В времена советской эпохи быть ученым считалось крайне престижным — остепененные члены общества могли рассчитывать на дополнительную комнату под библиотеку, а также солидную зарплату. Сами вузы в СССР существенную часть дохода получали от прикладных разработок, которые были обязательными для предприятий. О том, на чем зарабатывают университеты сегодня, почему у них нет стимула наращивать число студентов-платников и для чего нужны эндаумент-фонды, в своем блоге, написанном для «БИЗНЕС Online», рассказывает завкафедрой реактивных двигателей и энергетических установок КНИТУ-КАИ Алексей Лопатин.
Алексей Лопатин: «Хочется надеяться, что у нас приживется культура академического меценатства и пожертвования для развития отечественных университетов станут таким же обыденным делом, как и в зарубежных странах»
Как вузы и ученые зарабатывали в СССР
В последние годы отечественное высшее образование в значительной степени было ориентировано на западные стандарты и подходы. Это отражалось и на источниках финансирования высшей школы. Но начнем с небольшого экскурса в советскую эпоху, о которой сейчас так много ностальгических воспоминаний. Советская высшая школа полностью находилась на государственном финансовом обеспечении. Государство и строило, и обеспечивало, и кормило. Отдельно шло финансирование научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ. В те далекие времена предприятия должны были тратить часть своих доходов на прикладные разработки, и заказывать их требовалось не где-нибудь, а в профильных университетах и институтах. Таким образом государство обеспечивало крепкую связку предприятий и вузов, формировало интеллектуальную элиту в академической среде и обеспечивало распределение средств на разработки.
Работать в институте или университете было сверхпрестижно. Попасть после окончания обучения в аспирантуру могли только избранные счастливчики: ленинские стипендиаты, победители или призеры всесоюзных конкурсов, активисты, проявившие недюжинные организаторские способности на комсомольской или профсоюзной ниве, отличники, получившие соответствующие рекомендации на защите дипломной работы, а также некоторое (совсем небольшое) количество «блатников».
Чем была так привлекательна советская аспирантура? Ответ очень прост — перспективой и гарантированным будущем. Защита кандидатской диссертации в советское время открывала дверь в удивительный, очень уважаемый и престижный мир. Во-первых, кандидат наук мог рассчитывать на лишнюю комнату под библиотеку при получении от государства квартиры. Да, да, именно так! Тем, кто не помнит или просто не знает, хочется напомнить о системе государственного распределения жилья, существовавшую в Советском Союзе. Ученые были одной из немногих привилегированных каст, они могли рассчитывать на быстрое получение собственной жилплощади. Этот приятный бонус в виде лишней комнаты подчеркивал особый статус остепененных членов общества.
Это было абсолютно верным решением советской власти, поскольку позволяло отбирать для работы в вузах самых талантливых. Заработная плата остепененного преподавателя, по сравнению с любыми другими категориями работников, в Советском Союзе была просто очень большой. Если работник инженерно-технической специальности зарабатывал от 120 до 160 рублей в месяц, то обычный советский доцент, занимающийся преподавательской деятельностью и работающий по хоздоговорной тематике, мог зарабатывать до 360 рублей в месяц. Сумма по советским меркам просто замечательная и сверхпривлекательная для любого человека. Справедливости ради необходимо еще раз отметить, что попасть в аспирантуру могли далеко не все и конкурс при поступлении был немалым. При таком селекционном отборе в университетах и институтах оставались лучшие из лучших, и, соответственно, результаты, выдаваемые университетской прикладной наукой, были высокого уровня. Это то, что мы потеряли после 1991 года.
Студенты в советском обществе подрабатывали грузчиками или каким-то другим малоинтеллектуальным и неквалифицированным трудом, летом отправлялись в стройотряды. Не очень большая категория особо талантливых молодых ребят подрабатывали дополнительными занятиями со школьниками. В середине 1990-х очень распространенной была работа барменом в ночных клубах или казино. Да-да, именно казино, ведь в 1990-е это был вполне легальный бизнес. С некоторым отставанием по популярности шла профессия ночного или суточного охранника. У нынешних студентов выбор вариантов для приработка намного больше. Многие студенты (особенно специалисты в IT-сфере) могут совмещать обучение с работой по специальности, работать в фастфуде, летних лагерях или даже вести педагогическую деятельность (онлайн-школы, развивающие центры, подготовка к ЕГЭ и др.).
«Структура и уровень диверсификации финансовых потоков в различных вузах совершенно различна»
«Автономия» себя не оправдала, доля госфинансирования доходит 90% от бюджета вуза
Чем зарабатывают современные университеты? Структура и уровень диверсификации финансовых потоков в вузах совершенно различна. И дело даже не в статусе университета (федеральный, национальный исследовательский или опорный), а в том, столичный это университет или региональный. (Степень фрагментации в академической среде такая же, как и в других сферах общественной жизни: бо́льшая часть ресурсов находится в двух столицах). Во время старта первой очереди небезызвестной программы «5-100» часть университетов для повышения финансовой эффективности была наделена «автономным» статусом. Фактически сейчас к категории «автономных» в основном относятся университеты — участники проекта «5-100». Годы показали, что подход себя не оправдал, поскольку автономный статус позволял более гибко работать только тем университетам, доля «внебюджета» которых составляла примерно 50% их консолидированного бюджета. В иных случаях морока по переоформлению всех университетских документов просто себя не оправдывала. Что называется, овчинка выделки не стоит.
За прошедшие 10 лет в законодательные акты было внесено такое количество дополнений и изменений, что «автономная» и «бюджетная» организационно-правовые формы в настоящее время практически ничем не отличаются друг от друга. Бюджетные или внебюджетные заработки университетов практически не зависят от длинной вереницы слов впереди названия вуза. На сегодняшний день можно выделить, пожалуй, одну отличительную особенность «автономных» университетов — ректор там не избирается трудовым коллективом, а назначается учредителем по результатам рассмотрения кандидатуры на наблюдательном совете.
Что бы кто ни говорил, основные средства региональные университеты сегодня черпают из субсидий на выполнение государственного задания. Говоря проще, из средств, получаемых университетом на обучение бюджетников. «Базовая стоимость» бюджетников от вуза к вузу рознится и зависит от нескольких критериев, в том числе от региона, статуса и результатов работы университета. Это значит, что, например, один университет за специалиста-технолога может получить от государства 140 тыс. рублей, а другой — 170 тысяч. Все направления подготовки и специальности по разряду финансирования делятся на три категории (с первой по третью). Если говорить о реальных суммах, то диапазон «стоимости» студента-бюджетника сегодня простирается от 100 тыс. до 250 тыс. рублей за одно бюджетное место. К сожалению, во многих региональных вузах доля бюджетного финансирования устрашающе велика и доходит до 90% консолидированного бюджета.
«Чтобы получить больше заказов, у современного университета просто нет другого выбора, кроме как стремиться к глубокой интеграции с реальным сектором экономики. Ведь вуз нужен ровно настолько, насколько его выпускники и разработки востребованы предприятиями»
«Если с вуза требуется 120 патентов в год, то вуз их даст. Но никто не интересуется, что дальше»
За счет чего «добиваются» остальные 10% бюджета? Конкуренцию генеральному финансовому потоку представляют две составляющие, а именно — средства от реализации НИОКР и платное образование. Так называемые исследовательские или научные деньги являются наиболее конкурентными и непростыми для зарабатывания. Предприятия готовы платить только за действительно качественные разработки и, как правило, находящиеся уже на стадии промышленных образцов (или близко к ним). В этом плане региональным университетам действительно сложнее, чем столичным. Это касается и доступа к различным видам ресурсов для практической реализации прикладных исследований, и общего кадрового потенциала кафедр и лабораторий.
Зачастую столичные университеты выступают в роли организационного хаба. Получая заказ на определенные разработки, они выполняют организационные функции, а практически все работы они передают на подряд или субподряд в региональные вузы. Чтобы получить больше подобных заказов, у современного университета просто нет другого выбора, кроме как стремиться к глубокой интеграции с реальным сектором экономики. Ведь вуз нужен ровно настолько, насколько его выпускники и разработки востребованы предприятиями.
Для того чтобы определить, какого уровня перед вами университет, достаточно посмотреть его отчет о самообследовании в разделе НИОКР и найти такой показатель, как количество средств, полученных от исследовательских работ в расчете на одного научно-педагогического работника. Вам сразу же будет все понятно. В университете с более или менее развитой исследовательской инфраструктурой соответствующий показатель будет в среднем не менее 1–1,2 млн рублей на одного научно-педагогического работника. Показатель свидетельствует о востребованности фундаментальных и прикладных университетских разработок у производственников. Конечно, такой параметр будет выше у столичных университетов. По этому критерию, разумеется, совершенно некорректно оценивать университеты в сфере культуры и искусств.
Еще один потенциальный источник значительных средств для любого университета — результаты интеллектуальной деятельности, а именно — патенты на изобретения, полезные модели и регистрация программных продуктов. К большому сожалению, наши университеты либо совершенно не умеют, либо очень слабо работают в данном направлении. С тех пор как показатель «количество патентов на одного научно-педагогического работника» прочно занял свое место в KPI университетов, у последних появилась жесткая мотивация максимально наращивать количественные значения. Зачастую при этом никто не обращает внимания на качественный аспект. Если с вуза требуется, например, 120 патентов в год, то вуз их даст. Но никто не интересуется, что с патентами происходит дальше. А происходит то, что бывает с ненужной бумагой — она просто пылится аккуратно сложенной папочкой в архивном хранилище. В результате университет имеет огромные патентные фонды, но использовать их он или не умеет, или просто не может.
Конечно, в нашей стране среди университетов есть прекрасные примеры того, как нужно управлять своим портфелем интеллектуальной собственности. Но это скорее исключение, чем правило. В этой ситуации не стоит ждать от вузов диалектического скачка — перехода количественных изменений в качественные, его не произойдет. По этой же причине не стоит ждать от университетов появления так называемого пояса инновационных предприятий. Этого невозможно добиться по разнарядке, как в знаменитом советском фильме «Барон Мюнхгаузен»: по расписанию на день у барона с утра — подвиг. В исследовательской и инновационной деятельности очень сложно что-либо запланировать с высокой точностью и вероятностью. Писать по расписанию можно только пустые и бессодержательные статьи.
Тем не менее университеты в странах, являющихся экспортерами технологий, очень хорошо умеют монетизировать результаты интеллектуального труда своих сотрудников. И нам, разумеется, тоже необходимо постигать эту науку. А иначе мы так и будем думать о реинжиниринге чужих разработок.
«Вопреки расхожему мнению, университеты не могут по своему желанию определять размер оплаты. Существует нормативная база, согласно которой «стоимость платника» должна быть не меньше «стоимости бюджетника» в том же университете. Соответствующий вопрос находится на особом контроле учредителя»
«Для университета нет существенной разницы в бюджетном или платном студенте — деньги-то одинаковые»
К сожалению, негосударственные университеты совсем не могут похвастаться исследовательской составляющей и вынуждены черпать свои ресурсы в основном в платном образовании. Средства от так называемых платных студентов являются следующей серьезной статьей дохода вузов. Необходимо отметить, что это негарантированный источник финансирования, поскольку он сильно зависит от внешней конъюнктуры — платежеспособного спроса населения. И если в обеих столицах университеты могут рассчитывать на стабильный приток средств от платного образования, то региональные вузы в этом плане находятся в менее завидном положении. В последние два года министерство науки и высшего образования РФ наращивало количество бюджетных мест в отечественных университетах, что привело к существенному снижению контрактных студентов в региональных университетах. Тем не менее платное образование занимает в хороших отечественных университетах, как правило, заметное третье место в общем консолидированном бюджете вузов.
Вопреки расхожему мнению, университеты не могут по своему желанию определять размер оплаты. Существует нормативная база, согласно которой «стоимость платника» должна быть не меньше «стоимости бюджетника» в том же университете. Соответствующий вопрос находится на особом контроле учредителя. Индексировать стоимость обучения без дополнительного обоснования можно только на официальный уровень инфляции. При этом сразу же хочу разрушить еще один миф — для университета нет существенной разницы в «бюджетном» или «платном» студенте — деньги-то одинаковые. Конечно, наличие платников дает вузу возможность чувствовать себя более уверенно и расходовать средства на текущие нужды, такие как неотложный ремонт или незапланированную закупку оборудования, вышедшего из строя.
Если университет хочет нарастить бюджет за счет образовательных денег, то ему необходимо в первую очередь попытаться увеличить количество бюджетных мест, поскольку именно на такие места легче всего набрать студентов. При этом всегда существует ряд трендовых направлений подготовки и специальностей, на который придут и бюджетники, и платники. Сейчас пришло время айтишных специальностей. Именно они являются финансовыми палочками-выручалочками для большинства университетов. А ранее такими были экономика, реклама, юриспруденция…. Меняются времена, меняются интересы.
