Абел Аганбегян: «Мировой кризис рано или поздно обязательно будет»

Абел Аганбегян: «Не было человека, который бы сказал, что от санкций наша экономика снизится на 2,1 процента. Я таких людей не знаю» Фото: Николай Галкин/ТАСС

«Если верить цифрам нашего минэкономразвития, то ничего хорошего до 2030 года нас не ожидает»

— Абел Гезевич, недавно пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков заявил, что правительство, несмотря на пандемию коронавируса и санкции Запада, смогло блестяще выйти из положения, сейчас перспективы экономического развития страны «абсолютно положительны». Вы согласны с такой оценкой? На чем она основывается?

— С позиции противодействия санкциям наше экономическое состояние удовлетворительное. Я бы так сказал. Оно лучше того, что ожидали все без исключения. Не было человека, который бы сказал, что от санкций наша экономика снизится на 2,1 процента. Я таких людей не знаю. Все эксперты и международные организации говорили, что нас ждет падение от 5 до 10 процентов. Причем санкции против нас были введены в более жестком варианте, чем раньше это казалось. Европейских санкций уже 10 пакетов, но, несмотря на это, мы вниз не идем! То есть положение оказалось даже лучше, чем мы сами ожидали. Это во многом связано с противодействием этим санкциям со стороны правительства и мерами, которые инициирует президент. Например, мерами по сокращению бедности. Благодаря им мы достигли в этой области самых низких результатов в нашей новейшей истории.

При этом речь не идет о том, что мы довольны тем, что не растем, а снижаемся. Мы снижались бы сильнее, если бы не систематическая очень тяжелая работа правительства, потому что число санкций измеряется тысячами. Если посмотреть перечень санкций, то количество организаций, в отношении которых они введены, тоже измеряется не сотнями, а тысячами. Противостоять им очень трудно. Это тяжелая кропотливая работа, поскольку в буквальном смысле на каждую санкцию нужно отвечать. Если не отвечать, то она возымеет свой эффект и нанесет вред, а значит, нам будет плохо в каком-то конкретном направлении. Именно в этом смысле я расцениваю слова президента и его пресс-секретаря, а не в том смысле, что нас ожидает блестящее будущее. Какое нас ожидает будущее? Прямо скажем, неопределенное. Если верить цифрам нашего минэкономразвития, ничего хорошего до 2030 года нас не ожидает. Нас ожидает возврат к стагнации.

— Каков ваш прогноз по ВВП?

— В этом году будет минус от 1 до 2, максимум 3 процентов, хотя есть организации, в том числе МВФ, которые считают, что мы пройдем на нуле либо близко к нему. Это тоже может быть. Я такого варианта не исключаю. Но это все возможно, если, конечно, не будет какого-то «черного лебедя».

— В чем это может выражаться?

— Например, будет такая погода, что не удастся убрать уже выращенный урожай. Пойдут непрерывные дожди, и мы потеряем, скажем, 20 миллионов тонн зерна. Такие годы в нашей истории были.

Или введут какие-нибудь неожиданные неизвестные нам санкции. Может резко обостриться военная обстановка. Кто знает? Но может прилететь и «белый лебедь», который принесет позитив, если стороны конфликта в каком-то обозримом будущем найдут возможным выход на заключение хотя бы перемирия. В этом случае для стимулирования решимости к миру какие-то санкции с нас могут быть сняты. Откроется авиасообщение, вернутся пусть на первом этапе, хотя бы частично, западные фирмы и компании, которые покинули Россию. Поэтому высокая неопределенность сохраняется, и гадать сейчас на кофейной гуще не имеет смысла. 

— Летом прошлого года в интервью вы говорили, что каждый день СВО обходится бюджету примерно в 1 миллиард долларов. Сейчас эта сумма увеличилась? Масштабы СВО возросли, больше на фронте людей, техники и так далее.

— Точнее будет от 0,5 миллиарда до 1 миллиарда. Я не думаю, что эта цифра сейчас как-то существенно изменилась. Она включает в себя затраты на вооружение, оплату снарядов, других боеприпасов, транспортировку и так далее. Сюда же относится ущерб от гибели, увечья и ранения людей, их выбытие. Раненые и тем более инвалиды не могут полноценно работать. Им требуются расходы на лечение и реабилитацию. Сюда же идет убыток от разрушенных зданий, инфраструктуры и коммуникаций. Неважно, с какой стороны он нанесен. Это ущерб, то есть полная совокупность прямых и косвенных потерь.

Как бы мы развивались, если бы не было спецоперации? Мы бы тратили этот миллиард в день на внутренние социально-экономические нужды.

