«В воронке мы пролежали три дня – без еды, воды, не перемотанные. Товарищ просил, чтобы я его убил»

Роман Неклюдов: «Служил я на направлениях Белогоровка и Кременная. На службе пробыл с октября по декабрь 2022 года» Фото предоставлено Романом Неклюдовым

«Врачи меня спросили: «Пилить будем или нет?»

Роман Неклюдов, 23 года:

— В 19 лет меня приговорили к 7 годам тюрьмы за хранение и распространение наркотиков. Через 2,5 года, в сентябре 2022-го, в колонию №10 в Менделеевске, где я отбывал срок, приехал Евгений Пригожин с помощниками. Нас собрали на плацу — около 800 – 1 тысячи человек. И сделали нам предложение — что, грубо говоря, можно свои грехи искупить кровью. Рассказали о том, что может произойти, о проценте выживаемости и так далее. Обозначили все моменты. После нас разделили на две группы: кто согласен, идет в одну сторону, кто нет — в другую. Я перешел на сторону согласившихся.

Потом было интервью с каждым. Нам задали вопросы: «Зачем?», «Готов ли ты?», «Знаешь ли ты, что можешь умереть?», «Что умеешь, какие способности?» На тот момент у меня не было никакой военной подготовки, даже военного билета, то есть я не служил. Из озвученных условий был контракт, который заключался на полгода, по окончании которого мы имели право на помилование от президента, а еще полное обмундирование. Также заработная плата, компенсация семье в случае гибели и при тяжелых ранениях.

Я все взвесил и решил: нужно ехать. На тот момент мне было 21, а в компанию (ЧВК Вагнера) брали только с 22 лет, для этого нужно было письменное согласие от родителей, моя мама была в курсе, она дала согласие. После интервью нам дали 10 дней подумать, для возможности отказаться, и по истечении этого времени нам выдали личные вещи, которые хранились в исправительной колонии. Нас погрузили в автозаки и повезли в аэропорт. Оттуда прилетели в Ростов и поехали на Украину.

После прибытия нас ждало обучение. 19–20 часов мы отрабатывали тактику, основы боя, в промежутках нас кормили. Вначале было тяжело, но из-за того, что я коммуникабельный человек, уже через две недели ко всему привык.

Служил я на направлениях Белогоровка и Кременная. На службе пробыл с октября по декабрь 2022 года. В ходе последней операции нас в количестве 43 человек отправили на захват. Мы спустя 8 часов захватили блиндажи, начали оттягивать противника, чтобы он отступил, но противник сделал передышку, а после начал бить по нам 80-м минометом. За 30 минут от группы из 43 человек осталось трое.

Когда все это происходило, мне прилетело пулевое в лицо. У меня пробита н половину левая щека и немножко правая. Сейчас у меня на верхней челюсти осталось пять своих зубов, остальное — это импланты. Я похож на Джокера, чтобы вы могли себе представить. Помимо этого, осколки влетели под бронежилет в спину, пулевое — в левую ягодицу, пуля там же и осталась, не стали вытаскивать.

В момент, когда я спускался по горе к своим, прилетело из 80-го миномета. Из-за ударной волны у меня улетел автомат Калашникова, и я сам улетел на 2 метра примерно. Я лег на спину с закрытыми глазами, положил на лицо перчатку. Почувствовал, что во рту много крови, можно сказать, я захлебывался. Знал, что если крупную артерию посечет, то останется пару минут. В голове посчитал 30 секунд, но я не отключился. Понял, что не все так плохо. Лежа в таком состоянии, я увидел парнишку из моей группы, у которого была перебита нога, он начал ко мне ползти. В это время я несколько раз терял сознание.

Он дополз до меня, мы увидели впереди воронку и заползли в нее. Решили отдохнуть полчаса и ползти дальше. Он полез первым, я за ним, и буквально через минуту по нам начал работать снайпер. Товарищу раздробило пятку, повредило левую руку, левую ногу. Я в тот момент был без бронежилета, мне лишь поцарапало спину.

В итоге я товарища за ногу схватил, обратно в воронку. Мы пролежали в ней три дня, в декабре при минусовой температуре, без еды и воды. У нас были нож, пачка сигарет и зажигалка. Не знаю, как мы не вытекли за три дня, мы были не перемотанные. Товарищ, пока мы лежали, просил меня, чтобы я его убил. Начинал нагнетать: «Зарежь меня, я устал». Но я, как мог, его подбадривал, говорил ему, что все будет хорошо, домой поедем.

На четвертый день решили ползти к своим. Я вылез и потянул его за собой. Сил уже не было. Проползли 100–150 метров, по пути до остановки были окопы, там можно было спрятаться, мы решили ползти туда. Там мы нашли аптечку, съели по пачке цитрамона, в нем же кофеин, а потом еще немного прополз и уже увидел наших пацанов. Дальше нас уже эвакуировали, через 7–8 часов мы уже были в госпитале.

Пока мы лежали в воронке три дня, вытекала кровь. А мы лежали в неподвижном состоянии, чтобы нас не заметили снайперы или дроны. Там же, возможно, случилось обморожение ног. Пока лежал не двигаясь, пошла гангрена, о ней я узнал уже в больнице. Получается, на мертвых ногах я дополз до эвакуации.

Я приехал в больницу, ноги были большие, синие, как у слона, пятки черные, а сверху синеватые. Меня спросили: «Пилить будем или нет?» Сказали, что шансы очень-очень маленькие, но решили спасти. И пробовали спасти примерно месяц, но все стало ухудшаться. В итоге мне ампутировали две ноги до голени, от колена примерно 10–15 сантиметров выше.

«В октябре 2023 года я пришел в военкомат, чтобы встать на учет. Там я узнал о фонде «Защитники Отечества» Фото: Оксана Король

Затем восстановление проходило в Анапе и Москве. Мне сделали заключительную операцию, наложили швы, потом я дождался протезов и поехал домой, в Альметьевск.

В октябре 2023 года я пришел в военкомат, чтобы встать на учет. Там я узнал о фонде «Защитники Отечества». Вообще, я сам все привык делать, но тут я понял, что без их помощи, к сожалению, не смогу ничего делать. Плюс мне ребята, кто был на СВО, также порекомендовали к ним обратиться. Почти одновременно моя куратор Екатерина вышла на меня. Она очень трудолюбивая, о таких говорят: «Она умрет на работе». Делает все возможное, чтобы нам помочь. Вместе мы заполнили бланк для получения удостоверения ветерана боевых действий.

Фонд помог мне в получении протезов с модульным микропроцессором, их скоро мне уже выдадут, они будут подвижнее, удобнее, и у меня появится больше возможностей ходить куда-то.

Помимо этого, сейчас под мои нужды обустраивают жилье. Будут устанавливать систему умного дома, станцию «Яндекса» предоставят, чтобы управлять умным домом, поручни специальные и многое другое. Все это благодаря фонду. Еще предложили получить спортивные протезы, чтобы спортом можно было заниматься, но это попозже, после того как я привыкну к новым.

Сейчас я работаю на удаленке, планирую переехать в Казань. В будущем я себя вижу паралимпийцем, я бы очень хотел попробовать себя в большом спорте.

Алексей Комбаров: «Когда в Кременную приехали, мне сказали, что тут, оказывается, мой сын тоже служит. Только через полтора месяца мы с ним встретились» Фото предоставлено Алексеем Комбаровым

«Из-за того, что меня на работе записали Ленькой, у меня 8 лет стажа пропало»

Алексей Комбаров, 61 год:

— Я работаю охранником перекачивающей станции на предприятии «Транснефть-Прикамье». В конце лета 2022-го пришла разнарядка — надо отправить людей в зону СВО, как нам говорили: «Воевать вы не будете, вы будете только трубы охранять». Никого ехать не заставляли, набирали тех, кто хочет. Мой сын Алексей еще сказал: «Пап, ну что там, побудешь за границей, ветеранка будет, что тебе, плохо, что ли?» И я подумал, что схожу.

