Дмитрий Шленкин: «Приехал черный минивэн, вышли солидные ребята, выдернули скульптуру и увезли»

Шленкин создал концептуальную основу к экспонату «Рыба молчания» за несколько дней до открытия выставки — скульптура посвящена темам, о которых принято молчать Фото: «БИЗНЕС Online»

«Сама рыба — воплощение общества, а мы живем в обществе молчания…»

— Дима, твой арт-объект, встречающий гостей выставки в первом зале, проходил под рабочим названием «Крупная рыба». И буквально за несколько дней до открытия ты придумал идеологическую концепцию и назвал эту скульптуру «Рыба молчания». Расскажи почему?

— В современном искусстве каждое произведение должно быть подкреплено идеологией, оригинальной концепцией. Часто люди, которые даже не связаны с искусством, любят играть в эту игру, они спрашивают: «А что это значит?». Им самим нравится разгадывать эту загадку. Эта рыба создавалась давно: сначала был каркас из обрезков дерева, потом появились детали из нержавейки, я их начал составлять в простую форму. Мне очень нравится форма рыбы, ведь она чужеродна суше и, попадая в нашу среду, она уже сама по себе выглядит странно, таинственно.

«Мятежный дух и страсть к экспериментам – так выглядит искусство молодых!»

Когда работа была готова, я подумал, что сама рыба — это воплощение общества, а мы живем в обществе молчания, на многие темы по тем или иным причинам наложено табу. Иногда само общество диктует нам условия — как нужно правильно излагать свои мысли. Внутри рыбы в смиренной позе сидит маленький человек, сделанный из проволоки. Выходит, он безмолвствует и плывет по течению в какой-то степени…

«Рыба молчания» — скульптура-конструктор весом в 40 кг и почти 4 метра в длину Фото: «БИЗНЕС Online»

— Насколько я знаю, проволочный человек внутри рыбы тоже в последний момент появился?

— Да, это очень ловкий способ заложить концептуальную основу — добавить образ человека. Зрителю он понятен, появляются самые разные интерпретации — есть авторская, у кого-то будут другие, и каждая имеет право на существование.

«Внутри рыбы сидит проволочный человечек — согласно задумке автора, он смиренно плывет по течению в обществе, в котором принято молчать» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Многие почему-то спрашивают, пиранья это или нет. Насколько это вообще важно?

— Там просто особый оскал, а зубы — это элемент оживления. У меня есть такой прием: если в рабочем процессе пропадает энтузиазм, я внедряю глаза как зеркало души и скульптура сразу же оживает, появляется мотивация ее побыстрее доделать. Зубы тоже один из способов оживить скульптуру. Менее выразительный прием по сравнению с глазами, но также придает образу яркий характер.

— А почему ты решил самовыражаться именно в скульптурах?

— Мне всегда нравились именно трехмерные формы, я люблю лепить что-то руками, делать нечто осязаемое. Важный момент — когда создаешь работу на холсте, у тебя есть несколько попыток редактирования. Ты можешь видоизменять элемент некоторое количество раз, после чего работа, как правило, уже испорчена. А для меня важны долгие поиски, возможность постоянного редактирования. Формат скульптуры-конструктора дает такую возможность.

— А ты помнишь свою первую скульптуру? Полноценную, о которой ты подумал, что это уже искусство и это не стыдно показать.

— Первая скульптура, которая вышла в публичное поле, — «Человек на шаре». Я его делал давно, сейчас надо найти силы его отреставрировать. Он до сих пор стоит на фабрике Алафузова. Маленькие работы тоже были, причем много, но тогда я еще не позиционировал себя как художник. Просто делал и делал.

— В 2020 году у тебя состоялся отличный проект с «Сильверменами» в парках Казани. Мне всегда было интересно — не боишься ли ты выставлять эти хрупкие скульптуры в общественных пространствах? Вообще, откуда возникла идея самовольно расставлять их по городу?

