Андрей Бакланов: «Мы поддерживали режим Асада, но не могли сделать работу за него!»

Андрей Бакланов: «Мы поддерживали режим Асада как могли, но не могли сделать работу за него» Фото: © Нина Зотина, РИА «Новости»

«Все устали от напряжения и бесконечной борьбы. Этим воспользовались оппозиционные элементы»

— Андрей Глебович, как вы оцениваете последние события в Сирии, в результате которых сирийские повстанцы взяли под контроль Дамаск и свергли президента Башара Асада? Почему все произошло так стремительно?

— На самом деле ситуация в Сирийской Арабской Республике в течение длительного времени деградировала. Дело в том, что в последние месяцы резко ухудшилось финансовое положение режима и, как следствие, материальное положение самых различных слоев населения. Все устали от напряжения и бесконечной борьбы. Этим воспользовались оппозиционные элементы, в первую очередь поддерживаемые Турцией. Это относилось практически ко всем городам, которые контролировало правительство президента Башара Асада. Наиболее тревожная обстановка была в Дериа, на юге страны, городе, расположенном вблизи столицы Дамаска. В свое время, в марте 2011 года, именно в Дериа начались события, которые привели к гражданской войне.

В других районах, включая Алеппо, тоже была неспокойно. Это, конечно, ослабило позиции центрального правительства и лично президента, отразилось на позициях офицерского корпуса страны. В армии также нарастало разочарование в режиме, возникли колебания. Когда оппозиционные настроения охватывают широкие слои населения, это влияет на всех, в том числе на армию, которая является частью общества.

Со своей стороны, повторю, очень большую роль сыграла и Турция, которая осуществила серьезную подпитку оппозиции Сирии путем поставок оружия, современного военного снаряжения. Армия утрачивала боеспособность, а силы оппозиции, в особенности на севере страны, увеличивались. Одновременно более жесткую позицию стали занимать представители курдского самоуправления на севере и на северо-востоке.

В целом это привело к резкому изменению соотношения сил и началу процесса практически развала государства. А боестолкновения завершили процесс резкого ослабления центрального правительства и усиления разных по своему подходу оппозиционных сил, объединенных общей целью — свержением Башара Асада.

— То есть были и внутренние причины, и интересанты извне?

— Да. Если брать объективные причины, то это очень серьезное и уже малоконтролируемое ухудшение материального положения людей. Частный сектор практически был лишен возможности получения кредитов и нормального финансового обслуживания. Торговые операции после вывода из игры Ливана и его территории были сокращены процентов на 70−80.

Все это привело к нарушению снабжения населения товарами и продуктами, чего не было в Сирии даже в самые тяжелые моменты во время войны, начиная с 2011 года. Это создало благоприятный фон для того, чтобы те, кто сулит изменения к лучшему, повысили свои шансы на победу и поддержку со стороны населения, так как они обещают, что внутренняя ситуация быстро изменится.

К тому же надо признать, что в тех районах, которые находились в последнее время под контролем оппозиционных сил, вопросы снабжения решались лучше, чем в тех районах, которые были под контролем центрального правительства. Это следствие того, что Иран резко сократил размеры своей финансовой помощи Асаду. Поэтому если говорить о том, где люди жили лучше, то сравнение было не в пользу Башара Асада.

— То есть Иран отвернулся от Асада?

— Иран не то чтобы отвернулся от Асада, он просто сократил помощь Сирии в силу своих собственных трудностей. Ранее Иран осуществлял основную долю финансирования. Но в последние 5−6 месяцев у него резко сократились возможности. Иран стал меньше помогать в военном отношении Сирии, пополнять ряды сирийской армии своими советниками. И это тоже отразилось на ситуации.

— Почему у Ирана стала меньше возможностей помогать Сирии? На это повлияла смена власти в самом Иране после гибели президента Ибрахима Раиси или еще что-то?

— Это связано с общим положением в Иране.

«Все устали от напряжения и бесконечной борьбы. Этим воспользовались оппозиционные элементы, в первую очередь поддерживаемые Турцией» Фото: Hussein Malla / AP/TASS

«Ситуация в Сирии нам была понятна давно»

— Оппозиционерам со снабжением помогал Запад?

— Запад, гуманитарные организации. Мы тоже сняли возражения в отношении поставок гуманитарных продуктов. Многие считали, что гуманитарные продукты приходят только с Запада. Турецкая сторона действительно довольно много помогала. Особенно в северных регионах, где сильны протурецкие настроения. Но взамен Турция требовала лояльности себе.

— Запад и Турция помогали оппозиционерам и не помогали Асаду для того, чтобы спровоцировать ситуацию, которую мы сегодня наблюдаем?

— Конечно, это звенья одной цепи. Это еще раз говорит о том, что у Запада и Турции во многом общая стратегия действий. Они несут материальные, финансовые издержки, но это себя оправдывает, так как они достигают своих целей. Это очень серьезно, и нам это надо иметь в виду.

Я хочу сказать, что у нас не очень хорошо представляют себе, что в настоящее время Турция вместе со специальными службами Великобритании и Соединенных Штатов Америки прорабатывает варианты враждебной деятельности в отношении России — например, используя настроения рабочей силы из среднеазиатских стран, мигрантов на территории России для ослабления нашего единства.

Возникает вопрос, насколько хорошо это осознают у нас на местах. Не только Запад, но и Турция усиливается как стратегический противник России. Это очень тревожная вещь.

— Почему провалились переговоры в Дохе о передаче власти вооруженной оппозиции?

— Потому что они шли по инерции ранее принятых подходов, а ситуация в корне изменилась. Надо было сначала понять соотношение сил и подходов. Это может показать только сама жизнь. В итоге ситуация развивалась в зависимости от того, насколько энергично себя вели разные силы. Побеждает не обязательно самый сильный, побеждает решительный. В данном случае это были силы оппозиции.

— Стала ли нынешняя ситуация в Сирии непредсказуемой для России?

— Ситуация в Сирии нам была понятна давно. Но когда мы вводили в Сирию наш воинский контингент, то сказали Асаду и другим сирийским коллегам, что его вводим с целью борьбы на дальних подступах с международным терроризмом. Мы предупредили, что не будем участвовать нашими войсками во внутриполитической борьбе и в различного рода региональных «разборках», включая Сирию и ее соседей, например Израиля.

И мы вели себя очень осторожно, не били по израильским самолетам, боролись только с международно признанными террористами, не участвовали в каких-то внутренних распрях. Наоборот, мы создали на базе наших военных центры по примирению, а не разъединению сторон.

— И сейчас, по сути дела, наблюдали за происходящим со стороны?

— Нет. Мы поддерживали режим Асада как могли, но не могли сделать работу за него. Мы, строго говоря, не являлись союзниками, у нас не было союзнических отношений. Россия оказывала Сирии только интернациональную помощь, как до Великой Отечественной мы помогали Испании, тогда Испания тоже не победила. Но мы, насколько могли, помогали. Важно и то, что у нас были только военно-космические силы, ВМС, но не имелось наземных сил, за исключением малого количества военных полицейских.

«Башар Асад не хотел быть ни президентом, ни политиком. Он хотел быть врачом. Но в силу сложившейся ситуации, когда брат его погиб, отец попросил заняться политикой» Фото: © Iranian Presidency / Keystone Press Agency / www.globallookpress.com

«Необоснованные аресты в Сирии, конечно, были»

— Башар Асад уже фигура ушедшая?

— В политическом плане, я думаю, Асад уже отошел от дел, к моему большому сожалению. Я к нему относился с большой симпатией. Он не хотел быть ни президентом, ни политиком. Он хотел быть врачом. Но в силу сложившейся ситуации, когда брат его погиб, отец попросил заняться политикой. А так он и не собирался заниматься политикой. К моменту начала его политической карьеры он был уже взрослым человеком, очень перспективным специалистом в области офтальмологии с международным авторитетом.

Он очень симпатичный и приятный человек, а про него всякую глупость писали. Но нам не надо впадать из одной крайности в другую. Мне до сих пор стыдно за своих коллег, за то, как они повторяли непроверенные данные клеветнического характера про президента Египта Хосни Мубарака, когда его отстранили от власти. Начали писать, что он воровал миллиарды и так далее. Я потом спрашивал: «Откуда вы это берете это?» Мне отвечали: «Ну вот все пишут». Я говорю: «Вы-то глупости пишете, проверяйте факты». Нужно, чтобы это не повторилось. Я очень жалею, что так получилось с Башаром Асадом. Но, наверное, он был в свое время прав, не желая начинать политическую карьеру, отдавая предпочтение медицине.

— Как вы оцениваете итог многолетнего правления семейства Асадов?

— Я оцениваю по тому, что получилось. Башару Асаду в результате не удалось продвинуть свою линию. В политическом плане соотношение сил привело к тому, что он ушел. Но в личном плане Асад у меня вызывает по-прежнему такое же уважение, как и раньше. Самое главное его достоинство в том, что он сыграл огромную роль в борьбе против ДАИШ*. Когда многие только на словах боролись с ДАИШ*, он возглавлял сопротивление и сыграл очень большую роль в его крушении. Это его большая заслуга перед международным сообществом. Это надо признавать.

— Медиа пишут, что сейчас освобожден из тюрьмы самый старый политический заключенный Сирии Рагид Татари. Он отсидел 43 года после победы в конном состязании, чем якобы проявил неуважение к семье Асадов. Это могло быть?

