«ВОПРОС О ВОДРУЖЕНИИ ПАМЯТНИКУ МАРДЖАНИ ВОЗНИК НЕ СЕГОДНЯ»

Едва утих очередной «халяльный» скандал, как наша республика вновь оказалась в центре внимания мусульманской уммы страны. На сей раз недовольство спровоцировало открытие в Казани памятника выдающемуся религиозному деятелю ислама Шигабутдину Марджани. Татарская общественность возмутилась тем, что имя ученого забыли написать по-татарски — только по-русски. Знатоки искусства были расстроены тем, что памятник водружен с использованием весьма спорных архитектурных решений. Ну а праведный гнев мусульман вызвало то, что память исламского деятеля увековечили в нарушение общеизвестных канонов суннитского (т. е. основанного на возводимой пророку Сунне) ислама. «Это самый худший „подарок“ Шигабутдину хазрату, — заявил на своей страничке в „Фейсбуке“  муфтий Саратовской области Мукаддас хазрат Бибарсов. — И почему-то думаю, что он проклинает тех, кто установил его изваяние». Исламские сайты и соцсети запестрили публикациями о запрете в исламе фигуративных скульптур, а в мессенджерах разлетелась рассылка скорбного четверостишья (на русском и татарском): «Простит ли нас Шигабутдин хазрат, / Что честь его не сберегли? / Он проклял бы нас всех сто крат, / Что в идола его мы облекли».

На возмущение мусульман был вынужден отреагировать муфтий Татарстана Камиль хазрат Самигуллин, официально участвовавший в церемонии открытия памятника и произнесшей на ней теплую приветственную речь. «Воздвижение памятника, безусловно, запрещено в исламе. И я определенно против монументов с изображением человека», — заявил он на своей официальной страничке в «Инстаграме», но «бывает необходимо разделять или даже порой закрывать глаза на определенные традиции других народов и культур». Призыв закрывать глаза на нарушение канонов суннитского ислама и разделять противоречащие ему  традиции не вызвал большого восторга у единоверцев. А некоторых духовных иерархов, как и многих рядовых мусульман, возмутило то, что крамола над Марджани случилась не просто с ведома, но и с согласия предводителей ДУМ РТ, ведь, как заявлял в СМИ первый заместитель муфтия РТ Рустем хазрат Валиуллин, с самого начала создания памятника с руководством муфтията согласовывался каждый шаг инициаторов этого проекта.

Вопрос о водружении памятнику Марджани возник не сегодня. Еще 20 лет назад, когда в республике отмечали 180-летие со дня рождения ученого, его также активно обсуждали. Тогда был проведен конкурс, в рамках которого скульпторы и художники предлагали разные варианты памятника: и абстрактно-символические, т. е. учитывающие исламские каноны, и фигуративные, т. е. берущие свое начало в древней языческой культуре. В итоге победил гипсовый бюст, выполненный уже почившим к тому времени Баки Урманче, который нынче, скопированный в мраморе, и был установлен на берегу озера Кабан. Однако 20 лет назад подобное решение не могло быть реализовано, т. к. вызвало решительный протест со стороны мусульманского духовенства во главе с тогдашним муфтием. Сегодня же официальная позиция ДУМ РТ по тому же самому вопросу изменилась кардинально.

«Воздвижение памятника, безусловно, запрещено в исламе», — заявил Камиль хазрат Самигуллин, но «бывает необходимо разделять или даже порой закрывать глаза на определенные традиции других народов и культур»Фото: president.tatar.ru

«БОГОСЛОВСКИЙ ТУПИК ДАННОЙ СИТУАЦИИ НА САМОМ ДЕЛЕ ЛЕГКОРАЗРЕШИМ»

Какие фундаментальные проблемы вскрывает перед нами вся эта ситуация? Прежде всего она показывает глубокий концептуальный кризис в исламской сфере республики.

Сейчас в Татарстане взята на вооружение идея консервативного ислама. Ставка здесь делается на то, что таким образом РТ получит признание и уважение в исламском мире. Подобное видение ислама, названное классическим, особенно педалировалсь при обсуждении концепции Болгарской исламской академии. В результате что мы имеем? Разлад с татарстанцами, которым в большинстве своем уже давно чужды многие из привнесенных в ислам средневековых идей. Ярким примером данного разлада стало празднование мавлида, которое на минувшей неделе проводилось в Болгаре. Напомню, что несколько лет назад было принято решение отмечать его по старинным дореволюционным канонам. В результате если в прошлом году на болгарский мавлид собрались около 300 человек, и тогда эта цифра считалась дном, то в нынешнем на торжества приехали еще меньше — порядка 100 человек. Попросту говоря, люди голосуют ногами против архаизации исламской практики в Татарстане, тем самым скукоживая болгарское торжество из события федерального масштаба, каким оно призвано было стать, до посиделок районного значения.

