«Прошло время боевых уставов, не менявшихся десятки лет. Шаблонность не для этой спецоперации»

Владимир Бастраков на встрече мэра Казани Ильсура Метшина с участниками специальной военной операции Фото: metshin.ru

«Очень повезло, что я попал именно в танковый полк…»

— Владимир Олегович, вы были на встрече мэра Казани Ильсура Метшина с участниками специальной военной операции. Стараемся в целом отслеживать различные гуманитарные инициативы, но, если честно, о вас тогда я услышал впервые. Расскажите немного о себе.

— Родом я из Йошкар-Олы, что не так далеко отсюда. В жизни сложились так обстоятельства, что после школы я сделал выбор в пользу военной карьеры.

— Почему?

— Для меня одним из решающих факторов в жизни всегда являлась стабильность, когда есть свой порядок, какая-то структурированность. Если говорить о «гражданке», то там же всегда есть некое маневрирование, постоянно что-то меняется. А военная служба — это стабильность, когда есть понимание, сколько ты получаешь, за что, когда. Воинское довольствие зачастую неизменно и максимально понятно. Для меня это было немаловажным фактором. Плюс есть же такое понятие, как «военная романтика». Мужской коллектив, устаканенные отношения между людьми, строгая иерархия — это все то, что меня всегда привлекало.

— А в вашей семье есть военные?

— Нет, папа у меня кузнец, мама — продавец. Самая обычная семья. Только меня вот потянуло в военное училище.

— Куда вы поступали?

— В Казанское высшее танковое командное ордена Жукова краснознаменное училище. Я его окончил, являюсь кадровым офицером.

— Почему пошли именно в танкисты?

— Танки в моем понимании — это боевая мощь, железный кулак и опять же некая собранность и понятность во всем. Не зря же говорят, что в танковых войсках очень сплоченный коллектив и порядок во всем.

— Вы были командиром танкового экипажа?

— Нет, я начинал службу с курсанта военного училища. С выпуском мне присвоили первое офицерское звание — лейтенант. По распределению попал служить в Ростовскую область на должность командира танкового взвода в танковом батальоне. Очень повезло, что я попал именно в танковый полк.

— Почему повезло?

— Танки могут находиться в разных подразделениях. Это может быть мотострелковый полк с одним танковым батальоном или десантное подразделение, где только одна танковая рота. В моем же случае получилось так, что я попал, что говорится, чисто в танковое подразделение. Это полк из трех танковых батальонов. И у меня появилась гордость, что попал именно в 150-ю мотострелковую Идрицко-Берлинскую ордена Кутузова дивизию. Сама дивизия, в состав которой входил наш танковый полк, была сформирована относительно недавно, но за ней огромная история. Я был горд чувствовать свою причастность к ней.

— О каких годах мы сейчас говорим?

— Обучение в танковом училище я проходил с 2012 по 2017 год. Как только выпустился — отпуск, а потом сразу на службу в 150-ю мотострелковую дивизию. По ходу службы я уже дошел до должности заместителя начальника штаба танкового полка. С этой должности потом и ушел в запас.

«Танки в моем понимании — это боевая мощь, железный кулак и опять же некая собранность и понятность во всем. Не зря же говорят, что в танковых войсках очень сплоченный коллектив и порядок во всем» Фото предоставлено Владимиром Бастраковым

«Уничтожение командных пунктов всегда в приоритете у противника»

— Вы успели принять участие в СВО?

— Согласно поступившему боевому распоряжению, в составе полка выполнял задачи на территориях проведения специальной военной операции.

— Вы прямо по-военному отвечаете. Хотелось бы услышать какую-то историю о личных эмоциях и впечатлениях от событий после 24 февраля…

— Для меня это первое участие в боевых действиях. Наша дивизия была сформирована в 2017 году. Рядом находились как военнослужащие, которые только после срочной службы остались по контракту, так и такие, кто прямо уже ветеран службы, у кого за плечами по 15–20 лет выслуги и не одна командировка. Постоянно происходил обмен опытом, мы смотрели на старших товарищей. Радует, что, когда дали «зеленый свисток», ни у кого не возникло никаких сомнений.

