ГОД БАРУДИ

Галиаскар Камал, Салих Сайдашев, Карим Тинчурин, Баки Урманче, Фатих Амирхан, Наки Исанбет, Мажит Гафури, Хусаин Ямашев... Для татар все эти имена знаковые. Они словно звезды на небосклоне татарской культуры, по которым мы строим свою историческую навигацию и настраиваем свой нравственный камертон. Список этих славных имен можно продолжать и продолжать. Но вот вопрос для эрудитов: что объединяет всех этих выдающихся людей? По какому основанию, помимо своей грандиозной значимости для татарского народа, они составляют единый список?

Ответ кроется в одной малоизвестной биографической детали: все они учились в мусульманском медресе «Мухаммадия», которое основал и долгие годы возглавлял великий сын татарского народа, первый избранный муфтий Галимджан хазрат Баруди.

Вчера, в день 160-летия со дня рождения этого выдающегося религиозного деятеля, ДУМ РТ провело масштабную международную конференцию, посвященную проблемам изучения духовного наследия мусульман России, а весь 2017 год объявило Годом Галимджана Баруди. Вчера же началась и работа выставки, организованной по решению муфтия РТ Камиля хазрата Самигуллина и посвященной эпохе Галимджана хазарта. Кстати, эта выставка будет интересна особенно тем, кто еще не разобрался с вопросом, является ли хиджаб частью татарской традиции, что в последнее время активно обсуждалось в связи с резонансными заявлениями министра образования и науки РФ Ольгой Васильевой. А вообще это интересная возможность увидеть арт-проект, сделанный в стиле татаро-мусульманского бохо. Выставка проходит в галерейном пространстве «Дом Марджани» по адресу улица Каюма Насыри, 10а.

Также в рамках юбилейных торжеств ИД «Хузурт» ДУМ РТ уже переиздал 23 (!) работы Галимджана хазрата и опубликовал книгу Лейли Хисамутдиновой, посвященную жизни и общественно-политической деятельности хазрата. А Нияз хазрат Сабиров снял документальный фильм об этом великом человеке.

ВТОРОЙ АБУ-ХАНИФА

Когда речь заходит о Галимджане хазрате Баруди, лично у меня часто возникает желание провести параллель с другим великим деятелем и ученым ислама — имамом Абу-Ханифой, в рамках учения которого татары исторически строили свою религиозную жизнь. Просто удивительно, сколько параллелей мы находим в их жизнеописаниях.

Оба этих исламских деятеля были сыновьями купцов, и семьи обоих занимали прочное социальное положение: если отец Баруди присутствовал в составе делегации на похоронах Адександра III, участвовал в церемонии бракосочетания будущего императора и в коронации Николая II, то дед Абу-Ханифы имел честь встречаться и угощать главу мусульманской империи, второго праведного халифа Али ибн Абу-Талиба во время торжеств по случаю праздника Науруз байрам.

Оба — и Баруди, и Абу-Ханифа — получили хорошее образование, и оба видели недостатки существующей образовательной системы. «Зачем сыну купца так мучиться?» — протестовал Баруди против схоластических методов обучения. А Абу-Ханифа выступал против нелогичности средневековой филологии и вообще отказался изучать арабский язык, когда, как гласит предание, узнал, что множественное число слова кальб («собака») — киляб, а не кулюб по аналогии с созвучным словом кальб («сердце»). Оба были лучшими учениками своих учителей и заменяли своих наставников во время их отсутствия. С годами и Баруди, и Абу-Ханифа сами стали преподавателями религиозных дисциплин. И если Галимджан хазрат прославился еще и как издатель учебников, то с именем Абу-Ханифы связано начало письменной традиции в мусульманском богословии.

Оба были известными общественными деятелями, религиозными лидерами нации и великими практиками. «Лучше знать мало и делать много, чем знать много, но делать мало», — говорил Абу-Ханифа. «Знания, не приводящие к практике, ущербны, вызывают сожаления», — вторил ему Баруди. Оба обладали колоссальным авторитетом в народе, и оба преследовались государством: Галимжан хазрат был сослан в Вологду, а затем скитался по Востоку. Абу-Ханифа был брошен в темницу Куфы, а затем спасался бегством в Хиджазе от преследований ее наместника Ибн-Хубайры. Оба стали свидетелями низвержения царствующих династий соответственно: Романовых и Омейядов. И, наконец, оба скончались вдали от родных земель, причем оба во время пребывания в столице своей страны: Баруди — в Москве, Абу-Ханифа — в Багдаде.

Все эти параллели просто удивительны. Но, может быть, они как подсказки свыше: Галимджан Баруди — не менее грандиозная личность в истории российского ислама, чем имам Абу-Ханифа в истории мирового.

ДОЛОЙ СТЕРЕОТИПЫ!

Изучение жизнедеятельности Баруди заставляет пересмотреть по крайней мере два весьма распространенных у нас стереотипа.

Первый связан с природой феномена татарского джадидизма. Как известно, часто это явление интерпретируют как мусульманское реформаторство среди татар. Однако Баруди явно не вписывается в такое понимание. С точки зрения исповедуемых им взглядов, он абсолютно не был никаким религиозным реформатором, как, например Муса Бигиев, стремившийся актуализировать подзабытые страницы исламского наследия. Баруди был классическим богословом ислама, суфием, ишаном. Махровым религиозником, традиционалистом, как бы сказали сегодня некоторые. Возглавляемый им журнал «Дин ва адап» представлял собой вполне кадимистское издание. При этом Галимджан хазрат возглавлял крупнейшее джадидское, новометодное медресе, воспитавшее цвет татарской нации, тех самых деятелей, которыми сегодня так гордятся светские татары. Имена малой части из них были приведены в начале статьи. Подобные факты тяжело укладываются в европоцентричные шаблоны о дихотомии светского и религиозного, мирского и церковного. Ислам, как впрочем и многие другие восточные культуры, — это мировоззрение цельности. Противопоставление светского и религиозного — явление, характерное прежде всего для христианского (постхристанского) мира. В исламе же, строго говоря, такого деления не существует. Баруди и его ученики — тому яркое подтверждение.

Второй стереотип, который ломает представления о личности Баруди, связан с природой института муфтията, возглавленного им в конце своей жизни. На первом всероссийском мусульманском съезде в мае 1917 года Баруди был избран первым независимым главой Оренбургского магометанского духовного собрания (ОМДС). Противники института муфтията часто пишут, что он был враждебен исламу и был якобы создан для того, чтобы контролировать и подавлять волю мусульман, препятствовать развитию уммы. Подобные оценки плохо сообразуются с историческими фактами.

В данной связи можно привести множество из них. Но достаточно будет вспомнить, что известный борец с исламом среди татар и миссионер Николай Ильминский прямо называл муфтият «кошмаром, который не дает нам покоя ни днем, ни ночью», и многократно предлагал его упразднить. Ему вторил и Бобровников, попечитель Оренбургского учебного округа, который сетовал, что «Оренбургское магометанское духовное собрание является одним из факторов в общем прогрессивном движении мусульман». В 1872 году уфимский губернатор Ушаков направил в министерство внутренних дел развернутую записку, в которой он обосновывал необходимость роспуска Оренбургского магометанского духовного собрания. «Самый факт существования духовного сего учреждения, — писал он, — упрочивает сознание их племенного и религиозного единства и живучесть их религиозных убеждений». Вопрос был рассмотрен на заседании комитета министров 12 июня 1875 года. Тогда государственные мужи не стали потворствовать исламофобским настроениям противников новой, многонациональной России и муфтият удалось отстоять. В царской России попытки ликвидировать муфтият со стороны противников ислама предпринимались неоднократно. И подобные попытки и оценки — лучший ответ на вопрос о том, на чьей стороне была главная мусульманская структура.

Поэтому тот факт, что с падением императорской государственности татары не отказались от института муфтията, а напротив, укрепили его, избрав в качестве руководителя авторитетного и деятельного религиозного лидера Галимджана Баруди, свидетельствует о том, что муфтият был тем институтом, который был нужен самим мусульманам, ибо защищал их интересы и в условиях отсутствия своей государственности выступал единственной структурой, которая объединяла татар всех регионов России. В противном случае мусульмане упразднили бы его прежде всего.

Еще один интересный факт. На втором всероссийском мусульманском съезде 22 июля 1917 года Баруди был избран председателем Диния назараты («Министерства по делам религии») — одного из трех министерств Временного национального управления (Вакытылы милли идарэ), которое возникло в наших краях на обломках рухнувшей империи. Диния назараты стало по факту правопреемником ОМДС. Когда новое советское государство начало крепнуть, это порождение периода междувластия было, естественно, упразднено. Но вот что любопытно: Мулланур Вахитов, подписывая 12 апреля 1918 года с Иосифом Сталиным документ о роспуске Милли идарэ, сумел договориться о сохранении одного их трех его министерств — Диния назараты, хоть и «с условием невмешательства в политические дела». Снова парадокс истории: муфтият спасает от богоборческой власти ее же собственный проводник и коммунист! Как тут не воскликнуть: «Урыны ожмахта булсын!»

Баруди — символ единства татарской нации. Джадиды и кадимисты, реформаторы и традиционалисты, светские и религиозные, верующие и атеисты — все мы дети одного народа. И все мы вместе ответственны за его будущее.

Рустам Батыр

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции