«Он очень нужен сейчас, когда весь мир не понимает, куда двигаться»: 75 лет со дня рождения Таркаева

«Александра Таркаева знали все, даже не будучи с ним лично знакомы» Фото: Arthur Z., wikimedia.org, CC BY-SA 3.0

У него была внутренняя культура, помогавшая все вокруг делать эстетично — и в политике, и в экономике

Александра Таркаева знали все, даже не будучи с ним лично знакомы. Я и сам познакомился с Александром Никитичем, когда он уже был известен, многое сделал. Вообще, благодаря ему у нас в республике появился интернет, воплотились многие технологические решения, которые мы сегодня назвали бы инновационными. Как он это чувствовал и понимал, что это нужно и важно? Кстати, даже Высшая школа журналистики, где мы сейчас сидим, находится в здании, где он работал. Здесь, возле входа, есть зеркальная стена, которую сделали по его указанию. Тут продолжают работать уборщицы, которые были при нем и по-прежнему его вспоминают: «Ой, Александр Никитич, миленький. Его уже нет, а зеркала, эта красота, так и висят». Эстет, человек с хорошим вкусом, причем не пижонским, который облагораживал все вокруг себя. У него была внутренняя культура, помогавшая все вокруг делать эстетично — и в политике, и в экономике. Вокруг себя создавал такой мир.

А познакомились мы в 1990-е, когда начали работать над программами экономического, социально-экономического развития республики. Это был период, когда надо было определяться, начинать жить не стихийно, а по конкретным программам. Кстати, это отличало Татарстан от других регионов. Тогда президентом Минтимером Шаймиевым было принято решение всю аналитическую деятельность, деятельность по экспертизе принимаемых документов, просчет последствий, все программирование пропускать через экспертный круг, чтобы это стало частью системной работы. Для этого был создан Центр экономических и социальных исследований республики (ЦЭСИ) под руководством Равиля Муратова.

Я тоже там трудился, а Александр Никитич являлся членом комиссии по адресно-социальной поддержке населения, по экономическому развитию Татарстана. Такое звучное было неофициальное название у программы — «Жизнь после нефти». Таркаев со своим системным мышлением, интеллектом был просто идеальным экспертом и аналитиком для такого рода работы. Это не значит, что мы бездумно предлагали отказаться от нефти, нет. Это была диверсификация татарской экономики, уход на более глубокий передел, добавленная стоимость по Марксу, чтобы ее больше оставалось у нас. Глубокий экономизм, аналитику в создание этих программ вносил именно Таркаев. Он был ценен своим системным мышлением, глубоким знанием и интеллигентностью.

Понимаете, это же было время, когда почти никто не умел и не понимал, что делать в новых условиях. Вокруг развивалась совершенно новая экономика и политическая ситуация, и в такой ситуации переругаться, передраться, отторгнуть какую-то точку зрения, в которой есть хоть что-то рациональное, просто потому что тебе неприятен человек или он других политических взглядов, было очень легко. А Таркаев, какую бы точку зрения человек или группы экономистов, политиков ни отстаивали, умел находить в них здравое и рациональное. Спокойно, не унижая, всегда возвышая точку зрения человека, который представлял ту или иную позицию, и находя место его позиции в проектах программных документов.

«Таркаев, какую бы точку зрения человек или группы экономистов, политиков ни отстаивали, умел находить в них здравое и рациональное» Фото: «БИЗНЕС Online»

Много работал на ниве науки, внедряя передовые технологии

Все всегда ждали, что скажет Таркаев в ходе заседания комиссии, потому что он как бы систематизировал сказанное, ничего не отторгая, аккуратно обращаясь с каждой позицией. Это дар, который был нам тогда не дан, мы быстро переходим на эмоции, а они губят. Дальше выходило практически как у философа Фейербаха — выплеснуть ребенка вместе с грязной водой. Александр Никитич умел сохранить самое ценное, поэтому, безусловно, во многом его заслуга, что программы, которые создавались в республике в 1990-е и потом, не вызывали отторжения у самых разных людей — от руководства республики до оппозиции. Наверное, были те, кто с ним не соглашался, противники, и ему не так легко все удавалось, как казалось, но он всегда приводил одну фразу, я ее запомнил очень хорошо: «Знаете, как в Великобритании? Там правительство Ее Величества и оппозиция Ее Величества. Они там дискутируют друг с другом, спорят, выражают диаметрально противоположные точки зрения, но все это во имя одного — процветания государства Ее Величества. Нужно внутренне оставаться человеком, преданным своей стране». Наверное, поэтому, даже несмотря на то что его взгляды могли быть кому-то неприятны, все понимали, что это мнение человека, который искренне хочет благополучия в том вопросе, который решает.

Конечно, были споры и дискуссии, но в моей памяти он человек, который не стремился дискуссию обострить. Он мог поставить острый вопрос, который всех загонял в тупик, но тут же приходил к ответу. Не так, что я вот вам бросил проблему, а вы решайте ее сами. Таркаев, имея свою точку зрения, стремился мягко, аргументированно вокруг нее консолидировать людей, а не административной силой собирать поддержку.

Он был активным участником и политических процессов, которые бурлили в конце 1980-х и начале 1990-х, работал с кандидатами в депутаты союзного съезда народных депутатов, проявляя свою позицию. Много работал на ниве науки, внедряя передовые технологии. Говоря современным языком, он экспериментировал в предпринимательстве. Сегодня это дело рядовое, но попробуйте тогда открыть частную компанию, которая будет заниматься какими-то вопросами, связанными с информатизацией. Это казалось непонятным и диким. Вспомните его «Форд Диалог». Сейчас это повседневные вещи, а тогда — инновационные. Надо было увидеть рациональное зерно и понять, что за подобным будущее. Даже мы в то время смотрели на это как на какую-то игрушку, не совсем понятную, для чего она.

«Он был активным участником и политических процессов, которые бурлили в конце 1980-х и начале 1990-х, работал с кандидатами в депутаты союзного съезда народных депутатов, проявляя свою позицию»

Он полностью патронировал весь процесс спасения КАМАЗа

КАМАЗ в конце 1990-х — это страшная работа, на которую его пригласила комиссия Муратова. Предприятие стало одним из первых или даже первым акционерным обществом в стране, пошло всеми прогрессивными путями и — наломало дров. Не будем вспоминать ошибки, которое наделало тогдашнее руководство, но предприятие пришло в состояние фактического банкротства. Рынок провален, серый рынок господствует, в долгах как в шелках, собственность — непонятно где и с кем и так по любому вопросу. Какие-то мутные договоры, американская компания ККR (Kohlberg Kravis Roberts & Co — прим. ред.) с небольшими вложениями в разных формах, но с большими правами на имущество и такими же амбициями. А от КАМАЗа зависела жизнь Набережных Челнов. Кстати, были горячие головы, которые заявляли, что надо закрыть предприятие и расселить город. Причем говорили это люди федерального уровня, известные сегодня.

В тот момент было принято важное решение: республика берет на себя ответственность за КАМАЗ и поможет предприятию, которое на тот момент ему юридически не принадлежало, потому что это наши люди, наш город и наша экономика. Первым делом надо было разобраться с финансами, а там абсолютно угрюмый глава директората, который не понимает, что делать. И вот приходит внешняя команда, созданная по инициативе Минтимера Шариповича. Таркаева направляют в комитет по имуществу, если не ошибаюсь, так он назывался. Он полностью патронировал весь процесс спасения КАМАЗа. Его предложил опять же Муратов, будучи тогда председателем совета директоров предприятия.

Если бы там не был наведен порядок, не развели бы ситуацию с той же компанией ККR, если бы не удалось привести в чувство кредиторов, инвесторов, разгрести всю договорную кашу, уговорить партнеров выстроить новые цивилизованные, качественные отношения — все бы провалилось. Как все это выдержал Александр Никитич? Не знаю. Конечно, я помню некоторые его ключевые решения, принятые тогда, но неправильно, наверное, сейчас рассказывать. В любом случае почти все, что он предлагал, было правильным. Просто есть вещи, о которых пока я не должен рассказывать.

