«Он видит себя реинкарнацией Петра Великого»: советник Кеннеди о том, чего Запад не понимает в Путине

«Отвечая на вопрос, каким Путин видит себя, могу вспомнить, что несколько раз он восхищался Петром Великим» Фото: © Сергей Гунеев, РИА «Новости»

«Путину нравится идея повышения ставок»

В 1999 году Владимир Путин неожиданно для всех стал премьер-министром. Пару месяцев спустя, когда Борис Ельцин подал в отставку, он не менее неожиданно для всего мира стал президентом. Все задумались, как этот никому не известный политик выиграл выборы при таком маленьком внимании СМИ.

Я виделся с Путиным за 7 лет до этого события (то есть в 1992 году — ред.) и не удивился его резкому росту в новой России. Нас познакомил Евгений Примаков — российский Киссинджер (Генри Киссинджер — советник Ричарда Никсона по нацбезопасности — ред.), с которым я пересекался в Москве во времена холодной войны как советник офисов Джона Кеннеди, Линдона Джонсона, Ричарда Никсона и Джеральда Форда. Примаков был замечательным собеседником и писателем. Он часто выступал как посредник в переговорах Кремля с национальными лидерами по всему миру.

Когда Ельцин поручил своему советнику Анатолию Собчаку собрать команду, Путин, на тот момент городской чиновник в Санкт-Петербурге, был в ней номером один. Так что Примаков взял Путина под своё крыло и стал просвещать его в вопросах международной политики и безопасности. Именно Примаков познакомил Путина с Киссинджером, и раз они наставляли его в вопросах геополитики и геобезопасности, они видели в нём характеристики сильного лидера. Также это значит, что сам Путин был готов выслушивать многочасовые лекции по геополитике. В этом убедился и я сам.

В 1992 году со мной связался Центр стратегических и международных исследований. Мне предложили войти в американско-российскую комиссию, которая должна была собраться в Санкт-Петербурге. Её возглавляли Киссинджер и Собчак. Эта комиссия хотела помочь новой власти в России установить контакты с западными бизнесменами и банкирами. В американскую делегацию вошли руководители компаний США и Европы, в российскую — ключевые чиновники России. Я был там в качестве эксперта. Как мне рассказали позже, на моём приглашении настоял Примаков. Я не мог отказать, так как новое правительство в России и в особенности Путин очень интересовали меня.

В первый день я заметил компанию, которая собралась вокруг Киссинджера. Рядом с ним стоял как раз Путин — об этом мне рассказал сотрудник делегации, которому Примаков поручил познакомить меня с Путиным. Этот сотрудник прервал разговор Путина с Киссинджером и представил меня. Тепло встретив меня, Путин захотел поговорить со мной о том, каким я вижу мир из Вашингтона.

На ужине Путин спросил меня через переводчика: «Какое главное препятствие для западных бизнесменов в отношениях с Россией?» Я сразу ответил: «Отсутствие чётких законов собственности — без них нет площадки для разрешения споров». «Да, конечно, — среагировал он. — У вас бизнес-споры решаются адвокатами с почасовой оплатой, которым финансово выгодно устраивать многомесячные тяжбы. В России же правовые споры решаются по принципам здравого смысла. Если спор касается больших денег или ценной недвижимости, две стороны посылают своих представителей на „ужин“. Каждый приходит на встречу с оружием. Когда обе стороны понимают, что дело может закончиться кровопролитием, они находят решение, устраивающее всех. Страх служит источником здравого смысла».

Теперь он использовал эту тактику в отношениях суверенных стран. Если решение не находится, нужно добавить элемент страха — и оно найдётся. Ему импонирует идея повышения ставок, чтобы стороны задумались об ужасающих последствиях. Выходит, тогда он рассказывал мне о тупике, в который зашли отношения России и США на Украине. Путин знает, что Россия не может позволить себе продолжительную сухопутную войну на Украине. А ещё он знает, что Байден с его низкими рейтингами не может позволить себе затяжной зарубежный кризис. Так что двум сторонам не остаётся ничего, кроме как прийти к общему решению.

«России нужен был сильный лидер — и на сцену вышел Путин»

Уже в другом разговоре Путин спросил меня, как на самом деле принимаются решения в Вашингтоне, и попросил объяснить сложную систему взаимоотношений между Белым домом, сенатом и исполнительной властью. Киссинджер смог рассказать ему только о тонкостях работы президентского офиса, а не про этот консенсус. Мне стало очевидно, что разведчики предоставили ему моё досье. По его словам, Киссинджер любил большие спектакли, где на изысканных обедах встречались влиятельные люди с их армиями помощников. Я же, был уверен Путин, любил закрытые встречи, где можно было найти общие точки и обсудить все детали.

Я попытался объяснить сложный баланс между многими игроками в Вашингтоне — конгрессом, агентствами, бизнес-сообществом, на которое может повлиять любое решение. Я рассказывал ему о своей первой встрече с Никсоном. Президент США восхитился, что я пользуюсь уважением обеих партий. Однако это вызывало волнение в его офисе. Так что Никсон спросил у меня, республиканец ли я или демократ. Я ответил «Да». Когда Никсон потребовал объяснений, я объяснил, что не веду партизанскую войну, а просто решаю проблемы. Ради поиска решений я готов работать с ключевыми игроками обеих партий. Это позабавило Путина.

Путин показался мне умнее большинства политиков, которых я видел в Вашингтоне и других столицах. После разговора с ним я вспомнил своё детство. Я рос в районе, населённом преимущественно сицилийцами. Все правила у нас устанавливала мафия, весь криминал был организованным. Мне показалось, что у Путина были инстинкты сицилийского босса: он был готов к решительным действиям, если кто-то нарушает правила Семьи.

Оглядываясь назад, можно вспомнить про хаос в российской власти после застоя Брежнева. Затем он продолжился после Андропова и Черненко. Горбачеву не хватило сил, чтобы навязать свою волю. У Ельцина были хорошие идеи, но он легко отвлекался от них. Так что России был нужен сильный лидер — и на сцену вышел Путин.

Отвечая на вопрос, каким Путин видит себя, могу вспомнить, что несколько раз он восхищался Петром Великим. Мне даже показалось, что он считает себя его реинкарнацией. Я не бывал в Кремле с 1988 года, но мне рассказывали, что в нескольких важных кабинетах висят портреты Петра Первого, а не Путина, что было бы более логично. Со временем становится понятно, что это значит для Байдена, НАТО и Украины. Путин гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд.

Харальд Мальмгрен, UnHerd
Перевел и подготовил к публикации Артур Валеев