— Я внимательно наблюдал за разными художественными процессам в Казани и мире и обнаружил непроторенный путь — стихийные стрит-арт-скульптуры. На стенах города есть много незаконных двухмерных картинок: граффити, теги. А скульптуры под открытым небом самовольно еще никто не расставлял. Кстати, юридически к этому сложнее придраться, потому что, если ты оставил на улице некую вещь, это даже не вандализм. Просто как будто забыл, как велосипед или сумку, но при этом совершил яркое художественное высказывание.

Знаменитые «Сильвермены» Шленкина в одном из скверов Казани — сам скульптор признается, что их появление в городе стало неким социальным экспериментом Фото из личного архива Дмитрия Шленкина

Мне кажется, «Сильвермены» — это еще и мощный социальный эксперимент. Они словно подталкивали людей к вандализму. Фигуры мягкие, податливые… и столько необоснованного насилия пережили. Я каждый день ходил их ремонтировать, но потом надоело. Некоторых вырывали, на одного трусы надели, баллончиками разрисовывали. Самого красивого «Сильвермена» поставил возле Кремля. Было так волнительно, в тот день я чувствовал себя счастливым. Утром пришел сделать несколько фотографий, а его там уже нет.

— Тебе известна его судьба?

— Говорят, приехал черный минивэн, оттуда вышли солидные ребята, выдернули скульптуру и увезли с собой. Мне нравится, что благодаря этим сюжетам мои объекты по-настоящему становятся искусством, ведь общество с ними законтактировало. С бронзовыми памятниками так не получится — они просто монументально стоят, а «Сильвермены» были интегрированы в общество, менялись, подстраивались под него.

— Ты сам их воспринимаешь как неких супергероев? В них прослеживается твое альтер эго?

— Еще со школьных времен мне нравилось рисовать каких-то атлетичных антропоморфных существ. Хотелось, чтобы они инопланетно выглядели, как представители другой цивилизации. У них зеркальное тело, эти фигуры словно отражали состояние нашего общества. Как люди с ними взаимодействовали — такие мы и есть.

Скульптура Шленкина «Глашатай» на фестивале «Дикая Мята» в Тульской области Фото из личного архива Дмитрия Шленкина

— Для известного фестиваля «Дикая Мята» в «ковидный» год ты делал скульптуру «Глашатай» — рыбу с саксофоном. Потом фестиваль, насколько я помню, отменили из-за ограничений. Твой арт-объект там так и остался?

— Да, «Глашатай» до сих пор в Тульской области. Двое ребят даже набили эту рыбу себе в виде татуировок, так она им понравилась. Скульптура сделана крепко — из бетона, арматуры, нержавеющей стали. Может еще лет 10 простоять без реставрации.

— Многие казанцы знают тебя не только по «Сильверменам», но и по «Ящерице», которая в прошлом году появилась в «МЕГЕ». Какое к ней идеологическое сопровождение?

— Хвост у нее сделан из детских игрушек. Кураторы выставки сказали, что хотят вызвать у зрителей ностальгические воспоминания. Многие дети взаимодействуют с ящерицами, много хвостов им поотрывали, но такова цена за изучение этого мира. В то же время хвост является символом прошлого, которое всегда остается в виде воспоминаний, опыта, травм. Шлейф из детства вроде бы и отделен от нас, но является неотъемлемой частью личности. Образ ящерицы и ее хвоста дал нам много аллюзий…

Все игрушки, из которых сделан хвост, сломаны. Я собирал их у друзей, в местах по переработке пластика.

«На этом месте в Казани можно установить нашу статую Свободы — объект такого уровня»

— Тебе больше нравится делать масштабные работы или камерные?

— Мне всегда хотелось делать большие объекты не столько концептуально важные, сколько интересные стилистически. Тогда я начал думать о том, как делать масштабные скульптуры, но при этом недорогие. Так был сформирован мой метод.

— И в чем лайфхак? Или ты его не раскрываешь?

— Это опять же связано с количеством редактирований. С металлом работать очень сложно. На практике я понял, что процесс создания скульптуры должен начинаться с трехмерного пространства и разрабатываться на компьютере, потому что там есть инструменты, которые в реальной жизни нам недоступны. Например, скульптуру за мгновение можно отзеркалить, и так не может сделать ни один скульптор, который лепит из глины. У него нет таких инструментов, чтобы вытянуть, отзеркалить, увеличить. А это огромные возможности! Возникает только сложность, как потом перенести эскиз из 3D-редактора в жизнь.

Я поверхность скульптуры раскладываю на сегменты, их, как правило, уже стилизую, заранее прорабатываю точки крепежа, разрабатываю каркас. У меня в материальном виде еще ничего нет, а скульптура уже в мельчайших деталях проработана и остается только ее собрать как конструктор. Этот метод я уже освоил, но предстоит еще сделать какие-то доработки, это пока основа — как недорого и быстро сделать нечто крепкое и стильное. Сейчас хочу поработать с тканью и деревом, с эклектикой начну экспериментировать. Мне в принципе нравится, как нержавейка сочетается с тканью, я видел удачные примеры таких работ.

— Где обычно берешь материалы?

— Это моя страсть — приехать на свалку металлолома, побродить там, поискать детальки. В эти элементы часто заложена или инженерная эстетика, или дизайнерская. Мне нравится эстетика советских приборов. Они такие грубые и очень брутальные, имеют невероятные шрифты. Моя самая любимая находка — панель от пульта управления промышленным устройством — компрессором или электрической системой, где подписаны частота, диапазон, какие-то переключатели есть загадочные.

— Ты можешь согласиться с тем, что тебя вдохновляет киберпанк?

— Конечно! Могу часами изучать подборки с этой эстетикой. В этом стиле разрабатываю проект, который хочу предложить Иннополису. В нем весь город становится частью своеобразного арт-мира — его могут наполнить киберпанк-существа с эффектной подсветкой, антропоморфные создания, словно сошедшие со страниц фантастических историй о будущем. Это могла бы быть галерея под открытым небом, удачные якорные арт-объекты для общественных пространств и новые точки притяжения.

— Ты говорил, что мечтаешь создать самую большую скульптуру в мире. Где бы в Казани ее установил?

— Мне нравится место возле Ленинской дамбы, рядом с цирком, которое сейчас пустует, хотя набережную там облагородили. Там есть колоннады у воды, и я все время думал: «Вау, ведь это готовый фундамент». На этом месте можно сделать нашу национальную статую Свободы, объект такого уровня.

— Тебе сейчас кто-то помогает в строительстве, заготовке материалов?

— Я работаю в школе, и мне иногда помогают мои нынешние или бывшие ученики, они этому рады. Рутинные или долгие процессы я им передаю.

— Это ведь они шлифовали монетки для твоего арт-объекта, который сейчас участвует в проекте «Звуки Кремля»?

— Да, монетки мне понадобились для звуковой инсталляции. Они отсылают нас к значимым событиям, ведь именно в Казанском кремле в конце прошлого века были сделаны удивительные находки, позволившие определить 1000-летний возраст города. Мне нравится эта работа — когда ты находишься между четырех столбов, на которых подвешены эти монетки, можно почувствовать, как ветер передвигается по площадке, потому что появляется ощущение мелодичной полифонии.

Арт-объект Шленкина на фестивале «Звуки Кремля». Художественными кураторами проекта выступила арт-группа «Замороженная конина» — Катерина Конюхова и Настя Мороз Фото: Камилла Султанова

— Какие паблик-арт-объекты в Казани или Москве тебе нравятся?

— В Москве нравится парк «Музеон», это классика. Но, к сожалению, сфера паблик-арта в России до сих пор не так развита. Возможно, потому что люди относятся к этому с опаской, излишне часто задаются этим пресловутым вопросом: «А что это значит?» При этом выбор стоит между пустотой и произведением искусства. Для меня ответ очевиден, но люди часто выбирают пустоту. Я насмотрелся в Европе малых архитектурных форм, там каждый закуток таит какую-то интересную деталь…

— Яркий пример необычного паблик-арта — скульптуры Даши Намдакова у «Чаши». Тебе они нравятся?