— Мы украинский ущерб тоже считаем?

— Это неясно, надо ли его считать. Но понятно, что они будут его оплачивать из наших денег. Прежде всего из арестованных.

— То есть мы заранее вкладываем эти затраты в ущерб, в этот миллиард в день?

— Я считаю, что его надо учитывать. Я нашу официальную оценку расходов не видел. Один раз официальную оценку расходов дал Всемирный банк. Он сказал, что миллиард долларов в день. Это было в первые 90 дней спецоперации.

— Как на данный момент СВО влияет на нашу экономику?

— Отрицательно. Как еще она может влиять? Поэтому мы и снижаемся, хотя не должны. Если бы не было военных действий, мы бы не снижались на 2,1 процента в 2022 году, а выросли бы на 2, а может быть, даже 3 процента. Как видите, отрицательная разница примерно в 5 процентов, а это много. 151 триллион нашего валового продукта умножьте на 5 процентов и получите результат. Будет 7,5 триллиона рублей, или 100 миллиардов долларов.  

«У нас небывало высокая занятость. Было 4,5 процента безработных, а сейчас — 3,6 процента. А занятость — это доходы людей» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Мы не дали снизить уровень жизни беднейшим слоям населения»

— Да, это колоссальные деньги. Какова ситуация с бюджетом и каковы перспективы? Есть мнение, что бюджет в буквальном смысле рушится. Он будет корректироваться? В какую сторону, по каким статьям?

— Да, бюджет все время приходится корректировать. Он рушится из-за того, что принимаются все новые и новые санкции против нашей страны. У нас бюджет от 45 до 50 процентов зависел от доходов торговли нефтью, нефтепродуктами, природным газом, включая сжиженный, и углем. Но было введено эмбарго на поставки нефти в Европу, США, эмбарго на поставки нефтепродуктов, чинят препятствия на поставки газа, причем не только эти страны, но и Япония. Если вы посмотрите утвержденный Думой федеральный бюджет на 2023 год и плановое задание на 2024–2025-й, то там в 2022 году 45 процентов бюджета — нефтегазовые доходы, а в 2025-м — 30 процентов. И наоборот, ненефтегазовые не 55 процентов будут, а 70 процентов. Это написано в решениях Думы.

— Что подразумевается под ненефтегазовыми доходами? Откуда мы их возьмем?  

— Мы же торгуем не только нефтью, но черными и цветными металлами. На 30 миллиардов долларов вывозим химию. На 41,3 миллиарда вывозим сельскохозяйственную продукцию и продовольствие. На 10–15 миллиардов долларов мы экспортируем математические программы и интернет-услуги. Миллиардов на 15 экспортируем продукцию оборонной промышленности и так далее. Так что мы не живем одними нефтью и газом.  

— Но откуда мы берем такие больше суммы на СВО? 

— Начнем с того, что за эти годы у нас снизились реальные доходы населения, официально на 6,5 процента. Затем снизились прибыли или финансовый результат деятельности предприятий и организаций. Например, в 2022-м они были существенно ниже, чем годом ранее.

— Это значит, что мы с них налоги увеличиваем, чтобы тратить деньги на СВО?

— Не только налоги. Мы разными способами увеличиваем всякого рода взносы. Мы сократили импорт на 12 процентов. А экспорт в прошлом году вырос на 20 процентов из-за повышения цен на нефть. Эмбарго было введено Европой только 5 декабря и только на сырую нефть, а до этого мы поставляли очень много дорогой нефти. Эмбарго на нефтепродукты ввели уже в этом году, 5 февраля, то есть все это не коснулось доходов 2022 года. Поэтому экспорт в прошлом году у нас вырос на 19 процентов, а импорт снизился на 12 процентов, и разница между экспортом и импортом превысила 300 миллиардов долларов! Что это такое? Это выигрыш. Вы можете каждый день тратить миллиард из этой суммы. Но сокращение импорта закрывает нам путь к прибыли. Почему? Потому что сократилась поставка оборудования. Сегодня это не сказывается, но завтра мы это почувствуем, потому что останемся без оборудования. Прекратились поставки запчастей для самолетов и автомобилей, поставки самолетов, и завтра мы столкнемся с трудностями перевозки людей. Уже повысились цены на авиабилеты по отдельным направлениям и так далее.

— Вы сказали о снижении покупательной способности населения. Сейчас эта тенденция сохраняется?

— Да, продолжает снижаться. Нельзя сказать, что очень сильно, что это трагично. Но что делать? Санкции. Было бы еще хуже, но мы противостоим им. Мы не дали снизить уровень жизни беднейшим слоям населения.