Тот же самый разлад мы наблюдаем и в вопросе скульптур. Абсолютное большинство татарстанцев, и республиканские власти в том числе, не видят в них ничего крамольного. Напротив, многие из нас справедливо полагают, что увековечивание памяти Марджани, равно как и других героев татарского народа, служит делу сохранения и укрепления национального самосознания, что крайне важно в условиях тотального ассимиляционного вызова. Однако консерваторы считают памятники богомерзким (макрух) и даже запретным (харам) по исламу явлением, о чем и заявил прямо муфтий РТ Камиль хазрат.

Налицо смысловая коллизия. Когда поднимали на знамена концепцию консервативного ислама, думали прежде всего о том, чтобы понравиться арабам, то бишь использовать исламский фактор во благо республике на международной арене. Но, как говорится, назвался груздем — полезай в кузов. И вот теперь творение великого Урманче, к слову, выпускника джадидского медресе «Мухаммадия», вдруг объявлено греховным, что вполне было ожидаемо, ибо, согласно хадисам, возводимым консерваторами Пророку, художников и скульпторов в Судный день ждет самое суровое наказание. Кстати, подобных посылов, направленных против творчества, нет в Коране: они встречаются только в хадисах, записанных средневековыми приверженцами регресса через два-три столетия после смерти Пророка.

Богословский тупик данной ситуации на самом деле легкоразрешим. В исламской традиции всегда были богословы, которые считали, что в изображении живых существ и создании скульптур нет ничего страшного, если нет угрозы иконо- и идолопочитания. Все дело в том, что в древности было много темных людей, а скульптуры и изображения встречались крайне редко. Неудивительно, что они быстро начинали сакрализироваться и обожествляться. Поэтому, дабы оградить простой народ от греха идолокпоклнничества, и был введен суровый запрет на всякое изображение живых существ. Сегодня подобные ограничительные меры излишни. Никто из нас молиться Марджани не станет. Таким образом, проблема решается сугубо в рамках традиционного ислама, здесь даже не требуется ставить под сомнения соответствующие хадисы, возможно, ложно приписанные нашему Пророку.  Достаточно просто вдумчиво подходить к осмыслению исламского наследия, как и учил нас великий имам Абу Ханифа, а не слепо следовать догмам, сформировавшихся в определенных исторических реалиях. Однако в таком случае придется отказаться от консервативной парадигмы, канонизирующей доминировавшую в Средневековье версию ислама, в пользу рациональной. Вот и получается замкнутый круг. И подобные ловушки, в которые республика сама себя загнала, мы встречаем в исламском поле практически повсеместно.

Татарская общественность возмутилась тем, что имя Марджани забыли написать по-татарски — только на русском
Фото: president.tatar.ru

«ДАННЫЙ КРИЗИС КАДРОВ ТАКЖЕ ПРОИСТЕКАЕТ ИЗ КРИЗИСА ИДЕЙ»

Вторая сторона обозначенного концептуального тупика заключается в том, что, поскольку консервативный ислам по определению не способен генерировать новые смыслы, у нас в республике теперь получается так, что кирпич стал довлеть над идеей. В самом деле, что такое, например, Болгарская исламская академия? Это фешенебельное здание и абсолютная концептуальная пустота внутри, что честно признают и в самой академии. Конечно, здесь еще рано делать выводы. И все же факты говорят сами за себя: сначала пришел строитель, и только потом на горизонте начали искать тех, кто бы теоретически мог превратить академию из здания в некое подобие научного учреждения.

Приоритет кирпича над содержанием мы наблюдаем и вопросе строительства новой соборной мечети. Никаких социологических предпосылок к появлению второго Кул Шарифа, да тем более в центре города, нет даже близко, что было на цифрах показано мною в одном из своих исследований. Но зато есть желание построить большую мечеть, причем непременно на 10 тыс. человек. Основной аргумент здесь заключается в том, что в других республиках есть большие мечети, почему же у нас ее не должно быть. Борьба за лидерство в исламском поле России — это, безусловно, ход в верном направлении. Только эту борьбу должны вести не только, а может, и не столько строители в касках, сколько люди, понимающие и умеющие формулировать смыслы. Но мы сегодня в республике по большому счету даже не ведем разговоров о том, что могло бы прийти на место исторического джадидизма, обеспечившего в свое время татарам лидерские позиции среди других мусульманских народов мира. А зачем напрягать мозги, если на это самое лидерство легче притязать через мегастройку?

