Мадияр Хазиев: «Если вы не понимаете искусство, значит, просто не умеете любить»

Мадияр Хазиев: «Мы пишем красками, как на холсте, специально оставляя пустые места, которые потом заклеиваем фольгой. В итоге получается необычная и очень красивая картина»

«Я видел похожие работы у Кандинского в Третьяковке»

— Мадияр Шарипович, 23 января в галерее «БИЗОN» пройдет ваш мастер-класс в рамках нынешней выставки «М7 и новые кочевники». Что ждет его участников?

— Я покажу технику, которая развивается только у нас, в Набережных Челнах. Это роспись по стеклу с использованием фольги. Техника восходит к старинному народному искусству шамаиль, но в нашем случае нет религиозного подтекста —только живопись по стеклу. Мы пишем красками, как на холсте, специально оставляя пустые места, которые потом заклеиваем фольгой. В итоге получается необычная и очень красивая картина.

— Такое делают только в Татарстане?

— Вообще, это наша фирменная техника. Хотя я видел похожие работы у Кандинского в Третьяковке. Он тоже клеил фольгу на стекло. Но это чисто восточное искусство. В Турции, например, тоже используют технику шамаиля, но там чисто механические работы. А у нас, в РТ, каждая создается вручную.

— Насколько это трудоемкий процесс?

— Вполне. Сначала делается рисунок карандашом на бумаге. Кто-то пишет с натуры, кто-то от себя. Можно делать что угодно: портрет, пейзаж, натюрморт. Потом рисунок переводится маркером на стекло. А затем графическая заготовка заполняется темперными или гуашевыми красками. При этом вы специально должны оставить незакрашенные места, которые заклеятся фольгой. Интересно, что работа создается лицом вниз. И, когда ее переворачиваешь, получается своеобразный «вау-эффект». В результате выходит интерьерная, необычная работа, которая к тому же меняется в зависимости от света и угла зрения. Я всячески стараюсь пропагандировать эту технику, даю мастер-классы не только у нас в Татарстане, но и в других республиках. Всем нравится. Причем подобным могут заниматься люди всех возрастов: от 6 до 60 лет. И чем меньше опыта у них будет, тем лучше.

— Взрослые более закомплексованные?

— Да, им все страшно. А дети с таким рвением берутся за работу. Любо-дорого смотреть. Мы ведь еще используем фольгу от конфетных оберток, поэтому получается очень интересно. Я специально складываю их в большие коробки, так что привезу в галерею «БИЗОN» сразу несколько. Иногда в процессе работы над картиной попадаются фантики с текстом. И они придают неожиданный дополнительный смысл работе. На самом деле лучше один раз увидеть процесс. Он действительно завораживает.

«Весеннее половодье»

«Все национальные художники Татарстана авангардного толка куются в Набережных Челнах»

— Вы 40 лет преподавали в детской художественной школе в автограде, но несколько лет назад стали учить рисовать взрослых. Как это получилось?

— Да, действительно, я 40 лет учил рисовать детей. Но даже тогда мы организовывали вечерние группы для взрослых. А когда ушел оттуда в 2016 году, то решил организовать собственную школу. Союз художников Набережных Челнов выделил мне помещение, которое я использую как мастерскую. В то время ко мне пришли примерно 15 человек совершенно разных профессий и с единственной страстью — рисовать. Они все были реализовавшимися личностями: карьеры, семьи, дети. Одна девушка вообще крановщица на нижнекамской ГЭС. Она пишет потрясающие живописные работы в пастозной манере.

— Есть мнение, что талант можно выявить только у детей, а взрослым учиться поздно. Что вы думаете на этот счет?

— У меня, конечно, тоже были стереотипы. Все-таки взрослые люди со своими устоявшимися взглядами на жизнь. Таких обычно трудно переубеждать. Но мне повезло. Это были настоящие дети, просто с разными цифрами в паспорте. Они верили мне полностью, хотели учиться. Причем с самых азов — как карандаш держать, как краску наносить, что такое рисунок, графика, композиция. И за четыре года обучения они достигли невероятных успехов в живописи, стали профессиональными художниками. А ведь они нигде не обучались, не оканчивали художественные институты. Но многие уже стали членами союза художников Татарстана.

Больше вам скажу, сейчас мы активно организовываем выставки, картинные галереи в деревнях. Уже в 7 районах побывали. Причем после экспозиций ребята дарят свои работы картинным галереям. Около 70–100 работ бесплатно оставляем и таким образом пополняем музейный фонд Татарстана при помощи моих талантливых учеников. В каком-то смысле они дают мне жизненную силу. Сначала я в них вкладывался, а сейчас они мне энергию отдают. Причем отдачи от этих ребят куда больше, чем, скажем, от студентов художественных вузов. У них будто вторая жизнь началась. Осознанная, счастливая. Сначала работают до 6 часов вечера, а потом бегут в мастерскую до ночи писать картины.