А сын мой до этого «за ленточку» уходил 4 раза. В 2014-м Севастополь брал и после начала СВО [был]. Получилось так, что в мою отправку он тоже туда ушел добровольцем. Мы 3 сентября с министерством обороны заключили контракт, а 11-го числа уже перешли границу. За Красным Лиманом есть шоколадная фабрика и птичник, нас туда и отправили, а потом — в Кременную.

Когда в Кременную приехали, мне сказали, что тут, оказывается, мой сын тоже служит. Только через полтора месяца мы с ним встретились. Он мимо меня прошел — ноль эмоций, даже на меня не посмотрел. Ну а что? Мы все обросшие… И вот я ему говорю: «Леша, ты даже отца не хочешь обнять, что ли?» Он поворачивается, говорит: «Пап, это ты?» Не узнал. Обнялись, я к нему сходил в расположение, но у меня душа не лежала там оставаться, я уже со своими привык. И мы разошлись, а там такой ритм — на пять дней нас в лесополосу вывозили, пять дней давали на отдых. Я постоянно к нему ходил. Говорили, что он водителем водовоза работал, но на самом деле он мины возил. Если бы в машину попало, ничего бы не осталось ни от кого.

11 ноября у меня день рождения. Мне тогда должно было исполниться 60 лет. Мы с ним встретились 6-го числа, а он мне говорит: «Ладно, пап, не расстраивайся, домой приедем, отметим». И пообещал приехать пораньше, мол, привезет гостинец. Мы с ним обнялись — и все.

9-го числа у меня на сердце было неспокойно. У меня позывной «Дед» был, и мой сослуживец мне говорит: «Дед, ты что?» Я говорю: «Сын обещал ко мне заехать, он же мимо меня проехать должен был, а что-то нету». Он говорит: «Пошли к командиру». Мы с ним пошли, там недалеко, где-то в километрах трех мы друг от друга с сыном стояли. Приходим туда, я еще говорю: «Дайте позвонить сыну». У него же там связь была. А они так на меня глядят, я не понял сразу, спрашиваю: «А где мой Леха, комбат?..» — «Он погиб». Я сразу упал, комбат говорит: «Извини, отец, так получилось» Я говорю: «Знаете, война есть война, но вы мне должны были сказать сразу». Если бы я не пошел, то и не узнал бы, что по ним прилет был. Сын у меня во всем был молодец. Не знаю, почему так получилось. В нашу последнюю встречу мы простились как будто, а я даже ничего не подумал.

Вернулся в расположение и разревелся, меня сразу вызвали, автомат забрали, заставили рапорт написать. Я написал, и меня на утро в Луганск увезли. Границу перешел, сначала на один вокзал приехал — там с пересадкой до Казани добираться надо было, а у меня душа кричит: «Вдруг его (сына — прим. ред.) вперед меня увезли, вдруг его без меня похоронят». И вот я прямым ходом на такси… И 12-го числа в обед я был дома. Успел. Сына похоронили со всеми почестями…

На гражданке я начал получать ветеранское удостоверение, мне медаль за отвагу пришла, и со мной связалась социальный координатор из «Защитников Отечества» Фото предоставлено Алексеем Комбаровым

Уже тут, на гражданке, я начал получать ветеранское удостоверение, мне медаль за отвагу пришла, и со мной связалась социальный координатор из «Защитников Отечества», пригласила приехать к ним. Она меня на учет поставила, спрашивает: «Чем помочь?» А у меня пенсионный возраст подходит, считай. Я сам родом из Лениногорского района, и так получилось, что в метрике я записан как Алексей, а так всегда меня звали Ленькой. И из-за того, что меня на работе записали Ленькой, у меня 8 лет пропало стажа! И Катерина потом ко мне приезжала, взяла все документы. Уже без меня запрос сделала и восстановила мне эти потерянные годы через суд. Она и в суд без меня ездила, все сама, молодец девчонка, таких побольше бы. Вот теперь октябре буду писать заявление, в 62 года уйду, у меня 45 лет рабочего стажа.

И этим не закончилось. Приехала она как-то ко мне домой и говорит: «Давай крышу покроем?» Я говорю: «Мне не надо, у меня все есть». Она меня отправляла в санаторий в Набережные Челны, потом я ходил проверяться в клинику, в тренажерный зал меня приглашали. Туда же приезжал Рустам Минниханов. И билеты достает, мы так на концерт ходили, на 9 Мая нам билеты давала на трибуну.

Руслан Голубь: «В зоне СВО я пробыл три месяца. Уже не боялись этих грохотов, выстрелов. Сослуживцы у нас отличные были, прямо слаженно все выполняли» Фото предоставлено Русланом Голубем

«Жену сразу в школу вызвали, сказали ей: «Почему раньше не сказали?»

Руслан Голубь, 42 года:

— Срочную службу я прошел в 2000–2002 годах, а в 2015-м пошел по контракту. Не знаю, что-то вот стрельнуло в голову, захотелось подписать контракт, уехать. Да и с работой как-то в жизни не получалось. Уехал контрактником, сразу попал в Таджикистан, на границу. Там российская 201-я военная база, она там давно уже стоит, базируется для защиты афганской границы. Там год за три для нас был, как чрезвычайное положение постоянно.

Оттуда я попал на СВО — в начале марта 2022 года. Конечно, нас сразу перебросили без обучения, мы, контрактники, были более подготовленные, плюс учения у нас постоянно шли. Я служил в должности водителя минометной батареи. Начинал службу в Донецкой области, заканчивал уже в Запорожской. Потом контракт закончился, и меня отправили уже увольняться обратно в Таджикистан, а потом — домой, в Высокогорский район.

«Я служил в должности водителя минометной батареи. Начинал службу в Донецкой области, заканчивал уже в Запорожской» Фото предоставлено Русланом Голубем

В зоне СВО я пробыл три месяца. Уже не боялись этих грохотов, выстрелов. Сослуживцы у нас отличные были, слаженно все выполняли. В фонде «Защитники Отечества» меня нашли сами. Как только фонд появился, мне позвонили: «Здравствуйте, меня зовут Чулпан, я ваш координатор». Я говорю: «Какой координатор?» Они объяснили все, спросили, есть ли проблемы какие-то.

У меня как раз проблема была. Я рассказал, что мою дочку, она у меня «солнечный» ребенок, нужно устроить в Казани в спецшколу, в первый класс. Рассказал, что не берут, ссылаются на то, чтобы мы шли в Зеленодольск, потому что мы туда по прописке относимся. Я жене еще до этого говорил: «Скажи в школе, что я эсвэошник». А они — мол, не пугайте нас, и отказали. И вот как только им из «Защитников Отечества» позвонили, жену сразу в школу вызвали, сказали ей: «Почему раньше не сказали?» Сразу и место появилось. Я вообще в шоке был, чтобы с первого дня взяли, это удивительно. До этого жена постоянно в слезах была. Сына также помогли устроить, но уже по справке, что я эсвэошник. В военкомате взял справку, что я участник СВО, и сына рядом с домом взяли в школу. А так типа мест нет, как обычно у нас в жизни.

«У них все организованно. Это помогает знакомиться и с другими военнослужащими. А как бы мы еще друг друга увидели?» Фото: Оксана Король

Как сестры уже для меня их социальные координаторы. Чуть ли не каждый день звонят спрашивают — как дела, работаю или нет, может, что-то нужно. Все узнают. Я им говорю: «Все нормально, если что, сам позвоню». Они такие настырные. Настояли, чтобы я диспансеризацию прошел, прямо до ругани. Аж на работе меня отпросили у директора сами, чтобы отпустили меня. Я сходил, прошел. Сказал, что спина беспокоит, у меня три смещения позвоночника, грыжи. Тут же меня в больницу положили, сейчас спину лечу в госпитале.

Сейчас работаю автослесарем. Большие фуры, «КАМАЗы» ремонтирую. В июле будет год, как я работаю. Работу нашел сам, тогда еще «Защитники Отечества» не появились, но они мне предлагали: «Может, вы что-нибудь другое хотите?» Учебу предлагают.

У нас есть сообщества в соцсетях. Наши координаторы туда всю информацию скидывают. Предлагают концерты, детские лагеря, списки собирают, у кого какие дети поедут. У них все организованно. Это помогает знакомиться и с другими военнослужащими. А как бы мы еще друг друга увидели? У нас много кто из ветеранов на колясках. В коляске тяжело передвигаться, и мы помогаем их, отвозим, сопровождаем. И все через эту группу. Без них я бы не знал, что можно, что делать с этим миром. Они помогают нам адаптироваться в этом мире, чтобы мы не чувствовали себя ненужными, забытыми.

Рустем Канцыр: «В 2022 году, когда уже было Владимиром Владимировичем Путиным сказано о начале специальной военной операции, я все-таки сделал шаг — нужно попробовать себя вновь» Фото предоставлено Рустемом Канцырем

«Наша машина с гуманитарной помощью была под огнем, и ребята выдали нам автоматы»

Рустем Канцыр, 39 лет:

— Моя история началась еще с того момента, как я 18-летним парнишкой ушел в армию служить. Попал в 46-ю отдельную бригаду спецназа. Оттуда мы уже были направлены в командировку в Чеченскую Республику, где я провел незабываемые полгода. Окончив срочную службу, вернувшись домой, устроился работать в систему ФСИН. Проработав год, нас направили по желанию в город Гудермес — это был 2007-й. Вернувшись из служебной командировки, отработав свой контракт, я ушел работать на теплоход. Другую специфику взял для себя, потому что очень тяжело было пропускать военную службу через себя. Так получилось, что в 2011 году мы спасали людей с теплохода «Булгария». Я был тогда в качестве рулевого на корабле «Арабелла».

Прошло время. В 2022 году, когда уже было Владимиром Владимировичем Путиным сказано о начале специальной военной операции, я все-таки сделал шаг — нужно попробовать себя вновь. Я к тому моменту состоял в боевом братстве города Нижнекамска. И, зная о том, что наши ученики, которым мы проводили уроки по патриотическому воспитанию, погибают, иначе не мог.

Начал с помощи донбассовцам — гуманитарными грузами, которые мы сопровождали. Мы были на связи с региональной общественной организацией «Содружество ветеранов боевых действий Казани», которое возглавляет Рустам Равилов. Он сказал, что нужно съездить в Донбасс, повезти гуманитарную помощь для беженцев, которых вывозят из тех городов, где идут ожесточенные бои.

17 июня 2022 года мы убываем в сторону Красного Лимана в 26-й отряд с гуманитарной помощью. Но получилось так, что начались сильные обстрелы. То есть украинцы начали атаковать наших ребят на позициях, и машина с гуманитарной помощью была под огнем. Выехать мы не могли, отойти — тоже, и ребята выдали нам оружие, чтобы мы нет-нет да прикрывали, помогали им. Это было решение командира части. Естественно, никто не отказался от такой задачи. Ребята, которые приехали туда, прошли боевой опыт в Афганистане, Чечне и Сирии. Поэтому мы не испугались, встали на защиту Родины.

И после этого я остался для боевого слаживания в городе Тамбове. Там собирался отряд «Дон» — казачий батальон. И в составе разведроты нас подготавливали уже для работы в Донбассе.

Когда мы боевое слаживание прошли, нас отправили на авдеевское направление, это Новобахмутовка. Попал я в отряд особого значения «Лев» Донецкой Народной Республики. Ополченцы там были, ребята из Донецка и других городов России. Мое звание — старшина, так как приняли решение, что им нужен старшина роты, который бы мог обеспечить тыловое обеспечение и боевое. И до 2023 года, до окончания своего контракта, я находился там. 13 января 2023-го начались первые штурмы, то есть в тот момент, когда ЧВК Вагнера начала брать Бахмут. Мы перекрывали пути украинцев, чтобы они не могли предоставить боевую помощь до стороны Авдеевки.

Отслужив по контракту, я вернулся домой и узнал через нашего военкома о том, что существует фонд «Защитники Отечества». И ребята, которые уходили в отпуск, также уже немножко были ознакомлены с началом действия данного фонда и что-то рассказывали. Мне же стало интересно, чем же займется фонд и какую помощь я могу обеспечить, так как я не был тогда уже трудоустроенным человеком.

Я пообщался с нашими социальными координаторами из нашего филиала в Нижнекамске, предложил свою помощь, так как у меня есть и патриотическое воспитание, и опыт боевой, и все остальное. Мне также объяснили, что соцкоординаторы — это не просто люди, которые встречают и провожают наших бойцов, но это также работа по сопровождению демобилизованных до конца, то есть сопровождение семьи, семьи погибших.

Честно, на момент как я вернулся, у меня даже и мысли не было получить от них помощь или еще что-либо. Я работал всегда в направлении патриотизма, то есть постоянно был в движении, не думал об этом. К тому же, так как я проходил уже службу на Северном Кавказе, уже знал, какая помощь и меры поддержки мне положены. И просто решил проверить, смогу ли я так же, как и наши девушки, встать в ряды фонда «Защитники Отечества». Конечно же, для человека, который пришел с войны, ознакомиться с компьютером — это не как с автоматом. Конечно, было тяжеловато. Потом я прошел обучение на соцкоординатора. Там были тоже небольшие нюансы, когда нужно знать и законы, и психологические моменты. Но как говорится, Москва не сразу строилась. Наши социальные координаторы всегда помогали и помогают до сих пор в работе по данному направлению.

«Здесь веселых моментов, конечно же, нет. Потому что люди приходят с разными проблемами, вопросами, просьбами» Фото: Оксана Король

13 декабря 2023 года я пришел в фонд, был помощником социального координатора, и в 2024 году, с апреля, я стал уже социальным координатором.

У меня нет семьи. Есть собака и рыбки. Я не только соцкоординатор, у меня еще есть патриотическое воспитание. Постоянно мы проводим мероприятия. Это и отдых, это и, как говорится, своя небольшая психологическое разгрузка. Но все же приходишь с новыми силами, новым продвижением. Потому что очень тяжело смотреть на мать, потерявшую своего сына или жену, потерявшую своего мужа, приходится вовлекать данную категорию людей к тому, чтобы они продолжали жить и радовались жизни. А что этого нужно делать? Проводить какие-то мероприятия, приглашать куда-либо, самому к ним приходить на дом. У нас есть такая практика — прийти пообщаться, узнать, как у них самочувствие, нужна ли какая-то помощь в медицинском плане. Может быть, психолога предложить.

Здесь веселых моментов, конечно же, нет. Потому что люди приходят с разными проблемами, вопросами, просьбами. К каждому мы ищем свой специальный подход. Например, как встретить гражданина? Сидеть и улыбаться, когда даже вас будут отчекрыживать просто так, за то, что якобы вы сидите и получаете зарплату. Но бывают и добрые моменты. Родители, которые уже приняли гибель своего ребенка, приглашают нас к себе в гости. Летом это, конечно же, в огороды, на дачу или в деревню. Отдохнуть, пообщаться с ними.