Андрей Клинцевич: «Мы фактически перемалываем землю с личным составом ВСУ»

Андрей Клинцевич: «Современный характер боевых действий говорит о том, что 70 процентов потерь в личном составе происходит от артиллерийского огня» Коллаж: t.me/aklintsevich, www.globallookpress.com

«70 процентов потерь в личном составе происходит от артиллерийского огня»

— Андрей Францевич, какова ваша оценка состояния линии фронта?

— В настоящее время линия фронта представляет собой динамично изменяющуюся структуру, связанную с линией фронта на земле, а также группировками войск с разных сторон. На донецком, лиманском направлениях есть серьезная динамика движения вперед. Особенно за Авдеевкой. Там мы наступаем на плечах противника, не дали ему закрепиться на ближайшем водном рубеже, в Орловке и прочих населенных пунктах. Соответственно, будем продвигаться дальше уже к серьезной водной преграде, такой как Карловское водохранилище.

На других участках идет постоянно улучшение линии фронта, где-то на 500 метров, где-то меньше или больше, захватываются те или иные населенные пункты или опорники. На херсонском направлении все стабильно, Украина не в состоянии не только продвинуться вперед, но даже удерживать полноценный плацдарм, перебрасывая на берег свои десантные группы. Но желание политических новостей, доклада на Западе, что они где-то там на том или ином направлении достигают хоть каких-то успехов, влечет к огромным неоправданным тратам человеческого и материального ресурса на фронте, что, в принципе, нам выгодно. Но в то же время вызывает некое сожаление, потому что люди на Украине, видимо, перестали иметь значение, поскольку потери у ВСУ в последнее время просто ошеломляющие.

— По поводу Авдеевки. Если смотреть по картам, то мы достаточно продвинулись. Как отметил министр обороны Сергей Шойгу, мы не дали закрепиться противнику по линии Степовое – Бердычи – Семеновка – Орловка – Тоненькое. На ваш взгляд, почему противник не готовился к тому, что придется покидать Авдеевку и заранее не подготовил позиции?

— Современный характер боевых действий говорит о том, что 70 процентов потерь в личном составе происходит от артиллерийского огня. Кроме того, мы применяем 500-килограммовые, а также 1000- и 1500-килограммовые планирующие бомбы, которые вызывают тяжелые контузии, ранения, а также пробития укреплений, в том числе заглубленных бомбоубежищ, которые создавались еще советскими инженерами в период холодной войны. Все это говорит о том, что построить такие укрепления в поле практически невозможно. Сейчас мы доминируем во всех средствах огневого воздействия на противника, мы фактически перемалываем землю с личным составом ВСУ. Поэтому, какие бы они блиндажи ни копали в деревнях или лесопосадках, мы все равно это ломаем и двигаемся вперед.

Единственная возможность для них как-то удерживать линию фронта — это естественные преграды, такие как реки, форсирование которых предполагает наведение понтонных переправ или сосредоточение техники, которая может преодолевать водные преграды, а это трудно. Для этого специально нужно выбирать участки реки с пологими берегами. Здесь у них есть шанс укрепиться, отбить атаки, используя в том числе FPV-дроны и артиллерийские удары. Поэтому на авдеевском направлении нам и так было понятно, что на плечах противника мы будем его гнать до рубежей серьезной обороны, до Каховского и Карловского водохранилищ. Они сейчас с боями отходят до этих рубежей, возможно, им это нужно было сделать быстрее, чтобы сохранить личный состав.

Впрочем, они считали, что на авдеевском направлении мы пройти не сможем, что Авдеевка не будет взята, а мы не сможем выбить их из построенных с 2014 года укрепрайонов, что они, как крепкий орешек, останутся стоять неприступным. Кроме того, они перебрасывали туда резервы. Мы же на их ошибках двигаемся вперед и сейчас будем идти на новые рубежи обороны.

На этом участке вряд ли мы дальше пойдем, поскольку это для нас будет серьезный выступ по фронту. Тут уже возможно втягивание нас в огневые мешки, а нам для этого нужно будет двигать фронт на иных участках, где у них также давно подготовленная оборона. Это ряд других населенных пунктов, в том числе Георгиевка, идущая дальше к Кураховскому водохранилищу, там целая сеть населенных пунктов. Тот же Угледар, который стоит на возвышенности и который необходимо освободить, чтобы двигаться дальше. Поэтому наше руководство сейчас воспринимает всю линию фронта комплексно, раздергивает противника, понимания, что с такого-то направления линии фронта они перебрасывают резервы. Скажем, с купянского направления. Мы знаем, что на прикрытии города Боровая находилась 4-я танковая бригада с танками Abrams, но их, судя по всему, оттуда сдернули. Потом они перебросили 47-ю механизированную бригаду ВСУ, где есть бронеавтомобили Bradley. Условно говоря, Украина попыталась создать аналог американской тяжелой бригады прорыва, которая должна была курировать наши силы на авдеевском направлении, но пока что они ничего сделать не могут, ослабляя другие участки фронта. А мы сможем резко перебросить туда резервы, ресурсы, нарастить их точно так же и там продвинуться по линии боевого соприкосновения.

— Спустимся вниз по карте, на марьинское направление. Там, если я правильно понимаю, наши силы делают некий выступ в сторону Курахово. Вероятно ли, что в замыслах нашего командования выйти к этому населенному пункту, что, судя по всему, позволит уничтожить снабжение угледарской группировки противника?

— Нужно понимать, что наша основная задача состоит в том числе в том, чтобы отодвигать линию фронта от Донецка, чтобы мирное население не уничтожали ударами по городу. Поэтому сдвинуть линию фронта до Курахово, чтобы захватить левобережье, так скажем, — это вполне разумное решение. По карте мы видим, что Карловка и Курахово — это два крупных объекта, которые находятся у большого скопления воды. По весне реки и водохранилища станут полноводнее, это, с одной стороны, осложнит связь с другим берегом, а с другой — сделает водные преграды еще более неприступными. Это позволит врагу обустроить линию обороны уже на правом берегу. Поэтому прижать противника, заставить его отойти на противоположную сторону — это выгодная стратегия. Но, как я уже сказал, до Курахово есть Георгиевка, есть Максимилиановка, там достаточно сложно продвинуться, это весьма большие населенные пункты, которые занимают киевские солдаты.

Но нас интересует прежде всего захват рокадных дорог. Если посмотреть на карту южнее, то занятие населенного пункта Победа, а также перспективное освобождение Константиновки позволит взять рокадную дорогу, которая идет вдоль линии фронта, по ней идет снабжение Угледара. Прерывание этой трассы — это один из важных моментов. Как только ВСУ переходят на снабжение группировки по обычным дорогам, через поля, то это сразу снижает их возможности. Это делает грузовики с топливом, провиантом и боеприпасами более уязвимыми для нашей артиллерии и дронов, потому что они медленнее едут. Там же можно сделать дистанционные минирования, что трудно устроить на асфальтированной дороге. Все вместе это позволяет работать нашим группам, инженерам. Это совсем другой уровень воздействия на противника. Как следствие, угледарская группировка уже вынуждена использовать проселочные дороги, а это всегда снижение возможностей по снабжению.

Но это не единственный участок на фронте. Если комплексно смотреть на карту, то понятно, что есть, например, очень серьезный выступ на Северском направлении, выше Соледара. Там неплохо было бы замкнуть котел неким ударом на Северск и отсечь группировку, которая находится внутри по направлению к Северодонецку и Лисичанску.

Также это ряд направлений, которые мы сейчас усиливаем и продавливаем, так называемое серебрянское лесничество, купянское направление. Нам есть куда двигаться.

— Для себя я отметил, что примерно с конца января плотность боевых действий увеличилась. Этот период я условно назвал зимней кампанией. Верно ли мое предположение? Если да, то, на ваш взгляд, как эта кампания проходит?

— Важно понимать, что фронт не живет категориями зимней или летней кампаний. Это нам так удобнее их разбивать. Более того, многие процессы запускаются даже не исходя из каких-то дат или накопления ресурсов в виде войск, вооружений, материально-технических средств для концентрированного удара, чтобы потом развить успех. Фронт живет категориями шахматной партии или парирования ударов противника. Нам попытались сделать укол, мы отразили удар и делаем встречный.

Более того, мы видим, что противник где-то раскрылся, на каком-то участке фронта он сдернул резервы. А нам разведка доложила, что те или иные подразделения переброшены на другой участок, где мы создали, в том числе специально, какие-то угрожающие силы, возможность окружения его войск, и они начинают оттуда отходить. И в этот момент мы развиваем успех на другом участке.