«Очень по-разному люди себя ведут, но в кризис обычно не покупают много жилья, не берут больше ипотеки, тем более процент ипотечного кредита увеличился» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Почему? У людей денег нет?

— Не только денег нет. Люди в кризис стараются меньше тратить. Те, у кого деньги есть, их откладывают. Очень по-разному люди себя ведут, но в кризис обычно не покупают много жилья, не берут больше ипотеки, тем более процент ипотечного кредита увеличился. Не покупают легковых машин, которые у нас резко подорожали, а кредиты на них заоблачные.

— Росстат сообщает, что бедность у нас рекордно сократилась и сейчас за чертой бедности находятся всего 15,3 миллиона россиян, или 10,5 процента населения. Как это возможно? Во все времена во время военных конфликтов бедность росла, а у нас рекордно сократилась. За счет чего?

— Прежде всего хочу сказать, что 15 миллионов человек — это огромная армия. Если помните, Владимир Путин ставил вопрос о том, чтобы снизить бедность вдвое. А мы снизили только немного. За счет чего? Во-первых, мы индексировали заработные платы. Мы все время повышали минимальный уровень оплаты труда. Собираемся делать это и дальше, чтобы он превысил прожиточный минимум. Во-вторых, у нас небывало высокая занятость. Было 4,5 процента безработных, а сейчас — 3,6 процента. А занятость — это доходы людей. Все это сказалось позитивно.   

— Меры социальной поддержки государства помогли снизить бедность?

— Да, были меры социальной поддержки, особенно семей с детьми, по инициативе Владимира Владимировича. Они общеизвестны, и он все время вносит новые предложения по оказанию помощи тем, кто живет ниже или на уровне бедности.

— Да, сейчас он своим решением добавил к этим инициативам еще и так называемый паспорт мобилизованного, по которому семьям участников СВО будет оказываться всяческая материальная поддержка и помощь.

— Верно. Все время какие-то добавки идут. Я думаю, еще что-то, несомненно, будет для этой категории населения. У нас в советские времена для участников войны работали и ветеранские магазины, и льготы по покупке стройматериалов для постройки частных домов, и много всего бесплатного и так далее.

— Путин недавно сказал, что полная загрузка предприятий, которые используются для обеспечения потребностей армии в условиях СВО и которые работают сейчас в несколько смен, даст уникальный толчок для развития промышленности, причем не только оборонной, но и смежных гражданских отраслей. Вы согласны с такой оценкой?

— Промышленное производство в целом сейчас снижается, как и ВВП, на 1 процент. Не машиностроение, конечно, а другие отрасли. Сократилось производство газа, нефти и нефтепродуктов. Мы должны были сейчас ввести крупные мощности по сжижению газа. «Газпром» начал строительство крупнейшего комбината на 20 миллионов тонн сжиженного газа, но там предусматривалось иностранное оборудование, а его нам не поставили. Поэтому его ввод в эксплуатацию оттягивается неизвестно на сколько лет. Есть и другие примеры подобного рода. Так что санкции негативно влияют на промышленность в целом.

Но некоторые отрасли, конечно, растут. Больше всего растет жилищное строительство. В 2022 году мы ввели рекордные за 30 лет более 100 миллионов квадратных метров нового жилья. В Советской России мы вводили максимум 75 миллионов. А если вы купили жилье, вы же не в голую квартиру въедете, значит, будете покупать мебель, отделочные материалы, сантехнику, предметы декора и другие вещи.

Строительство в целом хорошо развивается. Также развиваются сельское хозяйство и экспорт продовольствия. Мы много продаем куриного мяса, свинины, подсолнечного масла и других продуктов, в том числе в Китай. Эти внешнеторговые операции значительно выросли.

— СВО, как сказал президент, тянет что-то вверх? То же машиностроение?

— Оборонную промышленность тянет, квалификацию людей. Увеличивается число кадров, получающих квалификацию, чтобы работать на оборонку уже сегодня, а завтра смогут работать в гражданском машиностроении и других промышленных сегментах. Кроме того, для оборонной промышленности нужны автомобили, автобусы, то есть мирная продукция. Перевозить, доставлять грузы для нее надо на гражданском транспорте. Вагоны, инженерная техника, бульдозеры, провода, кабели, трансформаторы — в общем, много всего гражданского там надо. Дороги надо расширять, коммуникации подводить, менять. Так что по многим направлениям и отраслям идет увеличение.      

— У нас же были проблемы с электроникой, станкостроением. Как они себя чувствуют?

— Мы пытаемся наладить параллельный импорт. Нелегальный, мягко говоря. Что-то через третьи страны пытаемся получать. Что-то Китай нам из этого поставляет, но очень осторожно, чтобы не нарваться на санкции. То есть в этих отраслях жизнь, будем так говорить, теплится. Сказать, что они бурно развиваются, нельзя. Зато бурно растут IT, искусственный интеллект, но тоже не все и не везде, а по отдельным направлениям. Например, число продаж онлайн-фирм увеличилось в 13 раз. Сколько курьеров вокруг вы сейчас видите, а их же не было. Они же деньги получают. В масштабах страны это сотни тысяч. Так что ряд отраслей вполне успешно развивается.

«Для нас юань стал стоить дороже, чем раньше, поэтому мы вынуждены больше платить за поставки всего китайского» Фото: © Cfoto / Keystone Press Agency / www.globallookpress.com

«Самый большой годовой вывоз капитала за всю историю новой России»

— Вы летом прошлого года много говорили о том, что наша экономика и промышленность страдают от недостатка дешевых кредитов и длинных денег. Что-то изменилось?

— Нет, наоборот: деньги стали дороже. Курс рубля по отношению к конвертируемой валюте, по отношению к китайской валюте ощутимо упал. Фактически произошла девальвация рубля. Он обесценился, потому что доллар стоит у нас 75 рублей, а курс китайской валюты по отношению к доллару не изменился. А для нас юань стал стоить дороже, чем раньше, поэтому мы вынуждены больше платить за поставки всего китайского. Цены на свои товары мы получаем меньшие, потому что надо далеко возить. Попробуйте привезти нашу нефть из Новороссийска в Индию, например. Проследите по карте этот путь. Полмира надо проехать и проплыть! Это же стоит дорого.

— Почему в такой тяжелой ситуации, когда надо поддерживать и своего производителя, и своего перевозчика, дешевых кредитов и длинных денег нет?

— Где взять деньги на это? В прошлом году прибыли банков по понятным причинам резко сократились. Сейчас ситуация выглядит немножко лучше, и Центральный Банк пытается повысить процентную ставку. Ему не дают, но он хотел бы, чтобы улучшить работу банков. Он выступает за то, чтобы ипотеку сделать дороже.

— Насколько, по вашему мнению, устойчива наша финансовая система, фондовый рынок, рынок капитала? Насколько у них велик запас прочности?

— Биржа у нас полуспекулятивная и существенной роли, такой как китайская, американские, европейские, особенно Лондонская, Франкфуртская, конечно, не играет. Она состоит из коротких денег и очень волатильна. Она падает. Наши акции резко обесцениваются, и поэтому капитализация снижается. А значит, финансов все меньше и меньше.

— Не свалимся ли мы в результате этого в финансовый штопор?

— Нет, мы держимся, и меры правительства как раз этому способствуют.  

— Что происходит с вывозом капитала?

— ЦБ думал, что он в прошлом году составит 251 миллиард долларов, а результат оказался 217 миллиардов. Это, конечно, тоже плохой результат — самый большой годовой вывоз капитала за всю историю новой России.

— Какие деньги «бегут»? Насколько это плохо для нашей экономики?

— Мы отлучены от мирового рынка, не можем там взять кредит в нужном объеме, нам либо совсем не дают, либо мало дают. Ограничения для нас существуют. Мы не можем там распространить наши ценные бумаги. Нам не разрешают котировать наши акции, государственные облигации. Мы не можем получить деньги от недружественных стран ни в каком виде, поэтому, естественно, у нас этих денег меньше. А кредиты у нас уже взяты в прошлые годы, и их надо отдавать. У нас было на 1 января 2014-го 728 миллиардов долларов совокупного долга, то есть всего долга России, включая корпоративный. Долг «Газпрома», «Роснефти», «Лукойла», «Норникеля», «Аэрофлота» и так далее. И мы в год должны выплачивать по этим долгам больше 100 миллиардов долларов. Срок одних долгов кончается, а по другим идут проценты. И каждый год надо платить. К примеру, в прошлом году мы заплатили 110 миллиардов, образно говоря, протянули руку, а нам в нее на мировом рынке ничего не положили.

— То есть в этот отток капитала при подсчете включаются и выплаты по нашему совокупному долгу?