«Очень многие не знают истории своего народа. А без нее невозможно быть национальным художником»

— А из тех ребят, которым вы преподавали в детской художественной школе, кто-то остался верен изобразительному искусству?

— Да что далеко ходить? Вот Ленар Ахметов, который курирует выставку «М7 и новые кочевники», как раз мой ученик и замечательный художник. И он, кстати, тоже занимается живописью на стекле, но делает это по-своему — более графически. А так, действительн, многие бывшие ученики нашей школы сейчас состоят в союзе художников Татарстана. Например, Вика Егорова, Гульназ Адгамова. Многие покинули республику и обосновались в Москве, Питере, кто-то даже в Америку уехал.

«М7 и новые кочевники»: в «БИЗОNе» открылась выставка о том, куда и откуда мы едем

Причем многие ребята, окончив художественные вузы, приходят обратно ко мне. Это ведь совсем непросто — продолжать искать свой язык в искусстве, стиль, технику. Не каждый распознает предназначение за время учебы. Поэтому они приходят ко мне в мастерскую, мы продолжаем работать, и со временем они становятся художниками. Нарисовав один портрет или пейзаж, ты не станешь мастером. Нужна постоянная практика, поиск.

— Вы, по сути, готовите резервный фонд национальных художников Татарстана.

— Это не так просто, как звучит. Очень многие не знают истории своего народа. А без нее невозможно быть национальным художником. Конечно, многие разъезжаются, но мы стараемся готовить ребят со всей ответственностью. Поэтому с уверенностью говорю, что все национальные художники Татарстана авангардного толка куются в Набережных Челнах.

«Женщины Востока»

— А что вы подразумеваете под понятием «национальный художник»?

— Мы стараемся глубоко копать, изучать историю народа. Конечно, это не просто мечети писать. Мы учим ребят думать, чувствовать, трансформировать знания на современный лад. Что-то берем от Востока, что-то — от Запада и создаем «ковровый» стиль. Один из главных учителей для нас — это Баки Урманче. Во всяком случае, на челнинских художников его творчество сильно повлияло. Он своего рода отец-основатель. В Уфе, например, прослеживается западное влияние. Их художники больше приверженцы творчества Пикассо, а мы все-таки ближе к наследию Урманче и Анри Матисса.

Я, например, стараюсь привнести не только историю своего народа, но и показать собственные чувства. Например, в основе моего творчества, как правило, находятся двое — мужчина и женщина. Обычно это традиционная татарская семья, любовь.

«Художник — это душа, а не кошелек»

— Вы очень часто пишете женщин. Чем вас так цепляют эти образы?

— Женщина — это загадка. А где загадка, там всегда и интерес. Я считаю, что искусство должно быть таким же, чтобы его всегда хотелось изучать. Если искусство до конца раскрыть, то оно превратится в иллюстрацию.

— Один из ваших учеников сказал: «Мадияр Шарипович не коммерсант и учит нас тому же. Если мы будем выставляться на продажу, то потеряем творческую суть». Можете это прокомментировать?

— Да, я всегда так говорю. Ко мне часто приходят люди, которые с порога говорят: «Научите рисовать меня так, чтобы это можно было продать». Но, если ты изначально ставишь себе именно такую цель, художником никогда не станешь. Это не глубинный уровень. В таких работах всегда чувствуется, что автор пытался понравиться зрителю. А если так, то он не художник вовсе. Я убежден, что человек должен пройти немалый путь, обрести свой стиль, научиться передавать чувства на полотна и только тогда, достигнув определенных вершин, продавать работы. Пусть именно музеи и понимающие люди покупают твое искусство. Нельзя рисовать для продажи. Творить надо для себя. Иначе это базар.

Я не просто подобное говорю. Некоторые мои ученики ушли в коммерческую деятельность. Они знают технику, но пишут работу просто на заказ. Им не сердце диктует сюжеты, а рынок. Художник — это душа, а не кошелек.

— Одна из центральных тем вашего творчества — татарская деревня, ее жители, родное вам место. Чувствуете себя в каком-то смысле летописцем уходящей натуры?

— Так неосознанно получается. Я рисую свое детство. Оно прошло в 1950–1960-е годы и навсегда отпечаталось в памяти. Оттого я так хорошо помню ту природу, отношения между людьми, саму деревню. Именно через эти образы я стал художником. Через родные места понял менталитет своего народа. Я же не иллюстративно рисую деревню, а личное отношение, традиции, обычаи. Конечно, они уходят. Это ужасно. И, наверное, поэтому мне так хочется все запечатлеть в картинах. Чтобы в дальнейшем наши дети, внуки видели свой народ, знали его традиции. Если я художник татарского народа, то обязан показывать его историю. Собственно, поэтому в моих картинах так много женщин, матерей, бабушек. Они — хранительницы семьи, традиций. Не мужчина главный, а именно женщина.

Да, сейчас все меняется. Мне больно видеть, как исчезают деревни. Но, если мы сами не будем делать все от нас зависящее, то усугубим эту проблему. Я понимаю, что татарский народ со временем изменится, как-то трансформируется. Может, язык поменяется, традиции другими станут.

Я никогда не задумывался о том, что действительно веду определенную летопись. Вы меня сейчас натолкнули на эту мысль. И, правда, небезосновательно. Когда мы делали первую выставку в деревне, я писал ее жителей. В том числе бабушек, которых уже нет в живых. А портреты-то остались. И их дети, внуки смотрят на картины, вспоминают. Это определенное сохранение наследия.

Из серии «Предки»

«В Татарстане большая проблема — у нас нет профессиональных искусствоведов»

— Однажды вы сказали: «Когда меня критикуют, я еще больше хочу доказать, что прав». Критика скорее помогает или мешает вам?

— Вначале меня это сильно задевало. Когда я учился в Казанском училище, нас учили реалистичности. Но татарское искусство более декоративное и стилизованное. А я совершенно не знал, как это показать. Сначала рисовал объемно-пространственно, а потом начал стилизовать свои работы. И они сильно менялись. Я понял, что рисовать объемно слишком просто в плане восприятия. А стилизовать образ так, чтобы он подействовал на зрителя, — совсем другое дело. И люди действительно сильно меня критиковали. Мол, почему один глаз зеленый, а второй — красный. Не понимали. Я сильно возмущался.

Волчица, спасшая тюркский народ, и цифровой метамодерн: в «БИЗОNe» открылась «выставка двадцати трех»

Но с годами это меня закалило. Надо просто продолжать работать, прислушиваться и делом доказывать свою правоту. Иначе критика сломает художника. Я прекрасно это понимаю, поэтому стараюсь очень осторожно относиться к ученикам. Сейчас критика меня уже не волнует, понял, что у всех людей разное мышление и все по-своему понимают искусство. Если хотя бы один человек проникся твоим искусством, то все в порядке. Только недавно я понял, что без критики невозможно развитие. В Татарстане большая проблема с этим. У нас нет профессиональных искусствоведов. Они могут только описывать картины, а порой художнику нужно, чтобы его направили, помогли раскрыться.

— Вы часто довольны своими работами?

— Интересный вопрос. Особенное удовольствие я получаю, когда работаю над картиной. Часто переписываю, дополняю, меняю, когда что-то не получается. Бывает, закончил, а тебе не нравится, хочется другого. Многие свои ранние работы я вообще замазывал. Зря, конечно. Это сейчас понимаю, что они неплохими были. Но ум, мировоззрение меняются, и смотришь на одни и те же вещи по-разному. В моем случае недовольство собой только мотивирует к творчеству. Говорят же, если художник любуется работой, то перестает быть творцом. А я не могу без искусства.

«Особенное удовольствие я получаю, когда работаю над картиной. Часто переписываю, дополняю, меняю, когда что-то не получается. Бывает, закончил, а тебе не нравится, хочется другого»

— А что для вас самое интересное в процессе?

— Заканчивать картину. Начинать очень интересно, писать — вообще классно. А вот заканчивать… Последнее время я работаю на цветных холстах. Сначала мастихином, а потом перехожу на кисти. Раскладываю цвета, как мозаику или ковер, и эти пятна наводят меня на мысли, образы. Но отсюда и сложность. Мне трудно бывает выделить центр композиции, раскрыть образы.

Хотя занятие, конечно, невероятно интересное. Наверное, поэтому я так люблю абстракцию. Если ты хороший художник, то должен понимать любой стиль искусства. Некоторые профессионалы говорят, что не понимают абстракцию. Удивительно, да? Такое говорят профессионалы! А что там сложного-то? Чувствуй и все.

— Что бы вы посоветовали тем, кто не понимает современное искусство, но хотел бы?

— Сложный вопрос. Иногда ко мне в мастерскую приходят люди с двумя высшими образованиями. Вроде бы интеллигентные, воспитанные. И просят показать картины. А работы висят, стоят вокруг них. Но они не видят ничего! Я в таком случае говорю: «Вам на рынок надо — там понятное». А порой зайдет человек безо всяких образований, простой, но открытый миру. И все видит, замечает. Искусство не нужно понимать, его надо чувствовать. Это как любовь. Она не от головы, а от сердца. Если вы не понимаете искусство, значит, просто не умеете любить.