Например, авдеевская операция прошла просто гениально. Там драйвером успеха стал проход наших бойцов по длинной трубе под землей, когда они вышли оттуда и зашли за линию первой обороны, так называемую «Царскую охоту», и это вынудило противника перебросить часть сил с центральной части Авдеевки на юг, что нам позволило нарастить наш удар в центре города и рассечь группировку пополам.

Причинно-следственная связь начинает двигаться вся. А если бы мы сразу в лоб ударили, то уровень потерь оказался бы весьма высоким. Слава богу, наше военно-политическое руководство не ставит задачу каких-то громких побед, не взирая на потери, к каким-то датам, каким-то событиям или еще чему-то. Понятно, что когда мы проломили оборону в Авдеевки, в прорыв пошли подразделения, и враг дрогнул и побежал.

«Выход танка на прямую наводку, возможность работы со своих орудий с дистанции 2–3 километра сейчас невозможна. Танк уничтожается за 10 километров до того, как он вообще какую-то цель может увидеть» Фото: © Alexander Welscher / dpa / www.globallookpress.com

«Наша промышленность вышла на уровень производства более 4 миллионов снарядов в год — это больше, чем у всего коллективного НАТО»

— Недавно мы начали уничтожать танки Abrams. Есть мнение, что Украина тратит свои последние резервы. Это верное представление?

— То, что Украина испытывает голод в тяжелой технике, артиллерийских снарядах, — это факт. Другой вопрос, что сами по себе танки превратились в орудие, которым стреляют из закрытой огневой позиции, то есть работает по навесной траектории, корректировка идет с беспилотников, стреляет на 10–12 километров и уходит. Фактически это высокозащищенная артиллерийская установка.

Выход танка на прямую наводку, возможность работы со своих орудий с дистанции 2–3 километров сейчас невозможна. Танк уничтожается за 10 километров до того, как он вообще какую-то цель может увидеть. Это и FPV-дроны, и противотанковые расчеты, и «Ланцеты». Поэтому сейчас танки, те же Abrams, вводят в бой, потому что Украина начинает испытывать снарядный голод для артиллерийских установок, они начинают испытывать голод по самим установкам, их тоже становится меньше. Чтобы хоть как-то на нас воздействовать, эти танки были введены на донецком, авдеевском направлении в бой.

Пока что там, по-моему, уничтожено всего несколько штук, примерно три из 31. Поэтому можно сказать, что эти танки еще находятся в резерве, но мы достоверно не знаем, как они себя показали с точки зрения, скажем так, ремонтопригодности и техобслуживания в полях, как часто они ломались. Но тем не менее ресурсы у Украины все еще есть. Я напомню, что летом к ним будет поступать весьма большое число танков Leopard 1. Да, они достаточно слабые, у них плохое бронирование. Но, как уже сказал, использование их в качестве артиллерийского орудия, быстрого и самоходного орудия с закрытых огневых позиций, стреляя по навесной траектории, позволит пощекотать нам нервы. Их придется выискивать и уничтожать.

— Почему был передан всего один танковый батальон (31 штука)? Почему США не передали хотя бы два или три? Это дорого или танков больше нет?

— Нужно понимать, что американцы очень боятся кадров со своей горящей техникой в полях Украины. Напомню, удары по Patriot привели к падению на 10–12 процентов акций компании Raytheon. Горящие Abrams уже привели к падению акций General Dynamics Land Systems, которая выпускает эти танки. Но самое важное, нужно понимать, что американцы фактически не выпускают новые Abrams. Все, что поступает сейчас в войска, — это некий каннибализм и модернизация существующих моделей.

Пять лет назад у американцев было на складах, условно, около 5 тысяч газотурбинных двигателей для их танков, а сейчас осталось меньше тысячи. Они не выпускают новые, а просто берут с танков, которые стоят на хранении, и переставляют на боевые модели. Даже танки, которые были поставлены за весьма солидные деньги Польше, — это перекрашенные старые модели, которые ранее стояли на вооружении морской пехоты США. Американцы не располагают таким огромным парком этой техники, как они об этом всем рассказывают и как хотелось бы Киеву.