— Вы непосредственно участвовали в танковых боях?

— Лично в составе танкового экипажа в бою не доводилось принимать участие, так как должность подразумевает выполнение других задач.

—  А в чем эта штабная должность заключалась?

— Я был заместителем начальника штаба танкового полка. Мы находились в штабе, на командном пункте полка. Его развертывание, свертывание (организация перемещения), обеспечение и организация связи, общий контроль, руководство, составление отчетных документов, каких-то планов, донесений — это все было мое. В основном передвигался с командным пунктом. А это не 3–5 и даже не 10 человек. За всю организацию этого я и отвечал, включая охранение, обеспечение и так далее.

— То есть непосредственного контакта с врагом вы не имели?

— Ситуации были разные…  Командный пункт — это всегда приоритетная цель для противника. Поэтому он пытается всеми возможными способами нарушить его работу и добиться потери управления. Контакты были с ДРГ (диверсионно-разведывательные группы — прим. ред.), но зачастую по нам работали средствами артиллерии и танками. Бой — это не всегда по линии боевого соприкосновения. Чтобы вы понимали, наш командный пункт от переднего края находился порой на расстоянии километра, а то и ближе. К тому же следует иметь в виду, что это боевые действия против обученного грамотного противника, умеющего понимать, воспринимать и показывать свою силу…

— А это такой противник?

— Именно такой. Это я видел и тогда, и сейчас. И это все при том условии, что снабжается противник очень достойно.

— Поднатаскали западные специалисты?

— Школа у нас с ними одна. В этом вся сложность. Командный состав ВСУ, генералитет их — все выходцы из Советского Союза.

— Было ощущение, что в плане тактики воюем сами с собой?

— Если говорить о тактике, то сразу вам скажу, что шаблонность не для этой спецоперации. Это все не то, что написано в учебниках. Здесь постоянно все развивается, каждый день появляется что-то новое. Мы учимся на том, что они придумали, они учатся реагировать на то, что мы делаем. Прошло время боевых уставов, не менявшихся десятки лет. Сейчас все меняется каждый день, что-то новое постоянно изобретается. В этом состоит еще одна сложность проведения специальной военной операции.

— А воспринимает ли, понимает ли наше командование в высоких кабинетах, что по старым методичкам уже не прокатит? Делаются ли выводы?

— Они все все понимают и даже более чем. Штабы сегодня — это не какие-то люди, которые принимают решения по каким-то картинкам, слайдам, отчетам. Сейчас все штабы находятся на «передке», и они все видят своими глазами, они всем этим сами живут и чувствуют перемены на себе. Поэтому реагирование на изменения происходит максимально быстро, никто на потом ничего не оставляет. Нет, на все идет своя реакция моментальная.

— Но на местах же все равно, наверное, встречаются противоречия, скажем, между старой школой и новой? Как, например, мы слышали историю с запретом в определенный момент мультикама…

— Могу сказать только свое личное мнение. Старая школа — это та школа, что написана кровью, потом, подвигами наших дедов, прадедов, отцов. Это основа. Никто не говорит о ее отмене. Есть основа, на которую накладываются новшества, появляющиеся в ходе выполнения текущих задач. Никто старую школу не отметает. Просто она наращивается новыми знаниями и умениями.

— Победит тот, кто окажется изобретательнее в этом смысле?

— Совершенно верно. Вы же знаете, что о русской смекалке складывают легенды? Оттого у меня и твердая уверенность в том, кто победит.

«Всю сознательную жизнь я был военным»

— Как долго вы принимали участие в СВО?

— До 10-х чисел апреля. Получил ранение вблизи Мариуполя. Был доставлен в ростовский госпиталь.

— Серьезное ранение?

— Разбило сустав, ходил в гипсе. 16-го числа меня привезли, а 21-го, кстати, у меня родился сын. Потом была реабилитация порядка 3,5 месяца. Еженедельно делали мне снимки, контролировали срастание. Как раз во время прохождения реабилитации у меня закончился контракт, встал вопрос о приоритетах — либо воспитывать сына и быть с ним рядом, либо вернуться обратно. Я сделал выбор в пользу семьи. В связи с окончанием контракта ушел в запас. Но служба моя на этом не закончилась, я и сейчас продолжаю ее, но уже в другой структуре, не связанной с министерством обороны.

— А вас так легко отправили в запас? Просто сейчас-то, кажется, в связи с частичной мобилизацией все контракты автоматически пролонгируются.

— Я был уволен из списков своей воинской части в середине июля. Тогда частичной мобилизации еще не было.

— Без вопросов подписали?

— Просили остаться, конечно. Предлагали другие должности, просили подумать. У нас сильнейший коллектив, все держались друг за друга. У нас было настоящее боевое братство, проверенное и в боевых условиях, и в мирной жизни. Поэтому мне было тяжело уходить. Но родился мой долгожданный первенец. И я сделал выбор в пользу семьи.

— Что было после увольнения?

— Встал вопрос, чем дальше заниматься, как жить и так далее. Все-таки всю сознательную жизнь я был военным, провел бо́льшую часть времени на юге нашей родины. Были варианты остаться в Краснодаре, думал о Ростове. Но тогда еще не было понимания, чем я стану заниматься на «гражданке», смогу ли найти себя вообще. Точно не хотелось чего-то такого, связанного с разъездами, потому что намеревался быть рядом с сыном. Остановил свой выбор в итоге на Казани. Моя супруга отсюда, и есть родственники, которые всегда поддержат в случае чего. По прибытии сюда я встретил своего сослуживца, который ушел из рядов ВС уже достаточно давно, тот бывал в тех местах, где выслуга быстро-быстро шла. Он-то мне и предложил подумать о сегодняшней службе.

Фото предоставлено Владимиром Бастраковым

«Союз ветеранов СВО — это не про книжки…»

— Как в вашей жизни появился союз ветеранов СВО?

— Это все результат того же самого воинского братства, о котором я говорил. Южный военный округ в принципе очень сплоченный, там везде у каждого друзья и товарищи, все постоянно общаются друг с другом, поддерживают. Еще будучи на реабилитации, мы стали помогать товарищам, оставшимся на выполнении задач. Мы спрашивали их, что им нужно, какие есть потребности, в чем мы могли бы помочь. Получали запросы, искали средства, закупали, потом все отправляли туда. И как-то в одном из разговоров затронули тему, почему бы все такие гуманитарные инициативы не собрать под одной крышей. Возникло предложение создать общественную организацию, которая бы объединяла все направления по оказанию помощи. Подготовили пакет документов в минюст. А это, я вам скажу, процесс небыстрый, но ничего, собрали, отвезли, зарегистрировали и приступили к работе.

— Это же федеральный союз?

— Да, чтобы называться всероссийским, надо было объединить определенное количество регионов, создать на местах региональные филиалы. А это вопрос небыстрый, но и несложный, потому что много наших ребят в разных регионах: кто-то также закончил службу и уехал потом к себе на родину, кто-то продолжает выполнять задачи. Есть человек, который смог объединить это все под свое начало, — президент союза Олег Вадимович Панчурин, замкомандира 71-го полка, награжденного орденами Мужества. У нас все члены — это проверенные люди, те, кто смог достойно зарекомендовать себя в самых разных ситуациях.

— Вы возглавляете казанский филиал союза ветеранов?

— Да, я председатель союза ветеранов СВО по Казани.

— А ваша организация представлена и в других городах Татарстана?

— К нам обращаются и Альметьевск, и Нижнекамск, и Челны с просьбами открыть свои представительства у них. Но мы пока еще недавно в Татарстане появились, поэтому нужно время для расширения.

— Сейчас создано уже достаточно много разных организаций вокруг темы СВО. Тот же комитет семей воинов Отечества или фонд «Защитники Отечества» и так далее. Не боитесь пересечений, повторов в своей деятельности?

— Мы не ставим себе задачу говорить, что наш союз лучше какой-либо другой организации. Не боремся за внимание людей к себе. Кому надо — тот увидит и придет к нам. Особенность нашего союза в том, что мы своего рода мостик между действующими военнослужащими и членами их семей. У нас вся коммуникация проходит гораздо оперативнее.

— Чем это было бы через государственную машину?

— Не скажу, что через государственные, но быстрее, чем через те, что разводят много бюрократии в духе: «Напишите заявление, обращение». Ко мне могут позвонить напрямую. Буквально сегодня мне позвонила сестра одного из добровольцев, который уже два месяца не выходит на связь. Я ей сказал: «Хорошо, давайте встретимся, поможем чем сможем». Встреча тут обязательна, чтобы не было такого, что кто-то кому-то… Мы уже сталкивались с такими ситуациями, когда я еще был действующим военнослужащим. Противник тоже на месте не сидит, пытается зацепиться за все что только можно. Поэтому все только при личной встрече. Но я при этом не прошу «какую-то копию, заверенную нотариусом». Своими глазами все вижу, если какие вводные данные мне надо, то узнаю у человека вживую и тогда уже действую. Это, кстати, одно из ключевых направлений нашего союза — мы помогаем связаться с теми, кто на «передке», либо узнать по ним какую-то информацию.

Пустая паника, вбросы, демагогия никому не нужны. Когда я сам там находился, то с женой только 2 раза говорил по телефону: с 8 Марта поздравил и еще один раз позвонил потом. Не все понимают, что это нормальная ситуация. Есть же и такие люди, которые готовы себе накручивать все что угодно, если их родной человек 15 минут на связь не выходит. Это не то место, не то время, когда даже любимому человеку можно звонить каждые 15 минут. Некоторым просто необходимо это объяснить, донести, поддержать их, чем мы тоже занимаемся. У нас есть отдел морально-психологического обеспечения, который помогает в таких ситуациях.

— У вас вообще большая команда?

— Большая. Мы недаром называемся союзом ветеранов СВО. Это те люди, кто причастен ко всему происходящему. И речь не только о действующих военнослужащих, штатных или добровольцах, ЧВК и так далее. Наш союз отличается от всех остальных тем, что в него может вступить любой, кто причастен к происходящему, — это и активисты, гуманитарщики, благотворители. Если человек готов помочь что-то закупить для наших ребят — значит, он уже причастен к этому, он также выполняет общую задачу, но только со своей стороны.

— Но все же сколько человек в вашей команде сегодня?

— Порядка 35–40 человек. Мы все одна команда, весь наш союз — это единая команда с одной целью. Если брать Казань, то управленческая деятельность у нас исходит от четырех человек: от меня и трех моих заместителей. Этот союз стал второй семьей уже, наверное, потому что и дома, и на основной работе мы этим живем, дышим, болеем за это.

— Зарплату получаете или вы в качестве волонтера?

— Какая зарплата, о чем вы? Одна только инициатива. Мы почти все через это прошли, есть внутреннее понимание, что это необходимо делать.

— Союз ветеранов СВО — это не про членство, не про книжки?

— Это не про удостоверения ветеранов боевых действий. Это про состояние души, действия, эмоциональное состояние. Это союз небезразличных людей, кто хочет помочь нашим ребятам в зоне проведения специальной военной операции.

«Всю логистику мы берем на себя. Если кто-то хочет помочь сам, но не знает, как это можно сделать, — пожалуйста, обращайтесь к нам, мы поможем и окажем всяческое содействие. Это то, что касается гуманитарной помощи» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Оказываем помощь в решении каких-то трудных ситуаций для участников СВО или членов их семей»

— Что вы делаете для этого?

— Самое первое — это гуманитарная помощь. У нас есть фонд. Есть благотворители из разных предприятий, организаций, активисты, которые выражают свою готовность помочь как-то нашим бойцам. Мы не из тех, кто берет и разбрасывает что-то в никуда. Мы получаем заявки от действующих подразделений. Они присылают нам запросы, либо мы сами мониторим, выясняем, какие есть трудности, как можно помочь. Мы это все фиксируем, регистрируем, формируем заявку, открываем сбор, исходя из потребности. Всю логистику мы берем на себя. Если кто-то хочет помочь сам, но не знает, как это можно сделать, — пожалуйста, обращайтесь к нам, мы поможем и окажем всяческое содействие. Это то, что касается гуманитарной помощи.

«Надеемся, что этих подарков нам хватит надолго»: как бойцы «Алги» везли помощь на фронт

Далее это медицинское обеспечение. Бывают случаи, когда со стороны минобороны полный комплекс лечения, реабилитации вроде выполнен в полном объеме, но у человека все еще остаются жалобы на что-то… Или когда ему предстоит операция, но она откладывается по тем или иным объективным причинам. Мы можем помочь ускорить какие-то процессы. Были случаи, когда мы выделяли из нашего фонда средства на проведение операции в частной клинике, например. Ситуации разные бывают. Можем помочь с закупкой протеза какого-то.

— То есть «медицинское обеспечение» — это не только про помощь в получении места в санатории?

— Это у нас в отдельное направление выделено. Медицина — про все то, что касается состояния здоровья. Если говорить о реабилитации военнослужащих, то у нас есть партнерские санаторные организации, которые готовы на каких-то льготных условиях предоставить санаторный отдых участнику СВО или членам его семьи.

— Что для этого нужно?

— Чтобы человек связался с нами по номеру телефона, электронной почте. Необязательно даже выходить на представителя по своему региону. Достаточно написать на основном сайте письмо, и уже руководством и операторами, которые принимают и рассматривают заявки, оно будет направлено в регион. И будут прорабатываться [меры]. Один из примеров — к нам обратилась Екатерина, жена погибшего военнослужащего. У нее двое детей. На нашем сайте размещен один из постов — это предоставление на безвозмездной основе отдыха в Сочи: апарт-отель на безвозмездной основе предоставляет участникам СВО и членам их семей номера для проживания. Она обратилась с вопросом, есть ли возможность, пока летняя пора, с детьми выехать на отдых. Буквально сразу после того, как она обратилась (прошло не больше часа), мы дали ей обратную связь, пригласили на встречу. При разговоре уточнили все необходимые моменты: мы готовы предоставить проживание безвозмездно, но дорога до места проведения отдыха и обратно — за свой счет. У нас в данный момент нет возможности иметь свой транспорт. Он обязательно будет, все получится, но пока таких условий нет. Со своей стороны предоставляем проживание, но переезд от Казани до Сочи с двумя детьми — это тоже определенные [траты]. И у нас на территории республики нашлись санатории, о которых она просто не знала. Она увидела размещенный у нас на сайте пост и захотела туда. Сказала: «Если бы я увидела, что здесь есть, естественно, для меня это было бы удобнее». Завершилось тем, что мы оказали содействие в отдыхе детей на территории Татарстана.

«В этих фронтовых сводках есть и наш труд»: кто и как помогает фронту в Татарстане

— Какие еще есть направления?

— Морально-психологическое обеспечение. У нас есть отдел помощи женам погибших военнослужащих, который возглавляет тоже вдова офицера, который погиб на СВО. Опять же, инициативность этого человека — не потерялась, не ушла в себя, сказала: «Ребята, я с вами, хочу и буду помогать». Она сама пережила всю эту ситуацию, у нее есть глубочайшее понимание всего происходящего, и она готова оказать поддержку тем людям, кто оказался в таком же положении. Плюс есть единомышленники, которые тоже являются психологами, именно военными психологами. Почему акцент на «военных»? Может быть, методики работы у них и одинаковые, но понимание [другое]. Кроме военного психолога или того человека, кто находится в околовоенной атмосфере, [их никто не поймет]. Когда звонит жена военнослужащего и говорит: «Мой муж, гранатометчик такого-то взвода, такой-то роты, батальона…», — не думаю, что каждый гражданский человек элементарно правильно воспримет эту информацию, а тем более надо оказать квалифицированную помощь, поддержать, словом в первую очередь, на начальном этапе разговора — у него может не получиться в меру своих знаний. И здесь же те люди, которые по 15–20 лет прожили в военной среде и как минимум все понимают.

— Это местные специалисты или федеральные?

— Отдел является федеральным, номера телефонов для всех регионов одинаковые. Прорабатываем этот момент для Татарстана, в скором времени, думаю, у нас появится свое отделение. Далее — у нас проработано логистическое направление. В данный момент я еще ни у кого с этим не сталкивался, но о нас могу сказать следующее. Вот, к примеру, собирается определенная партия гуманитарной помощи или кто-то изъявляет желание сам отправить помощь… Мы со своей стороны можем полностью взять на себя логистическую постройку маршрута: где произвести загрузку, как добраться, по какому маршруту и так далее. Обязательно встретят представители союза, сопроводят под охраной и доставят груз непосредственно в руки тем людям, которым это нужно и кому оказывается помощь. Разместят, потом сопроводят обратно. И все эти мероприятия будут проведены [на высшем уровне].

Также у нас есть отдел боевой подготовки: это действующие военнослужащие с определенными знаниями, навыками и умениями, они являются инструкторами и готовят добровольцев, мобилизованных. Пример из Крыма: развернут центр подготовки, где присутствуют инструктора, которые готовят операторов для квадрокоптеров.

— А здесь?

— На сегодня у нас именно подготовки на территории Казани и Татарстана нет. Но такое есть в планах. Как быстро получится здесь развернуться? Трудно сказать. Для начала нужно же найти место. А тут не все так просто.

— А как же «Патриот»? Там проходят замечательные курсы по начальной военной подготовке от «Рокота».

— Как вариант. Просто мне пока не удалось с ними встретиться, поговорить. Это одно из направлений, его можно проработать, в перспективе обязательно сделаем.

— Хорошо, чем еще занимаетесь?

— Далее — оказываем социальную помощь в решении каких-то трудных ситуаций для участников СВО или членов их семей. Например, человек по ранению ушел в запас, признан заключением военно-врачебной комиссии негодным к военной службе, его отправляют домой. А у него глаза большие, разводит руками и не знает, за что хвататься. Этому же не учат в школе: куда идти, какие бумаги подписать. С такой ситуацией человек встречается в первый раз. И, чтобы не было всевозможного плавания по кабинетам, стуков в дверь, можно обратиться к нам. По самым разным вопросам: по получению удостоверения ветерана боевых действий, каких-то федеральных или региональных выплат по ранению, оформлению каких-то документов. Мы подсказываем, при необходимости сопровождаем, помогаем какие-то справки собрать и прочее. Случается так, что иногда, помимо тех бумаг, которые у человека есть в личном деле или которые он просто взял с собой, бывают необходимы и другие документы. Тогда мы выходим на воинскую часть, запрашиваем и содействуем в получении документов. Ускоряем все эти процессы, так скажем.

«На сегодня открыт вопрос по бойцам частных военных компаний, в частности по «вагнерам» Фото: © Евгений Биятов, РИА «Новости»

— А можете ускорить получение статуса ветерана боевых действий?

— Я думаю, да. Это актуально на сегодня. Но по опыту того, с чем мы сталкиваемся, вроде все достаточно быстро сейчас происходит. Когда я проходил службу в мирное время, тоже были рассказы о том, что удостоверение ветерана боевых действий могут ждать год-полтора. Говоря по себе, удостоверение я получил через полтора-два месяца после того, как попал в госпиталь. Думаю, это небольшой срок.

«Я офицер и не мог сидеть на попе ровно, если Родина в опасности…»

— Но вы кадровый военный. Я недавно общался с одним добровольцем из батальона «БАРС-13». Он рассказывал, как вернулся через два месяца после начала СВО и вот с тех пор якобы все еще не может получить удостоверение ветерана боевых действий. Врать не буду, не вникал во все юридические тонкости, какие там нужны документы, справки, приказы. Но вроде бы до сих пор пытается получить этот статус.

— Существует определенный порядок получения статуса ветерана боевых действий и определенный пакет документов, подтверждающих этот статус. Что касается военнослужащих, проходящих военную службу, то для них эти документы готовит воинская часть. Ничего сложного тут нет, от военнослужащего достаточно рапорта, а дальше кадровики все сделают сами, система налажена и отработана. Что касается мобилизованных, то тут то же самое — они приписаны к воинской части и тут тоже работают кадровики. Что касается добровольцев, то для них также есть определенный порядок и перечень необходимых документов. Мы им готовы оказать помощь при необходимости. По идее, ничего сложного для них тоже нет — как только в военкомат приходят документы на добровольца, достаточно написать рапорт, приложить фотографии, и все. Ключевое тут — документы, которые приходят в военкомат.