— Мне вообще нравится этот скульптор. Он нащупал свой стиль, который очень хорошо с нашим городом сочетается. Эти существа создают атмосферу мистики, настроение задают пространству. У Намдакова тоже хейтеров много. Но как лучше: с его скульптурами или без? Для меня очевидно, что с ними лучше, потому что без них была бы пустота, нейтральность.

— По твоим ощущениям, где в Казани не хватает паблик-арт объектов?

— Не хватает центральных бриллиантов, будь то «Черное озеро» — мой любимый парк, где я много времени провожу, — или Кремлевская набережная. Вот ты прошел и ничего не осталось в голове, а там можно целую серию работ расположить. Понемногу появляется такой тренд у частных инвесторов, которые строят ЖК, например. Они понимают, что нужно поставить не только детские качели, газон постелить, но и нечто монументальное установить.

— Иногда идеи самые простые лежат на поверхности. В Париже есть стела, она посвящена опоздавшим пассажирам — мне кажется, вот такого не хватает в Казани, ведь это еще одна точка притяжения для туристов…

— Да, у меня даже есть идея сделать специальный пешеходный маршрут в Казани — скульптуры в разных локациях могут последовательно раскрывать целую историю. То есть человек гуляет по городу, проходит несколько парков и через скульптуры считывает сюжет, он словно фильм посмотрел.

«Выходишь на сцену и понимаешь, что музыкальная карьера в гору уже не пойдет…»

— Давай поговорим о музыке. Ты в свое время оставил музыкальную карьеру ради скульптур…

— Музыка была со мною всю мою жизнь, я ее не выбирал, она меня выбрала. Несколько лет я работал в кавер-группе. В какой-то момент выходишь на сцену и понимаешь, что музыкальная карьера в гору уже точно не пойдет — всю жизнь не хочется играть в кабаках чужие песни. Мне хотелось свою художественную практику развивать. Сейчас планирую в музыку вернуться, уже придумал оригинальную концепцию. Важна ведь не только сама музыка, но и другие составляющие: владение инструментом, вокал, внешний образ. Хочу сделать проект с гармонистом и гитаристом, кислотными электронными барабанами. Сам я играл на бас-гитаре, на клавишах могу, на трубе когда-то играл, гармошке.

— Как тебе выставка «Свои: выход из-под контроля»? Чувствуешь ли ты себя своим в окружении произведений коллег из разных городов?

— Мне очень понравилась работа Дарьи Родченко Cry Baby. Это, наверное, моя любимая работа, я очень долго ее изучал. Она словно икона, но в то же время такая инфернальная!

Работа казанской художницы Дарьи Родченко Cry Baby, представленная на выставке «Свои: выход из-под контроля» Фото из личного архива Дарьи Родченко

— А тебе больше нравится, когда твои работы на улице или в галерейном пространстве представлены?

— Это мой первый галерейный опыт. Конечно, тут располагает к просмотру и свет, и атмосфера, музыка. Мне понравилось работать с галереей современного искусства «БИЗON», теперь продолжу делать работы более галерейного формата — компактные, с более детальной проработкой элементов.

— Чему обучаешь детей в рамках уроков труда?

— Я работаю уже пять лет, и появились способы, чтобы с минимальным количеством ресурсов детей чему-то действительно важному научить. Идешь мимо помойки, видишь доски, думаешь: вроде неплохие, заберу. Спустя какое-то время из них мы что-то мастерим. За это время уже сформировались такие педагогические схемы, чтобы и детям было классно, и родители порадовались. Тут ведь всегда противоречие, кому уроки должны нравиться — родителям или ученикам.

— А какие поделки готовите?

— Стандартно — кормушки для птиц, игрушки-маятники. Часто я чуть-чуть закладываю пространство для художественного маневра, они могут свое добавить, что-то придумать. Есть дети, которые говорят: «Я так не хочу, я сделаю по-своему». Потом смотрю и удивляюсь, как я сам до этого не додумался.