Они так же, как и британцы, свою танковую промышленность частично заморозили. Сейчас разрабатывают новую версию танка, так называемый Abrams X, предсерийная модель, которую испытывают. Но сказать, что у американцев, как у нас, запущено танковое производство, что выпускают, как союзники из Южной Кореи (могут выпустить тысячу танков за несколько лет), нельзя. Поэтому, кстати, поляки и сделали заказ в Южной Корее, как раз тысячу танков. Американцы никогда бы не упустили такой жирный рынок, но фактически сейчас у них нет производства. Поэтому то, что они передали эти танки со складов армии США, — это большой жест. Они бы могли их продать своим союзникам, как они это делали до этого. Если вы помните, они продавали свои танки после капремонта тем странам, которые передали Leopard Украине.

— Почему американцы в итоге потеряли свое производство танков? Это было связано с тем, что настал «конец истории» и больше не надо или чем-то еще?

— Ну что вы! Тут ситуация очень простая. У американцев военно-промышленный комплекс полностью частный, там нет ни одного государственного предприятия. Модель работы частника — это всегда максимальное извлечение прибыли при минимальных затратах. Если государство может себе позволить большие траты на научно-исследовательские работы, на создание опытных образцов, порой целой серии, запуск их в серию, то частник — нет.

Если частник каждые пять лет предлагает какую-то программу модернизации существующего танка, навешивая на него новые датчики, заменяя старые, и это позволяет ему зарабатывать, то какой смысл ему разрабатывать новую платформу? Он же понимает, что текущая база танка Abrams на ближайшие 10 лет точно является актуальной. Вот и ответ. Они сосредоточились на том, что выпускают десятки различных модификаций, просто модернизируют имеющийся парк по всем странам. И с этого получают серьезную прибыль.

Пока на самом деле Abrams отвечает критериям танкового боя для основных боевых танков, в том числе для противостояния с нашими танками Т-90 «Прорыв», а вот в будущем, когда ситуация может измениться, придется отрабатывать новую модель. Впрочем, тут США не одиноки, России тоже придется отрабатывать новую модель, да и любой другой стране. Пока непонятно, по какому пути пойдет танкостроение и строение тяжелой техники. Это будет путь сращивания танка и боевой машины пехоты? Так поступили израильтяне, создав самый тяжелый танк в мире Merkava IV. Или это будет перевод артиллерийской установки «Коалиция СВ» с необитаемой башней, вариант стрельбы прямой наводкой, более мощный двигатель для высокой скорости и возможность стрельбы на 50 километров? Или это что-то компактное, беспилотное, но его будет много?

Пока сложно понять, а особенно учитывая тот факт, что прямо у нас на глазах происходит революция форм и методов ведения вооруженной борьбы. Мы видим сейчас, что морские полупогруженные беспилотники, которые могут уходить под воду, скрываясь от наблюдателей, а потом всплывать и уничтожать наши корабли, это одно из самых новых средств, которое в принципе нивелирует разработки противокорабельных ракет — огромных дорогостоящих орудий. Также это нивелирует разработки торпедного вооружения, бортовых систем кораблей. Придется заново пересматривать общую концепцию ведения борьбы на море. Я думаю, то же самое мы увидим в ведении боевых действий на сухопутной части.

— За прошедшие два года в России ВПК, мягко говоря, взбодрился. Очень много нового появилось, например беспилотники. А что происходит у наших визави? Что за два года сделали принципиально нового европейцы и американцы?

— Все очень просто. Разница западного ВПК, стран НАТО и Советского Союза / России колоссальна. Она заключается в том, что нам достались в наследство государственные военные заводы и государственные заводы, которые законсервированы. С одной стороны, это минус, потому что эти заводы неповоротливые, не могут выпускать быстро и динамично, предлагая модные и красивые модели техники или инженерные вещи, которые требует рынок по всему миру.

Но в период военной угрозы такие заводы позволяют мгновенно развернуть производство и выйти на период военного времени. Россия благодаря нашим предкам это сделала. Ни один частный завод не будет держать законсервированные цеха в таком состоянии, которые могут выпускать миллионы штук снарядов, а мы сейчас это делаем. Сегодня наша промышленность вышла на уровень производства более 4 миллионов снарядов в год — это больше, чем у всего коллективного НАТО, вместе взятого, и этот темп будет наращиваться.

«Нельзя сказать, что европейская военная промышленность за последние годы резко шагнула вперед, в нее были инвестированы огромные суммы, что они предложили какие-то технологические решения» Фото: © Philipp Schulze / dpa / www.globallookpress.com

В Европе, где очень высок уровень урбанизации, мгновенно развернуть производство, построить новые цеха по производству снарядов очень сложно. Мало того, что это деньги и время, это еще и вопрос, связанный с разграничением. Такие склады и заводы должны быть на удалении 500 метров — одного километра от любого населенного пункта на случай, если произойдет детонация боеприпасов, чтобы никто не пострадал. Это технически сложно сделать, частная собственность же. Для этого надо выкупать целые поля. В этих условиях бизнес не готов инвестировать сейчас в производство снарядов, потому что они говорят: «Вот вы сейчас, Европейская комиссия, запросили у нас миллион снарядов, быстро и за короткий срок, нам нужно проинвестировать десятки миллиардов евро в их производство, а через год вы перестанете их покупать. И что нам делать? Что нам делать с этими заводами? Мы хотим выпускать в одном большом ангаре дорогую высокотехнологичную технику и зарабатывать на ней десятки миллионов евро. Это танки, боевые машины, возможно, штучное производство высокоточных снарядов». Поэтому тут есть определенные проблемы.

Нельзя сказать, что европейская военная промышленность за последние годы резко шагнула вперед, что в нее были инвестированы огромные суммы, что они предложили какие-то технологические решения. Грубо говоря, аналоги наших «Ланцетов» или другие системы. Нет, они пока используют тот потенциал, который у них имелся до этого, и на самом деле даже НАТО пока не в состоянии очень быстро раскачать военную машину, чтобы она была запущена в интересах Украины.

Ряд снарядов вообще продается в другие страны. Артиллерийские снаряды калибра 155 миллиметров стали биржевым товаром, цены выше 8 тысяч евро за штуку, а не 3 тысячи, как собирается их покупать господин Зеленский.

«Никто не хочет инвестировать в проигравшего, понимая, что эти деньги никогда не вернет»

— На этой неделе в Еврокомиссии заявили, что Владимир Зеленский ошибался, думая, что все снаряды будут бесплатными. Уточняется, что 300 тысяч дадут, а остальное от обещанного миллиона нужно будет купить. Что они имеют в виду? Очевидно, что у Киева денег нет и купить может только за выданные ему подачки.

— А это достаточно серьезный и холодный душ для Киева. Мы не знаем, было ли это сразу так принято или Евросоюз поменял решение по ходу, чтобы сохранить лицо, понимая, что миллион снарядов они никак поставить не смогут. Но мы понимаем, что все страны хотят с этого заработать и никто не собирается отправлять на Украину новое оружие, особенно когда она перестала показывать успехи на поле боя. Никто не хочет инвестировать в проигравшего, понимая, что эти деньги никогда не вернет. Украине хотят предложить такой вариант: получите американские деньги, а на них под залог каких-то ресурсов покупайте европейские снаряды.

— На этой неделе вышла статья The Washington Post, где приводятся слова Александра Сырского о том, что из миллиона мобилизованных до фронта доехали только 300 тысяч, а 700 тысяч, как указано в статье, «неизвестно где». Что происходит?

— Я не думаю, что эти цифры реальные. Нужно понимать, что вообще мобилизация, фронт — это постоянное движение людей. Этот процесс, как колебание воды. Условно, на фронте воюют 300 тысяч, начинаются мобилизационные мероприятия, и на фронте появляются резервы, кто-то гибнет и прочее. Это как столбик — то он повышается, то понижается. Начиная с августа 2023 года столбик личного состава ВСУ на фронте начал постепенно снижаться. То есть количество мобилизованных перестало покрывать количество выбывших.

Когда говорят, что Украина за последнее время мобилизовала, условно, 300 тысяч или 100 тысяч, это не значит, что они плюсом пришли. Это значит, что они пытаются заместить тех, кто гибнет на фронте, выпадает в виде раненых, убитых, пропавших без вести, попавших в плен. Поэтому понятно, что в настоящее время Украина пытается под давлением Запада (а статьи вроде этой являются сильным стимулятором этого процесса) заместить на женщин, на иностранных специалистов все небоевые профессии в армии, в том числе и работников штабов, чтобы мужчин, которые могут воевать и держать оружие, отправить на фронт. Поэтому этот процесс сейчас будет продолжаться.

— Общеполитический вопрос. На этой неделе слили переговоры немецких военных, которые обсуждали, как взорвать Крымский мост. До этого Олаф Шольц сдал британцев, заявив, что они уже воюют на Украине. Это неловкость немецкого государства или умышленное действие?

— Полагаю, что это умышленное действие наших разведслужб, потому что это большой урон имиджу Германии, их взаимоотношениям внутри НАТО, а также взаимоотношениям с избирателями. Я не думаю, что это специально сделано. Была версия, что это специально сделали немцы, чтобы не давать ракету Taurus. Я думаю, они бы нашли массу иных причин. Скажем, технически сломали, да что угодно, лишь бы не отдавать, но не дискредитировать себя и вооруженные силы. Ведь сейчас выносится вопрос об отставке и Шольца, и министра обороны Писториуса.

Я думаю, что это очень профессиональные действия наших спецслужб, и это не последние действия. Мы достаточно грамотно не вбиваем клин, как они думают, а уже вбили. И таких клиньев будет еще больше.

— На этой неделе появилась информация, что премьер-министр Украины Денис Шмыгаль обвинил Польшу в том, что они украли 16 миллиардов евро. На ваш взгляд, что случилось с отношениями Украины и Польши? Ведь еще в 2022 году это были лучшие товарищи.

— Речь, конечно, идет не о 16 миллиардах евро, а о 15 миллионах евро. Это деньги, которые собирались в фондах. Второе, что важно, — Польша никогда не была другом Украины и не будет. Это очень серьезное разделение по религиозному принципу, по историческому. Польша всегда была врагом, который нападал на украинские, а тогда русские земли, ополячивала их, брала в «полон». Оттуда и пошло — «Польша». Русские же войска всегда защищали эти земли. Можете почитать Николая Гоголя «Тарас Бульба», там все подробно описано.

Польша лицемерно притворилась другом Украины, а она умеет это делать, чтобы после хорошо на этом заработать. И они действительно на этом хорошо зарабатывают. Но как только Польше стала невыгодна эта дружба, она мгновенно повернулась к Киеву совсем другим местом и сейчас действует хуже, чем любой другой враг. Польша наносит ущерб Украине в экономическом смысле больше, чем мы с возможными нашими санкциями.

Ни о какой дружбе не идет речь, все зарабатывают для своих стран. А вот когда Украина окончательно ослабеет, когда последние оставшиеся подразделения уедут на восток и на западе никого не останется, тогда совсем не исключено, как предрекал глава нашей внешней разведки, Польша введет свои части на западную Украину, оккупирует их под предлогом защиты этнических поляков. Они ведь не просто так раздавали жителям западной Украины карты поляка. Но это будет сделано именно в тот момент, когда Украина будет максимально ослаблена и режим Зеленского зашатается.

— Недавно супруга Зеленского ездила в Британию, дала там интервью. Появилась версия, что она просто проверяла запасной аэродром, место, куда ее муж побежит после предполагаемого краха. Насколько эта версия правдоподобна?

— Честно говоря, тут сложно оценить. Но можно посмотреть практично. Супруга президента воюющего государства летит куда-то, чтобы дать интервью, в Британию на поклон. Это не логично, соглашусь. Журналисты всегда сами прилетают к президентам или ловят их на международных площадках. Жена президента — это все-таки второе лицо. Есть неформальные клубы жен президентов, да и в целом на них достаточно большой груз общественной дипломатии. Поэтому я не исключаю, что она была доверенным лицом президента и обсуждала важный, с точки зрения семьи Зеленского, вопрос.

Это и запасной аэродром, который они для себя обустраивают на случай падения киевского режима. Зеленский, я уверен, уже об этом задумывается, потому что американская помощь не поступает, европейская и британская задерживается, и все понимают, что кратно возросшая мощь Вооруженных сил России доминирует и через какое-то время фронт просто рухнет, все посыплется как карточный домик и ему придется куда-то сбежать. Польша таким запасным вариантом быть не может, поэтому Британия, конечно, возможный вариант. А значит, да, логично предположить, что супруга Зеленского проводила такие переговоры, посещала свою недвижимость, перевезла детей. Это весьма реальный вариант развития событий.