Как в Кремле начали заниматься созданием структур, которые должны были подготовить «разрядку»

В августе 1967 года Юрий Андропов вызвал к себе Филиппа Бобкова, чтобы утвердить на должность заместителя начальника «Пятки», и задал ему вопрос: «Ты до войны был знаком с Семичастным?» Фото: iknigi.net

«Кремлю было крайне важно начать следующий этап конвергенции, которую начал еще Хрущев, — создание официальных и неофициальных структур, которые должны были подготовить «разрядку»

В августе 1967 года Юрий Андропов вызвал к себе Филиппа Бобкова, чтобы утвердить на должность заместителя начальника «Пятки», и задал ему вопрос: «Ты до войны был знаком с Семичастным?» Это не было случайностью, ведь Бобков хоть и был русским, но родился на Украине — в Кировоградской области. Когда ему было 6 лет, семья переехала в Донецкую область — в Макеевку. Там он и познакомился с Владимиром Семичастным, совместно с которым «комсомолил». В октябре 1941 года они эвакуировались из Донецкой области, но в разные части страны. С тех пор больше не встречались ровно до того момента, пока в 1961 году Семичастного не назначили главой КГБ. «Бобков пересказал Андропову свою историю, чтобы дать понять — с Семичастным (шире — с шелепинцами, которые были „завязаны“ на Ротшильдов) его связывает только далекая юность, когда им было по 15–16 лет, и ничего больше. Впрочем, все это было изложено в досье Бобкова, которое лежало перед Андроповым. Но он хотел услышать это из уст самого Бобкова», — пишет Федор Раззаков. В действительности же все было решено с того момента, когда рекомендацию Бобкову дал один из влиятельных «глубинников» — Евгений Питовранов. Так Бобков стал замом у Александра Кардашева, а спустя два года, в мае 1969-го, «подсидел» его, заняв кресло главы пятого управления. Это была важная рокировка со стороны «Глубинного КГБ». Она подразумевала, что «глубинники» накануне «разрядки» теснят партаппарат и берут под свой контроль диссидентов (каналы выхода на Запад) и всю советскую творческую интеллигенцию (шире — всю культуру, включая самые массовые виды искусства — кино и телевидение), студенческую молодежь (все вузы), националистов, религиозные организации, эмиграцию и другие важнейшие страты общества, в том числе и те, которые выходили за рубеж по самым различным линиям: культура, эмиграция (в том числе и еврейская), студенческий обмен и т. д. «Кремлю было крайне важно, заручившись поддержкой „Глубинного КГБ“, начать следующий этап конвергенции, которую начал еще Хрущев, — создание как официальных (сетевых), так и неофициальных структур, которые должны были подготовить „разрядку“, в которой были заинтересованы как в СССР, так и на Западе, где наступила усталость от вьетнамской войны», — отмечает Раззаков.

Вхождение Кремля в «разрядку» подразумевало балансирование между двумя центрами сил — Рокфеллерами (США) и Ротшильдами (Великобритания). По этой причине разгром шелепинцев и не привел к их уходу из большой политики и спецслужб. К примеру, «комсомолец» Альфонсас Рандакявичюс, человек Шелепина и Семичастного, несмотря на смену власти в КГБ (1967), до 1970 года оставался на своем посту заместителя начальника ПГУ, отвечая за линию контактов с Ротшильдами (и Ватиканом) через Литву. Для этого остался на посту главы КГБ Литвы и другой «комсомолец» — Юозас Петкявичус. В этой должности он пробудет целых 20 лет до 1987 года. Более того, сам Александр Шелепин останется в составе Политбюро. Противникам после разгрома «комсомольцев» ничего не стоило отправить его если не в отставку, то подальше от Москвы — послом в какую-нибудь далекую страну, как это произошло с другими шелепинцами: Дмитрием Горюновым, Николаем Егорычевым, Николаем Месяцевым и другими. Но Шелепин останется в Москве и будет продолжать заседать в Политбюро, потому что русский клан (Суслов, Косыгин и др.) не хотел терять своего информированного «кадра». Контакты с Ротшильдами должны были продолжаться с целью сдерживания амбиций Рокфеллеров. «Новая финансовая империя» Ротшильдов к тому времени уже охватывала значительную часть мира и помогала Кремлю распределять свои ресурсы в неподконтрольных Рокфеллерам частях света. Поэтому Шелепина назначили главой советских профсоюзов (ВЦСПС), которые имели выходы и на зарубежные структуры через всемирную федерацию профсоюзов. «В 60-е годы профсоюзы Запада все сильнее стали претендовать на участие в управлении производством — сильнее всего в Англии, Франции и Италии, что учитывалось Кремлем в его взаимоотношениях с Западом. В ВЦСПС у Шелепина были свои люди — например Николай Романов, с которым они секретарствовали в ЦК ВЛКСМ в конце 40-х», — заявляет Раззаков. В 1962 году Шелепин отправил Романова секретарствовать в ВЦСПС как раз по линии международных связей. На этом посту он пробудет до 1975 года, его уберут через месяц после того, как в апреле того года Шелепина отправят в отставку.

Разгром шелепинцев в конце 60-х привел к тому, что в середине 1967 года был отозван из Лондона глава Моснарбанка Андрей Дубоносов. Его отзыв был согласован с Ротшильдами в феврале того же года, когда в Лондон с официальным визитом прибыл глава Совмина СССР Алексей Косыгин. Ротшильдов уверили, что в Кремле не собираются сворачивать линию взаимодействия с ними, несмотря на явный крен в сторону взаимодействия с кланом Рокфеллеров. Между тем Дубоносова отправят не в отставку — после Лондона он поедет работать не куда-нибудь, а в ФРГ. Его назначат председателем банка «Ост-Вест-Хэнделсбанк» в финансовой цитадели ФРГ — Франкфурте-на-Майне. На новом месте Дубоносов как один из основателей евродолларового рынка, работавшего на «новую финансовую империю» Ротшильдов, должен был продолжить свою деятельность на этом поприще. Причем еще в конце 50-х он предлагал немцам «влиться» в этот рынок, но они не захотели — клан Рокфеллеров выступил против. В конце 60-х ситуация изменилась, поскольку в «разрядке» оказались заинтересованы как Рокфеллеры, так и Ротшильды. При этом они будут преследовать разные цели.

Возвращаясь к тому, что «новая финансовая империя» Ротшильдов помогала Кремлю распределять свои ресурсы в неподконтрольных Рокфеллерам частях света, стоит отметить, что все послы из числа шелепинцев будут работать в странах, которые так или иначе входили в сферу влияния Ротшильдов: Дмитрий Горюнов — Кения (англоязычная Африка) (1967–1973), Вадим Тикунов — Румыния (1969–1974), Николай Месяцев — Австралия (Британский доминион) (1970–1972), Станислав Романовский — Норвегия (1968–1975), Николай Егорычев — Дания (1970–1984) (Скандинавия входит в зону интересов Ротшильдов (как соседка) и Рокфеллеров (по немецкой линии). В дальнейшем украинский клан постепенно будет вытеснять шелепинцев с этих направлений. Так, Горюнова в 1973 году перебросят послом в Марокко (1973–1978) — во франкоязычную Африку. Там его сменит (1978) Борис Мирошниченко — представитель харьковского украинского клана, который до этого был послом в Канаде (Британский доминион), где его сменит Александр Яковлев (представитель русского клана, будущий главный идеолог перестройки). Романовского в 1975 году сменит в Норвегии Алексей Кириченко. Когда в 1982 году он покинет пост посла в Норвегии, то сменит его там другой известный украинец — Дмитрий Полянский. Подобные перестановки были следствием клановой борьбы, которая существовала в советских верхах и не прекращалась ни на секунду. Поскольку за кадрами МИДа внимательно следил КГБ (в ПГУ было два африканских отдела — 9-й (англоязычные) и 10-й (франкоязычные страны), то заместителем начальника ПГУ по линии Ближнего Востока и Африки в 1968 году станет Борис Соломатин, который работал по линии Рокфеллеров (был резидентом в Вашингтоне (1965–1968). До этого Соломатин учился в МГИМО вместе с Георгием Арбатовым, Виталием Журкиным и Георгием Морозовым, которые работали по линии Рокфеллеров в ИМЭМО и Институте США (оба учреждения контролировались ЦК КПСС и КГБ). 