Нужно же понимать, что удостоверения эти не лежат в военкомате так, чтобы в любой момент какая-то тетенька взяла их, заполнила, фотографию вклеила, печать поставила и выдала потом. Это не так работает. Если комплект документов собран, поверьте, этой тетеньке из военкомата несложно их проверить, приложить фотографию, заявление, завернуть и отправить на подпись. Вопрос часто бывает в другом — сколько эти документы будут «ходить»? Они отправляются не по электронной почте и не на беговых тушканчиках, а специальной военной почтой, так как там личная информация о военнослужащих. Есть определенные сроки изготовления [удостоверения]. Все формируется, изготавливается, потом направляется обратно в военкомат, и там уже их выдают.

Насколько я понимаю, на сегодня открыт вопрос по бойцам частных военных компаний, в частности по «вагнерам». Сколько мы уже бились тут… С одной стороны, это ребята, которые защищают нашу страну, выполняют одни задачи с министерством обороны. Но сегодня они не могут получить удостоверение ветерана боевых действий, потому что юридически пока нет необходимых документов для решения их ситуации. Но ничего, думаю, этот вопрос скоро тоже решится.

Юрий Суворов, союз десантников РТ: «Не все вернутся в нормальном состоянии. Кто-то ударится в пьянку»

«Интерес — это одно, а возможность оказать помощь — другое. Но и то и другое надо поддерживать»

— А вы как-то взаимодействуете с другими волонтерскими, общественными объединениями?

— На сегодня мы плотно сотрудничаем с союзом отцов в лице Аделя Линнаровича (Загретдинова — прим. ред.), он же директор благотворительного фонда «Сила в детях». У них уже проработаны все вопросы оказания гуманитарной помощи, по реабилитации военнослужащих. Мы тоже не во всех моментах подкованы еще, нам порой бывают нужны консультации больших, уже «повидавших жизнь» организаций. Потом мы также работаем с общественным объединением «Духовный спецназ» во главе с отцом Виталием. Вплотную взаимодействуем опять же с управлением соцполитики Казани и Ириной Петровной Смирновой. Неоднократно с ними встречались, обсуждали разные вопросы по оказанию помощи. С союзом ветеранов боевых действий РТ взаимодействуем. Не довелось еще вплотную познакомиться с союзом десантников, но надеюсь, что обязательно встретимся.

«Ни в одном органе власти я не получил ни одного ответа»: с чем идут казанцы в фонд для ветеранов СВО

— Сейчас очень много разговоров о фонде «Защитники Отечества», что создавался при госучастии, так скажем. У меня есть ощущение, что ниточек, за которые они могут подергать, объективно больше, чем у вас…

— По поводу фонда «Защитники Отечества». Да, думаю, возможностей у них больше. У них много направлений работы. Мы смотрели проект вместе с Ириной Петровной Смирновой (глава управления по соцполитике исполкома Казани — прим. ред.) — думаю, это отличная организация, нужная, включающая в себя множество возможностей. Мы знаем, что в фонде «Защитники Отечества» можно получить помощь. Но, если к нам обратились, мы же не скажем им: «Вот есть фонд, идите туда». Если всех туда ссылать, то сотрудники там просто начнут зашиваться, мягко говоря. Мы существуем, можно сказать, чтобы их немного разгрузить, что ли. Мы тоже оказываем помощь своими силами, возможностями, инструментами. Да, у них все выглядит масштабнее, по-другому финансируется, но и мы не лыком шиты, чем сможем — всегда поможем. На то мы и общественная организация. Это я про то, что конкурировать с кем-то мы не собираемся. Тут как с системой образования: есть государственные школы, а есть частные. Можно обратиться и туда и сюда — кому как угодно. Но суть останется прежней: и те и другие делают одно дело.

«Мы вплотную взаимодействуем опять же с управлением соцполитики Казани и Ириной Петровной Смирновой. Неоднократно с ними встречались, обсуждали разные вопросы по оказанию помощи» Фото предоставлено Владимиром Бастраковым

— Вы сказали о «другом финансировании». У вас же тоже есть благотворительный фонд при союзе, который пополняется, из которого финансируются ваши мероприятия: санатории, гуманитарная помощь и так далее. Это федеральный фонд? Насколько он большой?