— Конечно. Это прежде всего выплата долгов. Это первое. Второе — у нас неблагоприятные условия для ведения бизнеса внутри страны. Силовые ведомства все время учиняют проверки, арестовывают счета, потом возвращают, часть нет. И хотя в этом отношении хотят сейчас послабления дать, предпринимательский союз требует очень серьезных мер, но они пока не приняты. Все ограничивается в основном призывами «не кошмарить бизнес». И пока этого нет, предприниматели пытаются часть денег положить на иностранные счета, тем более сейчас. Почему сейчас? Потому что если у вас деньги в нашей юрисдикции лежали в долларах, то наш Центральный банк их вам подчас не дает, а говорит: «Меняй на рубли по той цене, по которой я тебе скажу». А рубль — 75 по официальному курсу. Выгодно вам менять? Если вы поедете за рубеж, то на доллар вы купите гораздо больше товаров, потому что паритет покупательной способности — это то, что можно купить за конкретную валюту. Поэтому он и называется паритетом. Вот у нас паритет — 30 рублей. Если вы поедете в США с одним долларом, то вы там на него купите товаров на 30 рублей. А если вы поменяете этот доллар в России, то вам на это же количество товара нужно 80 рублей. Это курс ЦБ — 75 рублей за доллар, а продается он по 78–80 рублей. Поэтому если бы вы были предпринимателем, то вполне логично держали бы часть денег за рубежом. Купили там акции, облигации или перевели деньги в Армению, Грузию, Казахстан. Туда можно рубли перевести. Например, перевели рубли, и армянский банк — по выгодной ставке, намного выгоднее, чем в России, потому что армянская валюта выросла по отношению к доллару, вам произведет обмен. Кстати, армянская валюта во многом укрепилась из-за того, что туда переехало много россиян с долларами: кто-то бежит от мобилизации, кто-то переехал вместе с фирмой. Ведь сотни тысяч людей лишились работы после того, как иностранные компании нас покинули. Но эти покинувшие нас компании предложили многим людям — в основном тем, кто занимается программированием, интернетом, — работать удаленно, получая при этом хорошую зарплату в валюте, но для этого они должны переехать в Грузию, Армению или Казахстан и оттуда работать, потому что из России не дают.   

«Если вы поедете в США с одним долларом, то вы там на него купите товаров на 30 рублей. А если вы поменяете этот доллар в России, то вам на это же количество товара нужно 80 рублей» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Что у нас с иностранными инвестициями? Мы кому-то интересны? В Россию, в ее активы кто-то вкладывает?  

— Внутренние инвестиции у нас растут. Примерно 4 процента в год. А иностранные практически к нам не идут. Китай что-то вкладывает, Турция, Иран ОАЭ — тоже, отдельные страны ОПЕК. Но развитые страны в основном нет. Возможно, какие-то отдельные фирмы по-тихому инвестируют, но очень мало. По большей части идет обратный процесс, иностранцы нас покидают. По максимальным расчетам, 3 тысячи иностранных компаний от нас уехало, где работали сотни тысяч человек.  

— Да, грустная картина. Они к нам когда-нибудь вернутся, как вы считаете?

— Полностью вряд ли, но частично, конечно, вернутся, потому что мы страна с огромным рынком, где они зарабатывали очень хорошо. Они нехотя уходили. А что им было делать? Они не по своему желанию, не по своей доброй воле это делали. Такова государственная политика их стран. Мы тоже частично из их стран ушли, потому что для многих наших олигархов они начали создавать плохие условия, отбирать их яхты, недвижимость, замораживать счета. Удастся ли все это вернуть, неясно.   

— Завораживающая картина у нас во внешней торговле. Запад и прежде всего США пытаются разными способами перекрыть возможности продавать по приемлемым ценам то, что приносит нам наибольший доход, и не допустить продажу нужной нам продукции и товаров, а мы, в свою очередь, мечемся по миру в поисках возможностей обойти эти препоны и рогатки. Начинаем продвигать торговлю в национальных валютах. В результате у нас скапливается большое количество индийских рупий и прочих валют, на которые мы не можем купить то, что нам нужно, и обменять их ни на что мы тоже не можем. И эти дисбалансы, как утверждают экономисты, растут. Что делать? 

— Я думаю, во многом это преувеличение. Может быть, что-то и растет, но это не те суммы, о которых надо говорить. У нас больше всего взаиморасчетов в национальных валютах идут через юань, и тут нет проблем. У нас даже многие люди стали счета открывать в юанях. Китайская валюта конвертируется и на биржах, и в товары довольно хорошо.

— Оправдывает ли себя торговля в национальных валютах? Это лучше, чем когда мы торговали в долларах и евро?

— Вопрос так не стоит — лучше или хуже. Конечно, хуже. А что нам делать, если против нас применяют санкции? Мы же должны им противостоять.

— А что внутри России будет с курсами конвертируемых валют? Я имею в виду доллар, евро.

— Сейчас гадать об их курсах — дело абсолютно неблагодарное, поскольку они зависят от политики. Наш минфин по-прежнему покупает евро и доллары. Во всяком случае хочет покупать и, когда появляются деньги, это делает, тем самым делая рубль слабее. А рубль котируется на бирже, где все зависит от того, сколько долларов и рублей. Если государство скупает доллары, то их становится меньше и курс их, естественно, становится выше.

— Зачем оно их скупает? Надеется на то, что это противостояние закончится и мы снова сможем ими свободно оперировать?

— Мы и сейчас ими оперируем. На какие деньги мы все за границей покупаем? За параллельный импорт вы платите в рублях или юанях, что ли? У нас же импорт из развитых стран продолжается, оттуда много разных товаров нам поставляют. Далеко не на все наложены санкции, и многие виды гражданской продукции продолжают к нам совершенно легально и открыто завозить. И продовольствие поступает, и всякие медицинские товары, товары для здоровья, в том числе сырье для производства лекарств. У нас же своего сырья нет, а лекарства выпускаются. На какой основе? На базе покупного сырья. В том числе из развитых стран оно поступает. Запрета на это нет. Поэтому нам евро и доллары нужны, и минфин их покупает не для того, чтобы складывать, а для того, чтобы ими оперировать. Но это приводит к ухудшению курса рубля. Будем надеяться, что наше министерство финансов будет действовать осторожнее, потому что курс доллара сейчас предельно высок. Среди стран с таким уровнем экономического развития у нас самый плохой курс. 30 рублей — паритет покупательной способности или около того, и 75 — национальный курс. Разница в 2,5 раза. А в Китае — в 1,5. Хотя средний душевой уровень экономического развития в Китае ниже нашего. Я не сравниваю нас с Болгарией, Румынией, Польшей, так как будут совсем плохие сравнения не в нашу пользу.

— Уже даже Болгария, которая раньше, кроме овощей и розового масла, вообще мало что производила, лучше нас?

— Лучше, конечно, и по многим показателям. Там продолжительность жизни — 77 лет, а в России — 72 года, уровень жизни тоже повыше, чем у нас, и так далее. Польша вообще ушла от нас вверх далеко по всем показателям, а всегда была ниже нас. Прибалтийские страны скакнули вверх. Уже 78 лет у них ожидаемая продолжительность жизни, а не 72, как у нас.

— С чем это связано? Со спецоперацией или этот разрыв начал расти раньше?  

— Нет, это все до спецоперации уже было. По продолжительности жизни мы занимаем 100-е место, а по уровню экономического развития — 40–50-е. По уровню образования — 30-е.

— Как чувствует себя бизнес? Согласно данным Росстата, на 1 января 2023 года совокупная задолженность компаний РФ по налогам, сборам, страховым взносам и пеням достигла 2,53 триллиона рублей. За год долги бизнеса стали больше на 541 миллиард рублей, или 27 процентов. О чем это говорит, будет ли вал банкротств?

— Нет. Финансовый результат предприятий и организаций России — это прибыль минус убыток. Этот финансовый результат в 2022-м был 25 триллионов рублей. Задолженность — 10 процентов. Ничего, выживает бизнес. 90 процентов бизнеса, несмотря ни на что, выживает. 10 процентов находится в плохом состоянии, в долгах как в шелках. Кто-то банкротится, а кто-то, наоборот, поднимается на онлайн. Например, бизнесы, связанные с интернет-маркетплейсами, о чем свидетельствует продолжающийся рост рынка онлайн-торговли. Вот вам, пожалуйста, яркая иллюстрация новых перспективных веяний в бизнесе.

Если говорить о малом и среднем бизнесе, то они тяжело выживают. Ему, конечно, плохо. А кому сейчас хорошо, если мы находимся в кризисе? Повторяю, в кризисе от санкций. Перед этим два года находились в кризисе от коронавирусной пандемии. Четыре года мы в кризисе. Такое последний раз было в 1990-х.

«Сейчас Китай хочет напрямую выйти на Украину и предложить им какие-то варианты перемирия, потому что ему этот военный конфликт не нужен, от него Пекин проигрывает» Фото: © Li Xueren / XinHua / www.globallookpress.com

«Я очень надеюсь, что перемирие будет в этом году»

— Сейчас много пишут и говорят о том, как нам выходить из сложившейся ситуации, какую экономическую модель для этого использовать. Кто-то предлагает модель закрытой экономики или осажденной крепости с опорой на собственные ресурсы и возможности, кто-то, например, как Александр Аузан, считает необходимым перейти к модели НЭП-2. А вы что думаете по этому поводу?

— Это все образные сравнения. Нынешняя экономика не имеет ничего общего с экономикой 20-х годов ХХ века. Тогда НЭП во многом был крестьянским, поскольку в нашей экономике преобладало сельское хозяйство. А вы знаете, какая сейчас доля сельского хозяйства в валовом продукте?

