своей финтех-компании Ant Group (дочерней фирмы Alibaba — прим. ред.). Тем не менее это не остановило процесс интеграции богатых людей в КПК.

В Китае понимают, что должна быть вертикаль власти, а как она называется — Компартия или как-то иначе, — не слишком важно. Четко выстроенная иерархия общества перекликается здесь на ментальном уровне с глубинными конфуцианскими ценностями, восприятием отношений власти и подданных по принципу «отец – сын». Поэтому коммунистические институты гармонично сочетаются с капиталистическими принципами экономики, точно так же, как в китайской кухне сочетаются сладкое и соленое.

«Китайцы мыслят столетиями. Некоторые эксперты полагают, что КНР стремится вернуться к древней стратегии Поднебесной, которая была укоренена еще до всякого знакомства с европейцами» Фото: © Peng Ziyang/XinHua/globallookpress.com

«Партийная борьба: кто-то сейчас в тюрьме, кто-то на пенсии, а кто-то скрылся в частной жизни»

— Живя в СССР, мы четко представляли себе, что будет после социализма. Мы рассматривали линейку времени как непрерывный прогресс, ведущий к «тысячелетнему царству праведников», к коммунизму. А что представляет себе китаец в будущем, кроме ностальгического возврата к величию Поднебесной? Среднезажиточное общество, о котором говорит Си Цзиньпин?

—  Ближайшая цель после столетия КПК — это столетие самой КНР в 2049 году, к которому Китай должен подойти как процветающее социалистическое государство. Поэтому для китайца после социализма — только социализм. Слово «развитой» они не употребляют, чтобы избежать аналогий с поздним Советским Союзом. Поэтому более уместно слово «мощный». В этой формулировке кроется геополитический смысл. Китайцы вообще-то против той биполярной модели мира, которая им навязывается, когда с одной стороны США и их союзники, а с другой — Китай, Россия и другие страны. Они говорят: «Нет, Китай не собирается возглавлять эту новую биполярную схватку. Мы за многополярность и открытость». Однако на самом деле за этим официальным лозунгом стоит взвешенная стратегия выхода на доминирующие геополитические позиции с постепенным оттеснением США и их союзников на периферию. Но без войны, через локальные, преимущественно экономические победы.

Китайцы мыслят столетиями. Некоторые эксперты полагают, что КНР стремится вернуться к древней стратегии Поднебесной, которая была укоренена еще до всякого знакомства с европейцами. Стратегия эта проста: Китай в центре мира, а вокруг него периферия. При этом мы понимаем, что нынешний мир глобален, един и в то же время раздираем противоречиями. Встроиться в «китайскую периферию» у мира не будет ни возможности, ни желания; это скорее далекое прошлое. Однако китайцы уповают, что именно социализм, централизованное государство, основанное на единстве нации и сплочении ее вокруг идеи компенсации за прежние унижения (XIX век — это время унижений, согласно официальной китайской историографии), позволит им снова возвыситься над остальными народами. Не все в Китае любят Компартию, но подавляющее большинство признает ее «руководящую роль» на этом пути.

— Насколько неоднородна китайская Компартия и есть ли там борьба кланов? Обычно говорят о «пекинских комсомольцах» во главе с их неформальным лидером, премьером Ли Кэцяном, как о некоей внутренней партийной оппозиции, связанной с заграничными центрами силы, в частности с Демократической партией США.

— Есть мнение, что внутри КПК имеются оппозиционные фракции, которые проводят свою политику. Но мне кажется, это упрощенный взгляд. То, что внутри КПК, особенно в высших эшелонах, идет борьба, — очевидно. В этом огромную роль играют и личностные мотивы. Известна «шанхайская группировка», действительно начинавшая строить свою карьеру в Шанхае при Цзян Цзэмине, когда тот был еще не генсеком Компартии, а всего лишь мэром. Есть и другие группировки по месту работы или карьеры. Но я бы не стал их абсолютизировать и привязывать к внешним западным контекстам, к Демпартии США или же к республиканцам.

К примеру, «шанхайцы» считаются поборниками идей Дэн Сяопина, родоначальника нынешних реформ. Да и вся структура ЦК КПК и партийных органов КНР Си Цзиньпином давно обкатана и, как рашпилем, отрихтована. «Пятое поколение» руководителей начало формироваться в 2012–2013 годах, и этот процесс сопровождался скандалами, самым громким из которых стало дело Бо Силая, бывшего руководителя города Чунцина. А ведь Бо Силай был сыном Бо Ибо, одного из «8 великих высокопоставленных чиновников» (иногда их еще называют «8 бессмертными»). Он должен был со временем войти в постоянный комитет политбюро КПК. Будучи во главе Чунцина, Бо Силай прославился своей борьбой с коррупцией, благодаря чему его даже стали попрекать в желании вернуться к репрессиям эпохи Мао Цзэдуна. И что же?

После череды скандалов Бо Силай лишился всех своих постов и в 2013-м был приговорен к пожизненному заключению. В последующие за падением Бо Силая годы развернулась активная борьба с коррупцией, которая позволила нивелировать внутри партии те группы, чей подход отличался от подхода Си Цзиньпина. Кто-то сейчас в тюрьме, кто-то на пенсии, а кто-то скрылся в частной жизни. В 2015 году на весь мир прогремел судебный процесс разжалованного министра общественной безопасности КНР Чжоу Юнкана (также приговорен к пожизненному заключению, входит вместе с Силаем в так называемую банду четырех бывших высокопоставленных функционеров Компартии — прим. ред.). В результате «пятое поколение» удалось выпестовать более-менее гомогенным, то есть однородным.

Противоречия во взглядах внутри КПК остаются. Кто-то считает, что Си Цзиньпин рано отказался от стратегии Дэн Сяопина «скрывать возможности и держаться в тени». Сторонники этой точки зрения полагают, что надо было еще переждать «в тени», а то, что Си предложил активную наступательную дипломатию, которая только усилилась благодаря борьбе с коронавирусом, — это ошибка.  Есть, напротив, и те (в основном военные или выходцы из левых кругов), кто настаивает на более принципиальном противостоянии с США, а в отношении Тайваня призывает не церемониться и даже готовить жесткую операцию.

Но проблема даже не в разногласиях, а в том, насколько долго «пятое поколение» во главе с Си Цзиньпином будет формировать китайскую внешнюю и внутреннюю стратегию. Мы знаем, что в Конституцию КНР внесены изменения, аннулировано положение об обязательности двух сроков для председателя КНР, и теперь Си может позволить себе остаться у власти. В 2022 году грядет ХХ съезд КПК, и относительно безальтернативности Си Цзиньпина никаких сомнений нет. Другое дело, что внутри «золотой семерки» постоянного комитета политбюро ЦК могут произойти перестановки. Однако делать конкретные прогнозы очень сложно: сегодня мы можем говорить о каком-то китайском политике как об очень влиятельном, но уже завтра он в опале. Это довольно распространенная практика в КНР. Но то, что «пятое поколение» сохранит свои позиции, — бесспорно. ХХ съезд КПК — это все-таки не ХХ съезд КПСС.

— У меня было ощущение, что китайцы испытывают суеверный страх перед цифрой «20», и именно поэтому они провели только 19 съездов своей Компартии. Вслед за Мао Цзэдуном многие в Китае считают, что с ХХ съезда КПСС началось разрушение СССР.

— Китайцы суеверны, да. Тем не менее до ХХ съезда КПК остался всего год. Думаю, что сложившееся ныне ядро руководителей «пятого поколения», да и сам Си Цзиньпин не будут спешить передать власть «шестому поколению», хотя до этого каждый руководитель КНР ограничивался одним десятилетием пребывания у власти.

— В завершение: считаете ли вы Китай страной, победившей коронавирус?

— Официально об этом говорят, хотя очевидно, что такое гигантское государство, ставшее в некотором смысле родиной COVID-19, не сможет отгородиться от вируса железной Китайской стеной. Однако такого массового вымирания людей, как в Индии, в КНР точно нет. Ведь, когда по 10 тысяч человек в день умирают, скрыть это невозможно. В этом смысле да, Китай победил коронавирус. И даже на торжествах по случаю столетия КПК многие присутствовали без масок. Впрочем, абсолютная победа над ковидом еще не достигнута.