Хамза Шарипов: «Иногда у человека складывается ощущение, что фантазия художника абсолютно реальна…»

Хамза Шарипов: «На нашей земле живут прекрасные художники. Их не стыдно показать в любом уголке мира» Фото: Андрей Титов

«Татарстану не стоит быть таким закомплексованным, чтобы все время показывать художников, которые уже где-то получили признание»

— Хамза Маулиханович, вы специально приехали в Казань, чтобы посмотреть выставку, в которой сами приняли участие. Как вы ее находите?

— Сам поворот в сторону локального искусства очень важен и приятен. Я убежден, что необходимо показывать разных художников. Ведь каждый имеет свое лицо. И Татарстану не стоит быть таким закомплексованным, чтобы все время демонстрировать художников, которые уже где-то получили признание. Эта второсортность очень неприятна. А ведь на нашей земле живут прекрасные художники. Их не стыдно показать в любом уголке мира.

В казанской галерее «БИЗОN» продолжается выставка «М7 и новые кочевники», которая собрала под одной крышей яркие имена современных художников ПоволжьяФото: Андрей Титов

Я думаю, сейчас изобразительное искусство на периферии приобретает немного другие смыслы. Да и в мегаполисах оно слишком унифицировано, обезличено, слишком стереотипно. Цивилизация нуждается в освежающих факторах. И искать их надо на периферии. Там еще осталось живое, искреннее, настоящее.

— Можете объяснить на конкретных примерах, что имеете в виду?

— Да, конечно. Я рассматриваю искусство в определенной системе, которой придерживаюсь всю жизнь. Это путь ума и сердца. Его хорошо продемонстрировать на разных подходах к искусству. Например, со стороны Малевича и Шагала. Это два великих художника. Они оба искренние, но вместе с тем с совершенно разным подходом. Малевич двигается путем ума. Ему важна идея, стимул сделать что-то новое. Он думает, что мир нужно поменять, что он несправедлив. Загоревшись этой идеей, Малевич хочет создать новое искусство. Приходит от реализма к полной абстракции. И таким образом, на мой взгляд, приносит себя в жертву и приходит в тупик. А подобное доказывает, что путь человечества через ум и технологии — это тупик. Но Шагал  совсем другое. Он не просто художник, а живая душа. Шагал уехал в Париж, но сохранил в себе то, что любил с самого детства.

АвтопортретФото: instagram.com/khamzasherif

— А откуда вы черпаете творческую энергию?

— Я деревенский. Вырос в горах, где зимы под минус 30 градусов. Моя первая работа — это зимняя деревня. Конечно, я понимал, что просто писать пейзажи неинтересно. Нужно было реализовать себя как личность. И вместе с тем не потерять этничности. Вот тот же Шагал был евреем. И показывал это всему миру. А я татарин! И именно это должен нести в мир.

Вообще, вся мировая культура этнична. Если я еду в Китай, то мне хочется посмотреть на китайское искусство. А если китайцы будут делать то же, что и все, какой смысл мне ехать туда? Питер я не очень люблю за всю эту суету. В Перми я не особенно нужен как татарский художник. Поэтому я решил ехать туда, где мой народ. В итоге оказался в Челнах и стал делать татарское искусство.

Волчица, спасшая тюркский народ, и цифровой метамодерн: в «БИЗОNe» открылась «выставка двадцати трех»

— А что такое «татарское искусство»?

— Понятно, что не портреты каких-то татар рисовать. Это и русский художник может сделать. Надо пропитаться духом народа. А для подобного необходимо впитать в себя татарскую поэзию, язык, музыку и хранить в душе культурное наследство предков. Потом я открывал для себя Восток, Китай, даосизм, японское искусство, чтобы дальше осваивать общемировую культуру. Человек-художник вообще не должен быть закрытым. Если ты закрыт душой, значит, полон страхов.

«Решил ехать туда, где татары. В итоге оказался в Челнах и стал делать татарское искусство»Фото: instagram.com/khamzasherif

— Почему люди закрываются?