— Наверное, процентов 5, не больше.

— Вы правы. 5 процентов. А тогда было 50. Он ведь отталкивался именно от замены продразверстки продналогом и возможностями свободной торговли излишками производства сельхозпродукции. А за этим последовала свобода торговли вообще, поскольку в стране было трудно со всеми товарами. Поэтому всячески поощряли торговлю и предпринимательство. Это и сейчас надо делать, но здесь сравнения заканчиваются.

Я очень надеюсь, что перемирие будет в этом году. Сейчас Китай хочет напрямую выйти на Украину и предложить им какие-то варианты перемирия, потому что ему этот военный конфликт не нужен, от него Пекин проигрывает. От спецоперации экономически никто не выиграл и не обогатился. Везде продолжается высокая инфляция, везде вынуждены повышать кредиты. Нигде уровень жизни серьезно не растет, ни в одной стране. В Китае, может быть, со следующего года будет расти, но в предыдущем не было роста. Плюс в КНР трудности. Поэтому ничего хорошего нет. Все хотят перемирия. А если все хотят, то оно рано или поздно будет.

И вот когда будет перемирие, то во весь рост встанет вопрос: как нам перейти к социально-экономическому росту? Я надеюсь, такой вопрос встанет уже в конце этого года, после перемирия. Чтобы ответить на него, надо понять, от чего зависит социально-экономический рост. Больше всего он зависит от двух факторов. Первый — от доли инвестиций в валовом внутреннем продукте. Эта доля сейчас очень низкая, около 17 процентов. Второй — от доли экономики знаний. Это комплекс отраслей, который составляет сердцевину человеческого капитала. По сути, второй фактор — это человеческий капитал, а более конкретно — сфера экономики знаний. Ее доля в валовом внутреннем продукте — 14 процентов. При таких долях экономического роста быть не может в принципе, потому что эти доли настолько низкие, что денег хватает только для простого воспроизводства, для выживания, но не для роста. Поэтому выход один — переход к форсированному росту инвестиций в основной капитал и инвестиций в человеческий капитал, конкретно в экономику знаний. Их доли должны повыситься. Чтобы нам ежегодно увеличиваться на 3–4 процента (это уровень мирового роста в обычное время, сейчас он немножко ниже), нужно долю инвестиций в основной капитал поднять с 17 до 25 процентов в валовом продукте, а долю экономики знаний — с 14 хотя бы до 20 процентов. В Китае это 22 процента, в Европе — 30 процентов, в США — 40 процентов. Надо не только поднять эти доли, но и эффективно использовать. В год нужно 6–7 триллионов рублей дополнительно вкладывать в рост инвестиций и экономики знаний. Если их эффективно вкладывать, через года два можно перейти к социально-экономическому росту.

— Что значит эффективно?

— Это значит, что надо вкладывать прежде всего в технологический прогресс. Надо начать массовую технологическую реконструкцию и развитие устаревших предприятий, чтобы поднять производительность труда, сэкономить материальные ресурсы, снизить потребление энергии и за счет этого подняться. И второе — надо начать строить новые корпуса по производству нужной нам продукции, расширять ее производство. Наконец, третье — надо развивать для этих целей транспортно-логистическую инфраструктуру, кооперацию внутри страны и так далее.

— То есть фактически новую индустриализацию в стране нужно провести? 

— Некоторые и так называют. Но только имейте в виду, что нужно человеческий капитал не забыть. С каждым годом самое большое значение для экономического роста будет иметь человеческий капитал. Не техника, а человеческий фактор. Человек. Кто придумывает и обслуживает технику, кто на ней работает и добивается результата своей деятельности? Человек, наделенный знанием, умением, опытом. Поэтому не нужно говорить только о технике. К тому же техника не может эффективно работать без хорошей организации и управления. Нам нужно перейти к планированию.

Все страны, которые смогли достичь хороших результатов развития, использовали планирование. Япония 30 лет шла вверх и стала второй державой после США среди развитых стран за счет 6 пятилетних планов. Южная Корея, которая стала одной из самых передовых, тоже использовала пятилетние планы. Китай 14-ю пятилетку выполняет. Индия, которая прет вверх последние 10 лет по 6–7 процентов ежегодно, несколько лет назад 12-ю пятилетку закончила. Турция сейчас растет темпами по 6 процентов в год, находится в середине выполнения 11-й пятилетки. И только наша Россия, правопреемница Советского Союза, где это планирование зародилось, откуда оно было перенято сначала Францией, потом Италией, потом Аргентиной, потом Японией, потом Турцией, его не использует в своей практике. Все эти страны взяли его на вооружение из СССР и приспособили для рыночной экономики. Это не мелочное директивное планирование с маттехснабом, системой дурацких нарядов, централизованными ценами и так далее. Нет! Это новая система планирования, но ее идеология, балансовый метод — главный метод планирования — взяты оттуда. У них она преимущественно индикативная. Государство должно договариваться с бизнесом: я тебе создам благоприятные условия, а ты мне за это обеспечишь рост того, другого, третьего в таких-то размерах. Так действовала послевоенная Франция, которая первой создала комиссариат планирования в 1947 году. Так действовала Япония.

— То есть нам сейчас не надо автаркично закрываться?          

— Господь с вами! Мы же живем в большом многообразном мире. Какая автаркия?! Сейчас много говорят о суверенитете. Но если его правильно понимать, то это хорошее слово. Жизненно важные вещи, конечно, нужно самим производить. Как мы могли умудриться загубить блестящую, прекрасную авиационную промышленность?! Мы же производили сотни самолетов Ту, Ил, и широкофюзеляжных, и сверхскоростных, средне- и ближнемагистральных. Мы на всем этом прекрасно летали в 100 стран. Как мы это все погубили? Насколько надо быть дураками, я даже определения не могу найти. Как мы за 30 лет новой России не продвинулись вперед в полупроводниках? Как производили 100-нанометровые полупроводниковые чипы, так и производим. А мир-то перешел уже на 28 нанометров, которые мы, если активно вернемся, то году к 2028-му или 2030-му сможем сделать. Но в мире уже строят заводы на 3 нанометра. Нам даже в страшном сне сейчас это не может присниться, настолько мы отстали. На десятки лет! Нам нужно повернуться к инновациям. У нас же талантливейший народ с высоким уровнем образования, знаниями, которые он не может эффективно применить. Но наша система образования неэффективна, потому что она учит знаниям, но не учит тому, как их применить.       

— И последний вопрос. Будет ли мировой кризис, который уже несколько лет все прогнозируют? Дональд Трамп говорит, что Америку ждет Великая депрессия похуже 1929 года. Это правда или очередные страшилки?

— Никакого 1929 года не будет. Ничего подобного даже близко нет. Трамп всякие предвыборные вещи говорит, шокирует публику, не более того. Не надо слушать его. Да, Америка переживает не лучшие времена. Это не период Рейгана, который победил стагфляцию, стагнацию, внедрил рейганомику. На 4 процента вверх росла Америка при нем. Он обеспечил благосостояние нации и ее подъем на 25 лет — с 1982 до 2007 года. За это время в Америке не было сколько-нибудь значительных кризисов. Вот что такое рейганомика. Или тэтчеризм — 11 лет процветания Англии. Есть с кого брать пример. Сейчас Америка, конечно, развивается еле-еле, вряд ли 2 процента роста она даст в этом году, испытывает трудности. Или вы думаете, что такая помощь Украине ей даром обходится? Это же десятки миллиардов долларов изымаются из бюджета США. Они же 100 миллиардов выкинули на эту помощь. И это, судя по всему, не предел. Это невыгодно выброшенные деньги.

Европа еще хуже развивается. Даже в Германии трудности. В Англии уже третий премьер-министр меняется не от хорошей жизни. Лиз Трасс нескольких месяцев не удержалась. Такого у них никогда не было раньше. Такие трудности, что так часто надо менять премьер-министров.

Что касается мирового кризиса, то он рано или поздно обязательно случится. Был же такой кризис в 2008 году без всякой пандемии, без всякой спецоперации. Просто кризис перепроизводства, связанный со структурными проблемами всякого рода. Поэтому обязательно будет новый кризис, но, когда именно, никто не знает. Это совершенно не связано с нынешней ситуацией. До 2025 года вряд ли случится что-то подобное. Когда именно он будет, предсказать очень трудно, я бы даже сказал, невозможно, потому что очень много факторов влияет. Мы пока плохо знаем экономику, чтобы ее предсказывать. Никому этого не удается, но поскольку каждый что-то говорит, то, конечно, кто-то угадает. А потом говорят: посмотрите, какой он великий предсказатель! Он не предсказал, а угадал. Поэтому это очень сложно, а главное, ненужно. Надо всегда быть готовым к трудностям. Мы, слава богу, пережили самые большие трудности в нашей новейшей истории.

А если мы пережили трудности и не скатились к краху в период этих трудностей, смогли справиться с ними даже лучше, чем кто-либо ожидал, значит, у нас есть для этого возможности. Мы страна огромных возможностей и талантливого народа, который только нужно встряхнуть и научить эффективной работе.