При этом на сегодняшний день по вполне объективным причинам иностранные студенты перестали быть серьезным ресурсом для пополнения финансовых кубышек вузов. Этот сегмент и дальше будет сжиматься. Не думаю, что в ближайшей перспективе нашим университетам удастся не то что нарастить, а хотя бы сохранить на тех же рубежах количественные показатели приема иностранных обучающихся.
«В нашей стране фонды целевого капитала появились достаточно давно, но представлены в основном в крупных университетах. Первый̆ в России эндаумент-фонд был создан при МГИМО: он финансирует около 3 процентов суммы расходов университета»
Программы ДПО, экспертная деятельность, эндаумент-фонды
Идем далее. Намного отстают по масштабу деньги от реализации дополнительных образовательных программ. Это одни из самых непростых денег для университета. Дополнительное профессиональное образование в университетах напрямую конкурирует с корпоративными образовательными структурами предприятий. И для того чтобы продвигать свои программы, они должны быть сверхактуальными, полезными и технологичными. Фактически руководство предприятий, направляя сотрудника на обучение, ожидает на каждый вложенный рубль получить как минимум 10-кратный результат. Кроме того, необходимо четко понимать, что не может быть сильных программ дополнительного профессионального образования (ДПО) в университете со слабой исследовательской составляющей. Это непреложный закон. Ведь только на основе передовых прикладных разработок может быть сформирована практическая часть контента дополнительной программы. Иными словами, НИОКР и ДПО — две стороны одной медали: без НИОКР не может быть передовых программ ДПО. Университеты с развитой системой ДПО и программ профессиональной переподготовки в обязательном порядке имеют очень сильную прикладную исследовательскую составляющую.
Наконец, самая редко встречающаяся составляющая финансового благополучия наши университетов — экспертная деятельность. В качестве примера университетов, уверенно работающих на этой ниве, можно привести НИУ ВШЭ и РАНХиГС. Причем ВШЭ в прошедшем десятилетии настолько интегрировался своей деятельностью в различные органы государственной власти и крупные компании, что обеспечивал экспертной деятельностью формирование значительной части своего бюджета. В академической среде небезосновательно распространено мнение, что специалисты ВШЭ имеют прямое или косвенное отношение к разработке большинства законодательных и нормативно-правовых актов в области общего, профессионального и высшего образования нашей страны.
Знаменитый РАНХиГС занимает вполне особенную роль в системе подготовки и переподготовки кадров для органов государственной власти и местного самоуправления. Так уж повелось, что именно этому вузу доверено заниматься подготовкой кадрового резерва высших управленческих кадров нашей страны. Несмотря на то что в последнее время стали появляться вопросы и некоторые претензии, РАНХиГС вместе со своими многочисленными филиалами, расположенными в разных уголках нашей страны, прочно удерживает пальму первенства в этой непростой деятельности. При этом академия также является головным исполнителем в огромном количестве контрактов по экспертно-аналитической работе для нужд государственных органов власти и коммерческих структур. Такая деятельность хорошо оплачивается со стороны бюджета, а также коммерческих структур. Поэтому именно экспертно-аналитическая работа является базовой составляющей для обеспечения финансовой стабильности обозначенных выше вузов.
И в завершение статьи хотелось бы отметить такой необычный источник дохода для университетов нашей страны, как эндаумент-фонд, или фонд целевого капитала. Эндаумент-фонды очень распространены в англосаксонской системе высшего образования. Так, эндаумент Гарвардского университета, оцениваемый в $53,2 млрд по состоянию на июнь 2021 года, является крупнейшим академическим фондом в мире. При этом ежегодный доход от управления целевым капиталом Гарварда позволяет обеспечить до 20% бюджета университета.
В нашей стране фонды целевого капитала появились достаточно давно, но представлены в основном в крупных университетах. Первый̆ в России эндаумент-фонд был создан при МГИМО: он финансирует около 3% суммы расходов университета. Эндаумент Российской̆ экономической̆ школы — примерно 15% годового бюджета, фонд Европейского университета в Санкт-Петербурге — до 30% расходов вуза. Как мы можем видеть, фонды целевого капитала прочно входят в жизнь наших университетов. Хочется надеяться, что и у нас приживется культура академического меценатства, а пожертвования для развития отечественных университетов станут таким же обыденным делом, как и в зарубежных странах.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 10
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.