— Потому что боятся, потому что уже загнаны. Они сидят в своей скорлупе. А если ты открыт, то будешь впитывать знания и их же отдавать. Фактически этот принцип работает не только в искусстве, но и в любви. Если человек все время потребляет, то не сможет ничего отдавать. Это большая проблема современности. Так же в искусстве. Оно не может существовать без любви.

Как раз в 1990-е годы все вокруг менялось. У людей появилась надежда, что их жизнь изменится. Конечно, это оказалось иллюзией, но она сыграла свою роль. Возникло рвение к этно, и мы образовали группу «Тамга». Я стал над этим работать, а потом у меня начали собираться художники. В Казани такого явного движения не возникло. А в Уфе искусство было, но художники очень сильно тянулись к Европе.

— А творческое объединение «Чингисхан» возникло в то же время, что и «Тамга»?

— Немного раньше. Они более шустрые. Но мы от них отличаемся тем, что у нас больше татарского. А они сделали сплав Востока и Запада. У них единственный художник с совершенно татарским взглядом — Ринат Харисов. Он обращается к корням в татарском прикладном искусстве. И это сильно на меня повлияло, когда я искал именно свой язык. Постепенно люди сплотились вокруг меня, потом начали делать выставки по всему Поволжью. А затем к нам присоединился потрясающий чувашский художник Праски Витти. В мире больше нет таких.

Художник рождается, чтобы видеть мир и показывать его другими глазами. Так он обогащает жизнь людей. Они ведь обычными глазами на все смотрят, а мы представляем мир под разными углами в своих картинах. И иногда у человека складывается ощущение, что фантазия художника абсолютно реальна. Значит, перед вами хороший художник. Например, Анри Руссо создавал рай. Я еще в юности влюбился в его работы.

«Художник рождается, чтобы видеть мир и показывать его другими глазами, чтобы обогатить жизнь людей»Фото: instagram.com/khamzasherif

«Честно сказать, мне необычайно повезло, что я смог поступить со второго раза»

— А когда вы начали рисовать? Может быть, кто-то в семье увлекался этим?

— Я достаточно поздно начал рисовать. Там же деревня глухая. В 3-м классе простудил себе ухо и попал в районную больницу. У нас в доме, естественно, не было красок. Я помню, как нам проводили электричество, как появились первые телевизоры. Помню, маму провожали в Пермь. Она продавала куриные яйца, чтобы были деньги какие-то, потому что работала за 30 рублей уборщицей.

И вот в 3-м классе я попал в районную больницу и заметил, что один мальчик, Марат, срисовывает картинки из учебника. Для меня в то время сама книга была чудом свыше. Марат так здорово срисовывал. Я не мог представить, что эти рисунки рисовал такой же человек, как я. А там автобусы, троллейбусы были, я такого отродясь не видел. Меня это просто ошарашило! Подумал: «Ничего себе! Этот мальчик берет и рисует так же, как в учебнике! Дай-ка я тоже попробую».

Но меня не машины привлекли. Были в то время открытки «С Новым годом!» в технике палех. Я срисовал одну карандашом, который мне сестра дала. У них в школе было рисование и карандаши тоже. Я срисовал как мог и принес рисунок в свой класс. Все стали рассматривать скопированную мной открытку и говорили, что это здорово. Одноклассники были в восторге. У меня выросли крылья!

После этого я стал срисовывать. Хотя на самом деле мне повезло немного раньше. Еще в первом классе у меня обнаружили туберкулез в бронхах. Просто я очень рано начал курить. Все мальчишки хотят казаться взрослыми, а курить — это вроде как круто. И в итоге после 3-го класса меня отправили в санаторную школу-интернат в Верещагино Пермской области. Это оказалась чудесная школа-интернат. Там было много кружков, библиотека, даже телевизор. Я записался на ИЗО, сразу выучил русский язык. Тайком под партой читал книги. Мне ставили четверки и пятерки, но я не старался быть отличником.

«Я все время читал книги, даже под одеялом в тихий час. Тогда в Перми я поступил в художественное педучилище, потому что других не было» Фото: Андрей Титов

— А почему вы уехали в Петербург?

— После школы-интерната я сильно испортил зрение. Хотя всегда мечтал быть летчиком. Но меня, конечно, не взяли бы с такими глазами. Я все время читал книги, даже под одеялом в тихий час. Тогда в Перми я поступил в художественное педучилище, потому что других не было. А окончив его, преподавал в соседнем селе рисование, труд и черчение. Потом ушел в армию и служил в Москве. Внезапно я оказался напротив парка Горького. Ходил в музеи, на выставки. Так прошли два года службы. Я успел посмотреть столицу, поэтому уехал в Ленинград. Он был для меня новым городом. К тому же я тогда увлекся поэзией. А это, пожалуй, лучший город для художников. Я хотел поступить в Репинку (Санкт-Петербургская академия художеств им. Ильи Репина — прим. ред.). Но меня к экзаменам не допустили.

— Из-за чего?

— Слишком поздно приехал. Я не знал ни сроков, ни условий. Просто приехал на свою удачу. А там и без меня наплыв большой. Потом понял, что мне нужно подтянуть рисунок и живопись. Год занимался только этим и стал ориентироваться лучше. Я сразу пошел в Муху (Ленинградское высшее художественно-промышленное училище им. Мухиной — прим. ред.), но поступить удалось только со второго раза. Я оказался на отделении текстиля, где уровень преподавания живописи достаточно сильный. Вообще, честно сказать, мне необычайно повезло, что я смог поступить со второй попытки.

«Со временем ты учишься работать с абстракцией, знаками, смыслами. Это все инструменты чего-то нового. Вот и современное искусство»Фото: instagram.com/khamzasherif

— А что дало вам это образование в Мухе? Есть устойчивое мнение, что в больших классических учреждениях совсем не учат современному искусству.

— Муха дала понимание того, что не нужно застревать на копировании натуры. В реализме есть такая опасность: спотыкаться и видеть что-то совсем по-другому. Конечно, гениальным художникам это не мешает быть реалистами. На текстиле надо уметь рисовать орнамент, потому что ты создаешь платки, ткани. Там важен сам язык стилизации. Со временем учишься работать с абстракцией, знаками, смыслами. Это все инструменты чего-то нового. Вот и современное искусство.

И Питер очень красивый город. Пока идешь на учебу, проходишь мимо Михайловского дворца, Русского музея. Это единственный город, где художника действительно любят и уважают. Везде же говорят: «А… Художник — от слова „худо“». В Питере этого не было. Там даже вахтеры в общежитии другие. Они, например, гордились, что у них жил художник.

«Я не знаю, что несу в мир. Просто имею некоторую наглость рисовать и делать то, что хочу, и то, что мне нравится, невзирая на то, принесет ли мне это деньги, успех или еще что-то»Фото: instagram.com/khamzasherif

«Оформил я «заслуженного художника» и спустя время меня выдвинули на «народного». Но тут я уже не стал собирать документы»

— Можете вспомнить и назвать имена тех мастеров, которые оказали на ваше творчество самое большое влияние? Возможно, это кто-то из мировой живописи или из ныне живущих художников.

— Из педагогов это был Зарубин Николай Александрович. У нас он долго преподавал. Николай Александрович однажды провел анализ картины «Двое» Попкова, и меня это потрясло на всю жизнь. Помните картину? Там лежат мужчина и женщина. Я раньше просто смотрел на нее и видел только их. Ничего больше, никаких смыслов. А Зарубин сказал: «Посмотрите: мужчина и женщина лежат параллельно. А параллельные линии никогда не сойдутся. Они разные, но лежат рядом, то есть дополняют друг друга». Как я не обратил на подобное внимания? Но это еще не все. Мужчина — темный, а женщина — светлая. Она несет свет — она рождает ребенка. Он лежит лицом к земле, а она открыта миру. У него одна рука лежит, а другая опирается. То есть мужчина готов в любую минуту вскочить и защитить женщину. Я всего этого не видел, пока он мне не показал. Просто глаза раскрыл! И я ему благодарен до сих пор.

«М7 и новые кочевники»: в «БИЗОNе» открылась выставка о том, куда и откуда мы едем

— А из признанных художников?

— Конечно, я очень-очень люблю Матисса. Пикассо мне не сильно симпатичен из-за того, что мне обидно за женщин, которых он кромсал. Пикассо был слишком связан с внешним миром. Снаружи все распадается, поэтому он кромсает реальность в картинах, поэтому у него все там разваливается. Он приходит к этому кубизму не как к конструктивным основам. В данных соединениях — распад гармоничного мира. Он переживает за это все. А Матисс что делает? Он, несмотря на мерзость вокруг, говорит своим искусством: «Ребята, что бы ни творилось, не забывайте, что есть светлые, добрые, красивые стороны. Есть радость. Пока мы живы, то можем радоваться, и это поможет побороть темную сторону».

— Вы тоже, по сути, застали разные периоды нашей истории. Не самые лучшие, но интересные. Видя все происходящее, чувствуя, как вы транслировали это в творчестве?

— Я просто творю. А о смыслах пусть другие думают. Например, кто-то говорит, что в моих работах нет негативной энергии. Я не знаю, что несу в мир. Просто имею некоторую наглость рисовать и делать то, что хочу, и то, что мне нравится, невзирая на то, принесет ли мне это деньги, успех или еще что-то.

«По заказам я крайне редко работаю. Сразу говорю, даже если я делаю копию, то она будет авторской и только в моей манере» Фото: Андрей Титов

— И никакой прагматичности?

— Конечно, определенная есть. Например, меня выдвинули на звание «заслуженный деятель искусств». Я был не против. Собрал документы, отнес, а у самого внутри диссонанс возник. Эти звания — пережитки советского прошлого. Матисс не являлся заслуженным художником Франции, не было таких званий. Это же советская власть придумала, чтобы художники системе служили. Так до сих пор и тянется эта совковая отрыжка. Структура, власть остались. Они в искусстве не разбираются, но смотрят только на наличие звания. Оформил я «заслуженного художника» и спустя время меня выдвинули на «народного». Но тут я уже не стал собирать документы. Хватит «заслуженного».

— Если бы вас попросили написать портрет какого-нибудь татарского чиновника, вы бы отказались?

— Во-первых, я не портретист.

— Ну хорошо. Любую заказную работу.

— Вот 1000-летие Казани было, на это большие деньги выделялись. И картины закупались. Я подумал, что надо бы сделать работу к этой дате, чтобы ее купили. Но я так ничего и не сделал. А через год сделал большое панно 90 на 240 сантиметров в своей авторской технике. Тут его никто не купил, зато приобрели в Москве, хоть и за скромные деньги. По заказам я крайне редко работаю. Сразу говорю, даже если я делаю копию, то она будет авторской и только в моей манере.

«Пермские боги» Хамзы Шарипова (по центру)Фото: Андрей Титов

— Мы традиционно задаем художникам один вопрос: как бы вы сформулировали, что для вас современное искусство?

— Я думаю, современное искусство — это то, что актуально сегодня. Важно не только то, что делают современники, но и твое отношение. Например, для меня актуален Матисс.

— А зачем человеку современное искусство? Зачем ходить в галереи и смотреть на картины? Можно ли без этого обойтись?

— Искусство позволяет нам оставаться людьми. Иначе человек не выживет. В начале мира он был такой же, как другие животные. У нас сохранились базовые потребности, которые не отличают нас от животных. Но человека человеком делают высшие потребности. Вот почему нужно искусство. У человека есть потребность в красоте, в познании мира. Для меня важно, чтобы в современном, концептуальном искусстве сохранялось то, что западные люди называют эстетикой.