Еще помню, что он очень рано просыпался и готов был работать допоздна. Мы с ним могли сидеть у того же Равиля Фатыховича до полуночи. Это было старое здание кабмина: крутые лестницы, уже никого нет, погашен свет. Мы спускались с Александром Никитичем, что-то обсуждали, я эмоционально мог говорить о том, что услышал и не услышал руководитель, а он спокойно спрашивал: «Правильно ли я понял, что вы хотели донести вот эту мысль?» Я отвечал: «Да, давайте пообсуждаем, почему же ее не услышали?!» И он был готов среди ночи обсуждать, будучи абсолютно спокойным, он вселял в тебя оптимизм, что не все потеряно, все нормально и правильно. Через день тебе звонил руководитель и говорил: «Мы тут с Александром Никитичем пообщались, и я решил, что да, надо услышать другого человека, понять, что в чем-то он прав». Он мог любое предложение и мнение человека пропустить через себя и помочь обосновать его, если, например, самому человеку не хватает знаний или доверия пока к нему чуть меньше. Он был помощником, товарищем, хотя его не назовешь старшим, несмотря на 20 лет разницы. Она не чувствовалась. Всегда был на вы, все разговоры, беседы — очень уважительно.

Сейчас мир не понимает, куда двигаться, а Таркаев мог бы спасти его

Я считаю, что он родился раньше своего времени. Сейчас нам его не хватает. Сегодня, когда нужен его системный, интеллигентный, убедительный стиль и как эксперта, и как практика, внедренца, непосредственного участника тех или иных процессов, в том числе политических. Это было бы его время. Конечно, нам плохо было бы без него в 1990-е, но, боюсь, даже сегодня нет никого, равного ему. Очень жаль. Он очень нужен сейчас, когда весь мир не понимает, куда двигаться, а Таркаев мог бы спасти его. При этом он никогда не претендовал на такие высокие роли.

Почему он не сделал большой политической карьеры? Я думаю, даже те должности, которые он занимал, были интересны ему не для реализации личных амбиций и меркантильных интересов, а именно как ресурс, при помощи которого он мог больше донести свою позицию. Мне кажется, он был самодостаточным и внутренне свободным человеком и его положение вполне его устраивало.

Любая должность — это тьма ограничений. Нет более зависимого человека, чем тот, кто работает в государственной системе. А любая высокая должность — еще большее количество обязательств, ритуалов, которые ты обязан соблюдать, иначе просто не получится по функционалу реализоваться. Внутренняя свобода Александра Никитича не вписалась бы в это. Он хотел себя проявлять, как мне кажется, в разных стезях. Ведь благодаря ему появилась радиостанция «Пассаж», был открыт частный театр «99». А если у тебя есть должность, ты циклишься на ней. Скажем, назначили тебя министром экономики — ты занимаешься только экономикой. А будучи свободным, ты можешь проявлять себя в самых разных ипостасях, тем более интеллекта у него на это хватало. Он мог легко вспомнить что-то из  литературы и т. д. Невероятного кругозора человек.

Его деятельность, связанную с Торгово-промышленной палатой, я знаю хуже, но точно понимаю, что в нашем сознании он был отцом-основателем ТТП, приложившим множество усилий. Тут опять же пригодились его дипломатические возможности, ведь такая организация требует консолидации разных предпринимателей. А вы представьте себе, что такое в 1990-е годы их консолидировать. Только безумец мог рискнуть это сделать! Он же взял и создал палату, собрал вокруг нее сильный костяк, который существует до сих пор. А закон о промышленной палате? Сейчас есть федеральный закон, масса отработанных правил и практик, а тогда это было только в мечтах. Многое делалось с нуля, на ощупь, тем более в условиях полной экономической вакханалии. На подобное был способен только тот человек, которому очень доверяли.

Я запомнил его как человека, который не способен дать волю эмоциям, выпустить агрессию, отыграться на слабом или поругаться с начальником. Кто-то так сделает — ему легче. А Александр Никитич очень ровный, с легким юмором, невозмутимый в хорошем смысле, не в пофигистическом, а с чувством достоинства выдерживавший и критику, и наезды, и отъезды, и принятие его позиции, и непринятие. Мне всегда казалось, что он был очень уставшим. Вот он ровно сидит, выступает, где-то ездит, проводит бесконечные встречи переговоры, а в конце дня снимает очки и начинает вытирать глаза. В этот момент чувствуешь, что он безумно устал. Наверное, не может человек с такой сдержанностью, как у него, так долго нести это все в себе. Хотелось бы, чтобы ему дали отдохнуть.

Леонид Толчинский