1.jpg

МОСТИКИ МЕЖДУ НАУКОЙ И БИЗНЕСОМ

Для России малые инновационные предприятия при вузах – явление новое и не всем понятное. Это за рубежом – в Америке, в Германии, в других странах – такие фирмы работают с середины XX века, причем вполне успешно. В РФ Закон №217-ФЗ, который позволил создавать такие предприятия и заложил, пусть не слишком проработанную, но основу для их деятельности, появился в разгар кризиса, в августе 2009 года. Это понятно – о малом бизнесе государство вспоминает, когда большой и средний начинают шататься и рушиться.

Создавались малые инновационные предприятия с самыми благородными и полезными (теоретически) для экономики страны целями. Прежде всего это попытка перекинуть мостики между наукой и бизнесом, чтобы сформировать хороший инновационный климат в стране, продвигать самые свежие научные результаты на рынок, ну а заодно вовлечь молодых ученых и даже студентов в бизнес. Была надежда, что в результате в России увеличится выпуск высокотехнологичной продукции, да и налоговые поступления в бюджет увеличатся.

Однако пока ощутимых результатов №217-ФЗ не принес. Почему? За ответом на этот вопрос корреспондент газеты «БИЗНЕС Online» отправилась в Казанский федеральный университет, на типичное для КФУ малое инновационное предприятие.

ВЫИГРАЕШЬ – НЕ ВЫИГРАЕШЬ, А У ТЕБЯ НА ПЛЕЧАХ УЖЕ ВИСИТ ЮРЛИЦО

«НаноКАМРИ» действительно вполне можно назвать типичным вузовским малым предприятием, равным среди прочих, на которые недавно обратил благосклонное внимание Владимир Путин. Будучи 1 апреля (дата, конечно, настораживает) в Балтийском федеральном университете им. Эммануила Канта, президент России пообещал вернуть льготы малым предприятиям, созданным при федеральных вузах, – те льготы, которые были отобраны, когда вузам присвоили статус федеральных. Впрочем пока еще выйдет такой документ, пока его утвердят, а жить-выживать малым научным фирмам надо сегодня.

Компания «НаноКАМРИ» была организована 2 февраля 2011 года, рассказал газете «БИЗНЕС Online» Рустэм Амиров – инициатор создания малой фирмы, профессор, заведующий кафедрой неорганической химии Химического института им. Бутлерова КФУ. Путь в бизнес опять-таки был типичным для малых вузовских предприятий. Сначала чисто научная работа по теме, потом заявка своего проекта на участие в конкурсе «50 лучших инновационных идей для РТ», победа и, по требованию конкурса, организация малого предприятия: без этого победитель не может получить выигранный грант.

«Сейчас правила игры поменялись, – говорит Амиров. – Предприятие надо создать еще до того, как ты подаешь заявку на конкурс. Выиграешь – не выиграешь, а у тебя на плечах уже висит юрлицо. Хотя это, наверное, заставляет подходить к созданию своей фирмы более обдуманно, потому что открыть ее не так трудно, а вот потом закрыть…»

65.jpg
Рустэм Амиров (фото: kpfu.ru )

ДЕНЬГИ – ЭТО САМЫЙ ОСТРЫЙ НОЖ, КОТОРЫЙ РАЗРЕЗАЕТ ЛЮБОЙ КОЛЛЕКТИВ

Еще одна типичная для инновационных малых предприятий проблема – кадры. С одной стороны, казалось бы, какие тут могут быть проблемы: умных голов в вузе, тем более таком мощном, как Казанский университет, – на выбор. С другой, малые фирмы явно нацелены на вовлечение в бизнес молодежи и резко ограничивают возможное участие в ней маститых ученых требованием работать на постоянной основе.

«Конечно же, я не оставлю свою должность и не пойду в малое предприятие директором, – резонно говорит профессор Амиров. – А между тем совмещать можно только на первом этапе, иначе по формальному признаку предприятие уже не имеет права участвовать в следующих этапах конкурса. Нацелено это на то, чтобы пошли туда те, кому терять нечего. Это аспиранты, молодые сотрудники, которые не видят быстрой перспективы развития своей научной и учебной карьеры в вузе. То бишь молодые ученые, которые решили, что для них на данном этапе бизнес важнее, чем научная или учебная карьера».

В результате обычно директора МИПов – недавние выпускники. Правда в «НаноКАМРИ» – это доцент кафедры Амирова. На постоянную должность (инженера) здесь определили как раз выпускницу. Но деньги первого гранта закончились, и теперь здесь – по основному месту своей работы – она зарплату не получает. Остальные на предприятии (а всего здесь шестеро) работают по совместительству или по договорам подряда, пока идет финансирование.

Из-за формальных ограничений, которые превращаются в барьер для крупных ученых, в малых фирмах возникает еще одна проблема: использования научных идей. Понятно, что идеи эти, как правило, предлагают как раз маститые исследователи. А если фирма добивается успеха, то порой у молодых ее сотрудников возникает эйфория: они начинают думать, что это же моя заслуга.

«Пока научная группа занимается научной работой, она почти ничего не имеет. Разве какой-то грантик – раскидали его на всех, суммы небольшие, может, пять, может, 20 тысяч в год, их никто и не замечает, – рассказывает Амиров. – Но когда речь идет о реальном миллионе рублей… Тут у молодых поневоле возникает мысль: это я такой умный, я получил! Деньги – самый острый нож, который легко разрезает любой коллектив. Очень осторожным надо быть научному руководителю, чтобы провести корабль между Сциллой и Харибдой, чтобы не было бунта на корабле, чтобы не расколоть коллектив».

В ПОТЕНЦИАЛЕ ПРЕПАРАТЫ ВОСТРЕБОВАНЫ, РЫНОК ЕСТЬ, КОНКУРЕНТОВ В РОССИИ ПРАКТИЧЕСКИ НЕТ

Чем занимается «НаноКАМРИ»? Диагностикой в магнитно-резонансной томографии (МРТ), точнее специальными добавками в кровь, которые позволяют получать хорошее, контрастное изображении при МРТ. Профессор Амиров по этой тематике работает с 80-го года, что и позволило сделать интересный проект и добиться успеха: создать препараты, которые на порядок эффективнее имеющихся. К слову, этому помогло и современное оборудование, которым сегодня оснащается КФУ, включая Институт химии. Еще лет пять-шесть назад здесь о таком оборудовании даже и не мечтали.

Что касается востребованности контрастирующих (иногда говоря – контрастных) веществ, то с их применением в Европе сегодня получают 70% всех изображений. Средняя цифра в мире – 30%. В России – всего 7%. Тут сказывается некоторая, увы, отсталость нашей страны, где и сам метод МРТ еще не очень развит. Об этом тоже говорят цифры, правда, не самые свежие данные, ибо делятся ими из-за коммерческой тайны иностранные производители не слишком охотно. Но известно, что примерно пять лет назад в мире было свыше 30 тыс. томографов, а в России – только 800. Сегодня, конечно, больше, что можно понять даже по коррупционным «томографическим» скандалам: прибор дорогой – на нем выгодно наваривать. Но хоть так их все-таки приобретают для России.

«Тут получается такая корреляция: пока мало томографов, мало надо и контрастных веществ. Мы заинтересованы в росте рынка томографов и их количества в стране, – говорит Амиров. – А теперь и врачи входят во вкус, чуть что, начинают посылать пациентов на томографию. Она становится уже не каким-то экзотическим, а обыденным методом диагностики».

Однако профессор предупреждает, что применение контрастирования – это уже другой уровень квалификации врачей. Врач еще должен понять, для чего ему это нужно. И пациент – тоже, ведь если человек идет на контрастирование, он платит практически вдвое больше. Сегодня томография стоит 2 тыс. рублей, и контрастирование – столько же. Тем не менее спрос на томографию растет, и на контрастирование – тоже. В потенциале такие препараты, которые разработала фирма «НаноКАМРИ», будут востребованы все больше, рынок есть, и он растет. Тем более что в нашей стране у российских производителей контрастирующих препаратов практически нет конкурентов: все закупается за рубежом. А мировой рынок таких веществ – высокомонопольный, поделен между тремя-четырьмя производителями, туда не пробиться.

В «НаноКАМРИ» подсчитали, что для доведения их разработок до промышленного производства инвестору требуется вложить примерно $4 миллиона. Правда сумма оценочная, по минимуму, и без стоимости интеллектуальной собственности. Что касается прогнозируемой выгоды: одна ампула контрастирующего вещества стоит порядка 2 тыс. рублей, потребность их в России сегодня – сотни тысяч в год. А завтра? А послезавтра? Мировой рынок таких веществ оценивается в несколько миллиардов долларов ежегодно.

КТО-ТО МОЖЕТ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ НА КОЛЕНКЕ ДЕЛАТЬ РАСТВОРЫ ДЛЯ НЕФТЯНКИ, НО НЕ МЫ

Казалось бы, бизнес должен ухватиться за разработки «НаноКАМРИ» двумя руками. Но тут есть одно большое но. Поскольку контрастирующие вещества вводятся в кровь, к ним предъявляются абсолютно те же самые требования, что и к лекарственным препаратам. То есть они должны пройти все стадии – лабораторные исследования на клетках, доклинические, потом клинические испытания… И все это в аккредитованных лабораториях и клиниках по мировым стандартам GLP(Good Laboratory Practice, надлежащая лабораторная практика) и GMP(Good Manufacturing Practice, надлежащая производственная практика).

«Какое-то малое предприятие, работающее в другой сфере науки, может позволить себе на коленке делать какие-то растворы, скажем, для нефтянки. И нефтяники посмотрят на это сквозь пальцы, и, если растворы получатся эффективными, будут их покупать, закачивать в скважины, – с некоторой горечью говорит Амиров. – Но, извините, то, что вводится в кровь человека, никто не позволит производить на коленке. Даже такое известное предприятие, как «Татхимфармпрепараты», еще должно будет доказать, что имеет право производить, что у него есть хорошие, отвечающие всем требованиям площади. А сами мы, естественно, даже не рассматриваем всерьез производство какого-то препарата своими силами. Это абсолютно невозможно. Мы не можем поставить в лаборатории смеситель, реактор, где будем все смешивать, потом паковать в ампулы и разносить по больницам: вот, мы вам принесли, возьмите, введите в кровь. Нам скажут: откуда вы свалились? Это все должно идти от официального производителя».

ЦЕНА – СПАСЕННЫЕ ЖИЗНИ

Разработки «НаноКАМРИ» важны и нужны нашей стране еще и потому, что они могли бы посодействовать куда более широкому, чем сегодня, распространению аппаратов МРТ.

Дело в том, что хорошие аппараты МРТ, так называемые высокопольные, с сильным магнитным полем, – дорогие, их цена может доходить до нескольких миллионов долларов. А есть и гораздо более дешевые низкопольные аппараты, в которых используются магниты попроще и меньше по размеру. Но в низком магнитном поле разрешение хуже, изображение получается менее качественным. Так вот, контрастные вещества как раз позволяют резко улучшить качество изображения. А это означает, что можно закупать дешевые аппараты МРТ, и они могут стать доступными не только в отдельных крупных диагностических центрах и клиниках, но и в любой районной поликлинике. То есть и здесь можно будет проводить диагностику быстро и точно.

ЧТО ВЫ, КАКИЕ БИЗНЕС-АНГЕЛЫ!

Итак, сегодня в России все контрастирующие препараты импортные. Значит, мы полностью зависим от поставщиков из-за бугра, от курса рубля-доллара. И фирма «НаноКАМРИ» пытается это изменить, предложить импортозамещение. Дело, казалось бы, очень важное.

«Да, важное, – соглашается профессор Амиров. – Теоретически важное. Но с точки зрения бизнеса, любые разработки в медицинской области высокорискованные. Есть такая выведенная на практике формула: из 100 тысяч предлагаемых препаратов всем требованиям отвечает лишь один. Где гарантия, что вы занимаетесь тем самым, который и будет единственным? А вдруг ваши исследования ведут в тупиковую ветвь? Это один момент риска для бизнеса. Есть и другой. Года два назад первый вице-премьер РТ Равиль Муратов пригласил нас, тех, кто в Казани занимался нанотехнологиями. Тогда перед очередной встречей с Анатолием Чубайсом в республике искали проекты, которые могли бы быть поддержаны Роснано. Когда очередь дошла до меня, я рассказал, чем мы занимаемся, что у нас там нано и какие перспективы. Муратов, в общем-то, подвел итог нашему проекту достаточно быстро. Спросил, а когда возможна реализация в промышленное производство? Я сказал, через 7 лет: два года минимум доклинических испытаний, три года минимум клинических испытаний, ну и дальше подготовка документации и прочего. Муратов сказал: так за это время, может быть, уже и МРТ не будет! Типа, а зачем тогда это разрабатывать? Может, появятся уже другие методы диагностики. Нет, это разумно, конечно. Действительно, наука развивается быстрыми темпами, может быть, в самом деле через 7 лет МРТ и не будет актуальной. А вдруг будет? Поэтому мы и занимаемся своим проектом. Но бизнес не бежит, не встает в очередь, чтобы нас профинансировать.

Вообще на Роснано у сотрудников «НаноКАМРИ» нет даже теоретических надежд. «У нас не те ресурсы, чтобы мы могли что-то делать с Роснано. Наши 120 миллионов – это для такой структуры семечки. Насколько мне известно, они еще несколько лет назад только от 500 миллионов рассматривали проекты. Бизнес-ангелы – тоже не для нас. Что вы, какие бизнес-ангелы, они же не вкладываются в подобные нашему проекты, а только в такие, где совершенно четко понятно, что через три года они получат свои 900 процентов прибыли. Мы для них не представляем интереса».

Понятно, что и для родного университета $4 млн. – сумма нереальная. «Она слишком большая в расчете на один проект, – подтверждает Амиров. – Те, кто ведут другие проекты, скажут: а почему им? Почему не нам, не тем, которые уже года через два – не через 7 лет! – будут бить копытом, прорываясь на российский рынок».

ГДЕ НАЙТИ 4 МИЛЛИОНА ДОЛЛАРОВ?

Итак, определенно завис (надолго? навсегда?) вопрос о том, где малой научной фирме найти средства на дальнейшие исследования, на доклинические и клинические испытания своих препаратов. Пока что на разработку контрастирующих агентов здесь потратили всего 2 млн. «венчурных» рублей (не считая предыдущих научных грантов).

«Что у нас было? У нас был миллион от федерального фонда содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере и миллион от нашего республиканского венчурного фонда, – рассказывает профессор. – Мы проработали год, и на основе своих предыдущих многолетних научных исследований разработали состав перспективных композиций. Получили на фантомных образцах на медицинском томографе изображение, яркое и четкое, – это замечательно. Провели предварительные токсикологические испытания на клетках пока, на препаратах крови. До мышей мы еще не дошли, мышек жалко! Наши составы показали невысокую токсичность. Но это все, что мы можем сделать сами».

Малое университетское предприятие «НаноКАМРИ» подавало заявку на второй этап конкурса «50 лучших инновационных идей». В Казани выиграли, а в Москве проиграли. Там было на 120 проектов со всей России и всего 60 грантов, конкурс – две заявки на один грант.

2.jpg

«ЕСТЕСТВЕННО, МЫ НЕ СЛОЖИЛИ ЛАПКИ»

Если смотреть на вещи реально, приходится признать, что у очень перспективных разработок «НаноКАМРИ» тем не менее надежд на внедрение нет. Но малое предприятие не закроется – в университете работают люди умные и креативные.

«Естественно, мы не сложили лапки, – говорит профессор Амиров. – У нас появилась интересная идея, и мы даже уже провели первые пробные испытания, которые показали перспективность другого направления. Оно не потребует столь длительных этапов испытаний до промышленного внедрения. Просто некоторые из наших композиций оказались, что естественно, токсичными. Но мы из минуса сделали плюс. Если они токсичные, значит, с их помощью можно убивать. А у нас много чего надо убивать – те же самые бактерии, грибки. И мы испытали эти препараты в качестве фунгицидов, то есть химических веществ для борьбы с грибковыми болезнями, которых на планете море, грибок успешно растет не только на деревянных, но и бетонных стенах. Грибы – они чрезвычайно живучие, если бы они не были такими живучими, не прожили бы столько миллиардов лет. Так что рынок фунгицидов, он еще больше, чем рынок контрастных агентов. И вот мы оптимизируем свои составы, сейчас отдали их на кафедру биохимии для анализов. С точки зрения жизнеспособности нашего предприятия и выхода нашей продукции в реальный сектор, это направление, конечно, куда более перспективно».

Причем перспективно еще и потому, что это «НаноКАМРИ» предлагает новый класс соединений. Все паразиты резистентны, то есть привыкают к препаратам и уже на них не реагируют. Поэтому нужна смена их поколений. А университетские препараты – они на этом поле новые, так сказать, неожиданные для грибов, то есть будут эффективными там, где уже имеющиеся не срабатывают.

А как же быть с эффективными контрастными препаратами нового поколения, уже созданными в КФУ?

«Нет, с помощью наших фунгицидов заработать столько денег, чтобы хватило на первое направление, – это, конечно, нереально, – говорит Амиров. – Мы не можем весь российский рынок фунгицидов взять на себя, он порядка ста с лишним миллионов долларов. Если даже один процент завоевать, это уже будет очень хорошо. Миллион долларов никому не помешает».

ЕЩЕ СОЗРЕЮТ ВСЕ: ГОСУДАРСТВО, ВЕНЧУРНЫЕ ФОНДЫ, КАПИТАЛИСТЫ…

Прокомментировать ситуацию с малыми инвестиционными фирмами в КФУ корреспондент газеты «БИЗНЕС Online» попросила проректора по научной деятельности КФУ, директора Института геологии и нефтегазовых технологий Даниса Нургалиева.

- Данис Карлович, сколько сегодня малых фирм в Казанском университете? По каким направлениям они работают?

- Сегодня у нас около 30 малых компаний. Они были учреждены в процессе реализации гранта на создание инновационной инфраструктуры (по постановлению правительства 219) начиная с 2011 года, после появления постановления 217. До этого было несколько фирм, которые еще оставались с 90-х годов прошлого века, когда было еще возможно университету учреждать такие компании.

Эти предприятия работают в самых различных областях: медицинские технологии и медицинское оборудование – 5, приборостроение – 3, инновации в образовании – 2, информационные технологии – 5, космические системы – 2, рациональное природопользование – 2, сельское хозяйство – 3, строительство – 1, новые материалы – 3.

- Как обстоят дела с финансированием этих фирм, как они обеспечиваются оборудованием, где находят кадры?

- Всего в малых инновационных предприятиях КФУ создано около сотни рабочих мест. Это, конечно, пока очень мало… Большая часть этих людей – молодые сотрудники, аспиранты, студенты КФУ. Финансирование компаний тоже пока небольшое. В основном это гранты фонда содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере, инвестиционно-венчурного фонда РТ и агентства инвестиционного развития РТ. Они оказали финансовую поддержку для реализации проектов общим объемом около 40 миллионов рублей. Объем заказов также небольшой пока – 23,5 миллиона рублей.

- Что мешает работать таким фирмам?

- Пока нет опыта, нет востребованности, не потому что этот продукт (услуга) не нужны, а потому что нет этой культуры пока у компаний и общества. На Западе это уже есть. Например можно создать хороший виварий, и это нужно делать сегодня. Но сегодня пока нет крупного потребителя. Но если сегодня не создавать, завтра, когда появится потребитель, он будет искать эту услугу, но здесь не найдет ее. Эти предприятия по определению высокотехнологичные, это не производство чего-то ширпотребного. Нет, конечно, нормального венчурного финансирования, с этим у нас пока очень туго. Невозможно сравнить с западными фондами, которые пасутся возле университетов в Европе и Америке.

- Какому проценту малых фирм удается довести свои разработки до реального внедрения? Примеры этого в КФУ?

- Пока рано говорить о процентах. Успешность есть уже, есть предприятия, которые набирают обороты. Появляется опыт. Можно уверенно предположить, что из этих 30 предприятий два-три вполне смогут хорошо «выстрелить». Пример приводить пока не буду.

- Перспективы развития подобных фирм?

- Перспективы очень большие. Самые большие – в медико-биологической области и IT. Не все так быстро делается. Мы учимся и идем в правильном направлении. Все это будет, надо скрупулезно работать и упорно двигаться в этом направлении. Созреют все: государство (правовая и экономическая инфраструктура), венчурные фонды и капиталисты (появится необходимая культура), наши студенты (поймут, что рабочие места могут делать они сами и стать богатыми за счет своих мозгов).

ВЛОЖИТЬ СВОЮ СОБСТВЕННОСТЬ ВУЗАМ УЖЕ РАЗРЕШИЛИ, А ВОТ ИМЕТЬ С ЭТОГО ДЕНЬГИ ЕЩЕ НЕТ

Развитие малых научных фирм также прокомментировал газете «БИЗНЕС Online» Сергей Юшко – гендиректор инновационно-производственного технопарка «Идея»:

- О развитии малых компаний при вузах, их успехах и перспективах нужно говорить через призму того закона, по которому они создавались, это 217-й федеральный закон. Успех и эффективное развитие таких компаний связаны с возможностью отчуждения собственности университета, которую он внес в эту фирму. Сейчас такой возможности у университетов, государственных учреждений нет. То есть они вкладывают, как правило, патент, но пока реализовать свою долю не могут. Тем самым закрыто полноправное участие венчурного капитала в этих компаниях, потому что единственный, кто не заинтересован в продаже своей доли в этой компании, – это высшие учебные заведения или государственные учреждения. И пока вузам это не будет разрешено, пока это не будет входить в коммерческий оборот вузов, это для них не будет интересным.

Но поскольку у нас все развивается пошагово, видимо, невозможно сразу все сделать. И если эти фирмы будут развиваться – а они развиваются потихонечку, и некоторые очень хорошо развиваются, – то это будет основой для того, чтобы изменить законодательство. Я не говорю об изменении 217-го ФЗ, я говорю вообще об изменении законодательства об интеллектуальной собственности и других материальных ценностях, которые государственные учреждения вкладывают в эти малые компании. То есть вложить им уже разрешили, а вот иметь с этого деньги еще нет. Но сейчас уже готовятся изменения в законодательство.

Собственно и малые компании еще не демонстрируют сногсшибательных результатов. Тем не менее, как говорил Михаил Сергеевич Горбачев, процесс пошел. Мы все вместе прикладываем большие усилия для того, чтобы такие компании развивались. Причем я говорил с точки зрения отчуждения долей, а с точки зрения создания новых рабочих мест, получения заработной платы и проведения исследований на базе этих малых научных компаний, дверь открыта. Этим надо пользоваться и развивать такие компании. Раньше и это не было доступно. Поэтому рядом с каждым государственным учреждением, как правило, создавалась какая-то ООО-шка, которая на совершенно непонятных условиях то ли арендовала, то ли не арендовала, то ли втихаря использовала площади, оборудование высшего учебного заведения. Сейчас в этом наводится порядок, компании начинают работать на законных основаниях. И я знаю, что у нас появились новые резиденты и в технопарке «Идея», и на Химграде, как раз компании, которые являются выходцами из вузов. То есть видно, что уже есть результат.