«Разгром шелепинцев и приход на Лубянку нового главы КГБ вдохновил «глубинный КГБ» на смелый шаг — попытку введения лицевых счетов для оперсотрудников КГБ»

В КГБ за работу по английской линии отвечал третий отдел ПГУ, который возглавляли «глубинники»: Борис Родин (1954–1956), Евгений Тарабрин (1956–1963). Однако с назначением главой КГБ Андропова позиции «глубинников» по некоторым направлениям будут переходить к андроповцам. Так, куратором третьего отдела в 1971 году станет Владимир Крючков, который близко сошелся с Андроповым в Венгрии (1954–1956), где тот был послом, а Крючков — третьим секретарем посольства СССР. Разгром шелепинцев и приход на Лубянку нового главы КГБ вдохновил «Глубинный КГБ» на смелый шаг — попытку введения лицевых счетов для оперсотрудников КГБ. «Это была „рыночная“ идея, которая впервые была осуществлена в ГПУ еще в годы НЭПа. Именно тогда на чекистов-оперов оформлялись лицевые счета, на которые за успешные операции зачислялись различные поощрения, в том числе и денежные. В такого рода счетах были заинтересованы многие чекисты, в том числе и те, которые работали на первой линии — в разведке, имевшие возможность выезжать за границу и там „отовариваться“. Однако во время чисток конца 30-х Сталин эту практику в ГБ прекратил, насмотревшись на то, как многие чекисты (особенно высшего звена) „развратились“, превратившись в „красных буржуев“», — отмечает Раззаков. В конце 1960-х на волне рыночных реформ Евсея Либермана чекисты снова вспомнили о лицевых счетах и решили руками Андропова реанимировать эту идею. И снова во главе проталкивания этой инициативы были представители внешней разведки. Это были «глубинник» Александр Горбатенко (чекист с 1939-го) и Г. Титов (чекист с 1952-го). Для того чтобы заручиться поддержкой в Политбюро, они уговорили поддержать их главу второго управления (контрразведка) Георгия Цинева, который был другом Брежнева. Отметим, что Горбатенко сначала работал по немецкой линии, а в конце 1940-х перешел на американскую (контрразведка против США). Летом 1967 года стал заместителем Цинева, курируя американскую линию с пересечением на немецкую (в 1958-м он даже возглавлял третий отдел ПГУ — контрразведка против ФРГ). Титов тоже начинал на немецкой линии (работал в ГДР под началом Питовранова в 1956–1957 годах), но потом был переброшен на английскую линию — в резидентуру в Лондоне (1961–1964). Вернувшись в Москву, работал в английском отделе ПГУ.       

Андропов поддержал их вместе с Циневым. Он был на приеме у Брежнева (время было выбрано удачное — через два дня генсек отбывал на отдых в Ялту), и тот одобрил их идею, поскольку тоже был заинтересован в поддержке «Глубинного КГБ» в противостоянии с Косыгиным. Все шло к принятию этой инициативы, однако на пути «глубинников» снова встал Михаил Суслов, который, во-первых, считался в Политбюро самым скромным в личном плане человеком, а во-вторых, был на стороне Косыгина в противостоянии против «украинцев». Узнал Суслов об этой инициативе от «партизана» Эдуарда Нордмана, которого он в 1965 году перевел из белорусского КГБ в Москву на должность замнача Службы № 1 (контроль за местной контрразведкой). В итоге Суслов попросил Нордмана поговорить с Андроповым и высказать несогласие с этой инициативой. «Сам Суслов поднял этот вопрос на Политбюро 5 сентября — сразу после того, как Брежнев вернулся из отпуска. И аргументы привел убедительные: дескать, введение лицевых счетов в КГБ приведет к постепенному нравственному разложению чекистов, как это уже случилось в 1920–1930-е годы. Большинство членов Политбюро этот вывод поддержали», — уточняет Раззаков.

Таким образом, «Глубинный КГБ» в очередной раз схлестнулся с Сусловым и это сражение проиграл. Однако горькую пилюлю «глубинникам» подсластило то, что они сумели убрать с Лубянки «партизана» Нордмана — в июле 1968 года его отправили начальником в Ставропольский КГБ. Планировалось «загнать» его в управление «похуже и поменьше», но Суслов добился перевода своего «кадра» именно в Ставрополь — в регион, который он давно курировал (в 1939–1944 годах он был первым секретарем этого крайкома).

«Структура, которую называли «глаза и уши», занималась важнейшими делами: негласными обысками, секретным фотографированием, подслушиванием телефонных переговоров, микрофонным подслушиванием помещений и так далее»

Андропов же в этой истории в глазах «Глубинного КГБ» выглядел достойно — он дважды в стенах Лубянки выступал за инициативу «глубинников». И не его вина была в том, что эта идея не «прокатила» — Суслов тогда был сильнее. При этом тот разговор, который Нордман имел с Андроповым тет-а-тет, уже на следующий день стал достоянием ушей всего КГБ. После начался «бойкот» коллег по отношению к Нордману. По его же словам: «После выходных, как обычно, пришел на службу. В обеденный перерыв пообщался и почувствовал, что изменился „климат“… Друзья мне говорили: собирай чемоданы…» Эта история помогла Андропову укрепить доверие к себе со стороны «Глубинного КГБ». В результате 20 ноября 1967 года Андропов «продавил» идею о выведении из состава Оперативно-технического управления (ОТУ) второго отдела и преобразование его в 12-й отдел.

Структура, которую называли «глаза и уши», занималась важнейшими делами: негласными обысками, секретным фотографированием, подслушиванием телефонных переговоров (как внутренних, так и внешних — с другими странами), микрофонным подслушиванием помещений и т. д. Во главе этого подразделения Андропов поставил своего человека — Алексея Кривошеева, который в 1961–1967 годах работал под началом Андропова в Отделе соцстран ЦК КПСС, развивает тему Раззаков. Он также отмечает, что служба имела возможность «слушать» только часть (меньшую) помещений в Кремле и на Старой площади (ЦК КПСС). Большую часть «слушала» другая спецслужба — «ОГру» (Особая группа), подчинявшаяся Общему отделу ЦК, который возглавлял друг Брежнева — Константин Черненко.

Во главе ОТУ продолжал оставаться (1964–1970) грузин Отар Гоцеридзе. Он был шелепинцем (в 1944–1953 годах работал в ЦК ВЛКСМ) и одновременно относился к закрытой структуре грузинских спецслужб и партаппарата — «Отделу», созданному еще Лаврентием Берией. В «Отдел» входили представители всех грузинских кланов. Гоцеридзе был гурийцем. После разгрома шелепинцев он согласился работать на победителей и остался на Лубянке, а когда в 1970 году ушел оттуда, был пристроен на «хлебное» место в Москве, заняв важный пост в структуре союзного распределения ресурсов — замнач Сводного отдела материальных балансов и планов распределения в Госплане СССР. «КГБ Грузии работал против МИТа — разведслужбы Турции. А эта страна была в сфере интересов Рокфеллеров, которые всегда стремились контролировать ближневосточную нефть. Поэтому Турция активно помогала союзникам США на Ближнем Востоке (Иран, Израиль, Иордания) и противодействовала союзникам СССР (Египет, Сирия, Ирак)», — пишет Раззаков.

В марте 1966 года главой МИТа стал Мехмет Фуат Догу (бывший глава Национальной службы безопасности в 1962–1964 годах), который был учеником немца Рейнхарда Гелена, бывшего в годы войны главой 12-го отдела Генштаба вермахта «Иностранные армии Востока» (армейская разведка). В мае 1945 года Гелен сдался американцам и попал под крыло УСС (разведка США), которую создал и возглавлял Уильям Донован — человек Рокфеллеров. Вскоре Гелен возглавил разведку ФРГ — БНД, которая стала партнером МИТа. Гелен и рекомендовал Мехмета Фуат Догу на пост главы НСБ, а после ее реорганизации — и МИТа. Практически одновременно сменился и глава первого отдела (разведка) в КГБ Грузии — им стал Гайоз Чубинидзе (гуриец). В 1954–1957 годах он был замначем этого отдела и активно взаимодействовал с Питоврановым, который тогда возглавлял Представительство КГБ в ГДР. А когда в 1957 году Питовранова отозвали в Москву, в ГДР был направлен Чубинидзе, пробывший там до 1961 года. В конце 1960-х Питовранов и Чубинидзе снова воссоединились на «немецкой» линии, чтобы не дать возможности спецслужбам, работающим на Рокфеллеров, обыграть Кремль и занять доминирующее положение в их взаимоотношениях.

Телеграм-канал «Незыгарь»