— Он федеральный. Ввиду своей основной работы я не могу открывать на себя расчетные счета, но в моей команде есть люди, которые готовы. Правда, пока я не вижу большого смысла в этом. Мне достаточно позвонить и обратиться к заместителю президента союза либо напрямую к Олегу Вадимовичу. Объясню ситуацию, доложу о необходимости выделения ресурсов. И я не думаю, что будут какие-то трудности с выделением финансирования из общефедерального фонда.

— Он большой? Понимаю, что не в вашей компетенции, но это вопрос хотя бы миллиардов рублей?

— К сожалению, нет. Хотелось бы, чтобы каждая заявка, все, о чем просят пацаны, чтобы те же коптеры, экипировка, бутилированная вода — все решалось вот так, по щелчку.

— А сейчас за какое время отрабатывается заявка?

— Все зависит от того, какая заявка. Если она точечная — например, необходимо одно ружье, то это одна ситуация. А когда просят оказать помощь с чем-то на целый батальон — это уже совсем другая история. Мы готовы свои зарплаты выкладывать, но не всегда тех средств, которые имеются, хватает на приобретение и закупку требуемой помощи. Тут порой цена вопроса не 10 тысяч, и не 100 тысяч рублей, а миллионы.

— Что сейчас нужно фронту, о чем просят?

— Сейчас нужна экипировка. Она имеет свойство изнашиваться, рваться, теряться. Потом необходимы средства ведения разведки, боя — эти вещи всегда востребованы. Об этом уже, наверное, знают все, но по-прежнему нужны дроны, квадрокоптеры, средства связи. Есть необходимость в тарелках спутниковой связи, «триколоровских» тарелках, спутниковых с IP-телефонами.

«Мало вовлечено людей, и те – только потому, что началась мобилизация. До нее и этим было все равно»

— Как, на ваш взгляд, люди стали помогать меньше? Чувствуется некая усталость от постоянной помощи?

— Честно, я не сказал бы, что меньше стали помогать. Вы имеете в виду, что интерес пропадает или возможности? Со своей колокольни я на это смотрю так: интерес — это одно, а возможность оказать помощь — другое. Но и то и другое надо поддерживать просто. Может быть, со стороны государства обратить на это внимание, помочь коммерческим организациям, физическим и юридическим лицам.

— Налоги снизить?

— Почему бы и нет? Как один из вариантов. Хотя я сам не юридическое лицо, коммерцией не занимаюсь, но, возможно, для кого-то это будет существенным подспорьем. Чем можно поддержать интерес? Создать условия для тех, кто оказывает какую-либо гуманитарную помощь. Дал ты что-то общественной или государственной организации или напрямую с подразделениями работаешь — сделайте и для меня что-то. Простой бартер. Например, какая-нибудь пилорама готова изготовить нары для землянок, подмостки, черенки для лопат. Администрация видит, что он раз, два, три отвез партию помощи. Почему бы к нему не подойти и не сказать в таком случае: «Друг, вот тут есть лес. Будешь перерабатывать его, условно, 8 кубов для изготовления досок для фронта, а два куба — твои, что хочешь с ними, то и делай»? Тогда появляется интерес.

— Кто же позволит просто так?

— Сейчас время такое. Если не работать на людей, то они тоже могут и спиной повернуться, и глаза закрыть. Хотя в обществе сами понимают, что поддержка необходима. Она в любом случае будет. Мы же не дяде с тетей со стороны, за границей где-то помогаем, а своим, нашим ребятам.

— Много уже заявок через вас прошло?

— Учитывая, что в Татарстане наша организация существует порядка полутора-двух месяцев, то по гуманитарной помощи три заявки отработали. По оказанию социальной помощи — каждый день то с одним, то с двумя людьми я лично разговариваю, встречаюсь, где-то достаточно просто консультации.

Мы только начинаем набирать обороты, и еще все впереди. Двигаемся уверенно, каждый шаг взвешиваем. Уже достигнуты определенные цели, которые мы перед собой ставили, но на этом не останавливаемся. Мы готовы, силы и возможности есть.