— Необоснованные аресты в Сирии, конечно, были. Когда мы приезжали с делегациями, иногда подходили люди и просили помочь. Мы подключались для того, чтобы разобрались и помогали.

Конкретный пример мне трудно комментировать. Я думаю, что сейчас будет наверняка очень много и ложных примеров. Но, повторю, необоснованные аресты происходили. В разные годы, в разные периоды. Насколько широко, нам трудно судить. Но ведь это годы трудной борьбы, и было и остается огромное количество экстремистов, из которых, кстати, и был составлен ДАИШ*.

— Что будет с российскими военными базами в Сирии, как вы считаете?

— Я думаю, сейчас начнется промежуточный период, когда станут искать возможности урегулировать этот вопрос. Они есть. Придя к власти, люди из оппозиции очень многое в своих подходах изменят. Но будет продолжаться давление со стороны Запада, который пытается поссорить Сирию и Россию.

— То есть нельзя исключать, что нам придется свои базы в Сирии все-таки сворачивать?

— Это предмет предстоящих переговоров.

— А что с контрактами нашего бизнеса в Сирии?

— В последние месяцы они были сведены к минимуму, потому что условия военного времени не позволяли вести бизнес и работу. Их свернули, потому что мы своих специалистов оттуда отозвали.

— Как будет в целом развиваться ситуация в регионе?

— Ситуация в регионе будет нестабильной. Торгово-экономические отношения в настоящее время будут затруднены со странами региона, тем более близко расположенными к Сирии. Так что обстановка в этом государстве — это негативный фактор.

— Как будет развиваться ситуация в самой Сирии? Скажем, турецкая газета Sabah назвала пять вариантов. Там есть и появления новой конфедерации, и распад страны…

— Я думаю, сейчас недостаточно ясное соотношение сил тех, кто пришел к власти. Поэтому гадать не стоит. Они сами еще не понимают, насколько вынуждены будут с другими силами считаться. Например, с армейскими офицерами. Этот фактор тоже серьезный. 200-тысячная армия. Она себя в обиду дать не хочет. С другой стороны, она обезглавлена и находится в тяжелом положении. Этот фактор очень сложный.

«Думаю, что сейчас недостаточно ясное соотношение сил тех, кто пришел к власти. Поэтому гадать не стоит. Они сами еще не понимают, насколько вынуждены будут с другими силами считаться» Фото: © Muhammed Ibrahim Ali / Keystone Press Agency / www.globallookpress.com

«Оппозиционеры очень сожалели, что мы были на стороне Асада»

— Падение режима Асада можно расценивать как поражение России?

— Я бы не стал употреблять такие слова, как «поражение». Но это не победа России. Но и не конец истории, не конец развития ситуации в Сирии. Напомню, после свержения в Египте президента Мубарака к власти пришли исламисты, но их свергли народ и армия.

— Но не получается ли, что все наши завоевания в Сирии идут насмарку?

— Нет. Наши народы связывают десятилетия дружбы и сотрудничества. Среди оппозиционеров есть различные силы. Там есть выпускники российских и советских вузов, которые к РФ реально хорошо относятся. Когда в Сирии происходила внутренняя борьба, оппозиционеры очень сожалели, что мы были на стороне Асада. Там много людей, которые с симпатией относятся к России.

Да, очень много и тех, кто считает нас своим противником, но они не преобладают. Эти разные силы, придя к власти, будут принимать во внимание различные факторы: региональные, внешние, включая и важность развития связей с Россией. Поэтому тут не так все фатально.

Вы же видите, например, что происходит сейчас в Афганистане. Эти люди начинали с борьбы против Советского Союза и России. Сейчас мы с ними партнеры по очень многим направлениям. Так ведь? Скажем, был один из ведущих моджахедов Сибгатулла Моджаддади, который потом стал председателем верхней палаты в Афганистане. Так вот, в последние годы жизни он стал ярым сторонником дружбы с Российской Федерацией. Он приезжал к нам, я готовил его визит, разговаривал с ним. По его предложению мы в Москве сделали даже совместный молебен в мечети бывших афганских боевиков и наших воинов-интернационалистов из числа мусульман.

— Чем вы это объясняете?

— Дело в том, что народы России и стран Востока ориентированы на добрые отношения друг с другом. Но против нас по всем направлениям системно работают враждебные силы, и успешно. Они вбивают клин между разными государствами, используют фактор религии, неграмотности, искусственно создают всякие резонансные скандалы.

— Получается, что в свое время и Валерий Гергиев не зря устраивал концерт в Пальмире, добрые ростки остались?

— Конечно. Я думаю, дружеские отношения России с Сирией никуда не денутся. Они широко укоренены. У нас большое количество совместных пар между сирийцами и россиянками. Если брать долговременную перспективу, то у нас будут отношения, потому что в целом в Сирии к России относятся хорошо.