В случае с Марджани прораб также победил ученых. На приобретение мраморного памятника из республиканского бюджета  было потрачено 11 млн рублей, еще 28,6 млн рублей выделено из бюджета города Казани на установку памятника и благоустройство прилегающей к нему территории. Итого почти 40 млн рублей. И все ради того, чтобы возле воздвигнутой статуи в очередной раз произнести с искренним сожалением уже ставшие дежурными фразы о том, как мало изучено и популяризировано идейное наследие великого татарского ученого. А ведь если эти самые 40 млн пустить на перевод и переиздание трудов Марджани, то их хватило бы с лихвой на то, чтобы по настоящему увековечить память выдающегося мыслителя. Если это не кризис идей, тогда что?

И это при том, что в Казани есть великолепные кадры для столь серьезной научной работы, например, Айдар Юзеев, доктор философских наук и один из ведущих специалистов по Марджани и в целом по просветительской мысли «татарского» ислама. Но вот ведь какие случаются метаморфозы: пока Рафик Мухаметшин сразу в трех исламских учебных заведениях Татарстана (института, университета и академии) занимает пост ректора, не считая множества других должностей, Юзеев почти не заметен в исламском поле республики, его потенциал востребован преимущественно за ее пределами. Получается, что в красивых теориях миром правят философы, а в наших татарстанских реалиях исламской наукой верховодят исключительно прорабы, ну и те, кто умеет быть с ними на одной волне. И, надо понимать, что данный кризис кадров также проистекает из кризиса идей.

Герман Бакулин отметил, что весной архитектурная композиция памятника будет дорабатываться на предмет декора, который не успели сделать, так как поджимали срокиФото: «БИЗНЕС Online»

«ОФОРМЛЕНИЕ ПАМЯТНИКА БЫЛО СДЕЛАНО КРАЙНЕ ШАБЛОННО»

Вполне закономерно, что, остановившись на решении увековечить память о Марджани в камне, серьезных концептуальных провалов избежать не удалось. Лично мне импонирует идея установленного памятника. И на то есть две причины. Во-первых, это реплика работы Урманче. Таким образом, получился как бы двойной памятник: и Марджани, и самому Урманче. Во-вторых, фигуративный памятник, хоть и не является исламской традицией, тем не менее демонстрирует важнейшую исконную черту исламской цивилизации — ее открытость другим культурам. Нечто подобное наблюдалось в просвещенных кругах исламского Средневековья, когда, например, был создан знаменитый Дом мудрости — первое интернациональное научное учреждение в истории человечества, которое занималось переводом трудов античных мыслителей. Мусульманских мыслителей ничуть не смущало, что эти труды были написаны язычниками, ведь за истиной Пророк велел отправляться даже в Китай, который также сложно было назвать мусульманским. Таким образом, памятник Урманче ставит символический шах и мат косной версии ислама.

Тогда в чем же концептуальный изъян? В следующем. За века своего бытования исламская цивилизация смогла сформулировать собственный художественный язык. О некоторых аспектах религиозной семантики этого уникального языка, преисполненного невероятной красоты и непревзойденной глубины, автор данных строк рассказывал в цикле статей, посвященных архитектуре и декору мечети Кул Шариф, к которым и отсылает заинтересованного читателя. К сожалению, у татар (так уж сложилась наша история) очень мало объектов, которые бы несли в себе культурный код наших исламских традиций. А они нужны для нашего национального самосознания как воздух. И потому если уж и было принято решение поставить памятник Марджани не в книгах, но в камне, то здесь, как говорится, сам Бог велел сформулировать его таким образом, чтобы он разговаривал с нами на художественном языке собственно исламской традиции. Но, увы, если авторы общей архитектурной композиции памятника и закладывали нечто подобное в свое детище, то это особо не считывается. Архитектор Герман Бакулин, отвечавший за всю композицию памятника, кроме самого белого бюста, фактически это признает: в телефонном разговоре со мной он отметил, что весной она будет дорабатываться на предмет декора, который, по его словам, не успели сделать, т. к. поджимали сроки.

На мой взгляд, оформление памятника было сделано крайне шаблонно. Будто бы речь идет не о Марджани, а о каком-нибудь партийном советском деятеле. А ведь можно было через малые архитектурные формы придумать множество исламских ходов: и символический пиштак, и намек на традиционный макам с куполом и даже мукарнасами, и многое другое. В конце концов, можно было бы воспользоваться и готовыми решениями, например, стелой, расписанной арабской вязью цитатами из Марджани, которую предложил художник Рустем Шамсутов и макет которой хранится в Кул Шарифе. Но к чему все эти лишние хлопоты? Зачем напрягаться, когда заказчиком выступают прорабы в касках, а не люди со знаниями и идеями? Строителей же прежде всего заботит объем работ, а не их концептуальный смысл. К тому же наши чалмоносцы, как они сами уверяют, прекрасно согласовали им каждый их шаг…

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции